Ангел из Сетубала

– Смогу. Не в первый раз, – ответил я.

– Молодец.

Родригес подошел к абордажной команде.

– Все к правому борту! Занять свои места!

Пираты быстро рассредоточились вдоль борта, в руках у них появились абордажные крюки. Каждый из них знал свое дело, свой маневр. Это была опытная, хорошо обученная команда, так что английская посудина не представляла для них особой трудности.

Между кораблями оставалось уже небольшое расстояние.

– Убрать паруса! – скомандовал Родригес.

Приказ был выполнен моментально. Команда действовала как единый механизм. И вот он настал, этот, волнующий душу каждого пирата, момент штурма. Я плавно подвел «Санта-Круз» к левому боку англичанина. Борта наших кораблей коснулись друг друга. В ту же секунду полетели абордажные крюки, впиваясь в борт «купца», соединяя оба судна. И сразу же, с дикими воплями, гиканьем, свистом, перескакивая через оба борта на английскую палубу, хлынула пиратская ватага. Все было как всегда.

Но то, что произошло в следующий миг, повергло меня шок. Крышки винных бочек вдруг откинулись, и оттуда, как черти из своих табакерок, высунулось десятка два военных моряков с ружьями. Грянул залп, и добрая половина наших товарищей рухнула на палубу, истекая кровью. В руках матросов появились пистолеты, и снова загремели выстрелы. В это время из отсеков корабля высыпало еще два десятка моряков с саблями и пистолетами. Они отсекли пиратов от борта, исключив возможность их отступления. Команда пиратов попала в кольцо и таяла на глазах. Оставшиеся в живых бешено сопротивлялись, но было уже ясно, что через несколько минут команда Родригеса прекратит свое существование.

Холодный липкий страх сковал все мои члены. Судорожно вцепившись в штурвал, я с ужасом наблюдал за этой кровавой бойней и ждал, когда придет и мой час.

На «Санта-Крузе» нас было четверо. Кроме меня, Бенито, врач Доменико и Ван Хайден за капитана. Мы смотрели на эту резню, буквально оцепенев от ужаса. Первым пришел в себя голландец. Он выхватил из-за пояса саблю и стал рубить канаты, к которым были привязаны абордажные крюки, державшие наши корабли вместе.

– Поднять паруса! – диким голосом заорал Ван Хайден.

Бенито и Доменико, поняв замысел голландца, стремглав бросились к мачтам.

– Лево руля! – заорал мне Ван Хайден.

Он уже перерубил последний канат, и наш бриг был свободен. Я крутанул влево штурвал, в это время взвилась вверх часть парусов, и наш корабль потихоньку стал отваливаться от роковой шхуны.

Оцепенение мое прошло, у нас появился шанс остаться в живых, и нужно было его использовать. Часть англичан, видя, что мы пытаемся удрать, открыли беспорядочный огонь из ружей. Мы попадали на палубу. Пули свистели где-то вверху, оставляли дыры в парусах, впивались в борта и мачты, не причиняя нам никакого вреда.

Но вскоре стрельба прекратилась, вероятно, англичане поняли, что палить из ружей по кораблю все равно, что стрелять из рогатки по слону. Мы еще лежали на палубе, еще слышались крики англичан, а в душе моей билась и порхала слабая и трепещущая, словно мотылек, мысль о счастливом спасении. Я был уверен, что догнать нас они не смогут, ибо эта старая посудина была хороша для приманки пиратов, но не для погони.

Немного успокоившись от этой мысли, я приподнялся и выглянул из-за борта. Лучше бы я этого не делал, ибо то, что я увидел, снова вернуло ужас в мою душу. Английские военные моряки спокойно и деловито выбрасывали трупы наших товарищей в океан. Но самое страшное было не это. Часть моряков открывали люки в бортах своей шхуны и выдвигали в них пушки, которые раньше стояли прикрытые парусиной. Двенадцать орудий со зловещим спокойствием палача взирали на наш бриг. Вокруг них суетились канониры.

– Все по местам! – услышал я голос Ван Хайдена. – Ставить полные паруса!

Бенито и Доменико бросились исполнять приказ.

– Перейра! К штурвалу!

В мгновенье ока я был на своем месте.

– Ничего. Мы еще покувыркаемся! – кричал голландец.

Он стоял на корме и в подзорную трубу внимательно наблюдал за шхуной.

– Приготовься, Диего!

Я мельком бросил взгляд на «англичанина». Двенадцать пушек тупо глядело нам вслед, не предвещая ничего хорошего. Возле них сновали канониры. Чуть в стороне стоял офицер с поднятой вверх рукой. В ту же секунду рука его резко опустилась, а над каждой пушкой появился дымок от запалов.

– Право руля! – заорал Ван Хайден.

Раздался грохот канонады, и английская шхуна скрылась за пеленой дыма. Я резко крутанул штурвал вправо, и бриг, накренившись, ушел в сторону. И в тот же миг с левого борта по линии нашего прежнего курса взвились двенадцать фонтанов, обдавая нас миллионами брызг. Я перевел дух и вернул «Санта-Круз» на прежний курс.

– Ага! Мимо! Мимо!

Орал Ван Хайден, вывернув фигу в сторону шхуны.

– Мимо! Мимо!

Радостно кричали Бенито и Доменико, прыгая по палубе.

Тем временем англичане деловито перезаряжали орудия.

– Так! Все по местам. Перейра, будь готов! – напряженным голосом произнес голландец.

Он прильнул к подзорной трубе, пристально наблюдая за противником.

Я кивнул головой и перекрестился.

– Лево руля!

Услышал я крик Питера и резко повернул штурвал налево. Корабль, скрипнув мачтами и такелажем, юркнул влево. А двенадцать смертоносных фонтанов взметнулись с правой стороны. Новый всплеск радости на нашем судне.

– Молодец, Перейра! – кричал мне Ван Хайден.

– Эй, Диего! – закричал мне Бенито. – Если в нас не попадут, я, пожалуй, поставлю тебе кувшинчик вина в ближайшем порту!

– Ох и скряга же ты, Бенито! – вопил Доменико. – Диего, бочонок с меня и еще баранья нога!

– Готовься, Перейра! – закричал голландец.

– Всегда готов, как карп на сковородке! – прокричал я в ответ.

После двух удачно проведенных маневров мною овладел азарт игрока. Страх отошел на второй план, его место заняла бесшабашная удаль кандидата в покойники.

Игра со смертью продолжалась.

– Право руля! – донесся до меня крик Ван Хайдена.

Я повторил маневр, и третий залп англичан угодил в воду, вызвав новый приступ ликования нашей малочисленной команды. Ставки мои росли. Жадный Бенито уже сулил мне бочонок отменного тосканского вина. Доменико обещал меня поить до самой смерти.

– Еще немного осталось! – прокричал мне Ван Хайден. – Еще пару-тройку залпов, и мы выйдем из зоны обстрела.

Но залпов больше не было. Англичане прекратили вести залповую стрельбу и открыли по нам беглый огонь. Орудия стреляли поочередно. Заканчивали стрелять последние, а первые уже были перезаряжены и снова открывали огонь. Стрельба велась без перерыва, и предугадать, куда ляжет очередное ядро, было невозможно. Оставалась надежда на мое мастерство рулевого и на удачу. Я отчаянно крутил штурвал влево, вправо, опять вправо, влево. Бриг вилял, кренился из стороны в сторону, выписывал немыслимые зигзаги, словно заяц, удирающий от погони.

Расстояние между нами и шхуной увеличивалось. Мои товарищи по несчастью, как могли, подбадривали меня.

– Давай, Перейра! Давай, Диего! Еще немного осталось!

Ядра сыпались градом, поднимая тучи брызг. Вода вздымалась, пузырилась и пенилась, казалось, что еще немного, и она закипит.

Одно из ядер пролетело над моей головой, обдав меня смертельным холодком. Оно пробило косой парус на грот-мачте и плюхнулось впереди корабля, взметнув очередной фонтан. А еще через мгновенье раздался треск, и фок-мачта, перебитая другим ядром, переломилась, словно срезанная бритвой, и стала падать в сторону левого борта.

– Берегись, Бенито! – что было силы, заорал я.

Но в этом шуме и грохоте он не услышал меня. И тут же громадное тридцатиметровое бревно, бывшее когда-то мачтой, всем своим весом обрушилось на него. Бедняга не успел даже вскрикнуть. Удар был настолько сильным, что голова его треснула, как перезрелый арбуз. Кровь брызнула в разные стороны, окрашивая светлые доски палубы в алый цвет. Из трещин в голове на палубу медленно и тягуче вытекали серые мозги. Корабль еще раз тряхнуло, и к моим ногам подкатился какой-то шарик, ткнувшись в мой сапог, он остановился. Это был глаз Бенито. Своим черным зрачком он вопросительно уставился на меня. Я содрогнулся и поежился. Вспомнилась недавняя похвала Родригеса, отпущенная Бенито: «Глаз – алмаз». А теперь этот «алмаз» лежал у моих ног, а сам Родригес уже кормил рыб в океане. Как все зыбко в этой жизни.

Упавшая мачта разрушила часть бортового ограждения и накренила наш бриг набок. Она была больше, чем наполовину в воде и замедляла ход судна, очень мешая мне маневрировать. Доменико и Ван Хайден, вооружившись топорами, уже рубили канаты, державшие мачту. Освободившись от крепежа, тяжелая мачта медленно стала сползать в воду, увлекая за собою изуродованное тело бедняги Бенито.

Вдруг раздался сильный взрыв, треск обшивки, корма подлетела вверх, а судно клюнуло носом, едва не зачерпнув океанской воды. Не удержавшись на ногах, я перелетел через штурвал и грохнулся на палубу. Недалеко от меня лежал Ван Хайден, а чуть поодаль Доменико. Первым опомнился голландец.

– Что это было, Перейра? – закричал он мне.

– Похоже, что эти гады в нас попали, – ответил я, поднимаясь на ноги.

Ван Хайден выругался, вскочил и, прихрамывая, побежал к корме. За ним последовал и Доменико. Они, перегнувшись через ограждение, что-то рассматривали внизу, при этом быстро жестикулировали.

Англичане еще продолжали стрелять, но ядра уже падали позади нашего судна. Мы вышли из зоны поражения их пушек. Через несколько минут голландец и испанец подошли ко мне.

– Что там? – спросил я.

– Ерунда. Пробоина в борту выше ватерлинии. Мы с Питером ее быстро залатаем. Там работы на час.

– Так-то оно так, – задумчиво проговорил Питер. – Но там еще руль пострадал. Его практически нет. Огрызок какой-то остался.

– Не может быть! – воскликнул я и крутанул штурвал из стороны в сторону.

Корабль слабо реагировал на мои команды.

– Да… – я почесал затылок. – Плохи наши дела. По спокойной воде доползем до берега. Сейчас посмотрю карту и составлю маршрут до ближайшей земли. Только бы шторма не было.

Мы втроем с тревогой посмотрели на темнеющее небо.

– Да что там шторм! Из такой передряги выбрались, врагу не пожелаешь. И ничего, живые и здоровые. Плевать на шторм. Один только Перейра пострадал.

– Ты, что, несешь, Доменико? Я в полном порядке.

– Ты в материальном смысле пострадал, Диего. Не получишь ты теперь бочонок вина от Бенито, – врач радостно захохотал. – Бенито – жадюга. Он лучше на дно пойдет, чем хорошему человеку вина поставит.

Шутка была плоской, как доска, но он так заразительно смеялся, что мы с Ван Хайденом не выдержали и захохотали вместе с ним.

– Ага, жадюга он! – кричал сквозь смех Ван Хайден. – Это он специально башкой об мачту треснулся, чтобы денег на вино не тратить!

– Так это он мачту сломал?

– Он! Он! – сквозь хохот, вместе закричали мне Питер и Доменико.

– А я думал, ядро!

Меня корежило от смеха, и я по штурвалу сполз на палубу, давясь от хохота.

– А руль от корабля тоже он?

– Это он! Бенито! Он! Жадюга! – кричали мне мои товарищи, катаясь по палубе и дико хохоча.

Это было похоже на коллективное помешательство. Мы валялись по палубе, держась за животы. Вместо хохота из наших глоток вылетали какие-то стоны, хрюканья, бульканье и прочая дичь. Эта оргия продолжалась минут пять. Вероятно, нам требовалась эмоциональная разрядка после всех наших смертельно опасных злоключений. И мы получали ее.

Смех прекратился так же внезапно, как и начался. Мы лежали на палубе, глядя, как по небу быстро бегут облака, словно боясь опоздать куда-то. На душе было пусто и холодно.

Ван Хайден встал с палубы и будничным голосом произнес:

– Пойдем, Доменико, заделаем пробоину в корме. Диего, за штурвал и смотри в оба.

Я кивнул и поднялся на ноги. Голландец помог встать нашему эскулапу.

– Ты, Перейра, не переживай, я свое слово держу, – весело проговорил испанец. – До самой твоей смерти буду тебя вином поить!

– Погоди, Доменико, а если Перейра дольше тебя проживет? – спросил Ван Хайден.

– Исключено. У меня хорошая наследственность. В моем роду все долгожители.

– Ладно, долгожитель. Пошли немного поработаем.

И они ушли в трюм.

А через два часа начался шторм. Внезапно задул резкий северо-восточный ветер. Небо затянулось тяжелыми свинцовыми тучами. Сумрак черной вуалью покрыл океан. Редкие всполохи на мгновенье освещали мертвенным светом контуры туч и верхушки волн. Приближалась гроза. Волны становились все выше, круче и злее. Они словно свора бешеных псов налетали на наш бриг, стремясь растерзать свою добычу. Наша крошечная команда отчаянно билась с этой стихией, стремясь во что бы то ни стало сохранить свой корабль, а, стало быть, и свои жизни.

Я изо всех сил крутил штурвал, стараясь удержать бриг носом к волне, ни в коем случае не встать к ней боком, иначе мощная волна перевернет наш корабль. Только носом, а иначе конец!

Стало совсем темно, поскольку наступил отнюдь не добрый вечер, суливший совсем не спокойную ночь. Ван Хайден и Доменико зажгли масляные фонари, освещавшие дрожащим светом небольшое пространство вокруг себя.

Началась гроза. Прямо над нашими головами вспыхнула ослепительным зигзагом молния, на миг осветив все вокруг холодным, зловещим светом. И тут же оглушительно, словно залп из тысячи орудий, грянул гром. Я инстинктивно перекрестился. На нас сверху обрушились потоки воды. Начался свирепый ливень, больше похожий на водопад. Сказать, что было страшно, это ничего не сказать. Обстрел англичан, по сравнению с этим разгулом стихии, был детский лепет, щекотание пяток. Я мертвой хваткой вцепился в штурвал и во всю глотку орал все молитвы, которые знал.

Огромные водные горы с неумолимой методичностью обрушивались на наш бриг. Легко, словно ореховую скорлупку, вздымали его на свою вершину и тут же безжалостно бросали вниз. Такие полеты вызывали спазмы у меня в желудке, тошнота подкатывала к горлу, а сердце зависало где-то над головой. Казалось, что следующая волна это последняя в моей жизни. Шторм бушевал всю ночь. Мне представлялось, что этому кошмару не будет конца.

Уже слабо забрезжил рассвет, но стихия продолжала свирепствовать. И вдруг, сквозь рев и грохот, я услышал отчаянный крик. Я напряг свой слух и зрение и увидел фигуру Доменико. Он стоял на самом носу корабля и энергично размахивал руками. Ван Хайден находился у мачты. Как я не напрягался, не мог расслышать, что кричит испанец. Но этого и не понадобилось. В очередной раз вспыхнула молния, и на секунду стало светло как днем. И я увидел то, о чем хотел предупредить меня Доменико. Ничего страшнее я не видел в своей жизни. В нескольких десятках метров прямо по курсу тянулась вереница острых, как акульи зубы, рифов. Неумолимая сила тащила нас на них. Ничего сделать уже было нельзя. Поздно! Я покрепче ухватился за штурвал, широко расставил ноги, внутренне собрался, приготовившись к неизбежному столкновению. Оно не заставило себя долго ждать.

Страшный удар сотряс наш многострадальный бриг. Раздался оглушительный треск, грохот, скрежет. Невероятная сила подбросила меня вверх и вперед. Пролетев пару метров, я грохнулся на палубу, сверху на меня свалился выломанный штурвал. Бриг резко остановился и застыл словно вкопанный. Я лежал на палубе несколько секунд, отходя от шока. Затем откинул от себя штурвал и осторожно ощупал себя. Все в порядке, кости целы. Я встал на ноги и огляделся. Ни Ван Хайдена, ни Доменико не было видно. Сверкнула молния, и в ее свете я увидел у левого борта лежащего голландца.

Я бросился к нему.

– Питер! Питер, ты в порядке?

Я тряс его за плечо. Голландец открыл глаза и какое-то время ошалело смотрел на меня.

– Ты в порядке, Питер?

– Да вроде бы. Голова болит. Наверное, я башкой хорошенько треснулся и отключился.

Он сел на палубу, прислонившись к ограждению.

– А где доктор? – спросил он.

– Не знаю. Наверное, на носу судна. Я там его видел.

Я помог голландцу встать, и мы побежали на нос корабля. Но Доменико там не было.

– Наверное, он за борт свалился. Надо его вытаскивать!

Я схватил валявшийся под ногами канат и подбежал к ограждению. За бортом ничего не было видно, лишь темнота и сплошная стена дождя.

– Доменико! – закричал я.

– Доменико! – вторил мне Ван Хайден.

В ответ рев океана, свист ветра и грохот дождя. Раздался новый раскат грома, сверкнула молния, и в ее призрачном свете мы увидели бедного доктора. Он неподвижно лежал, точнее сказать, висел, на коралловом рифе. Белое как мел лицо его было обращено в нашу сторону. В широко открытых глазах навсегда застыло выражение удивления и боли. Из груди испанца торчал огромный острый конусообразный отросток рифа, а из рваной раны обильно вытекала кровь, которую тут же смывали потоки дождя.

– Бедный Доменико. Повис как бабочка на игле в гербарии, – дрогнувшим голосом проговорил Ван Хайден. – Не приведи господь!

Он истово перекрестился.

– Вот тебе и долгожитель, – грустно произнес я и тоже перекрестился. – Прощай, Доменико!

В это время наш бриг, выброшенный на рифы, под напором мощных волн дрогнул и сдвинулся на полметра назад. Вода стала заполнять трюм.

– Бежим, Питер! Иначе утонем!

Я бросился на корму к спасательной шлюпке.

– Давай, Перейра, спускай лодку на воду и жди меня! Я сейчас!

Голландец метнулся к лестнице, ведущей вниз, и скрылся в люке. Я отвязал канаты, удерживающие шлюпку, спустил ее на воду и стал ждать Ван Хайдена. Потянулись томительные секунды ожидания. Наш бриг дернулся еще раз, постепенно сползая с рифов, и просел в воду еще больше.

– Питер! – заорал я отчаянно. – Питер!

Наконец голландец появился на палубе. Он бежал, что-то волоча за собою. Дождь не прекращался, волны с неистовством бились о рифы, грозя сию минуту столкнуть наш корабль в океанскую пучину.

– Прыгай в лодку! – крикнул он мне.

Перемахнув через ограждение, я спрыгнул вниз и оказался в лодке.

– Принимай, Диего!

Он стал спускать на веревке кованый сундук.

Это были сокровища Родригеса, награбленные им и его бандой! Они, согласно пиратскому кодексу, должны были быть разделены между всеми членами команды в соответствии с их долями. А теперь все эти богатства принадлежат мне и Ван Хайдену. Я подхватил сундук и установил его в лодке. Голландец отвязал шлюпку и бросил канат мне. Он перелез через ограждение и прыгнул в лодку. Но в это время волной лодку чуть-чуть отодвинуло от брига, и голландец, не рассчитав, плюхнулся в воду между шлюпкой и кораблем. Через секунду он вынырнул, но второй волной шлюпку бросило назад к бригу и голландца припечатало к борту. Он вскрикнул и, взмахнув руками, исчез под водой. От такого удара он мог потерять сознание, и я бросился в воду за ним. Погрузившись на несколько метров, я буквально наощупь обшаривал темное пространство вокруг себя, напрягая зрение, вглядывался в черную толщу воды. Но тщетно, Питера не было.

Я вынырнул, жадно схватил порцию воздуха и снова ушел под воду. И опять безрезультатно. Я сделал третью попытку. И вдруг боковым зрением я увидел светлое пятно справа от себя под килем корабля. Сначала я подумал, что это большая медуза, но, подплыв ближе, увидел, что это была белокурая голова голландца. Течением его унесло немного в сторону, и своею одеждой он зацепился за острые обломки руля. Я быстро освободил одежду и, ухватив его за ворот рубахи, потянул за собою наверх.

Мы вынырнули. Признаков жизни Ван Хайден не подавал. Я перевернул его на спину и поплыл к лодке. Одной рукой я греб, а другой тащил за собою товарища по несчастью. Лодку уже отнесло метров на двадцать, но в темноте я хорошо видел ее, выкрашенный белой краской, борт. Я плыл из последних сил, ибо понимал, что лодка – последний шанс остаться в живых, и это придавало мне силы. Наконец я достиг цели. Ухватившись одной рукой за борт шлюпки, я перевел дух и немного отдышался. Собравшись с силами, я втолкнул в лодку Ван Хайдена, а затем влез в нее сам. Быстро вставив весла в уключины, я приготовился грести куда-нибудь, куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого проклятого места.

В последний раз я взглянул на ставший мне родным бриг «Санта-Круз». Он стоял израненный, беспомощный, покорно снося оплеухи и тумаки от рассвирепевшей стихии. Корабль тихо умирал. Он почти до самой палубы погрузился в воду и терпеливо, как баран на бойне, ждал своего конца.

И вдруг меня пронзила какая-то непонятная жалость к этому кораблю, на котором я провел не самые лучшие годы своей жизни. Я всегда считал его своею тюрьмой. И вот сейчас, когда «Санта-Круз» погибает, мне до слез его жалко, ведь это была часть моей жизни и сейчас она вместе с бригом уходит на дно.

Корабль сдвинулся на несколько метров, освобождаясь от державших его рифов, и медленно пошел вниз. Скрылась под водой палуба, пушки, палубные надстройки. Над поверхностью оставалась единственная уцелевшая мачта, медленно исчезавшая в черной клокочущей пучине. На верхушке ее бился и метался, словно в предсмертной агонии, черный флаг с белым черепом и скрещенными костями. Но и он вскоре исчез в темной беснующейся бездне. Я стоял в раскачивающейся лодке и смотрел, как умирает корабль. К горлу подкатывался комок. Прощай, «Санта-Круз»!

***

Шторм бушевал всю ночь. Но к утру все успокоилось, тучи исчезли, небо стало чистым и свежим, словно его только что вымыли. Солнце неторопливо и размеренно двигалось к зениту. Дул легкий южный ветер. Океан был тих и кроток. После безумной ночи он спал. Дыхание его было ровным и спокойным. Вдох, и наша лодка плавно поднималась вверх, выдох, так же плавно опускалась вниз. По глади океана, словно бриллианты, рассыпанные по голубому шелку, сверкали и переливались всеми цветами радуги солнечные зайчики. Царило спокойствие и безмятежность.

В кормовом отсеке шлюпки было самое необходимое: бочонок пресной воды, мешочек с сухарями, коробка с солониной, две головки чеснока, два пистолета и два мешочка с пулями и порохом, большой нож, несколько рыболовных крючков, кулек с солью, кресало, фитиль и карта в кожаном тубусе.

Обозначив на карте наше местоположение, мы стали думать, что делать дальше. Либо плыть в направлении, где проходят морские торговые пути, либо направиться к одному из Багамских Островов?

Первый вариант Ван Хайден отмел сразу. Во-первых, неизвестно, сколько нам придется ждать проходящее судно, а вода в бочонке имеет свойство заканчиваться. Во-вторых, наши спасители станут нашими убийцами, когда увидят груду золота и драгоценных камней в нашем сундуке. Говорил Питер убедительно, и я с ним согласился. Мы решили плыть к Багамским Островам.

Примерно через неделю плюс-минус один-два дня, мы будем у восточной части архипелага. Высаживаемся на ближайшем острове, набиваем полные карманы золотыми монетами, сам сундук надежно прячем и, набрав бочонок воды, отправляемся в Нассау или во Фрипорт. Оттуда на попутном корабле плывем в Португалию. Там мы покупаем или арендуем корабль, спокойно возвращаемся на остров и забираем сундук.

Арендовать корабль или купить его во Фрипорте или Нассау было невозможно, да и опасно. В то время это было пристанище пиратов и прочего сброда. Плыть в Португалию за кораблем, конечно, дольше, но зато надежнее и безопаснее. Как только мы вернемся в Лиссабон, мы разделим содержимое сундука поровну, я отправляюсь к себе домой, а Ван Хайден на этом корабле поплывет к себе в Голландию. Ну и конечно, будем часто приезжать друг к другу в гости и, естественно, дружить до самой смерти.

Договорившись обо всем, я отправился отдыхать, а голландец сел за весла. Особенно трудно было грести днем. Был конец июня, разгар лета. Установился полный штиль. На небе ни облачка, солнце палило нещадно. И некуда было скрыться от этого пекла. Нас постоянно мучила жажда. Запасы пресной воды катастрофически уменьшались. Потянулись длинные, изнуряющие дни унылого скитания по пустынному океану.

А на шестой день нашего плаванья произошел случай, едва не стоивший нам жизней. Я проснулся после полудня и еще лежал на дне лодки, глядя в раскаленное добела небо. Ван Хайден был за веслами. Я уже собирался вставать, чтобы сменить его, как вдруг услышал недовольный голос голландца.

– Вот черт! Только этого не хватало!

Я встал и посмотрел на товарища. Он перегнулся через борт, а из его носа обильно текла кровь. Питер получил тепловой удар и теперь смывал кровь океанской водой. Лодка остановилась, и вода у правого борта окрасилась в розовый цвет.

– Черт! Черт! Холера тебя забери! – ругался он.

Кровотечение не прекращалось. Я смочил носовой платок в воде и приложил его к затылку Ван Хайдена.

– Держи платок у затылка и запрокинь голову. А лучше пересядь сюда, к сундуку. И держи нос кверху. Через пару минут все пройдет.