Люся, которая всех бесила

– Она не хотела его видеть.

– О, какая классная отмазка! Ты вышел из тюрьмы много лет назад – и не торопился к бабушке. Тебя она тоже не хотела видеть?

– Едва на порог пустила. Тебя, кажется, родная мать тоже не жалует – так что сними уже белое пальто, Люсенька.

Она едва не зарычала от бессильной злости. И правда беззубая шавка.

Да что с ней такое? Рядом с Ветровым совсем слетает с катушек. Он действовал как красная тряпка на быка. Вызывал отторжение на физическом уровне.

Закрыв глаза, Люся принялась представлять, как однажды все закончится. И она никогда, ни за что не увидится больше с Ветровым.

Глава 8

И снова Люсину квартиру перевернули сверху донизу, едва не отодрав обои и не вырвав с мясом всю электрику. У Нины Петровны всего лишь прошлись сканерами, но и это едва не доконало старушку, которая цеплялась за Люсю, как утопающий за спасательный круг.

Специалисты Ветрова ушли только ближе к вечеру, так ничего и не обнаружив, и Нина Петровна тут же забралась в кровать, накрылась одеялом и попросила оставить ее одну. И этого с собой забрать.

Против «этого» Люся опять не возражала – чем ближе подступала ночь, тем больше ей нравился Ветров на ее диване. Пакость, конечно, но пакость знакомая. А неизвестный маньяк, подкидывающий секси-подарки, внушал ей куда больше… нет, уже не страха. Ненависти.

– Пойдем, – сказала она, заглянув на кухню, где Ветров что-то яростно строчил в своем телефоне, – тебя отправили ко мне на передержку.

– К ноге, – передразнил он, кривясь. – Место, песик.

Люся едва удержала на языке очередную колкость.

И правда, чего она к нему все время цепляется? Спокойнее надо быть, а то она все больше напоминала себе стервозную идиотку, которая то и дело пытается задеть за живое человека, отвечающего за ее безопасность.

– Прости, – произнесла она резче, чем хотела бы, – это нервное. Давай закажем какой-нибудь еды.

– Опять оскорбление, – но в его голосе больше не было злости, – я все-таки вырос с бабушкой-домовихой. Готовая еда ранит мою гордость.

Она пожала плечами. Хочется кому-то тратить время на подобную чушь – на здоровье. Время Люси – слишком ценный ресурс, чтобы разбрасываться им понапрасну.

В своей квартире она наконец воткнула флешку, которую дал ей Ветров, в ноутбук и открыла файл с данными по коркоре. Что бы вокруг ни происходило, просьбы Великого Моржа игнорировать не следовало, потому что они вовсе не были просьбами.

Ну, здравствуйте, Марина Сергеевна Соловьева, историк, доктор наук, пришла пора познакомиться с вами поближе.

Сорок два года, не замужем, детей нет. Мать – лада, отец – кимор. Стандартная семья. В шестнадцать лет сама пришла в видовую инспекцию и объявила о том, кем является.

Ого! Характер.

Не было у беременной женщины страха сильнее, чем родить коркору. К счастью, это происходило очень-очень редко. Как правило, родители скрывали таких детей, обычно выдавая их за архов, потому что одна вспышка агрессии – и ребенка-коркору брали под пристальное внимание все специальные службы. А тут девочка, еще толком не выйдя из пубертата, решилась легализовать свою принадлежность. Это насколько нужно быть уверенной в своем хладнокровии?

Ветров на кухне гремел посудой, и это было совсем не тем уютным фоновым звуком, который создавала обычно Нина Петровна. Выходило резко и громко, и Люся постоянно вздрагивала и отвлекалась. Ну какой он внук? Подкидыш поди. Почему-то все время казалось, что не может быть у милой старушки-соседки такого неприятного родственника.

Семью не выбирают, напомнила себе Люся и снова уткнулась в файл.

Университет, научные работы, несколько книг по истреблению коркор в Средние века – и снова ого! Смело. Такие темы историки обычно обходили стороной, уж больно кровавой получалась картина. Яги против трехголовых змеев, перерубленные шеи, героизация уничтожения вида. С другой стороны, коркоры все-таки были чудовищами, способными спалить деревню и сожрать ее жителей.

Спецдопуск на преподавательскую деятельность. Результаты психологических тестов. Несколько репортажей – Марина Сергеевна демонстративно не скрывала своей сущности, и студенты время от времени устраивали забастовки, протестуя против столь опасного препода.

– М-да, – Люся закрыла ноут и откинулась в кресле. – И как подготовить город к такому? – Она потянулась за телефоном, набрала Волкову: – Маш, у нас есть вменяемый специалист по антропологии?

– Люсь, восемь вечера, – вздохнула Волкова. – Это прям срочно?

– Это прям завтра, – без всякого стыда ответила Люся. – Устрой мне встречу.

– Ладно, – покорно согласилась безотказная Маша.

И тут же позвонил Носов, через мессенджер, параноик. Вечно он боялся прослушки.

– Люсь, тут видовики требуют все записи с камер наблюдения. Хочешь, отдам им прошлогодние? В редакции все равно каждый день одно и то же.

– Отдай нормальные, – попросила Люся, – у меня в трости нашли «жучка».

– Да ладно? – восторженно ахнул он. – Чума!

Можно было не сомневаться, что Костя будет тянуть время, чтобы снять копии, а потом потратит уйму времени, пересматривая все сам.

Именно Носов настоял, чтобы камеры стояли буквально везде, – после того как несколько лет назад один бизнесмен устроил в редакции жуткий скандал, требуя, чтобы убрали публикацию о финансовых махинациях в его конторе.

Люся еще некоторое время посидела с закрытыми глазами, прикидывая план по повышению лояльности к коркоре, а потом пошла на кухню. Запахи оттуда текли соблазнительные.

Ветров как раз раскладывал пасту с индейкой и грибами по тарелкам. Нина Петровна ни за что бы не одобрила столь калорийный ужин, а Люся любила калории. И углеводы. Особенно углеводы.

– Когда ты повредила ногу? – спросил он, усаживаясь как можно дальше от Люси.

– Летом. В июне.

Гулять так гулять. Пуститься во все тяжкие, пока взрослые не видят. И Люся достала пиво из холодильника. Предложила бутылку Ветрову.

– Я больше не пью, – отказался он язвительно.

Ну еще бы.

Пожав плечами, она открутила крышку и взялась за вилку.

– И почему так долго не заживает?

Люся, увлеченная макаронами, не сразу поняла, о чем он. Ах да. Нога.

– Фактически зажила, – ответила она с набитым ртом, – практически – все еще болит. Мой психолог считает, что это психосоматическое.

– Что за фигня?

Люся прожевала, отпила из бутылки и почувствовала себя почти человеком.

Пусть всякие маньяки идут лесом.

– Вроде как хромота и трость защищают меня от внешнего мира, – пояснила она. – Типа я воздвигаю стену между собой и людьми. Пытаюсь казаться менее привлекательной и более устрашающей.

– Для этого тебе хватает черной помады, – хмыкнул Ветров, а потом нахмурился: – У меня нет никаких данных о твоем психологе.

– Он онлайновый.

– И вы с ним обсуждали твою видовую принадлежность?

– Конечно, – удивилась Люся, – детские травмы, юношеские переживания. Маленькой я боялась, что так и останусь в своей архаичной форме, не смогу вернуться в человека. В юности мне было очень стремно из-за стереотипов. Ну знаешь… поцеловать лягушку… – Табуированная тема давалась, как всегда, тяжело, и Люся запнулась. – Типа ты, такая дура, сидишь на болоте со стрелой во рту…

Увидев наконец, каким хищным стал взгляд Ветрова, она замолчала.

– Скинь мне все данные своего психолога, – коротко бросил он. – Блин, Люся!

– Ага.

Ветров уже привычно расстелил себе на диване, самостоятельно достав белье из перевернутой кладовки.

Бардак вокруг царил адский.

Люся все медлила, будто спальня была за тридевять земель от дивана. Стояла на пороге гостиной, разглядывая, как Ветров снимает часы, ставит мобильник на зарядку. Его волосы были влажными после душа, и резкий запах мужского дезодоранта ощущался лишним в этой квартире.

Чуть красивее обезьяны, вынуждена была признать она, хоть это противоречило Люсиному принципу не шеймить людей за внешность. Ну правда же! Почти сросшиеся брови, маленькие узкие глаза, кривой рот, коренастая невысокая фигура.

Он не обращал на нее никакого внимания, как будто это было в порядке вещей – топтаться на пороге и бесцеремонно таращиться на человека. Щелкнул выключателем, улегся на диван, аккуратно накрывшись одеялом, сложил руки на груди и закрыл глаза.

– И чего тебя вообще потянуло в видовую полицию? – спросила Люся.

Свет горел только в ее спальне, и яркий прямоугольник из темноты казался неестественно белым. Как будто операционная.

И откуда такие странные ассоциации?

– Из-за одной стервы, – не открывая глаз, сонно сказал Ветров.

– А я тут при чем?

– А ты тут при чем? Я говорю о той мерзавке, к которой я тогда ехал.

Люся как-то сразу поняла, когда «тогда». ДТП в состоянии алкогольного.

– Та девушка, к которой ты мчался, – припомнила она, – лада. Неожиданный выбор для студента-марена.

– Не то слово, – согласился он спокойно. – Все воспевают лад – ах, они такие одухотворенные. Мечтают о семье, растворяются в детях, идеальные супруги, идеальные родители. Символ чистоты и невинности, мать их. Мне досталась чокнутая на всю голову.

– Да ладно преувеличивать, – фыркнула Люся, – ни разу не встречала человека, который хорошо бы отзывался о своих бывших.

– Она была одержима желанием побыстрее выскочить замуж, а я вообще не собирался жениться. Случайно вляпался в эти отношения, думал – ничего серьезного, мало ли с кем ты спишь в двадцать лет.

– Вот дурак! – Она пораженно покачала головой. – Лада тебе не ярилка, с ладами нельзя просто спать. Это чревато.

– А знаешь, что особенно чревато? Изменять ладе.

– Не-е-ет, – протянула Люся весело, – даже ты не мог быть таким… чудаком.

– Мог и был, – даже с некоторой гордостью подтвердил Ветров. – За это мне и прилетело фирменным ладовским приворотом. В наказание.

– Ну почему я не знала таких подробностей пятнадцать лет назад! – едва не взвыла Люся. – Мои репортажи про придурка-мажора заиграли бы новыми красками! Я-то думала, что ты просто избалованный, зажравшийся сыночек, поверивший в свою безнаказанность. Но ты же еще и идиот в кубе! Любой школьник знает, что лады – строгие приверженцы моногамии. Что они безжалостно карают за измены! Что они заточены под семью, никаких похождений налево. Этому же учат на уроках по видовому разнообразию!

– Рад, что позабавил тебя, – раздраженно процедил Ветров.

– Нет, подожди… – Взбудораженная Люся просто не могла заткнуться. – Ладовский приворот – мощная штука. Ты поэтому все время ломился к ней, как зомби? Ха, это невероятно смешно. И когда тебя отпустило?

– Года через три.

– Да ты в заключении, наверное, на стенку лез!

– Не то слово.

Тут она не выдержала, расхохоталась.

Чтобы переварить эту историю, нужно было написать о ней. Хотя бы в своем блоге. Хотя бы не называя имен. Иначе ее разорвет изнутри.

– Даже не вздумай, – ясным и четким голосом предупредил Ветров. – Придушу.

– Ну это же натуральный анекдот!

– Я привык называть это своим прошлым, – саркастически заметил он.

– Ладно, ладно. Я честно стараюсь. Смотри, я уже почти серьезна. Как это связано с полицией-то? Сам же говоришь, видовые способности не запрещены.

– Возможно, мне хотелось компенсировать всю эту постыдную историю. Стать кем-то, с кем побоятся связываться.

– Вот ты чудила. Сам везде накосячил, и сам теперь обиженная печенька. Интересно, как сейчас поживает твоя лада?

– Люся, не лезь в это!

– Ветров, кто тебя просил откровенничать с журналистом? – крикнула она уже из коридора и снова засмеялась. – У меня профессиональная деформация, имей в виду!

Вдогонку ей донеслись ругань и угрозы демонстрации ветровской деформации.

Люся забралась в кровать и уснула крепким сном довольного человека. Всегда приятно знать, что есть те, кто лажает сильнее тебя.

– Люсь, а Люсь?

– М-м?

– А может, ты его совсем заберешь?

– Кого?

– Пашу.

Люся ошалело моргнула и возмутилась:

– Нина Петровна, ну вы совсем уж!

Послышалась мелодия домофона. Кого принесло в такую рань?

– Люсь, курьер! – крикнул Ветров. – Я впустил.

– Ну конечно, – проворчала она, – заходи кто хочешь, убивай кого хочешь.

– Типун тебе на язык, – рассердилась Нина Петровна.

В то же мгновение у Люси тренькнул мобильник. «Это от меня курьер, – сообщал Великий Морж, – не дергайся».

– Ветров, это Китаев прислал! – завопила Люся и повторила высокомерно: – Не дергайся.

Нина Петровна, любившая тишину и покой, страдальчески сморщилась и улизнула на кухню, бурча под нос что-то неласковое.

Люся, подтягивая сползающие пижамные штаны, вышла в коридор. Ветров уже отпустил курьера и теперь недоверчиво рассматривал длинный футляр темного дерева.

– Что это может быть? – спросил озадаченно.

Не так уж и сложно догадаться, между прочим. Если бы его хоть немного интересовала Люся как человек, а не как средство для карьерного роста, Ветров такими тупыми вопросами не задавался бы.

Она вздернула подбородок и плавно открыла футляр. На кремовом атласе лежала новая трость – прежняя так и осталась у экспертов. Матовая гладкая поверхность обожженного ясеня с изящными древесными прожилками и латунный набалдашник с янтарной отделкой. Восхищенная, Люся взяла подарок в руки, с удовольствием отмечая, что он достаточно тяжел, чтобы проломить им кому-то голову, но не настолько, чтобы оттягивать руку.

Ветров молчал. Потом и за завтраком к общему удовольствию не проронил ни слова.

Спросил уже в лифте:

– И не противно тебе спать со стариком?

Люся стояла к нему спиной, разглядывая себя в зеркале: тяжелая, темно-красная, почти коричневая помада, безжалостные стрелки, квадратные очки. «Не подходи, убью». Отличный образ.

– Что ты хочешь услышать? – уточнила она холодно. – Если я скажу «да», ты сможешь меня презирать за неразборчивость. Если «нет» – за продажность. Тебе не важен ответ, тебе важно высказать свое «фи».

И Ветров снова замолчал.

Как и вчера, он проводил ее паровозиком до конторы и поднялся в редакцию, чтобы поторопить Носова с видеозаписями, но того еще не было на месте.

– Неужели больше ни у кого нет доступа к серверам? – угрюмо спросил Ветров.

– Ни у кого, – злорадно подтвердила Люся, что было чистой правдой, – Носов любил, чтобы все вокруг от него зависели.

Оставив Ветрова пугать Машу Волкову и Олега Зорина, она шагнула в комнатку к Синичке, плотно закрыв за собой дверь.

– О! – Редактор, с утра уже изрядно выведенная из душевного равновесия, шефу обрадовалась. – Ставлю тебя в известность, Люсь, что властью, данной мне Розенталем, я издаю указ по редакции. Больше никаких «Вы» с прописной буквы ни в рекламных материалах, ни на баннерах. Если, конечно, кто-то не решит написать личное письмо папе римскому… Во всех остальных случаях это признак дурновкусия.

– Ладно, – легко согласилась Люся – рекламные тексты, присланные заказчиками, она давно не читала, но подозревала, что там по-прежнему ад и ересь. – Ты мне лучше вот что скажи, о всезнающая. Что нам известно о ладовских приворотах?

Синичка задрала бровь повыше, явно потешаясь над Люсиным самоуверенным «нам». Кащи пытались относиться к остальным снисходительно, ну не всем же даны уникальная память и генетические запасы знаний, однако прекрасно понимали свое превосходство.

– Известно, – веско сообщила она, – что это такое сильное воздействие, к которому прибегают только от отчаяния. Уж очень высока цена.

– Например?

– Например, лад может стать бесплодным. Или тяжело заболеть. Или психически двинуться. В общем, от этих приворотов больше проблем, чем пользы. Иначе, наверное, жизнь лад была бы сплошным праздником: приворожил кого надо – и наслаждайся результатом. А так трижды подумаешь, прежде…

Хлопнула дверь. В кабинет влетел Носов – глаза горят, шапка набекрень.

– Люсь, – прошептал он, задыхаясь от быстрого подъема по крутой лестнице, – я же нашел!

Глава 9

– Что нашли? – тут же вмешался Ветров, бесцеремонно вторгаясь в кабинет Синички.

Люся закатила глаза. По лицу Носова пробежала рябь, азартное выражение моментально сменилось придурковатым, и он возопил:

– Пуговицу! Любимую пуговицу нашел, Павел Викторович. Три дня искал, а она под стол закатилась.

Ветров ему, разумеется, не поверил, однако решил не давить. Просто долгую минуту посверлил Костю своими злыми глазками, потом пожал плечами и заключил философски:

– В конце концов, она же ваша начальница. Можно понять ваше нежелание делиться своими открытиями со следствием. Убьют так убьют, невелика потеря.

От возмущения в горле Люси что-то булькнуло, ей понадобилась вся сила воли, чтобы промолчать. У Носова, очевидно, были причины так поступать. Он был невыносимым задирой, однако она без колебаний пошла бы с ним в разведку.

– Записи камер-то отдадите? – безразлично спросил Ветров.

– Отдам, – легко согласился Носов, – пойдемте.

Люся сердито посмотрела им вслед и повторила:

– Невелика потеря! Нет, ты слышала?

– Ужасно, – рассеянно поддержала ее Синичка, не отводя взгляда от монитора. – Заголовки капслоком – это настоящий кошмар.

Спустя несколько минут Носов наконец выпроводил Ветрова, схватил Люсю за локоть и увлек в душевую, которую очень любил за отсутствие там камер.

Едва не споткнувшись о ведро, оставленное уборщицей, Люся отодвинула швабру, поморщилась от запаха ботинок Зорина, сохнущих на батарее, и пристроилась возле дежурного пиджака с парой галстуков, который надевали журналисты, когда им срочно требовалось посетить что-то официальное.

– Ну что там? – спросила нетерпеливо.

– Смотри, – Носов сунул ей под нос свой телефон, – вот оно.

На паршивого качества видео Леня Самойлов, ныне уволенный, весьма уверенно откручивал набалдашник трости, чтобы заменить батарейки в устройстве.

– Офигеть, – прокомментировала Люся, даже как-то не очень удивившись. – И когда это снято?

– Месяц назад.

– И почему ты не сказал об этом Ветрову?

– Люсенька, – Носов, чрезвычайно гордый собой, покровительственно похлопал ее по плечу, – потому что наша крыска – кого надо крыска. Не думаешь, что сначала надо предупредить его дядюшку?

Бли-и-ин… Люся и не подумала, что Самойлов был племянником Великого Моржа. Который, между прочим, прислал ей утром новую трость.

Паранойя расцветала махровым цветом.

– С каких пор тебя волнуют родственные связи? – буркнула она, с подозрением разглядывая янтарь на латунном набалдашнике.

– Я, конечно, дерзкий и независимый, – пояснил Носов со смешком, – но не настолько, чтобы ссориться с Китаевым. Кто в следующий раз нас прикроет, когда мы снова будем снимать губернатора?

– А если это он? – мрачно уточнила Люся.

– Маньяк-убийца? – развеселился Носов. – Свежая идея, но вряд ли чувак просто приуныл на старости лет и решил поразвлечься, убивая архов по всей области.

– Нарой мне инфу на убитых, ладно? – попросила Люся.

– Как ты это представляешь? У нас нет ни дат, ни городов, ни фамилий. Органы закрыли все по этому делу, и даже непонятно, к каким пресс-службам соваться. Нет, Люсь, с такими вопросами к силовикам, тут у меня лапки коротки. Звони уже Китаеву, пока Ветров не понял, что получил только часть записей. А я пошел, у меня там ДТП с пострадавшими.

Люся вздохнула и набрала Великого Моржа. Для разнообразия он сразу взял трубку.

– Олег Степанович, – сухо сказала Люся, решив не благодарить за утренний подарок – это позже, лично, – у меня приватная информация.

– Говори, – так же официально бросил Китаев.

По крайней мере ее не прослушивали. Или прослушивали, но свои.

– Устройство в мою трость воткнул твой Леня, – сообщила Люся. – Он попал на редакционные камеры. Мы отдали видовикам часть записей, без…

– Отдайте все, – перебил ее Великий Морж. – Я все понял, разберусь.

И повесил трубку.

По дороге к антропологу Люся так и этак вертела в голове образ Лени Самойлова, прикидывая, на что тот способен. Скорее всего, кто-то посулил ему денег, и банник легко согласился – к начальству у него было много претензий. Как многие бесталанные люди, Леня был мнителен и обидчив. Ему все время казалось, что Люся отдает другим самых лучших рекламодателей, несправедливо придирается и не ценит такое сокровище. Поэтому возможность сделать пакость ненавистному шефу Леню наверняка обрадовала. Да и повод придумать несложно: в городе было немало людей, кому Люся испортила жизнь. Прикинуться одним из таких и заказать компромат – милое дело.

Однако какой целеустремленный маньяк попался, невольно восхитилась Люся.

С маньяками ей прежде встречаться не доводилось – криминальная жизнь небольшого города сводилась к поножовщине по пьяни и разным кражам. Однажды Люсе посчастливилось записать интервью с людоедом, но тот только сидел в их строгаче, а зверствовал в другом регионе, да и не отличался особой общительностью. Однако, судя по сериалам, которые честно пересказывала ей Нина Петровна, маньякам и полагалось быть хитрыми и упоротыми.

Самое время обзавестись парочкой новых фобий. Еще и психолога отобрали.

Антропологом ожидаемо оказался говорливый кащ, который радушно встретил Люсю в заваленном книгами кабинете местного университета.

– Да-да, дорогуша, – вещал он, угощая ее чаем и плюшками, – я понимаю, что это извечный вопрос: что сильнее – видовые особенности или индивидуальные черты личности? И тысячи лет нашего существования так и не дали четкого ответа на этот вопрос. Есть яркие примеры и того и другого. Возьмем, скажем, ладу, которая несколько лет была радикальной чайлдфри. Она выступала по телевидению и вела собственный блог, всем и каждому доказывая, что женщина – это больше чем контейнер для вынашивания ребенка. И где она теперь?

– Где? – с интересом спросила Люся.

Она помнила эту ладу, звезду десятилетней давности.

– Растит тройню! – торжествующе ответил антрополог. – Или другой пример: всем известная ярила, ушедшая в восемнадцатом веке в монастырь, позже ее канонизировали. Согласно ее дневникам, отказ от соблазнов давался ей куда тяжелее других послушниц, и она годами носила власяницу и вериги, умерщвляя плоть. Легендарный Ванька-Каин, вор и разбойник, родился домовиком.

– А коркоры?

– Коркоры… – Антрополог вздохнул. – Тут следует учитывать, что современные представители этого вида значительно отличаются от своих предков. Вот уже много веков никто не видел огромных трехголовых ящеров, а в шестом-седьмом столетиях от них спасения не было. Сегодня мы обвиняем ягов в геноциде, но не учитываем, что в те времена коркоры представляли собой глобальную угрозу для всех других видов. Однако природа мудра и заботится о равновесии. Если она создала ярил с их экстремальным либидо, то она же позаботилась о том, чтобы появились марены с соответствующим темпераментом. Более того, – тут старик весело прищурился, словно собираясь рассказать анекдот, – природа же наградила маренов невероятной скупостью – чтобы они не потратили все свои сбережения на алчных ярилок. Равновесие! Вот вы… – тут он бросил на нее оценивающий взгляд, – кимора, верно?

– Допустим, – согласилась Люся.

Люди редко угадывали, кто есть кто, в отличие от архов, чувствовавших друг друга. Кроме того, для выживаемости беззащитного лягушачьего вида пресловутая природа с ее пресловутым равновесием расщедрилась на острую интуицию. Благодаря этому Люся легко отличала виды, а порой (очень редко) могла предвидеть опасность.

– Киморы считаются склочниками, – продолжал антрополог, – но правда в том, что у них обостренное чувство справедливости, порой весьма своеобразное. Вот почему вы занялись журналистикой, – заключил он самодовольно.

– Как проницательно, – улыбнулась Люся кротко. – Мы можем вернуться к коркорам?

– Равновесие, да. Казалось бы, противостоять чудовищным ящерам было невозможно, но на защиту всего человечества намертво встали могучие яги. И Илья Муромец, и Добрыня Никитич принадлежали именно к этому виду, и только Алеша Попович был бояном, благодаря ему мы знаем о тех великих сражениях. Ведь героям всегда требуются песнописцы, правда? – Люся согласно угукнула, и антрополог увлеченно принялся разглагольствовать дальше: – Сегодня коркоры опасны лишь потенциально, долгие столетия преследований заставили их отказаться от видовой особенности, которая, кажется, стала уже атавизмом. Но предрассудки невероятно сильны в нашем обществе. Еще пятьдесят лет назад всех коркор принудительно запирали в спецучреждениях, а сегодня всего лишь ставят на обязательный учет.

– Что бы вы сказали, если бы в ваш университет поступила на работу легальная коркора? – нейтрально спросила Люся.

Антрополог разинул рот, изумленно глядя на нее, и растерянно проговорил: