Бесёнок по имени Ларни

Утро началось с умывания. Причём умывание это было проделано в один приём и одним движением. Стефан не понял, что это такое влажное и тёплое враз смахнуло с него сон.

Открыв глаза, он с великим изумлением увидел улыбающуюся физиономию Монсеньора, который стоял над ним, вывалив язык живой и здоровый, чёрный и пушистый. Он даже стал как будто больше.

Рядом, абсолютно целая и невредимая Мадемуазель, тем же способом будила Ларни. Девушка села, ошарашено глядя на собак, ничего не понимающими глазами. А псы, между тем, как ни в чём не бывало, всем своим видом показывали, что пора продолжать путь.

После завтрака конечно! Создания ночи, они может, и не были бессмертны с точки зрения Высших сил, но и умирать от укусов, какой-то там саранчи, тоже не собирались.

Ночь вылечила их, дала новые силы, сделала выносливее и как будто моложе. Они, похоже, даже выиграли от произошедшего вчера странного и мучительного приключения. Люди невольно задумались – а что от всего этого получили они?

Глава 84. Ханна

– И тогда Инци сказал мертвецу: "Встань, возьми постель свою и иди отсюда!" Покойник ожил, свернул циновку, на которой лежал, вместе с погребальными покрывалами и вышел из пещеры, в которой его похоронили, к жене своей и детям. А те сначала очень его испугались, а потом обрадовались, потому что он был не только жив, но и совершенно здоров!

Мара отложила только что зашитую наволочку и взяла другую. Четвёртую неделю она жила в больнице, где Руфус балансировал между жизнью и смертью. Чтобы не быть бесполезной, девушка принялась ухаживать за пациентами, убирать и мыть палаты, стирать и чинить больничное бельё.

Однажды, врач, который пользовал Руфуса, позвал её в его палату и спросил, не знает ли она о чём это он говорит в бреду?

Мара прислушалась – Руфус беседовал с Инци! Именно тогда у неё отлегло от сердца, и она поняла, что мальчик поправится, ведь для неё знающей Инци, говорившей с ним и спасённой им, было ясно – это не бред, разговор настоящий!

Она поделилась своими соображениями с врачом, а он совершенно не удивился, сказал, что это бывает – пациент в беспамятстве нередко разговаривает с теми, кого нет рядом, и только поинтересовался, а кто такой этот Инци?

И тогда Мара начала рассказывать. Она рассказала всё, что слышала от Руфуса, а потом повторила всё это ещё и ещё, и ещё, и ещё раз, потому что послушать её рассказы собиралась вся больница – все кто мог ходить. Потом её попросили зайти к тем, кто ходить не может и повторить всё сначала. Лишь одно существо не слышало её голоса, даже когда он звучал рядом. Этим существом была её мать.

Евстафия сидела в отдельной каморке и за ней ухаживали другие медсёстры. Мара опасалась даже заглядывать в маленькое зарешёченное окошко двери ведущей в эту келью. Однажды, когда она это сделала, больная кинулась на дверь и сильно разбила себе лицо о решётку.

С тех пор Евстафия проводила большую часть дня в смирительной рубашке, а её дочь, как могла, обходила эту каморку стороной.

Однажды она застала у постели Руфуса ту самую седую женщину, которая тогда одна смогла скрутить буйно помешанную. Странная тётка стояла на одном колене и вглядывалась в лицо мальчика лежащего из-за своей раны на животе.

– Надо же! – сказала эта дама, больше похожая на воина, чем на старуху. – Вылитая Маранта, только в обличии пацанчика. Я хорошо знала его матушку, когда мы вместе служили в Гвардии Лоргина. Будем знакомы, я – Ханна!

И она протянула Маре свою руку, жёсткую, как дерево обтянутое кожей. Про Ханну Мара слышала. Она была здесь тем, кем в форте Альмери была Диана – командовала силами самообороны.

– За него не бойся, он крепыш, как и его маманя! – сказала Ханна, указывая на Руфуса.

У неё были грубоватые манеры и привычка говорить отрывисто, но в общем и целом эта женщина, весьма немолодая, но из-за некой особой бодрости, не имеющая возраста, обладала свойством располагать к себе собеседника.

– Я знаю, что он выживет, – ответила Мара, опуская глаза. – Теперь я уверена в этом. И дело даже не в том, что он крепыш. За него заступается тот в кого он верит, и в кого с некоторых пор верю я. Но это из-за меня он пострадал и только я во всём виновата…

Слёзы закапали у неё из глаз так обильно, что моментально промочили и блузку, и передник. Ханна даже поглядела ей под ноги, нет ли на полу лужи. Наверно надо было сказать что-то успокаивающее и даже может быть обнять эту девочку, прижать к себе, погладить по головке, дать платок, чтоб высморкаться, но ничего этого воительница не умела. Поэтому она просто положила руку на плечо Мары и сказала:

– Пойдём-ка со мной!

Девушка удивилась, но возразить этой командирше и даже спросить, куда это она её зовёт, она не решилась. Они отошли совсем не далеко от больницы и оказались на странном прямоугольном пустыре, зачем-то оставленном между домами. Это было пространство шагов сорок – сорок пять в длину и десять – пятнадцать в ширину.

– Здесь я учу юнцов ратному делу, – пояснила Ханна. – Я говорю юнцов, но среди них бывают и девчонки, а среди девчонок случаются очень даже способные.

– А я-то здесь зачем? – удивилась Мара.

– Понимаешь, – Ханна даже немного смутилась, произнося эти слова, – я не хочу, чтобы вы с этим парнем задерживались здесь надолго. Только не пойми меня неправильно – лично я ничего не имею против тебя и этого мальчика, но… Дело в том, что мы с Евстафией… то есть с твоей мамой, давние подруги. Знаешь, она ведь любит тебя, но ничего не может с собой поделать! И тогда не могла. Я ведь тебя наверно раз пять от неё спасала. В последний раз едва успела. Тогда мы с Зигмундом решили отправить тебя к Порфирию, а Евстафию оставить здесь. Не думай, что она не горевала, когда тебя увезли! Ещё как горевала, чуть руки на себя не наложила, еле-еле успокоили. Ну, а потом стали строить эту больницу на месте палаточного госпиталя и маму твою включили в работу. Трудилась она не покладая рук, как одержимая. Так потом при этой больнице и осталась. И знаешь, что? Куча народа жизнью ей обязана. Она уже несколько лет оттуда не выходит, ни выходных у неё нет, ни праздников. Так-то вот! Да я бы ей собственных детей доверила, если б меня, их родить угораздило! Так что, не могу я её всю оставшуюся жизнь за решёткой держать, но и тебя с этим парнем тоже видеть мёртвыми не хочу. Уж не знаю, что с бедной Евстафией такое приключилось, она ведь так мне ничего не рассказала за эти годы, но если её выпустить, то она обязательно до тебя доберётся, а пацанчик твой снова между вами встанет. Так что давай-ка так договоримся – когда он поправится настолько, что сможет вынести дорогу, вы отправитесь домой. Лады?

– Лады, – как эхо отозвалась, совсем приунывшая Мара. – Только зачем было меня сюда вести, чтобы это сказать?

– А вот зачем! – Ханна достала откуда-то небольшой, но очень тугой лук, колчан со стрелами и два деревянных меча. – Хочу посмотреть, что ты умеешь, ведь сыну моей давней подруги требуется защита. Так что вытри сопли и покажи, чему тебя научила Диана!

– А с чего вы решили, что она меня вообще чему-то учила? – спросила Мара, сузив глаза.

– Вот это и это – мозоли лучника, – ответила Ханна, показывая на руки девушки. – Так что не отвертишься. Мне надо знать, что ты уже умеешь, чтобы научить тебя кое-чему новому и полезному.

Мара кивнула. Возможно, именно этого ей не хватало, чтобы сбросить напряжение последних дней.

– Только выполни, пожалуйста две моих просьбы, – после небольшой паузы добавила Ханна.

– Какие?

– Первая – называй меня на "ты".

– А вторая?

– Будь, как можно злее!

Глава 85. Покоя не будет

– Ты с ума сошла! В твоём-то положении!

– Ты-то откуда знаешь о моём положении?

– Забыла? Я как-никак немножечко лекарил в своё время. И теперь бывает, вывихи вправляю, носы разбитые лечу, а уж вашу бабскую натуру знаю вдоль и поперёк, потому как в доме у меня бабское царство! А то, что у тебя ребёночек в пузике, так это мне и на пузико смотреть не надоть, это у тебя на лице написано!

– Всё так, Порфирий, всё так! – Маранта встала из-за стола и принялась нервно ходить по комнате. – Только не могу я дома сидеть, сложа руки, будь у меня там хоть десять детей! Я бы и от поиска Ларни со Стефаном не отказалась, если б была хоть какая-то надежда вернуть их пораньше. Но они могут выбраться только сами, если вообще выберутся…

– Но дитё, Мара! То, которое ещё не рождено. Оно же бережного отношения требует!

– Так ведь рано ещё! Пока до срока дойдёт, я нагоню Руфа с твоей дочкой и притащу домой за уши! Хочешь со мной?

– Нет, Мара, стар я уже, сюда-то еле дошёл!

– Так мы ж не пойдём, а поедем! Вот нагонит святой отец достаточно горючего, и приведу сюда машину, которую на острове оставила.

– Ой, только не эти ваши сундуки на колёсах! У Динки таких штук несколько имеется, как вспомню, так вздрогну! Две минуты езды в этой коробке и желудок начинает так бунтовать, что чуть из горла не выпрыгивает со всем содержимым. А через пять минут меня из этой окаянной повозки лёжа вытаскивать придётся! Я тогда ещё этой пытки вытерпеть не мог, когда Диана с Галлем на первой в форт прикатили, а сейчас и подавно. Да и какой тебе от меня толк? Обузой только буду.

– Ну, как знаешь. Только мне в дороге пригодился бы твой совет. Я ведь в Торговом городе не была.

– Я там тоже бывал давненько и мало чего помню. Если кто и знает, как вести себя в этом муравейнике, так это ваш, хе-хе, священник!

– Так может мне его с собой взять? Ты вроде говорил, что он там был человеком не последним?

– Что ты, что ты! То есть он может и согласится, но предупреждаю, что дела за ним в Торговом городе числятся не маленькие, и награда за его голову назначена тоже впечатляющая. И не перестают её обещать тому, кто хоть намекнёт, где его искать. До сих пор помнят, несмотря на то, что много лет прошло. А то, что его, как узнают, так сразу повесят, это уж, как пить дать!

– Поняла.

– И тебе бы не ехать!

– Нет, Порфирий, я не могу ждать, у меня сын, где-то там, неизвестно где. Кстати, ты ведь волнуешься за дочку, пусть она тебе и приёмная?

– Вырастил, значит моя! Одно только слово, что приёмная. Только вот знаешь, тёзка твоя – настоящая белка! То есть, не уследишь и не догонишь. Пока подростком была, всё у Дианы пропадала. Я уж думал, что вместе с именем твоим много что ещё твоего ей досталось, но нет, как подросла, так и охладела к воинским забавам. Девушка стала, как девушка. Милая, добрая, трудолюбивая, да ещё и красавица к тому же! Я уж думал, скоро найдёт себе жениха, да наделает мне ещё внуков, (а их у меня уже семь!), да не тут-то было! То есть парням мозги дурить, это мы любим, а чего посерьёзнее, так это ни-ни! Ко всему прочему, жить она стала по принципу – что хочу то и делаю! Хорошо ещё, что не захотела ничего плохого, разве что сбегала несколько раз в лес без спросу. А тут вдруг взяла, да исчезла вместе с твоим парнем. Будь он постарше или она помоложе, тогда б я понял, но… А сколько ему, кстати?

– Двенадцать.

– И только-то? Я уж думал все четырнадцать. Значит, он у тебя крепыш получается!

– Крепыш, да. Он никогда не болел, но он такой тихий, такой… ну книгочей-мечтатель и этим всё сказано. Природа, как на воине или охотнике, на нём отдохнула, но я же всё равно его люблю. И Михал тоже, хоть и вздыхает частенько, что не выйдет из его младшего сына хорошего охотника.

– Ну, это мы ещё посмотрим, коли доживём, – заговорил Порфирий очень серьёзно. – Парню ещё только десять, и проявить себя время есть. Может он так среди людей сумеет отметиться, что ему и не понадобится становиться охотником?

– Ты прав, ты прав. Только скажи мне, если такому, как он, здесь, в родном селении уже жить сложновато, то каково ему будет в Торговом городе? Ведь они туда кажется, направились?

– Туда, с заходом в старый лагерь Золаса, который давно уже не лагерь, а город. Да, ему и вправду придётся там не сладко. Для таких, как он тот мир суров и неприветлив, но…

– Что, но?

– Только там он сможет проявить себя. Там, не здесь.

– Но он ещё слишком юн!

– Это значит, что любовь не будет отвлекать его от дела ещё, по крайней мере, лет пять.

– И всё-таки я должна проверить!

– Ты – мать, тебе решать! А теперь, пока ты не сорвалась с места и не полетела незнамо куда, не разбирая дороги, давай я расскажу тебе, что у нас к чему, да как изменился мир, пока тебя с нами не было. И вот ещё что!

Порфирий погрузил руку в глубины своего кармана и извлёк оттуда увесистый мешочек, солидно брякнувший об стол.

– Что это? – не сразу поняла Маранта.

– Золото! Деньги. Если ты подзабыла, как ими пользоваться, то я расскажу тебе. Надо же, а я-то думал – пригодятся или нет?

Маранта вдруг поняла, что и впрямь "подзабыла", как пользоваться жёлтыми кругляшами. Ай да Порфирий! Ведь и в самом деле без золота в Торговом городе делать нечего!

Глава 86. Не хочу тебя терять

Стефан помнил о пути Геракла, но имел о нём смутное представление. Он уже знал, что из Ада существует несколько выходов, но Князь Тьмы, а потом и Сато недвусмысленно говорили о том, что не все они доступны людям. Тот, которым прошёл некогда герой, языческий полубог, был едва не единственным, что они могли преодолеть, но это не значит, что он обещал быть лёгким. Ко всему прочему, вступив на этот путь, они должны были расстаться со своими проводниками и защитниками.

После нападения саранчи, возрождённые собаки, вели себя, как ни в чём не бывало. Они по-прежнему "пасли" людей, используя одну и ту же тактику – кто-нибудь один был всё время рядом со своими подопечными, пока другой уходил вперёд или рыскал по округе с целью разведать и разнюхать путь, предупредить нападение врагов, а заодно и поохотиться.

Ночью собаки "исчезали" и никогда не мешали людям, но всегда находились, где-то рядом. А ночи у влюблённых были волшебные!

Молодые и сильные, они не уставали от бурной и страстной близости, и казалось, что любовь не забирает, а прибавляет им сил. А ещё они полюбили подолгу разговаривать после того, как их феерические восторги всё-таки заканчивались.

Разговаривали обо всём, но чаще о своём будущем. Основной темой при этом было – построить ли им свой дом в Междустенье, где места для нового строительства практически не осталось, или основать неподалёку от крепости хутор, что конечно врядли будет одобрено общиной.

Но прошлой ночью всё было по-другому. На Ларни вдруг нашёл стих припомнить Стефану Сато, но сделано это было без единой капли яда, которым иные щедро сдабривают собственную жизнь до тех пор, пока она не превратиться в голый пустырь с чахлыми сорняками.

– Скучаешь по ней? – спросила Ларни, лёжа на Стефане сверху.

Она любила так лежать, поставив локти на его широкую грудь, а кулачками подперев себе щёки. В такие минуты Стефану казалось, что в мире не существует ничего кроме этих бездонных синих глаз, в которых тонуть было верхом наслаждения.

– Да, – признался Стефан, не умеющий лгать, а потому не знающий чувства ложного смущения. – Скучаю, но не как по женщине, а как по другу. Она была хорошим другом!

– И хорошей женщиной?

– Да.

– Вот интересно, а что было бы, будь у тебя две жены?

Говоря это, Ларни, не слезая со Стефана, перевернулась на спину и её, по-девичьи острые грудки, уставились в небо. При этом волосы девушки защекотали парню нос, и он невольно чихнул. Ларни рассмеялась, извернулась, как кошка и поцеловала своего возлюбленного в губы.

– Ну, так что же? Хотел бы иметь сразу двух жён?

– У мужчины не может быть двух жён, так не бывает.

– Бывает, это только у нас так не принято. Мир человеческий гораздо больше, чем мы о нём знаем и в нём чего только не бывает!

Стефан призадумался. И Ларни, и Сато сразу? Представить себе такое было непросто.

– Тогда не знаю. Может, это было бы хорошо, а может и не очень. А ты разве стерпела бы рядом с нами ещё одну женщину?

– Не знаю, – серьёзно ответила Ларни. – Если бы она была "девушкой, что надо", вроде Кейни и, наверное, твоей Сато, то пожалуй – да. А вот безмозглую курицу или стерву не стерпела бы ни за что!

– И как же тогда мы бы жили?

Стефана начал забавлять этот разговор, который поначалу приводил его в смущение.

– Как бы мы, например, любили друг друга, по очереди что ли?

– И по очереди, и все вместе!

Стефан представил себе такую картину, и его неискушённая душа была потрясена и шокирована. Впрочем…

"Почему бы и нет? Что в этом плохого?" – подумал Стефан и почувствовал, что их ночь любви ещё не закончена.

– А ты? – спросил он, накрывая грудь Ларни своими широкими ладонями. – Ты хотела бы иметь двух мужей?

– Нет!

– Почему же?

– Потому что ты у меня самый лучший, а зачем мне тот, что хуже тебя?

– Ах, вот как! А если бы у тебя был не я, а кто-то другой? Не самый лучший, а обыкновенный? Тогда как?

– Ну, тогда другое дело! – ответила Ларни, и Стефан по голосу понял, что она смеётся. – Но почему только двух?

– А сколько?

– У Кейни их было семь, но я не Кейни…

– Так сколько понадобилось бы тебе?

– Двадцать! Нет, двадцать пять!

– Зачем так много?

– Затем, что ты один стоишь двадцати, а если уж брать так, что б побольше было!.. Уу-иии!

Стефан уже не мог себя сдерживать. Он резко перевернул возлюбленную и с размаху вошёл в неё! Это походило на безумство, но они и вправду сошли с ума, выжимая из своих, и так уже потрудившихся тел, всё новые и новые фонтаны наслаждения! Когда, наконец они обессилено затихли, на горизонте заалела полоска рассвета, а костёр превратился в большую груду пепла, под которым светились красным и потрескивали, медленно остывающие, угли.

– Значит двадцать пять? – спросил Стефан у притихшей Ларни, прижавшейся всем телом к его боку.

– Ни одного, – ответила девушка, утыкаясь любимому лицом под мышку, словно котёнок. – Кейни, прежде чем получить семерых любовников, потеряла своего самого лучшего, а я не хочу тебя терять!

Глава 87. Советчица

– Так значит в Торговый город? – Ханна с сомнением покачала головой. – А я-то надеялась отправить вас по домам.

– Я не хочу возвращаться в форт Альмери, – ответила Мара. – Когда-нибудь обязательно вернусь, но не сейчас! Вернуться теперь, означает прийти с повинной головой, провалив всё дело, а я этого не хочу. Да и Руфусу нужна помощь, а кто ему поможет лучше меня?

С этим Ханна была готова согласиться. Мало того, что Мара взгромоздила на себя львиную долю забот о мальчишке, так ведь ещё, когда он очнулся, то вскоре узнал, что здесь в больнице существует практически готовая община последователей Инци, а благодарить за это следует Мару.

Кстати, Ханна, с некоторых пор, стала посещать их собрания, и рассказы о жизни Инци и его учении не оставили её равнодушной. Правда, она, оказывается, сама была тайной инциаткой, однако, по её собственным словам, не встречала единоверцев больше двадцати лет. Поэтому увидеть и услышать тех, кто чтил Распятого, было для неё особым ощущением. Но их объединило ещё кое-что.

Уроки боевого искусства, которые Ханна сперва навязала Маре почти силой, проходили весьма успешно. Девушку и так нельзя было назвать неженкой, а сейчас её мускулы окрепли, кожа загорела, в глазах появился задорный блеск.

Мара преуспела буквально во всём – и в рукопашном бою и в фехтовании, и в метании ножей, но лучше всего ей давалась стрельба из лука. Конечно, до виртуозного владения оружием, каким обладала старая воительница, ей было ещё далеко, но и того умения, что она приобрела за последнее время, должно было хватить, чтобы преподнести лихому человеку неприятный сюрприз.

Но вот он настал – день отъезда. Мара предпочла бы идти пешком, как они пришли сюда, но Руфус был, ещё слишком слаб для этого, хоть уже давно передвигался и всё делал самостоятельно. Они договорились с хозяином крытого фургона, и он им выделил, за умеренную плату, угол в своём скрипучем и трясучем транспорте, где они удобно устроились на тюках мягкого товара.

Перед самым отъездом Ханна отозвала девушку в сторону.

– Любишь его? – спросила прямолинейная воительница, показывая глазами на Руфуса.

– Как брата, – ответила Мара, улыбнувшись,– но не как мужчину. Он ведь малыш ещё!

– Только поэтому?

– Да… Нет. Я не знаю… Я никого ещё не любила…

Мара вдруг осеклась и покраснела до корней волос.

– Понятно. Знаешь, я желаю только добра и тебе, и ему, но в таких делах я плохая советчица. Мм… признаюсь – мне вообще всегда больше нравились девушки, но… Знаешь, в жизни всякое бывает. Если вы так и будете вместе, то лет через пять, а то и меньше, ваши чувства изменятся – он будет, как кипящая пена, а ты, как безбрежное море! И тогда вам будет очень хорошо вместе, но продлится это недолго. Лет десять – пятнадцать, а потом ты начнёшь увядать, а он набираться сил и матереть. Советов не даю… Нет, дам один – смотри вокруг себя, ты не одна на свете, он не один. На жизненном пути вам встретится ещё немало людей, э-э… достойных любви, ну, ты понимаешь, о чём я? В общем, сама думай и сама всё решай, а сейчас держи!

С этими словами Ханна подала ей футляр, в котором, словно драгоценный музыкальный инструмент, помещался маленький, но очень мощный лук, который в умелых руках бил не хуже тяжёлого охотничьего, рассчитанного на крупного зверя. Дорогой подарок! Вслед за этим воспоследовал кожаный мешочек размером с небольшую тыкву.

– Ханна, ну что ты, зачем? – принялась отнекиваться Мара. – У меня есть ещё!

– Есть-то, есть, но не так много, а с этим может, дело заведёте какое-нибудь. В Торговом городе иначе нельзя. Либо ты заводишь дело и живёшь на доходы с него, либо работаешь, как проклятый и живёшь в нищете. Руфус хотел там проповедовать? Так вот, его никто не будет слушать, если он будет нищим, даже такие же нищие. В том мире первый вопрос о человеке, это – чем он занимается? Если ничем и денег нет, то он никто, если ничем и деньги есть, значит, он под подозрением: могут записать в разбойники без всяких доказательств. В общем, бери, отказов я не принимаю. Купите себе трактир у дороги и можете день и ночь рассказывать посетителям об Инци. Вот увидишь, чем богаче вы станете, тем внимательнее вас будут слушать. Всё! Прощай! На Евстафию сердца не держи, помни – она тебя любит, но она… просто больна. Я передам ей привет от тебя.

С этими словами Ханна повернулась к своей вчерашней ученице спиной и зашагала, прочь не оборачиваясь. Вскоре она скрылась за углом, будто торопилась куда-то.

Мара подняла голову. У окон больницы стояли все её обитатели и смотрели на неё. Девушка помахала рукой этим людям, бывшим некоторое время её семьёй, а они помахали ей в ответ. Она поискала глазами – матери среди них не было. Правильно. Ханна не выпустит её раньше, чем караван скроется за поворотом, да и то, наверное, подождёт ещё полдня.

Тяжело вздохнув, Мара постаралась не думать об этом. Она повернулась подобно Ханне, к оставшемуся позади миру спиной и направилась туда, где её уже ждал Руфус. Она не знала, что бедная старушка Евстафия сидит сейчас на полу своей кельи и тихо плачет в объятиях подруги-тюремщицы, повторяя:

– Ниа, доченька, прости меня! Ниа! Ниа…

Глава 88. Железное чудо

Когда за дело, с которым не справились двое, берутся пятьдесят человек, оно кажется до смешного лёгким, чуть ли не пустяковым. Четверть населения Междустенья, почти все молодые, здоровые мужчины, исключая тех, что были в это время на охоте, вызвались помочь Маранте и Михалу в их задумке.

На постройку плотов ушло четыре дня. Особенно долго пришлось провозиться с большим плотом, который должен был выдержать огромный груз. Прикинув так и этак, Маранта и её советчики – Порфирий и Микаэль-Панкратий, которого все знали, как священника, решили не тратить драгоценное горючее и не гнать машину по реке своим ходом.

Пока флотилия из нескольких плотов спускалась вниз по реке до острова, где Маранта спрятала машину, около двадцати спутников Порфирия, не понаслышке знакомые с топором, пилой и рубанком, строили на противоположном берегу нечто вроде пристани с мостом из брёвен, на который должен был въехать автомобиль.

Люди Порфирия хорошо знали эти устройства – сэр Галль и несколько его помощников пригнали в форт Альмери не один десяток самых разных машин, найденных в хранилищах подобных тому, откуда происходил автомобиль Маранты. Автомобили стали основой мощи форта, его неоспоримым преимуществом в военном и хозяйственном отношении перед любыми соседями ближними и дальними, даже перед Торговым городом.

У сэра Галля, консорта военного коменданта форта, леди Дианы Альмерийской был на машины особый нюх и талант, как в области механики, так и в искусстве вождения всего, что стояло на четырёх колёсах и приводилось в движение мотором. Он охотно делился этим умением со всеми желающими. У него в учениках ходили практически все мужчины форта, от мальчишек, едва приобретших право называться подростками, до матёрых мужиков, вдвое старших годами молодого ещё рыцаря.