Живописный труп

– Вам стоит держаться от нее подальше. Вы же не хотите потерять репутацию, семью, социальный статус? Так о чем вы хотели попросить?

– Приходите ко мне в офис.

Ладушкин рассмеялся.

– Рабочие секреты не выдам.

– Вы уже обогатили меня мудростью своего учителя. Приходите посидеть.

На вторую встречу с адвокатом Правдорубов надел растянутую майку и дорогой итальянский пиджак. Видимо, таки пристроил свою картину «Бобр в огне».

– Проходите, пожалуйста. Мы тут ваше творчество обсуждаем. Истоки вдохновения главным образом, которые я у вас в мастерской находясь, – Смородина хмыкнул носом, – почувствовал.

Художник в ответ точно так же хмыкнул носом. Смородина указал ему на стул напротив. Правдорубов сел. Он сохранял высокомерие, но существенно сократил амплитуду его воздействия.

– Ладушкин, покажите ему ваше удостоверение.

Ладушкин показал. Правдорубов сравнил фото на документе с увиденным перед собой. И сделал гримасу, которая должна была показать Ладушкину, что он не впечатлен.

– Так я зачем вас звал, Правдорубов. Если вы, – голос Смородины был совершенно спокойным, как стоячая вода, но в данной обстановке Правдорубов меньше испугался бы, если бы адвокат размахивал топором, – еще раз появитесь рядом с Абрамовыми, у вас, как у Савленского, возьмут глубокое прочувствованное интервью.

– Но она сама…

– Я понимаю, сокол ясный, что наркотик – это вы. Глазки масленые, звонки в ночи, «возвратные» письма, оскорбления вперемешку с обещаниями вечной любви. Поэтому, имея уважение к вашему таланту художника-правдоруба, я сначала предупреждаю.

– То есть денег не будет?

– Нет.

– Так бы сразу и сказали, по телефону. Чего зря комедию ломать? Кому нужна такая челюсть? Тем более она в последнее время ненормальная. «Хочу, чтоб они все умерли! Не фотографируй меня, я не фотогеничная».

Правдорубов поднялся, чтобы уйти.

– Это не все. Мне нужен список препаратов, которые вы употребляли.

– То, что вы унюхали, мне выписали американские врачи. Это полностью натуральное средство, и я его на баб не перевожу. Такие грубые инструменты мне ни к чему. Но вам, некрасивым, конечно, не понять. – Он повернулся к Ладушкину. – Это я только его имел в виду.

И, гордо подняв голову, Правдорубов покинул кабинет.

Выждав пару секунд, Ладушкин спросил:

– А девушку на свидании вы бы что попросили показать? Я вот сейчас вспомнил, как мы с вами в клубе говорили про «Сильфиду» Одоевского. Там про то, что даже поэзия, ее устоявшиеся формы – это социальное, такая же форма несвободы, как и все остальные. А иной человек взыскует воли. И ничто эту жажду не утоляет. Так вот. Это не про него.

Смородина остался в кабинете один. Он отключился от внешнего мира. Эти периоды задумчивости делали его медлительным, малоподвижным, он замечал, что у некоторых людей они вызывали усмешку. Но без них он был бы совершенно другим человеком. Поэтому он никогда без жизненной необходимости не смахивал с себя это состояние. Ключи, в конце концов, можно восстановить. Постиранный паспорт тоже.

Итак, он приехал в дом с колонной. Там пили чай и разговаривали, фотографировались. Все немножечко врали. Благополучное дачное лето.

Он наконец-то начал видеть не только то, что ему показывали. Не только Петрушку, а и актера за ширмой, который вертит куклу на своей руке. То, что ему показывали, имело одну цель – отвлечь внимание. Рискованное и жестокое преступление. Целый спектакль с декорациями. И у него совершенно нет доказательств. Хитро, ничего не скажешь. Как по нотам. Бумажка к бумажке. Всегда есть план Б.

Смородина не одобрял убийств. В этом деле не было ни одного, но спинной мозг адвоката говорил ему, что с другой стороны шахматной доски – рептилия. Хищный древний мозг, который столкнет человека с лестницы и не заметит. Поэтому, чем раньше он его обезвредит, тем лучше. Ему нужны были улики. А еще он надеялся спасти одного человека.

И почему он решил, что добыча была слишком доступной? Если человек выглядит беззащитным, это не значит, что так оно и есть.

Фотосессия

В эти выходные жизнь в доме с колонной шла в обычном режиме.

– Мы делаем фотосессию в духе романов Агаты Кристи. Длинные нитки жемчуга есть. Жанночка, иди к нам! Ну, не хочешь как хочешь. Платон Степанович, в «Третьей девушке» есть военный пенсионер. Только он не колясочник, а слепой. Слепой, представляете? Слепой, а передвигается по Лондону без палочки, а потом еще и женится на секретаре.

– Ничего удивительного, слепота только способствует женитьбе. Вы хотите, чтобы я сыграл его роль?

– Ой, нет, ну что вы. – На лице Жизели было написано, что корпулентный с маленькими глазами адвокат не вписывается в эстетическую концепцию фотосета. – Мне нужен ваш дар дипломата. Мне кажется, вы можете договориться с кем угодно о чем угодно.

– Для этого таланта мало, нужна переговорная позиция.

– Генерал такой красавец. Честное слово, если бы он не был таким букой, я бы его… – Жизель употребила слово, услышав которое от посторонней женщины еще пятнадцать лет назад, Смородина бы покраснел. – Высокий, плечистый, кучерявый. А стержень внутри! Я прямо чувствую на его руках кровь врагов. Попросите его сняться с нами.

– Жизель, вы прекрасны, но мне рано умирать. У меня еще есть планы.

– Ах, ну да.

Только в этот момент Смородина почувствовал, что в этот день вишенки начали смотреть на него с легкой усмешкой. Аня, Эльвира и Жизель, как три сестры, фотографировались в саду. Их снимал Оскар, они кокетничали с ним. Все лучились от счастья.

Кулер

На втором этаже перед кабинетом Ягужинской стояли кулер и журнальный столик с двумя креслами. Платон Степанович заметил фотографию пожилой женщины с рыжими волосами, рядом стоял букетик тюльпанов.

– Это у нас сотрудница умерла. В гардеробе работала. Красилась, маникюр себе делала артритными пальцами. Ее дочка приезжала, она тяжело все это переживает. Эмма Викторовна упала с лестницы. Может быть, видели в новостях? «Самая живописная смерть Подмосковья». Она упала с огромной белой советской лестницы. Так вот ее дочь считает, что ее столкнули.

Смородина взял фотографию в рамке и начал задумчиво вертеть ее в руках. В этот момент к кулеру подошла одна из сотрудниц. Она поздоровалась с Ягужинской и стала набирать горячую воду в кружку.

– Раиса Федоровна, как именно Жанна Абрамова попросила вас помочь ей найти работу?

– Сказала, что очень хочет работать, но никого не знает.

– Она сделала это при матери?

– Нет. Мне даже показалось, что она специально улучила момент, когда ее рядом не было. И сказала, чтобы я позвонила лично ей.

– Она называла мою фамилию?

– Кажется, нет. Да и как она бы могла? Это же я ей про вас рассказала.

Сотрудница с чашкой повернулась к ним.

– Эмма Викторовна что-то говорила про Абрамовых. Она прочла статью о том, кто помог музею починить крышу, я это очень хорошо помню.

– Когда?

– В день смерти.

– Вы говорили об этом следствию?

– Нет, никто не спрашивал.

– Можете вспомнить, что именно она говорила?

Сотрудница задумалась.

– Помню только, что она была обеспокоена. Попросилась уйти пораньше, хотя никогда раньше так не делала.

– А остались какие-то ее вещи? Может, записки?

– Пойдемте, посмотрим. Она как раз рядом со мной сидела.

Они спустились на первый этаж, туда, где были расположены гардероб и касса.

– Так она читала газету?

– Газету она мне прям показывала. Потом она разговаривала по телефону, но у нас в подвале иногда плохая связь, она уходила наверх. Сначала она была очень воодушевлена. Я и запомнила это из-за перепадов в настроении. Она вся светилась, что-то говорила вроде «как все хорошо устроилось», «а я все та же», «ноги все болят», «заходите к нам». Но когда вернулась с улицы, на ней лица не было. «Обман» – что-то такое она бормотала. Сказала, что ей срочно нужно уехать и что это очень важно. Ну, я согласилась посмотреть за гардеробом, сейчас посетителей немного. Она позвонила дочери и поехала домой. Я почему это запомнила, она дочери несколько раз повторила, что все дома объяснит. И еще что-то про коробочку… А потом она, видимо, так торопилась, что оступилась. А ходила она с трудом, вразвалочку.

Чай

– Тося, ну это уже невыносимо. Я вынуждена сделать тебе предупреждение. На кухне стоит таз. Тряпка лежит в коридоре. А тебя нет ни там, ни там. Ты понимаешь, что, если коляска Афанасия Аркадьевича наткнется на твою тряпку или на твой таз, она может упасть? Тося?

Эльвира вошла в библиотеку. То, что она увидела, ее шокировало. Библиотека была зоной владычества генерала. Простым смертным можно было только быстро и молча протирать в ней пыль. Жанна не относилась к простым смертным, но она в последнее время читала мало и предпочитала делать это у себя на втором этаже. Тося же разлеглась посреди комнаты и раскинула руки.

Эльвира уронила все свои привычные речевые навыки. Как ни жалела она эту бестолковую женщину, очевидно, это был ее последний рабочий день в доме с колонной.

– Антонида! Встаньте, когда я с вами разговариваю. Тося?

Эльвира опустилась на корточки, потрогала шею лежащей уборщицы, подержала свои пальцы напротив ее носа, пытаясь уловить дыхание, пощупала пульс. Тело было теплым, обмякшим, совершенно безвольным, как сорванное растение.

– Что это? – раздался сзади недовольный голос генерала. Его коляска уперлась в ноги Тоси.

– Труп.

Эльвира злилась на свою доброту:

– Я зашла на кухню. Она явно пила там чай, я увидела оставленную чашку, из которой Тося обычно пила. Сразу ее сполоснула, поставила на место. У меня это рефлекторно, очень не люблю беспорядок. Потом наткнулась на таз. У нее это было, как болезнь. Поставит таз посреди комнаты и уйдет в другую. Ну ты закончи в одной, потом переходи. Впрочем, если бы она соображала, у нее была бы другая профессия. Бить баклуши например. Честно, я такое раздражение испытывала. Лучше бы я сама убиралась! Но дочка жалела ее. Понимаете, Жанна очень добрая девочка. И вот как будто Тося была ей для чего-то нужна. Кто-то из девочек даже спросил один раз в шутку: «Она что, ее шантажирует?» Понимаете? Она так привязывается, меня это даже пугает.

Это был токсин, то есть яд биологического происхождения, боже ты мой, она сама виновата! Совершенно не умела пользоваться натуральным моющим средством. Наливала щедро, несмотря на то что средство дорогое. А смывала плохо. Растяпа, прости господи. Теперь я понимаю, что она и меня так могла отравить, и всех нас.

Оскара Смородина поймал на улице. Тот явно был не рад появлению в доме милиции:

– Я бы ее даже на улице не узнал, если бы встретил. Я как-то больше на товарища генерала ориентирован.

– А вы не замечали у нее особого отношения к кому-нибудь из домочадцев?

– В те дни, когда она готовила, вкусно было. С генералом, насколько я знаю, ей было запрещено пересекаться. Для ее же пользы, как вы понимаете. Вы не смотрите, что товарищ генерал в инвалидном кресле большую часть дня. Он ходячий. Ему тяжело, но он ходячий. На самом деле он каждый день запирает библиотеку и ходит, разминается. Если подойти со стороны окна, можно его увидеть. Только я не рекомендую вам этого делать. Если он на вас разозлится, он вас очень спокойно и хладнокровно убьет. Но он не такой, как все. Он тюрьмы не боится. Я даже думаю, что он вообще ничего не боится.

Жанна сидела у себя в комнате. Смородина поднялся к ней.

– Я не помню, чтобы я готовила для нее чай. Нет, не готовила. Я спала.

– Днем?

– В последнее время хочется. А что? Это незаконно? – Она посмотрела на него с вызовом.

– Это законно. Но я показался бы врачу.

– Они только хуже сделают. У нас утром была сумасшедшая гостья, мне просто надо взять себя в руки.

– Какая гостья?

– Не хочу об этом говорить.

– Дело ваше. Почему вы защищали Тосю?

– От кого?

– Я так понял, что ее порывались уволить, но вы не давали.

– Ее нанимала мама, она же платит ей каждый раз из хозяйственных денег. Я не помню, чтобы она вообще со мной разговаривала об этом.

– А сама Антонида с вами о чем-либо разговаривала?

Жанну передернуло.

– Нет.

– За год работы вообще ни о чем?

– В Англии принято держать дистанцию с персоналом.

– Это правильно. Но вы ведь иногда готовили ей чай?

– На что вы намекаете? Я спала в комнате, я пижаму переодела только потому, что пришла милиция.

– Жанна, я пытаюсь выяснить, что происходило в доме, для того чтобы вас защитить.

– Да, я один раз приготовила ей чай. Да «Хун Пао». Его главное не передержать. Она сказала, он по вкусу, как заячий помет. Не знаю, где она его пробовала. Ну я больше и не заваривала. Я людей не насилую.

– А вот этот ароматный с молоком и специями, я помню, вы и меня тоже угощали?

– Так это не чай, а чайный напиток.

– Хорошо, Жанна. А вы точно не хотите показаться врачу? В вашем возрасте человек обычно полон сил.

Его доверительница закатила глаза. В такие моменты Платон Степанович вспоминал свой детский взгляд на людей старше сорока. Все они казались ему таким однородным множеством, как слипшийся ком. И да, когда они говорили, как именно он должен вести и чувствовать себя в своем возрасте, ему казалось, что они не говорят, а скрипят.

– Я устала от людей. Оставьте меня, пожалуйста.

Смородине отказывают от дома

Когда Смородина спустился в гостиную на первый этаж, Эльвира, сидевшая на диване, обратилась к нему:

– Вот смотрю я, как вы суетитесь, и так вас жалко. Ну посмотрите на себя в зеркало. Вы старый, неприглядный. Жанночка рассказала мне про ваш к ней интерес. Как это мерзко! В вашем возрасте! Женатый человек!

Это был такой бред, что адвокат даже не отреагировал. Зато он понял, почему спорщицы-неразлучницы смотрели на него с усмешкой. Тут в гостиную спустилась сама Жанна. Она смотрела на него волком.

– Хватит к нам ходить. Стажироваться у вас я расхотела. Что вы здесь вынюхиваете? Здесь для вас ничего интересного нет.

– У меня с вашим дядей догово…

– Запутали инвалида. Не удивлюсь, если вы мошенник, который ищет под предлогом помощи тех, кого некому защитить. И обворовывает. Адвокат ведь это не такая уж денежная профессия. А у вас дорогие часы и офис в центре. Уходите! Я здесь хозяйка. Не смейте приходить сюда больше!

Антон Додон

У кого-то от рождения сила воли, как у «Мерседеса», у кого-то, как у «Запорожца». Первые смотрят на окружающих сверху вниз, считая свой характер личной заслугой. Вторым приходится исхитряться, и, кстати, нередко им удается компенсировать врожденное безволие правильными привычками. Это как с очками. Видит человек только пятна, а надел на нос колесики, и импрессионизм вокруг стал унылым реализмом.

Однако вместе с силой воли подлая природа отгрузила Антоше гиперсверхчувствительный привередливый вкус. Представьте, что вы работаете настройщиком драгоценных фортепьяно. Можете отличить эхо одного звука от другого. Вас мечтают изучать, как диковинку, ведущие мировые институты. А вы родились в Сибири в панельной пятиэтажке, где утром у соседей играет по радио шансон, а вечером они дают живой концерт на ту же тему, притом что ни слуха ни голоса ни у кого из них нет.

При всей декларируемой «неотмирности» иногда прекрасный принц Додон закрывал глаза и честно признавался себе, что то, что он не умер в детстве, а наоборот, добился успеха в Москве, пусть и заслуженное, но чудо. И он не может его себе объяснить.

Он много работал. Но в его панельке жили люди, которые работали не меньше, однако нажили только болезни. Ему очень повезло. Но и другим везло. Он на своем веку пережил столько счастливчиков, что ими одними можно было бы населить небольшой сибирский городок. Сияли, влияли, пропали. Он умел только щупать окружающий мир на предмет окон возможностей. Он получился очень живучим. И был бы рад довольствоваться одним и тем же годами. Но он не мог, он начинал болеть.

Позитивно настроенные люди считают, что это они имеют эту жизнь. И каждый раз, когда желудок влечет их к холодильнику, проявляется их личная воля. Додон был слишком умен, чтобы в такое верить. Он был бессилен перед жаждой, которая толкала его к поиску ощущений, способных пощекотать его объемные и сложные вкусовые рецепторы. В самых неудобных жизненных ситуациях желание «испытать что-то новенькое» завладевало его существом, и он отдавался на волю этой страсти.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Берсе́рк – в древнегерманском и древнескандинавском обществе воин-викинг, посвятивший себя богу Одину. В сражении отличались неистовостью, большой силой, быстрой реакцией и нечувствительностью к боли.

2

Омма́ж (отфр. hommage – признательность, дань уважения) в искусстве – работа-подражание (и жест уважения) другому художнику, музыканту и т. п.

3

Синдром дисморфофобии – это состояние психики, при котором человек чересчур озабочен своей внешностью, не может адекватно оценивать особенности собственного тела и делает все для исправления надуманных недостатков.

4

Имеется в виду художественная литература.

5

А́льбрехт Дю́рер – немецкий живописец, рисовальщик и гравер.

6

Дюрер А. Письма и дневники. – М.: Издательство АСТ, 2021.

7

Экзистенциа́льный – относящийся к существованию, бытию.