Кофе с мороженым, или Рецепт идеальных отношений

Кемаль, сидевший рядом с ней, едва заметно поморщился. Видимо, Милкина болтовня уже успела его достать. Быстро он, однако, недовольство показывать начал. Но это я заметила мельком, на каком-то периферийном уровне. Все мое внимание было сосредоточено на мужчине, который был занят поиском свободного стула, и, когда услужливый официант наконец поставил этот предмет мебели сбоку от нашего стола, я, не скрывая удивления, уставилась в знакомые темные, практически черные глаза.

Василькова, уловив мой взгляд, тихонько лягнула меня носком туфли по голени.

– Знакомьтесь, это мой молодой человек: Кемаль, – она ласково тронула сидевшего рядом белобрысого парня за предплечье; тот лишь криво улыбнулся. – А это, – она кивнула на моего давнего «знакомого незнакомца» и чуть смутилась, бросив взгляд на меня и как бы извиняясь, – Феликс, его друг. Кемаль еще не очень хорошо говорит по-русски и совсем не знает английского. Поэтому он позвал Феликса, чтобы тот, если что, помог перевести.

Ситуация, мягко говоря, сюрреалистичная. Я смотрела то на Милку, то на Феликса, забыв все существующие слова. Брюнет тоже молчал и без стеснения разглядывал обстановку, словно его присутствие тут – нечто само собой разумеющееся. Непонятно, сколько бы длилось эта неловкая тишина, если бы не Пашка.

– Очень приятно, Павел, – он улыбнулся и по очереди пожал руку пришедшим мужчинам и кивнул Миле.

– Наслышана о вас, Павел, – Василькова хитро сощурилась, и настал мой черед пинать ее под столом. – А что такого? – она бросила на меня невозмутимый взгляд. – От Ланы только и слышно последнее время: «Мы с Пашкой то, мы с Пашкой се».

– Да, мы с Ланой умеем развлекаться, – то ли шутя, то ли серьезно заметил Антонов и почему-то посмотрел на Феликса.

А вот Милка разве что в ладоши не захлопала. Она, конечно, знала, что мы с Пашей действительно часто стали зависать вместе, но в ее картине мира – мы влюбленная парочка. А на деле… Ну, а на деле мы просто развлекаемся, Антонов прав.

Когда все сделали заказ и официант принес блюда, атмосфера наконец немного разрядилась. В основном говорили Милка и Паша. Кемаль молчал, потому что физически не мог ничего толкового связать, и даже наличие приглашенного якобы помочь друга не спасало ситуацию. Феликс медленно потягивал черный кофе и наблюдал за всеми, и меня время от времени обжигал его внимательный взгляд, но я изо всех сил старалась делать вид, что меня нисколько не смущает его присутствие. Пашка, который, похоже, заметил смену моего настроения, пару раз поинтересовался шепотом, все ли в порядке, но я лишь отмахнулась, пообещав позже все рассказать, когда мы окажемся наедине. Сказав это, тут же поймала пристальный взгляд Феликса. Брюнет как-то странно на меня посмотрел, но, как и до этого, ничего не сказал. Это меня почему-то разозлило, и я, сама от себя не ожидая, громко обратилась к нему на английском:

– А вы, Феликс, чем занимаетесь и как оказались здесь?

Он пару секунд сверлил меня насмешливым взглядом и наконец ответил. На чистейшем русском, без акцента:

– Мы с Кемалем играем в одной группе. Скоро – в следующую пятницу – у нас концерт в одном из местных клубов. Могу достать вам пару лишних билетов.

Мила тут же оживилась.

– Обязательно! Я-то, естественно, пойду, – она снова бросила кокетливый взгляд на равнодушно потягивающего пиво Кемаля. – Но и вы с Павлом тоже обязательно должны ко мне присоединиться!

– Мы постараемся, – голос Антонова сочился непонятным сарказмом, и я вопросительно посмотрела на него, но парень лишь аккуратно сжал мою руку. Что он задумал? – Нам нужно проверить наши рабочие графики, – выдал он откровенную чушь, но Милка деловито закивала, не уловив насмешливый тон Пашки.

Я отодвинула в сторону чашку с чаем и, извинившись, пошла в дамскую комнату. Мила, как я и ожидала, тут же последовала за мной. Впрочем, на это я и рассчитывала.

– Василькова, может, ты мне наконец объяснишь, что все это значит? – обрушилась я на нее, как только мы вошли в уборную.

– Ты про что? – подруга непонятливо округлила глаза. – Аа, про Феликса, что ли? Так я сама только сегодня его впервые увидела. Это же тот, чернявый, с корабля, да?

Я подозрительно посмотрела на нее. Она серьезно или шутит?

– Ну что ты на меня смотришь, как на врага народа? Я даже не была уверена, что твой курортный красавчик и Феликс – один и тот же человек. Думала, показалось. Но он так смотрел на тебя… – Василькова обожгла меня многозначительным взглядом, – я сразу поняла – это он!

– Он, оказывается, русский знает, – я, наконец, повернулась к зеркалу, чтобы поправить макияж, и ужаснулась. Да уж, еще бы Феликс не будет на меня смотреть! Я выгляжу так, будто действительно увидела призрак: еще более бледные, чем обычно, щеки, растрепанные волосы, глаза лихорадочно блестят. Я пригладила локоны и нанесла на скулы немного румян, чтобы окончательно не превратиться в мумию.

– Я тоже удивилась, когда впервые услышала. Не знаю подробностей, но вроде бы у него кто-то из родителей родом отсюда. Поэтому он уверенно говорит как на турецком, так и на русском.

– Кемаль зато какой-то чересчур тихий, – не преминула я все же отметить. – Я, конечно, понимаю – сложно поддерживать разговор, когда не знаешь языка собеседников, но все же. Как будто ему все равно. И как вы вообще общаетесь, раз у вас уже отношения?

– А у нас другой способ, хм, общения, – Милка хихикнула и хитро мне подмигнула, – вы с Пашей, думаю, тоже хорошо его освоили.

Я закатила глаза.

– Ненормальная. Мы с Пашкой… – я хотела было объяснить подруге, что между мной и Антоновым ничего не было, кроме дружеских встреч, но в этот момент телефон в моей руке завибрировал. Я посмотрела на экран – вспомни черта, как говорится.

– Ни минуты не может без тебя, – тут же умилилась Василькова.

Я вздохнула и потянула зеленый кружок в сторону.

– Брусникина, мне срочно нужно уехать! – Антонов говорил почему-то шепотом.

Я запаниковала.

– Что случилось?

– Да у Каринки какие-то проблемы, хотя, подозреваю, опять какая-то преувеличенная до ужаса история, но не проверить не могу.

Я нахмурилась, пытаясь оценить ситуацию. Естественно, настаивать на том, чтобы Пашка остался, я не могла. Но и сидеть дальше одной в компании Кемаля и Феликса, хоть и с Милкой, не хотелось. Почему-то с Пашей мне было спокойнее.

– Подожди меня, я поеду с тобой, – проговорила я в трубку и сбросила звонок. Пусть подбросит меня до ближайшей станции метро. Хотелось развеяться в вечерней людской толпе и с наушниками в ушах.

– Уже уезжаете? – засуетилась Милка. – Но мы даже часа вместе не просидели.

– Надо было вовремя приходить! – огрызнулась я, но тут же смягчилась. – Прости, но правда не могу. Там у Пашки дома что-то случилось, надо ехать.

Василькова грустно вздохнула.

– Понимаю, не бросать же парня в такой ситуации, – она деловито закивала, а я про себя обрадовалась, что не успела пролить свет на истинный статус наших с Антоновым отношений – теперь можно удачно ими прикрыться.

Мы вернулись в зал. Пашка уже собирался и незаметно для всех мне подмигнул.

– Ну что, поехали? Такси уже ждет.

Он снова пожал руки парням и заботливо встал сзади с моим плащом, помогая мне его надеть. Милка восхищенно наблюдала за его действиями.

– Вы, Павел, истинный джентльмен, – решила она сделать Антонову комплимент, и я чуть не прыснула. О да, Пашка как никто другой соответствует этому определению: так и вижу, как он по-джентльменски лежит на диване в своей студии, закинув ноги на журнальный столик, пялится в экран телевизора и хрустит чипсами из лежащей на животе миски.

– Предлагаю перейти на «ты», – он одарил Василькову своей очаровательной улыбкой, – и зовите меня Пашей. Павел – как-то чересчур официально. Даже для такого джентльмена, как я.

Мы направились к выходу, и, перед тем как толкнуть стеклянную дверь, я уловила в ее отражении знакомый взгляд. Даже так Феликс умудрялся смотреть не в глаза, а в душу. Он едва заметно улыбнулся и кивнул, а потом Кемаль его окликнул, и ниточка оборвалась. Я мотнула головой, смахивая наваждение, и вышла на улицу.

6.

Капли дождя гулко барабанили по окну. Осень в этом году выдалась промозглая и слякотная. Я с наслаждением допила остатки капучино из картонного стакана и наконец удосужилась посмотреть на Пашку. Антонов не сводил с меня глаз и молчал, но его взгляд был красноречив донельзя.

– Мы можем и дальше делать вид, что ничего не произошло, но вот только тебя после того вечера будто подменили. Лана, версия 2.0.

– Ты насмотрелся фильмов про инопланетян.

– А ты – слезоточивых драм. Нет, подожди, – он округлил глаза в притворном ужасе, – неужели подсела на турецкие сериалы? Ты узнала, что мужчина, в которого ты уже несколько лет тайно влюблена, приходится тебе родным братом, потому что у вас общий отец, который оставил его в детстве и скрыл от всех этот факт? Выражение лица идеально подходит для такой ситуации. Ну, – он сделал вид, что прикидывает варианты в уме, – или примеченное ранее на распродаже платье купили и твоего размера больше не осталось.

– Ты не врал, когда говорил про чушь, которую не все понимают.

На самом деле мне было смешно. Пашкин юмор был, конечно, довольно специфичным, но в любое другое время я бы не удержалась и захохотала от всего абсурда, которой он только что наплел. Но сейчас говорить не хотелось. Точнее, говорить хотелось, но не об этом.

Почему нельзя как раньше – посмеяться над очередной офисной шуткой, обсудить кино или сериал, поспорить о том, кто круче: Шакира или Бейонсе, в конце концов? Я, кстати, за первую.

Нет же – Паше приспичило обсудить наш не совсем удачный ужин на минувших выходных. Прошло уже два дня, а я до сих пор чувствую вопросительные взгляды Антонова и даже, кажется, какой-то немой упрек.

– Все дело в этом Феликсе, не так ли? – спросил Пашка, и я почувствовала, как мои щеки стремительно покрываются румянцем.

Терпеть не могу это качество в себе. Обманщик из меня никакой: чуть что – предательски краснею. И не только в тех случаях, когда хочу соврать. Смутить меня – плевое дело. Милка всегда смеялась надо мной из-за этого. «Тебя, Брусникина, даже тонна пудры не спасет», – издевалась подруга, даже не подразумевая, как сильно я от этого страдаю.

– Допустим, – все же ответила я. А, была не была. Во мне вдруг проснулось дикое желание выговориться. Милка выпадала – а ну как своему Кемалю ненаглядному разболтает. Нет, я, конечно, Василькову люблю и доверяю ей, но у нее, когда влюбляется, крышу напрочь сносит. А Пашке можно, он свой, что ли. Родным стал за это короткое время, хоть и странно все между нами складывается, будто постоянно присутствует какая-то легкая недоговоренность. Что, однако, нисколько не мешает нам общаться и проводить время вместе.

– Вы знакомы? – Антонов вопросительно изогнул правую бровь.

– Не совсем.

Я рассказала Пашке про наше «недознакомство» с Феликсом в Турции на корабле. Антонов слушал внимательно, не перебивая, только хмыкал время от времени.

– Так и скажи – он тебя очаровал, – с каким-то непонятным выражением произнес он, когда я закончила рассказ.

– Разве можно запасть на человека за одну короткую встречу?

– Ну, не зря же столько разговоров о любви с первого взгляда, – он усмехнулся, а я лишь отмахнулась. Ну какая любовь?

– Короче, не знаю, что делать. Да и вообще, нужно ли что-то делать? Мы, возможно, с этим Феликсом никогда больше не увидимся.

– Только если ты проигнорируешь его приглашение сходить на концерт, – заметил Пашка.

– Концерт еще этот, – продолжила ворчать я. – Что вообще за музыку они играют? Наверняка проходняк какой-нибудь.

Я, конечно, лукавила и так не думала. Сразу вспомнилось, как Феликс давал мне свои наушники на корабле. И песня та сразу в голове заиграла. Красивая, очень пронзительная. Вряд ли человек, который такое слушает, будет играть посредственную музыку.

Наверное, на моем лице было что-то написано, потому что Паша странно на меня посмотрел.

– А что ты теряешь? Давай сходим? Мне вот, например, даже интересно. Да и подруга твоя вроде как уже понадеялась, что мы ей компанию составим. Не оставлять же ее одну.

Кстати, да – Милка же просила. Наверное, ей будет не по себе в переполненном дымном зале среди кучи незнакомых бородатых мужиков, которые будут пьяно горланить в унисон с группой на сцене. Не знаю, почему в моем представлении все должно было происходить именно так и именно с наличием такого контингента, но я решила, что Василькову бросать – подлое дело.

– Только ради Милки, – строго сказала я Пашке, но не могла не заметить насмешливого огонька в его глазах. Ну и пусть.

Я выкинула стакан от кофе в урну и тронула мышку. Экран компьютера зажегся, напоминая о незаконченной статье. Пашка вертел свой наверняка уже остывший американо в руках и не спешил вставать с моего стола, у которого уютно пристроился, оперев на него свою пятую точку. Раньше я часто бесилась из-за этого, а теперь привыкла.

– Он тебе нравится, – неожиданно произнес он.

Пальцы замерли над клавиатурой. Это был даже не вопрос. Пашка говорил с уверенностью, будто сам себя убеждал. Я покосилась на него, не зная, что сказать.

– Ты так на него смотрела. Впрочем, как и он на тебя. Едва знакомые люди так друг на друга не смотрят.

– Но мы и правда почти незнакомы! – горячо возразила я. Непонятно кому: Пашке или самой себе?

– Ну мне-то ты можешь признаться, Брусникина, – доверительно кивнул Антонов. Правда, глаза печально блеснули.

Говорят, глаза – зеркало души. Это стопроцентно Пашкин случай. В его огромных серо-зеленых глазах всегда уязвимо отражалось все его нутро. Вот и в этот раз – там читалась грусть, но какая-то светлая, что ли. Я знала, что нравилась ему. Возможно, не настолько, чтобы совершать ради меня подвиги и бороться, но симпатия определенно была. Антонов мне тоже очень, очень нравился. Как старший брат, которого у меня никогда не было. Мне с ним было спокойно и хорошо. И, как оказалось, делиться с ним даже такими неоднозначными секретами было… правильно. О Феликсе я даже Милке не рассказывала. Да что там – даже себе боялась признаться, что он настолько запал мне в душу. А вот Пашке, как оказалось, все очевидно.

Мне совсем не хотелось, чтобы наши отношения испортились, поэтому я робко посмотрела на него и задала прямой вопрос:

– И что теперь?

– А что теперь? – Антонов резко подскочил со стола и подмигнул, тряхнув головой. – Теперь мне надо срочно пробить твоего Феликса, прежде чем отдавать такое сокровище в его лапы. Мало ли, еще маньяком каким-нибудь окажется.

– Дурак ты, Пашка, – совершенно беззлобно отозвалась я и, изо всех сил сдерживая улыбку, наконец принялась допечатывать злосчастную статью. Дедлайны горели!

7.

– Можно мне «Космополитен»?

Милка была пьяна. Пока еще не от коктейля, нет – от атмосферы. От романтики, как ни странно, этого места. От любви. Мне это не нравилось, но я пока молчала.

– А мне… – я тоже повернулась к Пашке, но он меня перебил.

– Ни слова больше! – и его мощная фигура скрылась в толпе двигающихся тел.

Клуб был небольшим, но место мне на удивление нравилось. Оно мало напоминало кишащее алкогольными парами и бьющей по барабанным перепонкам музыкой заведение. И бородатых мужиков тут было совсем не так много. Не поймите меня превратно, ничего против бородачей не имею – вон, с Пашкой дружу, а его подбородок наверняка уже забыл, как выглядит бритва. Но типичных грозных любителей металла и хардкора, которые обвешаны цепями и любят размахивать стаканами с пивом и перекрикивать исполнителей на сцене, тут вроде бы не наблюдалось.

Это было хоть и подвальное помещение, но теплые мерцающие огоньки, ненавязчивая пока еще фоновая музыка, приветливые официанты и просторное пространство перед сценой, которое сулило свободу действий для всех желающих потанцевать или просто поближе наблюдать за исполнителями, делали место уютным и приятным.

Я заметила возвращающегося к нам Пашку, который виртуозно гарцевал среди людей, неся в руках целых три стакана.

– Дамы, извольте, – он отдал Милке ее «Космополитен», а затем протянул мне бокал с чем-то бледно-розовым, больше похожим на милкшейк или смузи, чем на жидкость.

– Что это?

– Коктейль. Специально для тебя. Называется «Спасение печени».

Я чуть не захлебнулась глотком, который уже сделала.

– Как-как?

– «Спасение печени». По названию, думаю, понятно, что безалкогольный. Там только яблоки, клубника, банан, лед и измельченная мята.

Спасибо, конечно, Антонову за заботу. Но «Спасение печени» больше звучит как средство первой необходимости утром, после затяжного запоя. Наравне с рассолом.

– Вкусно, – пришлось признать мне, когда я осушила стакан наполовину буквально сразу.

– Ну еще бы, я черт-те что не принесу, – с самодовольным видом отозвался Пашка, а Милка шепнула мне в ухо мечтательное:

– Он у тебя просто душка!

Я до сих пор не призналась подруге, что между мной и Антоновым ничего нет. Это, наверное, эгоистично с моей стороны, но я будто не хотела делиться особыми отношениями с Пашкой. У меня было ощущение, что, если я поделюсь с Васильковой, вся магия дружбы с Антоновым рухнет. Поэтому я только сдержанно кивнула и снова припала губами к соломинке.

Пашке скоро пришлось бежать за очередной порцией «Спасения». Милка же, воспользовавшись моментом, попросила в этот раз «Дайкири». И это притом что сам Пашка свое пиво еще даже наполовину не прикончил.

Вскоре на сцене появились Кемаль и Феликс. Я опустила глаза, пытаясь скрыть волнение, и стиснула трубочку зубами так сильно, что она чуть не сломалась. Парни настраивали свои инструменты. У Феликса в руках была электрогитара. Я все же закатила глаза – ну конечно, на чем еще будет играть этот мачо?

Выглядел он на все сто: просто и в то же время очень эффектно. Черные джинсы, белая футболка, которая идеально оттеняла его загорелую кожу, и белые «вансы». На левом запястье, как напоминание из прошлого, – черный платок с белыми геометрическими узорами. Интересно, это у него что-то типа талисмана, как у хоккеистов? Я настолько отвлеклась на мысли о значении его необычного аксессуара, что, когда подняла глаза и встретилась взглядом с Феликсом, вздрогнула от неожиданности. Он улыбнулся и подмигнул мне. Мне! Я наверняка снова покраснела, но, к счастью, свет в зале стал более приглушенным.

Фоновая музыка остановилась. На сцену из-за кулис вышла высокая девушка, что-то произнесла, повернувшись к Феликсу, и наконец обернулась к зрителям. Я тотчас же узнала ее. Это была та самая блондинка, которая в тот раз, на корабле, прервала нашу беседу с Феликсом. В груди кольнуло, и я заставила себя не обращать внимание на то, какой «свойский» взгляд она бросила на парня.

– Дамы и господа! – она обратилась к толпе на русском – еще одно открытие для меня. Я думала, она тоже не местная. – Прошу приветствовать на сцене группу «New Sound»!

«New Sound»? Серьезно? «Новое звучание»? Так себе название.

В зале послышались пока что жидкие аплодисменты. Публика была еще настороже, ребята тут выступали впервые.

По коже пробежали мелкие мурашки, когда образовавшуюся тишину прорезал до боли знакомый мотив со звуками клавишных. «Dancing in the Moonlight». Это был кавер на красивейший хит группы King Harvest. Я просто обожаю эту песню! Сердце замерло в предвкушении услышать, как будет петь Феликс. Судя по занятому им месту посередине сцены у микрофонной стойки и впереди всех остальных участников коллектива, фронтменом был именно он. И, боги, мои ожидания были вознаграждены сполна. Природа наградила Феликса не только эффектной внешностью, но и восхитительным голосом. Глубоким, бархатным, чутким. Ни одной фальшивой нотки, ни одного лишнего мелизма. На сцене он смотрелся так же гармонично, как и на палубе, выныривая из морских глубин.

– Пока что хорош по всем фронтам, – послышался справа голос Пашки.

Он легонько пританцовывал в такт музыке, разбалтывая остатки пива на дне бокала.

– Да, талант очевиден, – пришлось признать мне.

Даже Милка не могла сдержать восторга и воспевала оды голосу Феликса. И это при живом-то парне. Сам Кемаль играл на ударных. Вполне сносно, стоит признать.

Следующей песней в исполнении ребят была «I Went to Hell Last Night»[7]. Тогда я стала догадываться, почему они выбрали такое название для своей группы. В каждый кавер они вкладывали часть души, что позволяло ему звучать по-новому, по-особенному. Хотя, мне кажется, всегда есть смысл пробовать создавать что-то свое.

Я снова залюбовалась Феликсом: прикрытые глаза, взъерошенные волосы, влажные от пота, на виске – выступившая от напряжения жилка. Он держался двумя руками за микрофон и едва заметно улыбался. Мне пока что нравился их репертуар. Эта песня была про добро и надежду.

«There’s a little bit of God in everything»[8].

Простите мне эту минуту банальных и пошлых высказываний, но его голос сводил с ума. Сколько же в нем было силы и голых эмоций. Я почувствовала, как по спине ползут мурашки, и в тот же момент встретилась взглядом с Феликсом. Мне стоило отвести глаза, но что-то удерживало меня, и я не могла пошевелиться. Будто между нами тонкой нитью пролегла связь, и разорвать ее было равно убить бушевавшее внутри чувство эйфории. А мне этого совсем не хотелось.

Феликс не отрывал от меня взгляда до конца песни. А я так и стояла замерев. Люди рядом возбужденно аплодировали, свистели и кричали «Браво!» и «Еще!», а я словно находилась в вакууме. Странное ощущение.

– Тебе принести что-нибудь? – голос Пашки вырвал меня из оцепенения.

Я растерянно посмотрела на него, но быстро пришла в себя. Ужасно хотелось пить, будто это не Феликс, а я надрывалась сейчас на сцене и у меня пересохло в горле.

– Да, принесешь мне мохито, пожалуйста?

Антонов поклонился в шутливом реверансе и ретировался выполнять «приказ». Здорово, что мне не нужно было делать никаких уточнений для него. Милка бы из вредности принесла мне алкогольный коктейль, а Пашке можно было доверять на все сто.

«New Sound» сделали перерыв, и в клубе вновь заиграла фоновая музыка.

– Поверить не могу – я девушка барабанщика! – Милка обмахивалась рукой и оглядывалась по сторонам.

– Поздравляю, – буркнула я. Кемаль мне все равно не нравился, хоть я и не могла объяснить точную причину. То ли дело его товарищ по команде.

Феликс и Кемаль подошли к нам, словно услышав мои мысли. Я снова покраснела, будто они действительно знали, о чем я думаю. Они о чем-то переговаривались на турецком, причем белобрысый, судя по интонации, был чем-то недоволен. Феликс отвечал довольно сдержанно, но было заметно, что он напряжен и это стоит ему больших усилий. Странно было видеть его таким.

– Вы еще будете выступать? – Милка ласково схватила Кемаля за локоть, но он довольно грубо отвел руку. Подруга смущенно улыбнулась. Стоит ли в очередной раз говорить, что мне не понравилась эта картина?

– Через двадцать минут сыграем еще пару песен, – Феликс отвел тяжелый взгляд от приятеля и тепло посмотрел на Василькову. Я была благодарна ему за этот жест. – Что скажете?

Он вопросительно посмотрел на меня, и мне показалось, что я почувствовала волнение в его голосе.

– Это было… довольно неплохо, – наконец произнесла я.

Что ж, молодец, Лана. Для человека с лингвистическим образованием и опытом работы в издательстве «неплохо» – лучшее слово, которое можно было использовать в данной ситуации.

Правый уголок рта Феликса знакомо изогнулся в кривой усмешке, и я уже хотела дополнить свой ответ куда более яркими эпитетами, но тут появился Пашка.

– Прошу, – он протянул мне запотевший стакан, и я быстро сделала спасительный глоток. Божественно.

– Парни, это было круто! – произнес Антонов, а потом вполне чистосердечно обратился к Феликсу. – У тебя талант, чувак.

– Спасибо, – брюнет искренне улыбнулся Пашке и пожал протянутую ладонь. Слава богу, дождался заслуженной похвалы хотя бы сейчас. Мне снова стало стыдно.

Однако, когда Феликс снова посмотрел на меня, я не прочла в его глазах ни обиды, ни упрека – скорее, любопытство и интерес.

Кемаль наконец соизволил заговорить с крутящейся вокруг Милкой, а Пашка отошел, потому что ему срочно позвонили. Мы с Феликсом неожиданно остались одни, если можно так сказать, учитывая толпу вокруг.

– Я надеюсь, что после нашего следующего выступления ты будешь более впечатлена.

– Посмотрим, – невозмутимо ответила я, делая очередной медленный глоток из стакана. Мохито уже не был таким обжигающе холодным, и первую жажду я уже утолила, но от волнения не знала, куда себя деть, вот и цедила жидкость, изо всех сил стараясь не показывать, что внутри у меня все переворачивается.

– Тебя что-то тревожит? – неожиданно спросил Феликс.