Ещё двадцать одна сказка обо всём на свете

– Ах ты, ведьма, очухалась! – взревел он. Княжна же, будучи девушкой, неробкого десятка, моментально среагировала и что есть мочи, пнула его ногой в живот. Злодей отлетел от неё и, вскинув руки вверх, упал на противоположное сиденье. Раздался выстрел, то Мефисто непроизвольно нажал на курок. Пуля пробила стенку кареты и попала привратнику Марэ в плечо.

Вскрикнув от боли, он выпустил вожжи и схватился за рану. Лошади тут же почувствовав, что ими никто не управляет, свернули с аллеи и понесли. Дарья, видя, как Мефисто всё ещё растерян и не может прейти в себя, воспользовалась моментом. Резко открыла дверцу, сгруппировалась, и уже было занесла ногу для прыжка, как вдруг лошади с размаху наскочили на дерево. Экипаж сильно накренился, вздыбился, перевернулся, и княжна вылетела на газон, при этом удачно попав на валок свежескошенной травы.

В ту же секунду Луи потянул поводья, тормозя фиакр. Пьер, видя всю эту ужасную картину, обезумел, и, не дожидаясь полной остановки, спрыгнул ещё на ходу. Помогла военная выучка, инстинктивно приняв правильное положение, Пьер, ловко перекувыркнувшись, приземлился. И тут же соскочив, не замечая боли от ушибов, он бросился к Дашеньке.

– Как ты, милая!? – упав пред ней на колени, нежно, будто они и не расставались, спросил Пьер. В следующую же секунду он помог Дашеньке присесть, и, придерживая её, склонился над ней. Его светлые волосы, рассыпавшись прядями, скрыли от Даши его внезапно выступившие слёзы.

– Теперь всё хорошо родной, ведь мы вместе… – прошептала она, убирая волосы с его лица.

– Это правда любимая,… теперь навсегда… – только и успел произнести Пьер, как вдруг из дверцы перевёрнутой кареты появился Мефисто. Он резко направил свой револьвер в сторону влюблённых и выстрелил. Тут же прозвучал ответный залп, это Ришар с запозданием разредил свой наган. Ранение пришлось в лёгкое Мефисто, и он, выронив револьвер, хрипя, свалился лицом в грязь. Пьер всё ещё широко улыбался Дашеньке, когда она внезапно поняла, что выстрел злодея достиг цели. Тихонько сползая к её ногам, Пьер закрыл глаза и потерял сознанье.

– Помогите! Хоть кто-нибудь! – пронзительно закричала Даша, и мгновенно прильнула к любимому. Слёзы градом хлынули из её глаз. Они словно тёплый летний дождь падали на лицо Пьера. Вмиг подбежали Ришар и Луи. Ришар, как человек сведущий в медицине, моментально склонился над Пьером, и уже было хотел осмотреть его, как вдруг он открыл глаза. Улыбка вновь появилась на его сомкнутых устах, и он тихо, словно боясь спугнуть счастье, промолвил.

– Не время сейчас плакать, любимая,… радоваться надо,… всё плохое уже позади… – хрипло шепнул он и улыбнулся ещё сильней. Это Дашины слезы, словно эликсир жизни привели его в чувства.

– Ох, ты нас и напугал!… ха-ха!… ну а теперь потерпи, герой… – облегчённо хохотнув, воскликнул Ришар, и осторожно повернув Пьера, стал осматривать его рану на спине. Пуля, выпущенная Мефисто, пробив кожу, застряла в том самом правом ребре, что он сломал, ещё там, у вокзала, когда его на фиакре сбил Луи. Вот от этого-то сломанного ребра у него всю погоню и ныло в боку. А теперь, пуля, попав в перелом, вызвала болевой шок, отчего Пьер и потерял сознание. Только и всего. Да уж, на такую удачу трудно рассчитывать, но какие только чудеса не случаются с влюблёнными, вот и это было настоящим чудом. Пережив сильное потрясенье, Пьер постепенно приходил в себя.

А меж тем на шум выстрелов со всех концов города спешно съехались жандармы и ажаны разных званий. Одним из первых, верхом на полицейском жеребце, примчался помощник Ришара, Жан. Он задержал раненого, но всё ещё опасного Мефисто с его привратником Марэ и передал их в руки полиции. Злодеев, чтобы они не мучились, спешно отправили в тюремный лазарет.

Друзья же, как можно нежнее поместили Пьера в ландо, и со всеми предосторожностями повезли его в госпиталь. Жан вперёд всех ускакал туда на своём резвом жеребце, и заранее предупредил врачей. Буквально через минуту все они были уже на ногах и ждали своего пациента. А едва его привезли, как он тут же попал на операционный стол. Операция длилась недолго и прошла более чем удачно. Пьеру благополучно извлекли пулю, зашили рану и, наложив гипсовую повязку, необходимую в таких случаях, отпустили домой. У всей честной компании радости не было предела.

8

А тем временем вести о благополучном исходе погони дошли и до жителей Монмартра. В кафе у Светланы поднялся невероятный переполох и суета. Все вдруг разом оживились в ожидании своих любимчиков. Был уже прекрасный наполненный теплом и розовым сиянием заходящего солнца вечер, когда княжну Дарью и Пьера привезли в кафе. Их встречали как героев, да они и были таковыми. Княгиня Светлана всё причитала и всхлипывала от небывалого подъёма радости и счастья мгновенно охватившего её. Однако она ни на миг не забывала и о своих обязанностях хозяйки кафе.

Хлопоча, то на кухне, где готовился торжественный ужин на весь квартал, то ныряя в погребок за винцом, она ещё и успевала на ходу накрывать столы и расставлять приборы. Впрочем, во всех её делах ей тут же нашлось немало помощников. Все кто ещё сегодня ночью помогал Пьеру, теперь уже выполняли её приказы. И агент Луи, и помощник Ришара Жан, и даже жандармы, приехавшие с ними, тоже хлопотали и во всём принимали участие. Все стремились быть полезными. Ришар, давно питавший самые тёплые чувства к стройной и очаровательной княгине Светлане, теперь вообще не отходил от неё ни на шаг. И как будущий покоритель её доброго сердца пытался во всём ей угодить.

Пьера же устроили лежать на оттоманке, прямо в центре веранды кафе. Но он неугомонный, нет-нет, да порывался вскочить, чтобы помочь остальным. Услышав в очередной раз, как Светлана с кухни зовёт кого-то, он опять откинул плед, и уже приподнял голову, как немедленно был остановлен сидевшей рядом Дашей. Она чутко отслеживала все его поползновения.

– Куда это ты собрался,… ну-ка тихо-тихо,… что мало тебе! Лежи спокойно,… и без тебя всё сделают… – командным тоном, но с напускной сердитостью заявила она и, поправив Пьеру покрывало, погрозила ему пальчиком, словно маленькому озорнику.

– Ну, Даша,… ну я же не могу так,… все что-то делают, а я разлегся,… может, я всё же пойду… – улыбаясь своей очаровательной улыбкой, попытался возразить он.

– Ты сегодня и так уже много чего сделал! Написал столько картин, спас меня,… впрочем, уже только одного этого будет достаточно, чтоб тебе отдыхать всю свою оставшуюся жизнь… – ласково прервала Пьера Даша, и прикоснулась к его губам нежным поцелуем, не давая ему больше возможности перечить ей.

Но вот подошла пора, накрыли столы, и началось невероятное торжество. Пир, как говориться, получился на весь мир. Новость о таком значительном происшествии, как победа над колдуном Монтескью, поразила даже самые смелые умы, и в одночасье облетела всех, кого только возможно было. А вскоре уже и весь Париж знал о прекрасной княжне Дарье и её возлюбленном, загадочном художнике Пьере, который в совершенстве владел волшебной техникой написания картин. И каждый неравнодушный к искусству человек в этот чудесный вечер старался обязательно приехать на Монмартр и поздравить влюблённых.

Да, это был настоящий праздник. И ещё много-много дней кафе княгини Светланы гудело как весёлый улей, встречая своих гостей. А меж тем раны Пьера заживали быстро. Его организм, впрочем, как и у всех влюблённых, источал чудодейственные вещества феромоны, способствующие скорейшему выздоровлению. Не прошло и недели, как он уже опять взялся за холсты и кисти. И они с Дашей, как и прежде, стали вновь выезжать на их заветные места, где он с упоением писал свои новые неповторимо-волшебные полотна.

Вот так и закончились те невероятные события. Однако это не значит, что закончилась история любви и приключений прекрасной княжны Дарьи и необыкновенного художника Пьера. О, нет, их история ещё только начиналась. И, кто знает, как дальше сложится их судьба, и какие творческие удачи их ещё ждут впереди. А может они и сейчас, так же, как и прежде, сидят себе на лавочке в Булонском лесу и обсуждают очередную чудесную картину Пьера,… как знать,… как знать…

Конец

Сказка о доблестных дочерях графа Кондакова коих государь замуж выдал

1

Начались все эти события в старинные времена в сельце Преображенское, что стоит надёжным форпостом на подступах к столице нашего великого государства. На окраине сельца почти рядом с вольной речкой Яузой жил тогда в небольшом домишке молодой, но очень бедный граф Кондак. Ну, то есть как жил, скорей всего просто выживал. Кое-как рыбачил, охотился, да что-то в огороде выращивал. Хотя охотник он был замечательный, отменный стрелок. Дичь, какую добывал, сразу на ярмарке продавал. На то потом и существовал.

Когда-то давно род его славился подвигами ратными да вотчиной богатой. Но всё кануло в лету, и остался только дым воспоминаний. А виной тому стала зависть междоусобная боярская, что в лихие времена людям жить мешала. В былые годы по заговору подлому, подмётному, оклеветали старшего боярина Кондака за его справедливые помыслы да доброе отношение к своим людям. Попал граф Кондак в опалу, немилость царскую. Поверили тому мерзкому пасквилю, долго разбираться не стали, и сослали честного графа-боярина со всеми домочадцами из столицы великой в малое сельцо на окраину. Обездоленный и обесчещенный заболел он там с горя, и умер.

Прошло время, и остался от знатного рода славного лишь младший сын графа – Никодим. Он-то и жил сейчас в том домике, что достался ему в наследство от некогда великих достояний. Так бы и жил молодой граф в глуши да тиши никому неведомый, но только встал во главе нашего государства новый царь, молодой – Пётр I.

Ух, и шустёр же царь оказался. Юн, горяч, по-старому жить не хочет. Бояр собирает да за чубы их таскать желает, только царица-матушка его от таких дел и удерживала.

И вот задумал он войско себе потешное организовать для игр военных. И место уже подыскал, где солдат размещать. Аккурат возле домика графа, на горке, что у речки Яузы. А река царю понадобилась для водных ратных утех.

Повелел государь лодки строить, что по-морскому стругами назывались. Да только он и сам от лодочников не отстаёт. То топор схватит да балку рубит, то глядишь, уже корму у ботика смолит. Вот такой государь рос, работы не чурался не то, что нынешнее племя.

Хоть и юн царь был, но умом таким обладал, что на десятерых взрослых бояр хватит. Везде поспевает государь, всюду вникает, всё на лету схватывает, сам учится и других поучает. Так он и до Никодима добрался, подошёл к его убогому домику да хозяина кличет.

– Эй, там,… выходи!… отвечай кто таков?… да чем тут занимаешься? – вопрошает он, да бровь хмурит. Никодим вышел, увидел, кто перед ним стоит, и отвечает смело.

– А ты государь, прежде чем допрос чинить, сначала бы в дом вошёл, дичи поел, кваску попил,… а уж потом бы я тебе и рассказал кто я таков… – неспешно молвит он, да ещё и ухмыляется. Тут царь на него такой взгляд бросил, что ему аж чуть худо не сделалось.

– Стало быть, ты мужик, меня царя, в гости зовёшь!? – звонко прикрикнул на него Пётр да насупился. Но Никодим не растерялся, в момент совладал с собой, и невозмутимо слово держит.

– А ты на меня так не смотри! Я взглядов царских не боюсь,… потому как я не мужик простой, а граф Кондаков, боярин родовой!… да и карать меня далее уже некуда, сам видишь, как живу. А уж коли возжелаешь жизни меня лишить, так казни хоть прямо сейчас,… мне такая жизнь немила. Чем так-то мыкаться, уж лучше спать вечным сном!… – гордо голову подняв, отвечает Никодим. Царь немало удивился такому его ответу, ведь он-то не ожидал увидеть здесь графа, да ещё и боярского сына.

– Да ты погоди горячиться-то,… жизнь ему вишь ли не мила,… не знал я, что ты такой родовитый человек! И то, правда, пойдем, перекусим,… да там мне и поведаешь, в чём твоя беда… – вмиг сменив гнев на милость, разумно согласился Пётр. Ну, Никодим тоже кичиться перестал, государя впустил, и сели они полдничать. Слово за слово, молодые люди разговорились. И граф рассказал царю свою историю, всю без утайки, и про письмо подмётное поведал, и про нужды свои, и неудовольствия какие накопились, тоже выразил. Государь его внимательно выслушал и говорит.

– А я ведь знаю про то дело подмётное,… мне матушка рассказывала. Говорила, разобрались потом с наветом тем подлым,… и заговорщиков тех нашли, да только старый граф к той поре уже умер и следы его семьи затерялись. А ты оказывается вот он,… здесь, рядом прям под боком живёшь! Так ты говоришь, места себе не находишь,… сердце твоё настоящего дела просит,… ну, так вот, что я тебе скажу,… хватит тебе отсиживаться,… рыбачить да без толку охотится, пора и отчизне послужить! К чёрту обиды былые, по-новому надо мыслить, по здравому уму!… я ныне большие дела затеваю,… вон, потешное войско собираю, городок для него строю,… шняки да струги с лодками делаем, на речку их выводим. Ну и ты мне подмогой станешь!… возьмёшь на себя Преображенское расположение! И раз уж ты такой ловкий охотник, то назначаю тебя командиром по стрельбам,… и быть по сему! – заключил царь и резко поднялся, тем самым дав понять, что решение принято и обсуждению не подлежит. Никодим тут же следом за царём вскочил.

– Рад стараться государь! Рад родине-матушке послужить! – воскликнул он. Молодые люди быстро пожали друг другу руки, по-братски обнялись, и вышли наружу, где чуть поодаль вовсю кипела работа. Стучали топоры, визжали пилы, строились срубы, ставились палатки, расширялось место под солдатский лагерь, одним словом жизнь бурлила.

– Ну, граф принимай хозяйство! Всё в твоём распоряжении!… действуй! – лихо скомандовал Пётр.

– Слушаюсь, государь! – весело ответил граф, и они пошли вместе осматривать расположение. Так в одночасье Никодим обрёл себе властного покровителя, а государь замечательного солдата и верного друга.

2

С тех пор у графа началась новая жизнь, ведь теперь он находился на государевой службе. Постоянные военные сборы и учения, проводимые царём, быстро поменяли неспешный и размеренный образ жизни графа на боевой и дисциплинированный лад. Выправка и осанка у Никодима приобрела солдатский манер, и его высокий рост раскрылся в полной мере.

Теперь его топорщиеся молодцеватые усики и белозубую улыбку под ними можно было увидеть издалека. Ранее его тусклые глаза, ныне заблестели яркой небесной синевой. А по неделям немытые волосы, сейчас сияли своим приятным пшеничным цветом. Неряшливый и беззаботный охотник-рыболов, исчез и на его месте появился опрятный дворянин военного чина с утра и до ночи занимающийся выучкой солдат. Никодим, будучи исключительным стрелком, теперь обучал этой науке всё потешное воинство. Времени это забирало уйму и до простых бытовых дел руки всё никак не доходили. А чтобы хорошо выглядеть и всегда быть собранным ему приходилось по ночам стирать и ухаживать за своим видом.

– Эх,… граф, граф… хозяйку тебе в дом надо! Как же ты дальше-то жить будешь? Впереди столько дел, а ты всё стираешь… – частенько подтрунивал над ним государь. И надо же такому быть, его слова оказались пророческими.

Служил в потешном войске один солдат из соседнего сельца Богородского, в коем и имелось-то всего семь дворов. И как это было тогда заведено во всех крестьянских семьях, младшая его сестра – Еремея, приносила ему на службу обед. Ну а молодой граф, измученный одиночеством, увидев её, был очарован той простотой, непосредственностью и красотой, коя присуща лишь выросшим на приволье девицам. Её первозданная свежесть и юный пыл, вместе с внешностью нежного ангела, произвели на Никодима неизгладимое впечатление.

Светлые волосы, сплетенные в тугую косу до пояса, и глаза изумрудного цвета, в сочетании с розовыми губами аки рассвет, растопили сердце графа. Три ночи подряд Никодим не спал, ни ел, прежде чем решиться позвать Еремею замуж. Да и то до конца так и не осмелился. Государь же, узнав об этой заминки, не дожидаясь, следующего прихода Еремеи в лагерь, забрав с собой, и графа, и её брата, собрался и сам наведался в сельцо. Да там же и просватал девицу. В том же месяце и свадьбу сыграли. Так Никодим стал женатым, притом непросто женатым, а счастливым.

А тем временем маленький лагерь потешного войска разрастался и приобретал вид серьёзного военного подразделения. Тут же рядом, прямо как на дрожжах, росла крепость Прешбург, названная так в честь знаменитой в те годы неприступной цитадели. Всё шло великолепно.

И вот, как-то однажды, гуляя с Никодимом по соседнему Измайловскому поселению, государь обнаружил на одном из ремесленных подворьев старый заброшенный английский ботик. Он тут же поручил своему корабельному мастеру Карштену, голландцу по происхождению, починить сей кораблик. Вскоре дело было сделано. И царь, при помощи своих потешных воинов, спустил кораблик на речку Яузу.

Так начались первые поползновения государя к серьёзным водным походам. Но вот беда и речка и другие водоемы, что были поблизости, оказались маловаты для такого внушительного бота. И тогда царь замыслил перебраться на более великие просторы. Подумал, собрался и отправился к большому Плещееву озеру, где и затеялся строить первую корабельную верфь. Граф Никодим, как и подобает верному царёву воину, неотлучно следовал за ним. И теперь ему приходилось намного чаще разлучаться с любимой Еремеей. Но чем дольше расставанье, тем сильней любовь. И такое правило не замедлило сказаться, уже через год оно принесло свои плоды.

У молодых суженных появились две прекрасные девочки, два чудесных подарка любви. А столь исключительное событие, даже такой занятой человек, как государь пропустить не мог. Узнав о рождении девочек, он сразу же примчался в Преображенское из Немецкой слободы. Где в последнее время они с графом сильно сдружились с иноземными господами-негоциантами. Расцеловав молодую мать и новорожденных девчушек, Пётр немедленно затеял праздник. До веселья государь был великий охотчик.

В крепости Прешбург накрыли столы, а целую залу отвели под танцы. Тут же назначили крестины, и уже к вечеру царь стал наречённым отцом этих двух очаровательных малюток. И сам лично дал им имена. Ту, что была пошустрей и весело дёргала ножками, будто танцуя, царь назвал Ирина.

– Станет балериной,… будет нам Эвридику исполнять!… мы ей театр построим не хуже европейского,… расти артисткой!… – задорно рассмеявшись, отметил государь. Другую девочку, что с серьёзным видом лежала и смотрела на него, царь нарёк Еленой.

– Ах, и красавица,… ну и хороша… – нахваливал он её, – а серьезная-то какая,… явно учёной будет! А ей мы университет возведём,… у нас ныне планы великие,… мелочится нам не след! – заключил он и поднял бокал за здоровье малюток. Гуляли неделю без продыху. Гостей понаехало отовсюду, и из Семёновского полка, и из Измайловского, и даже с Плещеева озера друзей прибыло. Также гости иностранцы из Немецкой слободы подошли. Отметили на славу.

3

Но не прошло и месяца, как случилась страшная крамола. Великая опасность грозила царю, и он, со своими сподвижниками покинув Преображенское, на время в дальнем монастыре схоронился. Однако граф с Еремеей и малышками с ним не поехали, остались.

– Береги моих крестных,… а я уж как с супостатами управлюсь, так и возвернусь… – покидая крепость Прешбург наказал ему Пётр. И Никодим за то время пока государя не было, честно нёс свою службу, отстаивая царскую цитадель от крамольных лазутчиков, коих супостаты подсылали.

Но недолго длилось государево отсутствие. На расправу с недругами царь был очень скор. А малышки меж тем так быстро развивались и росли, как если бы они пили какой-нибудь чудесный напиток. Государь, разгромив врагов и укрепив свою царскую власть, вскоре вернулся в крепость. И тут же увидев своих крестниц, кинулся к ним.

– Да не может быть! Ну не уж-то это они! Какие молодцы,… вон как подросли,… это хорошо,… растите-растите быстрей, а то скоро заберу я вашего отца с собой в дальний поход,… долго не увидитесь… – похвалил девочек царь, правда, уже частично обращаясь к их отцу.

– Как велишь государь,… куда и когда путь держать,… говори!… – тут же по-солдатски вытянувшись, словно ожидая приказа, откликнулся Никодим.

– Погоди граф, не сейчас,… сначала собираюсь большое войско набрать. Затеялся я на юг походом идти, Чёрное море воевать. Тут-то твои навыки меткого стрелка и пригодятся. Мне теперь хорошо обученные солдаты надобны,… ну а подготавливать ты их станешь!… – отведя Никодима чуть в сторонку, посвятил его в свои планы Пётр. А тем временем Еремея на стол быстро накрыла.

Сидели долго, обсуждали предстоящий поход. И пока ужин длился, к ним один за другим всё присоединялись и присоединялись вновь прибывшие друзья и сподвижники. Так простой визит царя постепенно перерос в настоящий военный совет, который закончился далеко за полночь. К утру головы единомышленников были полны грандиозных намерений и планов. За выполнение которых, они взялись уже на следующий день. И дело закипело.

День за днём, месяц за месяцем, время шло, Никодим готовил новых отважных стрелков для государева войска, а Еремея занималась воспитанием девочек. Малышки по своему развитию превзошли все ожидания родителей, и двигались ровно в том направлении, какое им и предрёк их крёстный. Елена, не смотря на свой столь юный возраст, проявляла недюжий интерес к математической науке. Она могла днями напролёт сидеть на ближайшем лугу и считать пасущихся там коров с козами.

– Раз коровка,… два коровка,… три… – слышался её детский голосок со стороны лужка. Иринка же, как только встала на ножки начала выдавать такие танцевальные коленца, что родители только диву давались. Умилялись её способностям, да всё приговаривали.

– Ну, какая же у нас умелая артистка растёт. Ну, молодчинка,… ну мастерица… – не нарадовались они ей. И всё бы хорошо, да только государь от своих намеченных планов никогда не отступал. Пришёл срок, царь собрал войско, возглавил его, и тут же выдвинулся в дальний поход к Чёрному морю. Граф Никодим, разумеется, не остался безучастным и тоже отправился в поход.

Он всю дорогу был рядом с Петром и во всём ему помогал. Прибыв к намеченному месту, войско встало лагерем, и царь со сподвижниками затеял готовить первую атаку. Выполнив подготовку, начали штурм.

Однако вражеский город-крепость находился в устье реки впадающей в море. А потому все атаки государева войска, без поддержки флота со стороны моря, были обречены на провал. Во время последней вылазки на стене крепости случилось страшное. Граф Никодим, всегда находящийся в ставке подле царя, вдруг не выдержал вида гибнущих на его глазах, им же воспитанных солдат.

– Государь более мочи нет смотреть на это,… ведь опять же побьют касатиков! Эх, была, не была,… вперёд родненькие! – отчаянно закричал он, скинул с себя камзол и, обнажив саблю, сам кинулся в гущу событий. И даже государь не успел его удержать. Никодим мгновенно исчез в толпе сражающихся воинов.

А когда атака стихла, и дым стрельбы рассеялся, графа уже нигде не было. Ни среди убитых, ни среди раненых – нигде. Сгинул Никодимушка, как и не было его. Царь, расстроенный такой потерей, долго горевал, но делать нечего, война есть война. Несолоно нахлебавшись, государь отступил. И войско восвояси отправилось домой. Но наш царь не был бы царем, если бы не сделал нужных выводов из этой конфузии.

– Нет, шалишь, нас не сломать,… кораблей нам надо! А значит, флоту быть! – строго решил он и затеялся его строить. Прибыв в Преображенское, в крепость Прешбург, он первым делом пришёл к Еремее и крестницам.

– Прости меня Еремеюшка,… и вы меня простите крёстные, не уберёг я вашего батюшку,… пропал наш Никодимушка на поле брани,… и никто не знает где он. Теперь я буду вам вместо него… – чуть не плача извинился царь перед домочадцами, и обнял их своими большущими крепкими руками.

– Эх, государь! Как бы нам сейчас тяжко не было, но ты знай,… мы всегда, в делах твоих светлых будем тебе верными помощниками,… также как и наш отец… – тут же ответили ему Еремея, и такие вдруг сразу повзрослевшие Леночка с Ирочкой. Государь, расцеловав крестниц, оставил им на первое время кое-каких сбережений, распрощался и отбыл в дальний город Воронеж, флот могучий строить.

4

А тем временем, хитрые и изощрённые в пакостях недруги графа Никодима, прознав, что его жена и дочери остались без защиты, затеялись ему мстить. Эти негодяи быстро сговорились. То были два брата Шаклицины. Те самые лазутчики, которых подослали супостаты во время крамолы. Коих граф Никодим, выведя на чистую воду, с позором изгнал из крепости Прешбург.

Враждебность к Никодиму и его семейству эти злыдни испытывали не зря, ведь они были отпрысками того самого боярского рода, что извёл поклёпами и наветами батюшку графа, старого боярина Кондака. И теперь оживившись от столь удачной для них вести, эти ироды готовили мерзкую каверзу против Еремеи и девочек. Они жаждали рассчитаться за свой прошлый позор. Подождав некоторое время, и удостоверившись, что царь вернётся нескоро, они, приняв благообразный облик, явились поздно вечером к Еремее под видом государевых посланников.