Ещё двадцать одна сказка обо всём на свете

А город всё растет, расширяется, облик столицы обретает. Царь старается, строит, укрепляет его назло супостатам лихоимцам. А те успехам государевым не рады, козни строят, норовят препоны чинить, крамолу опять готовят. Не вытерпел государь, позвал к себе из приказа тайных дел князя-кесаря Ромодановского и жалуется ему.

– Ну что же делать князь,… житья от лазутчиков да шпионов нет. Я только мысль, какую задумаю, а её уж все враги мои ведают! Знать сидят где-то подле меня негодяи скверные, да и во все тайны проникают. Ты бы подсобил мне, изловил шельмецов,… я ведь просил тебя уже, да ты верно забыл… – задал ему задачу государь.

– Да, государь, точно, просил. А я и не забыл, времени зря не терял. Есть у меня в приказе боярин один, князь Ярослав Арбатов,… так он давно этим делом занимается и уже на след супостатов вышел. Ну а почему я тебе раньше ничего не говорил,… так это только для того чтобы не спугнуть подсыл вражьих. Князь Ярослав им хитрую ловушку уготовил. Скоро его сыновья, из тех, что ты на учёбу заграницу отправлял, приезжают. Так вот они-то и привезут нужные для поимки сведенья. Не беспокойся государь, те ребята надёжные, спаймают, и шпионов, и их подручных… – хитро прищурившись, отвечал царю Ромодановский.

– Ну что же, это хорошо князь, а по делу Еремеи, нашёлся ли тот балаганчик, что я тебе говорил?… – тут же напомнил государь.

– А как же, конечно нашёлся. Я как раз к тебе с докладом собирался,… так только ты меня опередил, сам вызвал… – заулыбался кесарь.

– Ай, да молодец князь. Так, где же он говори быстрей!… – в нетерпении вскочил царь.

– Здесь недалече. Едем, покажу… – заверил Ромодановский и направился к выходу.

– Сейчас же и едем,… только графиню Еремею захватим… – добавил государь, и они пошли за ней.

9

Так всё и вышло, как наметил Пётр, они быстро зашли за графиней, и уже через полчаса были на одной из площадей города, где в маленьком сарайчике расположились те самые артисты театрика старика Фомы. Они давно попали на строительство города и первое время, также как и все вновь прибывшие участвовали в непосредственном возведении домов. Первое время было очень тяжело, но ни Фома, ни остальные актёры балаганчика не роптали, ведь все понимали, участниками какого грандиозного дела они стали.

Но вот пришёл срок и они уже как полгода, обосновавшись здесь на площади подле нового проспекта стали давать представления. И народ, так долго скучавший по развлечениям, теперь с удовольствием приходил на их спектакли. Однако внезапное появление царя привело всю небольшую труппу в смятение.

– А ну, кто тут главный, выходи! – сходу потребовал Пётр. Фома не растерялся и словно клуша, защищающая своих цыплят, вышел, вперёд закрывая собой других актёров.

– Главный здесь ты государь,… а мы всего лишь холопы твои… – чуть поклонясь, поглядывая на царя, лукаво ответил он.

– Ишь, как витиевато говоришь, сразу видно мудрец,… ну, ты это ладно, давай не раболепствуй, показывай, где тут мою крестницу прячешь… – деланно насупился царь.

– Да что ты государь, мы бедные актёры,… откуда у нас твоя крестница!… – немало удивился Фома.

– Хватит слов,… некогда мне тут с тобой лясы точить,… говори, где она, показывай! – уже строго прикрикнул государь. Тут все актёры как по команде вышли из-за спины старика и предстали перед Петром. А чуть поодаль в сторонке понурив голову, осталась скромно стоять только одна Иринка. Еремея тут же заметила её, и ей уже ничего не надо было показывать. Сердце сильно забилось, оно прямо рвалось из груди. И готовое выскочить, давало подсказку.

– Это она! Это она! – стучало сердце, и Еремея, не помня себя, от радости бросилась к Иринке.

– Доченька,… милая,… кровиночка моя… – восклицала она, и уже ничто не могло остановить поток слёз моментально наполнивших её глаза. Обнимая и целуя родное личико доченьки, она уже не могла остановиться.

– Родненькая,… доченька,… это я,… твоя мама,… ну узнай же ты меня скорей,… посмотри на меня… – молила Еремея. А надо ли говорить что родственные узы сильнее всех на свете, и Иринка почувствовав теплоту материнских слёз, вмиг поняла кто перед ней. Все детские ощущения, все нежные воспоминания, единым потоком закружились у неё голове, полностью заполнив сознание.

– Мама… мамочка… это же ты… – и теперь уже она плакала и целовала Еремею. Все вокруг стояли не в состоянии произнести и слово. Да и что можно сказать в такой момент. Государь, первым прейдя в себя, украдкой вытерев слезу, подошёл и обнял их.

– Голубушки мои, сердечные, нашлись-таки… – залепетал царь. У бедного старика Фомы аж ноги подкосились, и он уселся прямо на землю.

– Быть не может… Иринка, моя сироточка и крестница царя… – выдохнул он и попытался встать. Но ноги не слушались старика, и тогда князь-кесарь одной рукой подняв его, поставил рядом с собой, заботливо уперев о колено.

– Государь, а ведь и тебя припоминаю… – раздался всё ещё дрожащий от плача голосок Иринки.

– Ну да! Это как же!… расскажи… – услышав это, сразу повеселел царь.

– А ты когда у нас в гостях был, танцевать меня учил, только я раньше думала, что это всё мне приснилось… – заулыбалась и Иринка.

– Нет, не приснилось, государь и вправду нянчился с тобой… – подтвердила Еремея.

– Ах, какая пригожая красавица стала!… Как же ты жила-то всё это время, не обижал ли кто тебя? – вдруг забеспокоился царь.

– Да ну что ты государь. Мы актёры все как одна семья, а вот наш старший, дед Фома, нам как отец. Это он меня оберегал и воспитывал… – подведя Петра к старику, сказала Иринка.

– Фома говоришь,… оберегал, говоришь! Так вот,… а помнишь ли ты Еремея, что я обещал тогда давно, на крестинах? – раззадорившись, спросил царь и стал радостно потирать руки.

– Что же государь? Напомни… – тоже повеселев, прищурилась Еремея.

– А обещал я театр для Иринки построить! Ан быть по сему! Прямо здесь же на этом самом месте мы его и построим!… и будешь ты в нём Иринка первая государева артистка! Ну а ты Фома, коль до спектаклей такой умелый, станешь первый комедиальный постановщик драм Публичного театра. А пока, чтобы вам тут не горевать, в моём дворце поживёте,… да там же и представления давать начнёте! А то перед иноземными гостями-негоциантами срамно, что у нас никакой феерии нет!… вот и будет теперь!… – торжественно объявил государь и крепко обнял старика Фому, у того аж косточки захрустели. Ох, и что тут сразу началось, актёры ликовать давай, прыгать, скакать, свистеть, забегали вокруг царя да радостно завосклицали.

– Виват государь! Виват радетель! Слава Петру Алексеевичу! – зрелище конечно смешное получилось, уж смешнее некуда – стоит посреди площади царь высоченный, а вокруг него актёрский народец мечется аки малые детки подле ёлки. А надо сказать, что государь к тому времени уже как пять лет ввёл ёлочный праздник Новый год. Да и вообще царь празднования любил.

Вот и сейчас по своему обыкновению в ознаменование постройки театра велел немедля накрыть столы. А по случаю воссоединения Еремеи и Иринки устроил шумное торжество. Гуляли два дня, дольше нельзя было, работать надо было. И только отгуляли, как сразу вновь закипела, загремела, запела стройка великая. Равнодушных никого не было, все с воодушевлением взялись каждый за своё дело. Строители за строительство, а артисты, разместившись в хоромах государевых стали готовить спектакли необычайные, дабы царь мог своих гостей искусством радовать.

Фома был великий выдумщик, и не сил, ни фантазии не жалел. Так что к каждому приезду какого-нибудь именитого гостя готовил новую постановку. Иринка же сделавшись теперь графиней, блистала не только на сцене, но и при царском дворе. Зная её предысторию, все придворные вельможи их жёны и дети относились к ней сочувственно и принимали активное участие в её привыкании к дворцовой жизни. Особенно Ирина сошлась с Машей Арбатовой, дочкой князя Ярослава, коему Ромодановский поручил разобраться с вражьими лазутчиками.

То была весьма образованная, умная девушка, среднего роста, со светлыми льняными волосами, собранными в модную, пышную в завитках, европейскую причёску. А морского цвета большие слегка раскосые, как у молодой лани глаза, и алые сравнимые со спелой малиной губы, выдавали в этом юном пятнадцатилетнем создании, обаятельную красавицу и любимицу всех молодых дворян кои числились при дворе. Они, эти отпрыски знатных семей, были готовы тут же броситься за ней, как только она им где-либо встречалась. Столь пристальное и назойливое внимание удручало тонкую и нежную натуру милой Марии. А потому появление бойкой и темпераментной Ирины пришлось ей по душе.

Теперь они, объединившись, могли смело дать отпор этим приставучим дворцовым повесам и пустомелям. И не смотря на то, что Машенька была младше Иришки на два года, общий язык девушки нашли быстро. А их некоторое внешнее сходство позволяло им затевать разные шутки и розыгрыши с маскарадным переодеванием. Маша так увлеклась актёрской игрой, что однажды даже приняла участие в спектакле устраиваемым стариком Фомой. Порой девочки затевали весёлые посиделки, в некотором роде сравнимые с европейскими салонами изящного обращения. И это привлекало в их компанию не только молодежь, но и дам солидного положения.

Ирина же, чувствуя недополученное с детства единение с родной сестрой, теперь полностью удовлетворяла его в общении с Машей. Девушкам нравилась их дружба, и вскоре они стали не разлей вода. Иринка для Маши оказалась той самой подругой, о которой та мечтала всю свою жизнь. На сером фоне остальных боярских дочек, наши красавицы смотрелись, как две ярких звёздочки посредь безлунного ночного неба. Иринка уже знала, что у Маши есть два брата погодки, старше её на пять и шесть лет. И что они должны очень скоро вернуться из-за границы, где оба обучались по повелению самого царя Петра.

– Вот увидишь, какие они у меня молодцы,… не то, что эти дворцовые. Я их просто обожаю… – хвалилась братьями Маша.

– Я верю, тебе и обязательно с ними познакомлюсь. Только я не знаю, понравлюсь ли я им… – скромно сомневалась Ирина.

– Ну что ты, конечно же, да! Я уверена они придут от тебя в восторг!… – самозабвенно уверяла её Маша и была права. Иринка за последнее время особенно расцвела и похорошела, вся в мать в молодости. Со своей белокурой головой и ярко изумрудными глазами, с очаровательной белоснежной улыбкой, она могла бы стать отрадой для любого великосветского юноши, да хоть и для принца, царевич иль королевича. А Иришка и сама уже начала ждать Машиных братьев. И даже не понимая почему, быть может какое-то девичье предчувствие подсказало ей, что с их приездом в её жизни произойдут большие перемены.

Да тут ещё так совпало, что как раз к их приезду государь затеял карнавальные торжества по случаю окончания строительства крепости Адмиралтейства. Были назначены танцы, наполненные играми, беседами и заморскими гостями, на манер первой государевой ассамблеи. А за неимением во дворцах просторных залов, ассамблею было решено устроить на палубе большого, только что отстроенного фрегата, стоявшего ещё на стапелях на берегу. Девушки, обрадованные таким совпадением с нетерпением стали готовится к приезду братьев, и, разумеется, к танцам. Иринка в предвкушении праздника и предстоящей встречи, поделилась своими впечатлениями с матерью.

– Мама, ты не представляешь, как я счастлива, что ты рядом со мной, что мы вместе. Да ещё этот карнавал, это нечто невообразимое, ты поможешь мне собраться? – спросила она, весело кружась перед ней в танце.

– Конечно же, милая, конечно… – радостно и с готовностью ответила, очень истосковавшаяся по общению с дочерью Еремея. Она смотрела на Иринку, и сердце её наполнялось жизнью. Ведь самое главное для матери, видеть своё дитя здоровым и счастливым. Но обретя одну дочь, Еремея ни на минуту не забывала о второй. Видя как хороша Ирина, она беспрестанно представляла себе Елену, не теряя надежды найти её.

10

А Елена тем временем всё так и трудилась у кабатчика Александра. Он, перебравшись в Санкт-Питер-Бурх имея небольшие сбережения, отстроил себе кое-какой домишко и открыл в нём кабачок. А ум, прозорливость, смекалка и красота, коя не замедлила проявиться у повзрослевшей Елены, сделали кабачок Александра заманчивым и привлекательным местом в городе. Благодаря Елене кабачок выглядел ухоженным и манящим, что обеспечивало высокую посещаемость.

Народ приходил вполне достойный, и это принесло заведению известность в кругах близких к государю. А потому некоторые высокопоставленные люди из военного и морского ведомства частенько заглядывали в него выпить кружку – другую крепкого напитка да между делом обсудить насущные дела. Были среди них и купцы-негоцианты и с иноземных кораблей кои встречались здесь со своими партнёрами и подельниками для торговых бесед.

И так уж случилось, что в ту самую пору в город добрался и граф Никодим. И первое что он решил сделать, это оглядеться. И не передохнув с дороги ни секунды, сказалась солдатская закалка, отправился осматривать город в надежде встретить государя, а может сразу и Еремею. Обойдя вдоль и поперёк центр строящейся столицы, и не встретив никого, хоть мало-мальски знакомого, Никодим подумал о передыхе.

– Надо бы перекусить… – вздохнул он и пошарил в котомке. А ничего там не найдя, оказалось все припасы закончились, направился в ближайший кабак, авось накормят. Открыв дверь, он сразу наткнулся на хозяина, тот, увидев перед собой запылённого с дороги солдата, недовольно спросил.

– Ты что служивый,… может что перепутал?… не туда зашёл… – и преградил ему путь.

– Да я это,… хотел поесть,… ну да ладно,… уж вижу, не ко двору,… так может хоть водицы испить, дадите… – не желая никакой свары, скромно отступив, попросил Никодим.

– Это можно,… почему нет,… Лена принеси, пожалуйста, солдатику попить!… – крикнул хозяин девушке сидящей в глубине полупустого кабачка.

– Хорошо Саша, сейчас принесу!… – звонким голоском ответила она и пошла на кухню. Что-то ёкнуло в душе графа, чем-то знакомым родным повеяло от этого голоска. Комок подкатил к его пересохшему горлу, сердце захолонуло, и он зашатался. Хозяин не обратив внимания на изменение в поведение солдата, по-прежнему стоял рядом. И вдруг как по волшебству перед графом появилась тоненькая девочка с белокурой косой до пояса и с изумрудного цвета глазами, которые показались ему так знакомыми. Она протянула кружку с морсом и мило улыбнулась.

– Пожалуйста, пейте… свежая только что из погреба… – сказала она, и всё вмиг перевернулось в сознании Никодима. Перед ним стояла его Еремея, та прежняя, молоденькая светловолосая девушка, что он встретил много лет назад в Преображенском. Одно лицо, один голос. Ноги подвели старого солдата, и он, не совладав с волнением, охватившим его, не удержался и опустился на пол, облокотившись на косяк двери.

– Еремея… – неотрывно смотря на девушку, еле слышно прошептал он, пересохшими губами.

– Я не Еремея,… меня зовут Лена… – помогая ему подняться, поправила его Елена, – Саша,… ну ты что не видишь,… человек устал, падает, помоги ему… – добавила она, обращаясь уже к хозяину.

– Ну, хорошо, хорошо… – пробурчал Александр и взялся помогать. Никодима усадили за ближайший столик. Елена сразу поставила перед ним кружку с морсом и уже собиралась отойти, как он, быстро совладав с собой, тихо произнёс.

– Всё верно… ты не Еремея,… Еремея твоя мать… – прошептал он, а для Елены его чуть слышный шёпот прозвучал словно выстрел.

– Что?! Что ты сказал?… Я не поняла?… – остановилась она и с серьёзным видом посмотрела на него.

– Я сказал,… Еремея – это имя твоей матери,… а ты на неё очень похожа… -

– Да ты-то солдат, откуда знаешь!? – не дав ему договорить, нервно спросила Елена.

– Потому, что я твой отец,… я граф Кондаков, а ты моя дочь… – сказал Никодим, и как отрезал.

– Ты что ополоумел служивый,… какой ты граф?! – воскликнул Александр, и уже было засобирался вытолкнуть Никодима из кабачка.

– Постой Саша,… погоди, пусть всё скажет… – остановила хозяина Лена, и будто даже резко повзрослела.

– Тогда присядь дочка,… разговор длинный… – просипел граф и, взяв со стола кружку, жадно сделал несколько больших глотков. Елена и Александр послушно присев рядом приготовились его слушать. Никодим начал с самого начала, и рассказал им, всё как было. И про своё житьё в Преображенском, и про царя, и про сватовство, и как потом они с сестрой родились, и про его поход на войну, и про турецкий плен, и про недавний разговор со старостой. Ну а когда он уже закончил, был глубокий вечер.

Много событий пронеслось в воображении внимательно слушавшей его Елены. Вся жизнь отца, её собственное детство, и даже смутный образ матери всплыли в её памяти. Александр, сначала относившийся к рассказу Никодима с недоверием, под конец его, во всём разобравшись, осознал, что перед ним настоящий отец Елены.

– Теперь-то я понимаю в кого она такая смышлёная,… мне-то её привели совсем ещё маленькой, я и знать не знал, кто она на самом деле. Я тогда даже и подумать не мог, что она такая родовитая. Человек приведшей её говорил, мол, родители у малышки взбунтовавшиеся крестьяне,… вроде как царь их покарал, и их уже больше на свете-то нет,… да ещё он добавил, что мне стоит забыть о её происхождении. Собственно я так и сделал,… забыл,… и всё время относился к ней как к родной… – словно оправдываясь, сказал Александр.

– Это, правда,… всё так и было… – подтвердила Елена и стала поглядывать на отца уже как-то по-другому, по-свойски что ли, по-родственному. Поговорив ещё часик, они нашли и кое-какие внешние сходства между собой. А Александр даже заметил некоторые одинаковые повадки. Волнуясь, они почему-то одновременно начинали крутить пальцем прядку волос у уха. Обнаружив у себя такие общие признаки, и уже окончательно убедившись в своём родстве, они радостно рассмеялись и крепко обнялись как отец с дочерью. Вот так вдруг обретя отца, Елена, теперь не собиралась ни на шаг отходить от него. Присев поближе рядышком, она положила голову ему на плечо и, пригревшись, стала рассказывать о своём житье-бытье. А Александр смотрит на такую идиллию и про себя радуется.

– Надо же, как хорошо, что батюшка зашёл именно в наш кабачок… – а посмотрев на них ещё чуток, вслух уже сказал другое.

– Ну, вот что касатики, для разговоров у вас теперь вся жизнь впереди, ещё наговоритесь,… а пока Леночка иди-ка ты отцу баньку затопи, да кровать ему в доме, на почётном месте застели. Ну и покормить не мешало бы,… он ведь с дороги, уставший… – коротко распорядился он.

– И то верно,… пойду-ка я батюшка всё приготовлю, а ты отдыхай… – откликнулась Елена и с неохотой, но с радостным настроением пошла, топить баньку.

– Ну что ж граф, и я, пожалуй, пойду,… на счёт ужина справлюсь,… да и дел поднакопилось,… скоро гости пожалуют, надо бы подготовиться. А ты посиди пока,… я сейчас велю, чтоб тебе напиток покрепче принесли, для согреву… – дружелюбно улыбнувшись, засобирался Александр и тут же отправился на кухню. Никодим оставшись один, откинулся на спинку стула, глубоко вздохнул и, закрыв глаза, задремал. Приятные мысли заполнили его рассудок. Ну, разве мог он ожидать, что выпадет такая удача, в первый же день своего приезда найти доченьку.

Вечер уже полностью охватил город, в кабачок стали собираться постоянные гости. Помещение наполнилось гомоном голосов, табачным дымом и запахом готовящейся еды. Вдруг сквозь дремоту Никодим услышал еле заметный разговор. Он доносился из-за соседнего столика, стоявшего позади. Разговор был на шведском языке. Графу, будучи в плену у османов довелось общаться со многими иноземцами. А потому ему пришлось выучить не один язык, чтобы с ними разговаривать. И этот язык он тоже знал. Люди говорили о каком-то поджоге на корабле.

– Завтра всё и свершиться, там на фрегате. Тебе лишь надо запалить промасленную паклю,… а в то время когда возникнет паника, мы довершим всё остальное… – явственно понял он только эту маленькую фразу. И толком ещё не разобрав, о чём идёт речь, вновь погрузился в глубокую дрёму. Всё-таки сказалась сильная усталость. А через какое-то время к нему подошёл Александр и принёс грог.

– Все заняты,… я сам решил тебя угостить… – приветливо улыбаясь, растормошил он его. Никодим быстро очухался, и сон как рукой сняло.

– Послушай, Александр, я тут сквозь дремоту услышал странный разговор,… правда я не видел, кто говорил, не сразу смог проснуться. Речь шла о каком-то поджоге… – и он пересказал всё, что ему удалось понять и запомнить из диалога иноземцев.

– А где ты говоришь, они сидели? – тут же спросил Саша, поняв, что дело нешуточное.

– А вон там,… но сейчас никого нет… – ответил граф, показывая на тыльный столик у окна.

– Так, всё ясно,… там сидели шкипер Бьёрн и офицер Нелюд. А завтра как раз будут торжества на новом фрегате, что стоит тут недалече, на стапелях. Об этом весь город говорит. Уж, не на нём ли эти заговорщики собрались, поджог устроить. Ведь там будет царь и все важные люди из его окружения… – резко заключил Александр.

– Так надо быстрей бежать предупредить государя!… – вмиг соскочив с места, забеспокоился граф.

– Да погоди ты!… эти двое уважаемые господа, и нам с тобой вряд ли так сразу поверят. Их надо на месте преступления ловить. И потом, если мы даже и попадём во дворец, нас просто не допустят до государя, сейчас с этим строго. Так что надо действовать по-другому,… всё равно они до вечера ничего не предпримут,… а мы пока кое-что придумаем! Завтра там будет карнавал в масках,… а это нам только на руку… – заметил Александр, и тут подошла Елена.

– Батюшка, банька готова… – добродушно сообщила она.

– Это хорошо, но тут такое дело… – прервал её Александр и быстро стал пояснять ей создавшееся положение. Вскоре всё прояснилось, и они решили, что завтра на фрегат пойдут все вместе втроём. Один бы Никодим там не разобрался, он попросту не знал на судне, ни шкипера, ни дежурного офицера, а Елена хоть и знала, но тоже без помощи не справилась бы. А Александр решил их одних не пускать.

– Идём все вместе,… я вам защитой буду!… – твёрдо заявил он и тут же помчался доставать через своих знакомых, коих у него была несчётная масса, приглашения на фрегат. А Елена, проводив отца в баньку, отправилась, готовить маскарадные костюмы.

11

И в этот же вечер случилось ещё одно знаменательное событие, из Европы вернулись братья княжны Марии. Не смотря на столь поздний час, Маша, обрадованная их приездом, ни минуты не раздумывая, решила познакомить их с Иринкой.

– Вот вы увидите, какая она красавица!… сейчас, я её позову, а вы себя немедленно приведите в порядок. Хоть вы и с дороги, но негоже выглядеть неопрятно!… – нахваливая свою подругу, скомандовала она. И братья не в силах отказать своей обожаемой сестрице, отложив отдых на потом стали прихорашиваться, ожидая появления графини.

– Ох уж эта наша Машутка, ну и придумщица,… и как ей откажешь… – покручивая ус, подметил старший брат Аристарх.

– И не говори, всё такое же милое дитя, как и в день нашего отъезда,… по-прежнему порхает по жизни, словно бабочка… – откликнулся младший Андрей, поправляя камзол. И тут со службы вернулся отец, князь Ярослав. Они наскоро облобызались, и сразу по-деловому перешли к своим военным, мужским разговорам. Сыновья вкратце доложили о своей поездке и рассказали о тех соображениях, что были у них по поводу проникновения лазутчиков. Князь, выслушав их, сделал свои выводы.

– Ну что ж,… раз так, ловить их будем завтра на ассамблее,… прямо там и повяжем вражье племя. С утра пойдём к Ромодановскому да там и обговорим детали… – рассудил он. И не успели братья отойти от разговора с отцом, как к ним, словно свежий ветер ворвались девушки. Маша, увлечённая бегом, слегка запыхавшись, весело смеялась.

– А вот и моя подруга, графиня Ирина! Прошу любить и жаловать… – быстро представила она. И перед двумя молодыми искушёнными морскими офицерами только что прибывшими из Европы вдруг как из сказки появилась очаровательная девушка несравненного обаяния. Наша родная домашняя красавица, какую в загранице и за всю жизнь не сыскать. Несколько секунд братья сражённые шармом графини стояли, не шевелясь, раскрыв рот. Первым нашёлся отец, видя оторопь своих сыновей, он тут же подошёл к Ирине. С ней он уже был знаком, а потому обращался по-свойски.

– Ты уж извини графинюшка моих олухов, они там в этих Европах окромя своих париков ничего и не видывали. Дозволь, я сам тебя представлю… – добродушно улыбаясь, сказал он, и по очереди подводя к ней сыновей, под заливистый смех Маши познакомил их. Так Машины братья, в одно мгновенье, потеряв головы, без памяти влюбились в Ирину. А уже чуть погодя, немного привыкнув к своему положению, эти два наполненных силой мужественных красавца, наперебой рассказывали ей о своих приключениях за границей, хвастаясь как маленькие дети о предыдущих подвигах.