Боевые операции в Северной Африке и на Западном фронте в Европе. 1940–1944

Донесение заканчивается: «У дивизии не было времени собрать большое количество пленных и снаряжения».

Задав дислокацию дивизии между Ле-Като и французской границей западнее Сиври, я полтора часа отдохнул. Вскоре после полуночи поступил приказ на следующий день, 18 мая, продолжить наступление в направлении Камбре. Около 07:00 утра следующего дня в штаб прибыл адъютант 25-го танкового полка и доложил, что в лесу Помрёй [на полпути между Ландреси и Ле-Като] закрепились мощные силы противника и ему удалось прорваться с запада на восток на броневике под покровом ночи. 25-й танковый полк, продолжавший удерживать позиции у Ле-Като, срочно нуждался в горючем и боеприпасах, и командир полка приказал доставить их ему как можно быстрее.

Около 08:00 я отправил оставшийся танковый батальон в марш на Ландреси и Ле-Като с приказом прорваться к полку и доставить туда боеприпасы и горючее. За ними должен был следовать 37-й бронетанковый разведывательный батальон. Позже я вместе с Мостом и Ханке догнал танковый батальон в лесу в полумиле от деревни Помрёй и застал его ведущим бой с перегородившими дорогу французскими танками. На дороге завязались ожесточенные бои, и возможности обойти позиции противника ни с одной из сторон не было. Наши орудия казались совершенно неэффективными против тяжелой брони французских танков.

Французские танки имели от 40 до 60 мм брони, тогда как даже у немецких средних танков толщина брони составляла всего 30 мм, а у легких и того меньше.

Мы некоторое время постояли, наблюдая за боем с близкого расстояния, пока я наконец не решил вести батальон на юг через лес на Орс [в 6,5 километра к юго-западу от Ландреси]. Мы снова столкнулись с французами на северной окраине Орса, и продвижение замедлилось, пока мы пробивались вперед. По неизвестной причине колонна боеприпасов и горючего танкового полка за батальоном не последовала. Был полдень, когда мы наконец достигли позиций Ротенбурга. Он доложил, что его отряд удержал позицию, отражая сильные танковые атаки противника, но теперь он не может двигаться дальше и срочно нуждается в бензине и боеприпасах. К сожалению, в тот момент у меня не было возможности ему помочь.

Теперь к лесу Помрёй отправили необходимые силы, чтобы открыть кратчайший путь на Ландреси. Тем временем французская тяжелая артиллерия начала обстреливать наши позиции круговой обороны. Их огонь был точным, и часть позиции пришлось освободить. Уверенный в том, что битва у леса Помрёй скоро решится в нашу пользу, я отдал приказ танковому полку наступать на Камбре. К 15:00 ситуация улучшилась настолько, чтобы начать наступление.

В этих отрывках повествования Роммеля обилие подробностей несколько заслоняет смысл, и поэтому их можно кратко обобщить. Колонна с боеприпасами и горючим, оставленная к юго-востоку от леса Помрёй, дошла до двух батальонов 25-го танкового полка, расположенных возле Ле-Като, только через час. К тому времени, когда эти танки заправили боеприпасами и горючим, тот танковый батальон, который привел Роммель, уже ушел далеко вперед по безумной дороге к Камбре.

Я отдал приказ усиленному батальону Париса как можно быстрее обезопасить дороги, ведущие из Камбре на северо-восток и север. Под предводительством нескольких танков и двух групп зенитных самоходных орудий батальон продвигался на широком фронте и на большую глубину прямо через поля на северо-запад, поднимая большое облако пыли. Танки и зенитные орудия периодически вели огонь по северной окраине Камбре. Противник в Камбре, не сумевший в пыли разглядеть, что большинство наших машин небронированные, видимо, подумал, что с севера на город наступает масштабная танковая колонна, и не оказал сопротивления.

Ничего не могло быть хуже того, как французское командование использовало свои бронетанковые силы: у него было 53 танковых батальона против 36 немецких. Но все немецкие батальоны были собраны в дивизии (которых было десять), а половина французов были подразделениями поддержки пехоты. Более того, даже их семь дивизий бронетанкового типа задействовались по частям.

До войны единственными французскими бронетанковыми соединениями были так называемые «легкие механизированные дивизии» (200 танков), трансформированные из кавалерии. Три из них французы использовали для наступления на Бельгию. В то время наличествовали также четыре «бронетанковые» дивизии (всего по 150 танков), которые были сформированы зимой. Эти четыре дивизии бросили по отдельности и одну за другой против семи немецких бронетанковых дивизий (в среднем по 260 танков в каждой), которые двинулись через Маас огромной уже сплоченной фалангой. 1-ю французскую бронетанковую дивизию направили в Динан, но у нее кончилось горючее, и она была захвачена в плен, как уже писалось. 3-ю – направили в Седан, но распылили на поддержку находившейся там пехоты, ее остатки были опрокинуты тремя дивизиями Гудериана. 4-я (под командованием де Голля), недавно сформированная и недоукомплектованная, вступила в бой с флангом Гудериана, когда тот двинулся к Уазе, но была отброшена. 2-ю дивизию растянули вдоль 40-километрового участка фронта вдоль Уазы, и две передовые дивизии Гудериана быстро прорвались сквозь эту тонкую сеть статичных мелких подразделений.

Три французские механизированные дивизии в Бельгии дислоцировались к северу от Камбре, и, хотя две из них были разбиты в бою с танковым корпусом Гёппнера на Фламандской равнине, они все еще представляли собой мощную силу. 8 августа им приказали нанести удар на юг, в сторону Камбре и Сен-Кантена, но этот приказ не был выполнен, поскольку значительную часть танков выделили в поддержку пехоте на различных участках.

Что же касается англичан, то у них во Франции было всего десять танковых частей, и все они были рассредоточены по пехотным дивизиям. Первая бронетанковая дивизия отправилась во Францию только после начала немецкого наступления.

Глава II

Захлопывание ловушки

Быстрый прорыв Роммеля закончился захватом Камбре. Поскольку 16 мая находящиеся в опасности союзные армии наконец начали отход с далекого передового рубежа в Бельгии, а 18 мая правое крыло немецких танковых войск вступило в бой с теми силами, которые 1-я французская армия отправила назад, чтобы прикрыть тыл. Потрясающий импульс танкового наступления опрокинул эти оказавшиеся на пути войска на последнем рубеже от Ле-Като до Камбре, но ожесточенное сопротивление и фланговая угроза вызвали беспокойство у высшего немецкого командования. Итак, пока корпуса Гудериана и Рейнгардта продолжали наступление на запад, корпус Гота (включая дивизию Роммеля) на правом фланге остановился и ждал до тех пор, пока к нему не подошли пехотные подкрепления, которые взяли на себя защиту северного фланга.

Можно кратко резюмировать рассказ Роммеля о следующих двух днях. Преодолев участок между Ле-Като и Камбре, он сделал паузу, чтобы реорганизовать силы и доставить припасы, а также дать своим войскам возможность поспать и восстановиться. Он планировал продолжить наступление вечером 10-го числа с целью выйти на возвышенность юго-восточнее Арраса.

Ближе к вечеру он обсуждал план со своим штабом в штабе дивизии, когда внезапно появился командующий корпусом генерал Гот и приказал отложить наступление на том основании, что войска были слишком истощены боями последних дней. Роммель не разделял мнения Гота. Войска двадцать часов были на одном и том же месте, сказал он, и ночная атака при лунном свете приведет к меньшим потерям,  – и Гот дал ему разрешение на наступление.

Наступление на Аррас началось в 01:40 (20-го числа), и Роммель сопровождал танковый клин, который в 06:00 достиг Борена (в 3,2 километра к югу от Арраса). Однако мотострелковые полки не следовали за авангардом танкового клина, как предполагалось, поэтому Роммель поехал на броневике назад, чтобы ускорить их продвижение, но обнаружил, что французы тем временем проникли на его коммуникации. Следующие несколько часов он находился в чрезвычайно затруднительном положении, пока его не спас подход пехотного полка с артиллерией. Затем эти войска были переведены в оборону к югу от Арраса, поскольку поступили сведения о том, что вокруг этого города сосредоточилось несколько французских и британских дивизий.

21-го числа 7-я танковая дивизия должна была наступать, обходя Аррас с фланга в северо-западном направлении с дивизией СС «Тотенкопф» на левом фланге, а 5-я танковая дивизия наступала восточнее Арраса. Вновь прикрывая незащищенный фланг артиллерией, на этот раз Роммель расположил бронетанковый разведывательный батальон между формировавшим острие наступления танковым полком и такими же стрелковыми полками сзади – для защиты линий снабжения и поддержания дороги открытой. И как показывает его рассказ, эти меры предосторожности были вполне оправданы.

Около 15:00 я отдал танковому полку приказ наступать. Хотя количество бронетехники к этому времени серьезно уменьшилось в результате поломок и потерь, это была образцовая атака. Когда я увидел ее мощь, я был убежден, что новый бросок 7-й танковой дивизии на вражескую территорию будет не менее успешным, чем все другие операции предыдущих дней. Я действительно собирался вновь сопровождать танки сам, вместе с моими посыльными, лейтенантом Мостом, броневиком и машиной связи и командовать оттуда операциями по радио, но пехотные полки так медленно продвигались сквозь транспортные заторы, что я сразу же вернулся, чтобы найти 7-й стрелковый полк и заставить его поторопиться. Его нигде не было. В километре или около того к северу от Фише мы, в конце концов, наткнулись на подразделение 6-го стрелкового полка и, двигаясь рядом с их колонной, повернули вместе с ними в сторону Вайи. Метрах в восьмистах к востоку от деревни мы попали под обстрел с севера. Одна из наших гаубичных батарей уже заняла позиции у северного выезда из деревни и вела беглый огонь по вражеским танкам, наступавшим из Арраса на юг.

Эта атака была поспешно организована командованием союзников в попытке прорвать окружение, которое быстро смыкалось вокруг их армий в Бельгии. С этой целью британские 5-я и 50-я дивизии были брошены на юг, к Аррасу, вместе с 1-й армейской танковой бригадой (танки непосредственной поддержки пехоты), а французы планировали помочь двумя механизированными дивизиями и двумя пехотными дивизиями. На подготовку наступления ушло больше времени, чем предполагалось, и начали его до того, как ее удалось завершить. 20-го числа утром корпус Гудериана ворвался в Амьен и в тот же вечер вышел к морю у Абвиля, перерезав линии снабжения союзных армий – смертельный удар.

Под давлением чрезвычайной ситуации британский командующий решил, больше не дожидаясь французов, начать наступление. Однако в том виде британская контратака свелась к двум танковым батальонам (4-й и 7-й Королевского танкового полка с 74 танками) при поддержке двух пехотных батальонов. Части французской 3-й легкой механизированной дивизии (70 танков) помогали на правом фланге.

Теперь мы попали под пулеметный огонь, и пехота справа уже залегла, а мы с Мостом бежали впереди броневиков к позиции батареи. Вряд ли батарея не совладает с вражескими танками, поскольку артиллеристы спокойно выпускали в них снаряд за снарядом, совершенно не обращая внимания на ответный огонь. Пробежав за позициями батарей, мы прибыли в Вайи, а затем вызвали машины.

Танковый огонь противника создал хаос и смятение наших войск в деревне: вместо того чтобы всеми доступными средствами отбиться от наступающего врага, они загромождали дороги и дворы техникой, и мы попытались навести порядок. Сообщив штабу дивизии о критической ситуации в районе Вайи, мы поехали к холму в 1000 метрах от околицы, где обнаружили легкие зенитные и несколько противотанковых пушек с расчетами, расположенных в лощинах и небольшом лесу, большинство в полностью оборудованных укрытиях. Примерно в километре к западу от нашей позиции передовые вражеские танки, в том числе один тяжелый, уже пересекли железную дорогу Аррас – Боме и обстреляли один из наших танков. В то же время несколько вражеских танков продвигались по дороге из Бак-дю-Нор и через железнодорожные пути в сторону Вайи. Ситуация была очень трудная, потому что несколько вражеских танков также находились очень близко к Вайи с северной стороны. Расчет гаубичной батареи, находившейся на некотором расстоянии, теперь оставил свои орудия, увлекаемые отступающей пехотой. С помощью Моста я тотчас пустил в бой против танков все имеющиеся орудия. Каждому орудию, как противотанковому, так и зенитному, было приказано немедленно открыть беглый огонь, и я лично дал каждому орудию цель.

4. Бои вокруг Арраса и Лилля

Когда вражеские танки были в опасной близости, спасти положение мог только беглый огонь из всех орудий. Мы бегали от орудия к орудию. Возражения командиров орудий о том, что дальность стрельбы все еще слишком велика для эффективного поражения танков, были отметены. Я заботился только о том, чтобы остановить вражеские танки сильным артиллерийским огнем. Вскоре нам удалось вывести из строя передовые танки противника. Примерно в 140 метрах к западу от нашего небольшого леса из тяжелого танка вылез британский капитан и, подняв руки, нетвердой походкой направился к нам. Мы убили его водителя. И около гаубичной батареи – несмотря на дистанцию от 1000 до 1300 метров – скорострельностью наших противотанковых и зенитных орудий удалось остановить танки противника и заставить некоторые из них повернуть назад.

Теперь мы направили огонь на другую группу танков, атакующую со стороны Бак-дю-Нор, и нам удалось отразить танки, одни поджечь, другие остановить, а остальные заставить отступить. Хотя во время этого боя мы находились под очень плотным танковым огнем, артиллерийские расчеты сработали великолепно. Казалось, худшее позади и атака отбита, как вдруг Мост рухнул на землю за 20-миллиметровым зенитным орудием рядом со мной. Он был смертельно ранен, изо рта хлынула кровь. Я понятия не имел, что в этот момент рядом с нами велась стрельба, кроме 20-миллиметрового орудия. Но теперь противник внезапно повел сильный артиллерийский огонь по нашим позициям в лесу. Бедному Мосту уже ничем нельзя было помочь, и он умер прежде, чем его успели отнести в укрытие рядом с артиллерийской позицией. Смерть этого храброго человека, великолепного воина глубоко задевала меня за живое.

Тем временем в районе Тийу – Борен – Аньи шли ожесточенные и кровопролитные бои. Очень мощные бронетанковые силы вырвались из Арраса и атаковали наступавший 1-й батальон 6-го стрелкового полка, нанеся ему большие потери в живой силе и технике. Противотанковые орудия, которые мы быстро развернули, оказались слишком легкими, чтобы эффективно противостоять тяжелобронированным британским танкам, и большинство из них вместе с расчетами было уничтожено артиллерийским огнем, а затем раздавлено вражескими танками. Многие наши машины были сожжены, части СС поблизости также были вынуждены отступить на юг под напором танковой атаки. Наконец, дивизионной артиллерии и 88-миллиметровым зенитным батареям удалось остановить бронетехнику противника южнее линии Борен – Альп. Только артиллерией было уничтожено 28 танков противника, а на долю зенитных орудий приходилось один тяжелый и семь легких танков.

Пока вокруг 7-го стрелкового полка шел ожесточенный бой, 25-й танковый полк Ротенбурга стремительно достиг своей цели, а затем тщетно ждал прибытия разведывательного батальона и стрелковых полков. Около 19:00 я отдал приказ танковому полку наступать на юго-восток, чтобы ударить во фланг и тыл по вражеской бронетехнике, наступающей на юг от Арраса. В ходе этой операции танковый полк столкнулся с превосходящими силами тяжелых и легких танков и многочисленными орудиями противника южнее Альп. Разгорелся ожесточенный бой, танк против танка, чрезвычайно тяжелое сражение, в котором танковый полк уничтожил семь тяжелых танков и шесть противотанковых орудий и прорвал позиции противника, хотя и ценой трех танков T-IV, шести танков T-III и ряда легких танков[8].

Это столкновение привело вражеские танки в такой беспорядок, что, несмотря на превосходство в численности, они отступили в Аррас. С наступлением темноты бои прекратились. Тем временем ситуация к северо-западу от Вайи полностью вернулась в исходное положение.

Это наступление было единственным серьезным контрударом, нанесенным пойманными в ловушку армиями, прежде чем наступил конец. И сколь бы ни были незначительны его масштабы, оно повергло немцев в шок.

В шок из-за толстой танковой брони, а не из-за глубины прорыва. Британцы задействовали здесь медленные, но хорошо бронированные танки непосредственной поддержки пехоты «Матильда». Всего у них было 58 небольших танков Mark I, вооруженных только пулеметами, и 16 более поздних и более крупных танков Mark II с двумя пулеметами. Даже максимальная скорость «Марка» составляла всего 19 километров в час, но 75 мм (3 дюйма) их брони оказались непробиваемыми для обычных 37-миллиметровых немецких противотанковых орудий, при этом от них даже артиллерийские снаряды часто отскакивали. Французские средние танки «Сомоа» были быстрее и имели более тонкую броню, хотя и не такую тонкую, как немецкие.

Продвижение не имевших численного превосходства британских танков было затруднено из-за слабой поддержки пехоты, артиллерии и отсутствия поддержки с воздуха. Во многом именно эти недостатки остановили наступление после очень многообещающего начала, а затем обратили его вспять.

Но его влияние на умы и моральный дух высшего немецкого командования было очень заметным и совершенно несоразмерным материальным результатам. Оценивая кампанию 1940 года после окончания войны, фельдмаршал фон Рундштедт сказал: «Критический момент в наступлении настал, как только мои силы достигли Ла-Манша. Это было вызвано британским контрударом к югу от Арраса 21 мая. Какое-то время существовали опасения, что наши бронетанковые дивизии окажутся отрезанными прежде, чем пехотные дивизии смогут подойти им на поддержку. Ни одна из контратак французов не представляла такой серьезной угрозы, как эта». Особенно занервничали Клюге и Клейст. Клюге был склонен прекратить любое дальнейшее продвижение на запад от Арраса до тех пор, пока ситуация там не прояснится. Клейст тоже стал нервически осторожен. Таким образом, когда 22-го числа Гудериан повернул на север от Абвиля, направляясь в сторону Булони, Кале и Дюнкерка, его продвижение было замедлено ограничительными приказами Клейста.

Затем, 24-го числа, корпуса Гудериана и Рейнгардта были остановлены по приказу Гитлера, когда они находились всего в 10 милях от Дюнкерка – единственного оставшегося порта, через который британская армия могла выбраться из ловушки. Но этот судьбоносный приказ был отдан лишь после того, как Гитлер посетил Рундштедта, на которого, естественно, повлияли осторожные взгляды Клюге и Клейста. Когда два дня спустя, 26-го числа, приказ о приостановке продвижения был отменен, шансы предотвратить отход британской армии исчезли, потому что было дано время организовать вокруг порта прикрытие.

23 мая 1940 года

Дорогая Лу!

После нескольких часов сна пришло время написать тебе. Я в порядке во всех отношениях. Моя дивизия добилась блестящего успеха. Динан, Филиппвиль, прорыв линии Мажино и продвижение за одну ночь на 60 километров вглубь территории Франции до Ле-Като, затем Камбре, Аррас, всегда далеко впереди всех. Теперь стремительное наступление призвано взять в окружение 60 британских, французских и бельгийских дивизий. Обо мне не беспокойся. Насколько я понимаю, война во Франции может закончиться через две недели.

24 мая 1940 года

Рядом с Бетьюном. Я в прекрасной форме. Разумеется, целый день в пути. Но, по моим оценкам, война будет выиграна через две недели. Прекрасная погода – раз уж на то пошло, слишком много солнца.

26 мая 1940 года

День или два передышки оказали очень благотворное влияние. На сегодня дивизия потеряла 27 офицеров убитыми и 33 ранеными и 1500 солдат убитыми и ранеными. Это потери около 12 процентов личного состава. Очень мало по сравнению с тем, что достигнуто. Худшее уже позади. Маловероятно, что будут еще какие-то тяжелые бои, потому что мы дали врагу надлежащую взбучку. Еда, питье и сон возвращаются в привычный режим. Шреплер уже вернулся. Его преемник был убит в метре от меня.

22 и 23 мая Роммель продвинулся вперед, обойдя западную окраину Арраса, и под давлением этой фланговой угрозы британские войска в ночь на 23 мая отошли к линии канала (29 километров к северу), идущей через Ла-Басе и Бетюн к морю у Гравелине, юго-западнее Дюнкерка. 24 мая пришел приказ Гитлера остановить танковые войска на этой линии канала. Следующие два дня Роммель потратил на реорганизацию своей дивизии, части которой сильно пострадали в результате британской танковой атаки 21-го числа.

Отмена Гитлером 26 мая приказа о приостановке продвижения совпала с решением британцев отойти к морю у Дюнкерка. Большая часть сил, удерживающих линию канала, уже отводилась на север, чтобы укрепить фронт в Бельгии, где группа армий Бока оказывала все возрастающее давление, под которым бельгийская армия рухнула и капитулировала на следующий день.

Как только приказ о приостановке продвижения был отменен, Роммель быстро возобновил свое наступление на север, в направлении на Лилль, с целью отрезать силы союзников, которые все еще прикрывали город и располагались к востоку от него.

На этом этапе кампании командиры союзников, у которых были перерезаны пути снабжения, естественно, преувеличивали трудности своего положения. Но с «другой стороны холма» все выглядело иначе, как ясно показывает рассказ Роммеля. Трудность, с которой он столкнулся при форсировании канала Ла-Басе, особенно заметна по сравнению с легким из-за очень слабой обороны форсированием Мааса. Сектор, который он атаковал, удерживал всего один британский батальон.

Согласно донесениям с воздуха, поступившим в мой штаб во второй половине дня 26 мая, замеченный к северу от канала противник отступает на северо-запад. Я немедленно запросил у корпуса разрешения в тот же вечер захватить на берегу канала плацдарм. Вскоре оно было получено.

Я оставался с войсками на канале весь вечер. 37-му разведывательному батальону, хотя и сильно пострадавшему от действий снайперов, удалось с помощью артиллерии оттеснить бронетанковые дозоры до самого канала, но сильное сопротивление противника не позволило захватить плацдарм. Однако 7-й стрелковый полк в тот вечер добился заметного успеха, переправив части обоих своих батальонов через канал Ла-Басе, который был заблокирован огромным количеством затопленных барж. После ликвидации ряда вражеских пулеметных гнезд оба батальона закрепились на северном берегу. Если не считать незначительных потерь на переправе от флангового огня британских пулеметных позиций с запада, создание плацдарма в этом месте, по-видимому, не вызвало больших затруднений, и были веские основания ожидать, что ночью батальонам удастся занять сильную позицию на северном берегу.

Рано утром следующего дня, 27 мая, я поехал на место переправы у Кюэнши, чтобы своими глазами увидеть, как идут дела. Снайперы продолжали очень активно работать, в основном слева, и несколько человек были ранены, в том числе лейтенант фон Энкефорт, хотя у него была не более чем царапина.

Саперный батальон собрал несколько понтонов в небольшой гавани недалеко от канала, которых хватило для строительства моста. Однако они собрали 8-тонные понтоны вместо длинных 16-тонных понтонов, которым было слишком трудно маневрировать среди препятствий из затопленных или полузатопленных барж, блокировавших канал. Саперы уже пытались проделать проход взрывчаткой, но без особого успеха вследствие громоздкости затопленных барж.

Перспективы атаки через канал выглядели скверно. Части 2-го батальона 7-го стрелкового полка переправились на резиновых лодках и расположились на противоположном берегу в кустах недалеко от канала. Батальон, однако, не укрепил свои позиции на северном берегу, как я того хотел, и не окопался, а также не взял деревню Живанши. Также не проведена зачистка противника на несколько сотен метров вдоль северного берега на запад, не переправлены противотанковые и тяжелые орудия. Огневая защита тяжелой роты на южном берегу тоже неадекватна. Вероятно, то же самое и с 1-м батальоном [занявшим плацдарм немного восточнее].

Я приказал недавно переданному под мое командование 635-му саперному батальону построить мост из 16-тонных понтонов в секторе, удерживаемом батальоном Крамера, возле взорванного моста в Кюэнши.

Потом под моим личным руководством 20-миллиметровые зенитные орудия, а позже и T-IV были наведены на вражеских снайперов, которые вели весьма неприятный огонь слева и поражали наших бойцов одного за другим. Я приказал снести все дома и сжечь кусты на расстоянии от 300 до 600 метров к западу от места переправы 2-го батальона, после чего мы вздохнули немного спокойнее. Я смог лично убедиться, насколько эффективным был наш огонь, когда два дня спустя мы снова двинулись через канал. Британцы расположились в шлюзовой камере, из которой, судя по количеству найденных там мною гильз, вели непрерывный огонь во фланг моим войскам. Несколько наших снарядов уничтожили обитателей здания. В подвале лежало множество окровавленных бинтов и тело британского солдата.