Замок на песке. Колокол

Стать образцовым директором школы Эвви мешало еще и то, что он не умел обдумывать разом несколько задач. Вот и сейчас он сначала убедился, что никто из гостей не обделен едой и питьем, и только после этого решил начать беседу.

– Мисс Картер, так как же продвигается работа над картиной? Наверняка уже близится к завершению?

– Боже правый, да я еще и не начинала, – удивленно ответила мисс Картер. – Сделала несколько карандашных набросков, но поза, одежда, выражение – все это только предстоит решить. Пока еще здесь для меня полная неясность. – От волнения в ней ярче проступила ее чужеземность.

– А как вы считаете, сэр, – плутовски начал Мор, – каково самое характерное выражение у мистера Демойта? – Ему захотелось, чтобы Эвви хоть раз позлословил.

Эверард задумался и наконец ответил:

– На мой взгляд, это выражение задумчивости, сдобренной неким оттенком коварства.

«Неплохо», – подумал Мор. Метко и беспощадно. Его оценка Эвви поднялась на один пункт. Он посмотрел на Бладуарда. Тот продолжал есть с безучастным видом, как посетитель ресторана, случайно оказавшийся за столиком с тремя незнакомцами. Мор завидовал умению Бладуарда пренебрегать условностями. Демойт говорил, что в Бладуарде несомненно есть нечто стоящее внимания, и Мор с этим соглашался. В нем есть какая-то будоражащая подлинность. По сравнению с ним Эвви кажется неубедительной, бледной копией человека. И мисс Картер несомненно живая. «А я какой?» – с неведомым доселе пристрастием спросил себя Мор.

Видно было, как трогательно старается Эверард, чтобы беседа не прерывалась. От этих усилий он наморщил лоб и, озабоченно поглядывая на мисс Картер, спросил:

– Вы ведь долгое время прожили в другой стране. Наверное, вам непривычно в Англии?

– Да, большую часть жизни я провела во Франции. Мое детство прошло на юге Франции.

– О, побережье Средиземного моря! – воскликнул Эвви. – «Великая цель путешествия», как писал доктор Джонсон. Вы счастливица, мисс Картер.

– Не знаю, – поглядев на него, серьезно произнесла девушка. – Не сказала бы, что юг Франции так уж хорош для детей. Там жара и сушь. Детство осталось в моей памяти одной нескончаемой томительной засухой.

– Но вы ведь жили у моря, не так ли?

– Верно, но это безрадостное море. Море без приливов и отливов. Помню, в детстве в английских книжках я видела картинки. На них девочки и мальчики лепят из песка замки на берегу… и я тоже пробовала строить. Но на средиземноморских пляжах это не получается. Песок грязный и очень сухой. Волны не омывают его, он не лепится. Когда я пробовала строить, песок просто сыпался у меня между пальцами. Слишком сухой, невозможно было слепить. И даже если поливать его водой, он тут же высыхает.

Эти слова привлекли внимание Бладуарда. Он оставил трапезу и окинул взглядом мисс Картер. Всем показалось, что он сейчас заговорит. Но он снова занялся едой. Мор тоже смотрел на девушку. Ее несомненно что-то смутило, то ли собственная пространная речь, то ли неожиданное внимание Бладуарда. Вслед за ней Мор тоже почувствовал смущение, к которому примешалась досада.

А тем временем Эверард придумал новый вопрос:

– По всей видимости, вы единственный ребенок в семье?

– К несчастью, да.

– И всегда жили вместе с отцом? Наверняка вокруг вас было шумное общество?

– Напротив, отец вел скорее отшельническую жизнь. Мать умерла, когда я была еще ребенком. Я никогда не покидала отца, вплоть до начала этого года, то есть до его смерти.

Наступило молчание. Ковыряя вилкой остатки еды, Эвви пытался сообразить, какой бы еще задать вопрос. Мор украдкой взглянул на мисс Картер и окаменел. Глаза у девушки были закрыты, и по щекам текли слезы.

У Мора сжалось сердце. «Тупица! – почему-то выругал он себя. – Знал, что у нее умер отец, но ни разу не подумал, что она горюет». Он начал лихорадочно искать какие-то слова.

Бладуард отложил нож и вилку.

– Мисс Картер, – произнес он, – я горячий поклонник… поклонник творчества вашего отца.

Мор тут же почувствовал симпатию к Бладуарду. Мисс Картер поспешно утерла слезы, так что Эвви не успел их заметить.

– Мне очень приятно это слышать. – В голосе ее и в самом деле зазвучала радость.

– Именно отец учил вас живописи? – продолжал Бладуард.

– Да, и был совершеннейшим деспотом, словно при рождении вложил мне в руку кисть и с тех пор я ее не выпускала. Мне кажется, всю жизнь так и было – я рисую, а отец стоит рядом.

Воспользовавшись тем, что роль собеседника взял на себя другой, Эвви поднялся из-за стола, чтобы переменить блюда. Мор пришел ему на помощь. Следующим номером программы были компот и мороженое. Кстати, уже подтаявшее.

– На самом деле детей не надо учи… учить живописи, – сказал Бладуард. – Они уже знают, как и что изображать. Это единственное умение, которое дается всем людям от природы.

– А что вы скажете о музыке? – спросил Мор. Ему хотелось вмешаться в разговор, но он не успел, девушка уже отвечала на слова Бладуарда.

– Я с вами согласна. В этом смысле отец меня тоже ничему не обучал, пока я не достигла нужного возраста. Но когда начал учить, то подходил к делу со всей строгостью. Одну и ту же работу заставлял, помню, переделывать по многу раз.

– Но позднее они забывают, – изрек Бладуард. У него была привычка – ведя с кем-либо разговор, отвечать иногда не на вопрос собеседника, а на свой, внутренний, но ответ произносить вслух. Того, кто еще мало был с ним знаком, это могло сбить с толку. – Они теряют… теряют дар изображать примерно в то же самое время, когда теряют целомудрие. И после этого им приходится учиться заново. Что это доказывает? Изобразительное искусство – наиболее глубинная форма восприятия. Мы воплощенные… воплощенные существа, наш способ познания – это чувственный способ, причем зрение доминирует над прочими чувствами. У людей еще не развилась речь, а они уже умели рисовать. – И этим тоже славился Бладуард: среди собравшихся он мог долго сидеть, не проронив ни слова, но уж если начинал говорить, то не иначе как пространнейшими монологами.

Мисс Картер сосредоточенно слушала Бладуарда. Несомненно, он заинтересовал ее. Мор отодвинул блюдечко. Мороженое оказалось совсем безвкусным. Да он и не любил мороженого.

– Если позволите, – сказал Эверард, – я приступлю к приготовлению кофе. На особой машине, которая есть у меня, это получится довольно быстро. Нет, нет, помогать не надо. Угощайтесь фруктами. Сыр, пирожные, все на столе перед вами. А я потихоньку-помаленьку начну готовить.

Эвви в самом деле недавно приобрел агрегат для варки кофе, но, поскольку не умел рассчитать, сколько сырья туда засыпать, напиток получался таким же удручающе невкусным, как и в доагрегатные времена.

– По вашему мнению, мы сами наделяем мир смыслом при помощи изображения его? – спросила мисс Картер у Бладуарда. – Нет, благодарю вас, – бросила Мору, предложившему ей печенье.

И Мор с унылым видом принялся распечатывать завернутый в серебристую фольгу мягкий треугольничек плавленого сырка.

– Изображение – это двойственное слово, – говорил Бладуард. – Изображение чего… чего-либо – это такая задача, к которой надо приступать с душевным трепетом. Какова первая и основная истина, которую любое воплощенное существо обязано постичь? Я вещь, я материальный объект, пребывающий во времени и пространстве и потому смертный. Какова вторая истина, которую воплощенному надо усвоить? Что, с одной стороны, он связан с Богом, который не есть вещь, а с другой стороны – с теми вещами, которые его окружают. Так вот, эти другие вещи… – Тут Бладуард поднял вилку, словно подчеркивая особый смысл еще не сказанных слов. – Иные из них просто вещи, а иные есть боговещи, как и мы сами есть богочеловеки.

Тем временем у Эверарда, кажется, возникли какие-то трудности с машиной. Мор с прискорбием отметил, что в последний момент Эвви все-таки плеснул туда слишком много воды.

– Переходите сюда. Кофе вот-вот будет готов, – объявил Эвви. Бладуард, Мор и мисс Картер поднялись из-за стола.

– В Библии сказано оп… определенно, – продолжал Бладуард, – что творения природы существуют на земле ради пользы человека. Разве не так, мистер Эверард?

От этого неожиданного обращения Эвви вздрогнул.

– Согласен, дорогой Бладуард. Мисс Картер, прошу, присаживайтесь вот здесь. Хотите молока к кофе?

– Да, с удовольствием.

– И та же Библия велит… велит удерживаться от сотворения кумиров.

– А вы не против холодного молока? Увы, холостяцкая жизнь, за всем не уследишь.

– Ничего, спасибо. Только не очень много.

– Немудрено, что ранняя церковь смотрела двояко на воплощение религиозных сюжетов в картинах и скульптурах. Но благосклонное отношение у отцов церкви все же возобладало. По этой причине очень скоро мы и обнаруживаем, что молитва и поклонение естественно воплощаются в виде изображения, как в знаменитых мозаиках Равенны.

– О да, они изумительны! – воскликнул Эверард. – Вы были в Равенне, мисс Картер?

– Да, мы с отцом часто туда ездили. Я хорошо знаю эти мозаики.

– Ранняя церковь… ранняя церковь, – продолжал Бладуард, принимая чашечку кофе из рук Эверарда, – не делала, кажется, никакого различия между… между изображением творений природы и изображением человеческого лица. Так близок, так еще близок по времени источник света, и это сообщает их восприятию мира то благоговение, которое отражается в тогдашнем способе изображения человеческого лица. Но вот мирской дух Возрождения захватывает художников, и уже появляется исключительный интерес к форме человеческого тела, сопровождаемый абсолютной утратой той ранней проницательности и того раннего благоговения.

– Как вам нравится кофе, Билл? – поинтересовался Эверард. – Хоть немного лучше, чем раньше?

– Отличный кофе, сэр, – торопливо глотая безвкусную водичку, сказал Мор.

– То есть вы хотите сказать, – обратилась мисс Картер к Бладуарду, – что следует разделять изображение человека и изображение прочих вещей?

– Это разделение для нас вполне естественно. Но дело в том, что не только к человеку, но и к остальному мы должны подходить с чувством поклонения. Мы должны, изображая ту или иную вещь, пытаться показать именно ее суть, а не трактовать лишь в виде символа наших собственных настроений и желаний. Подлинный художник… подлинный художник – это тот, кто настолько тактичен, что, видя перед собой тот или иной объект, просто показывает этот объект. Но это «просто» для живописи и означает самое главное.

– Я полностью с вами согласна!

Издали донесся звук колокола, напоминающий, что уже пятнадцать минут третьего.

– Но когда перед вами оказывается человек, – продолжил Бладуард, – тогда это не просто объект. Перед вами предстает Бог.

– Билл, у вас после обеда есть урок? – спросил у Мора Эверард. – Извините, что не спросил раньше.

– Нет, – ответил Мор, – на сегодня у меня уроков больше нет.

– Вы подразумеваете, что нам не следует изображать людей? – уточнила мисс Картер.

– Каждому надлежит искать свой собственный путь. Если бы было возможно, ах, если бы было возможно рассматривать голову как материальный объект сферической формы! Но кто же велик настолько, чтобы позволить себе такой взгляд!

– Я не понимаю, зачем пытаться рассматривать голову как материальный объект сферической формы, – заметил Мор. – Голова – это голова, и понять человека можно, заглянув ему в глаза. Ради чего художник обязан все это забыть, не понимаю.

– Укажите мне, кто настолько великодушен, чтобы вместить в себя другого человека? – Отвечая Мору, Бладуард говорил с той же интонацией, что и во все время своего монолога. Он отвечал Мору, но взгляд его был устремлен на мисс Картер. – На материальную вещь мы можем смотреть с почтением, удивляясь возможности ее существования. Но, глядя на человеческое лицо, мы видим не другого человека, а лишь самих себя. А кто мы такие? – Бладуард развел руками, в одной из которых держал чашечку с нетронутым кофе.

– Я согласна со многим из того, что вы сказали, – быстро, как будто испугавшись, что ее перебьют, произнесла мисс Картер. – Наши картины – это оценка самих себя. Я знаю, в какой мере и насколько печально мои картины обнаруживают то, что таится во мне. И все же мне кажется…

– Фактически, – перебил Бладуард, – нам не дано по-настоящему видеть достоинства. Странности и пороки находить куда легче. Но кто в силах преклониться перед лицом другого человека? Истинный мастер портрета должен быть святым, но у святых в этом мире иные задачи. Возможно, иконописцам это было доступно в какой-то мере. Изображения… изображения Господа, как правило, нельзя назвать портретом некой индивидуальности. Изображения Господа, как правило, поражают нас величием замысла, а не каким-то особым выражением лица, не каким-то оригинальным жестом. Там, где Его облик индивидуализирован, как в караваджевском «Христе в Эммаусе», мы испытываем потрясение. Такое же потрясение мы должны испытывать при созерцании изображения всякого человеческого лица.

Эверард с некоторым беспокойством поглядывал на часы. Он хотел что-то сказать, но мисс Картер опередила его:

– То, что вы сейчас сказали, – это все-таки очень абстрактно, мистер Бладуард. Конечно, можно согласиться с мыслью, что благоговение перед человеческим лицом для художника невозможно… в каком-то возвышенном смысле это чувство действительно недостижимо. И все же взгляните на портреты Рембрандта, Гойи, Тинторетто…

Мисс Картер говорила все звонче. Все большее воодушевление охватывало ее. Бладуард пытался ее прервать. Эверард бормотал что-то невнятное.

– К сожалению, мне пора уходить, – сказал Мор так громко, что перекрыл все голоса. Наступило молчание.

Бладуард поставил чашку на стол и встал.

– Благодарю за приятное времяпрепровождение, мистер Эверард, – сказал он. – И с вами, мисс… мисс Картер, тоже очень приятно было познакомиться. Надеюсь, я не уто… утомил вас.

Мисс Картер поднялась. Она все еще была пунцовой от волнения.

– Сердечно вас благодарю, – проговорила она. – Беседа была очень интересной.

Создавалось впечатление, что у Эвви от усталости подкашиваются ноги. Все спустились в холл. Мор заметил на столике маленький сверток. Книги для мисс Картер. Он схватил сверток и поспешил вручить девушке.

– Книги, – сказал он, – которые я вам обещал.

– О, большое спасибо, – произнесла она, едва взглянув в его сторону. Мор мысленно выругал Бладуарда. Гости и хозяин вышли из дома на усыпанную желтой щебенкой площадку. Нестерпимый послеполуденный зной волнами поднимался от земли.

– О, Билл, извинитесь за меня перед вашей женой, – сказал Эвви. – У меня совершенно вылетело из головы, что следует пригласить и ее. Да я и собирался, но память у меня никудышная, вы же знаете. А сейчас, в конце семестра, вообще в голове кавардак. Но вы ей передайте, что я очень и очень извиняюсь.

– Передам, разумеется, – пообещал Мор, хотя не намеревался даже упоминать Нэн об этих нелепых извинениях. Потому что знал, как она это воспримет.

– И не ленитесь убеждать ее в том, чтобы она прочла эту краткую речь на обеде, – добавил Эверард.

– Постараюсь, – держа ладонь козырьком, пообещал Мор.

– Ну, очень рад был вас видеть, а теперь пора возвращаться к делам. Конец семестра на носу, знаете ли. Всего доброго, мисс Картер; надеюсь, вскоре встретимся опять, большое спасибо за визит. – С этими словами Эверард как-то уж слишком поспешно скрылся в доме и затворил дверь.

Три гостя минуту стояли в нерешительности. «Если Бладуард сейчас снова заговорит, я его огрею по башке», – мысленно пообещал Мор. Похоже, мисс Картер посетила подобная же мысль.

– И мне пора, – вороша носком туфельки кусочки щебенки, произнесла девушка и как-то неуверенно добавила: – Могу кого-нибудь из вас подвезти к школе.

И только сейчас Мор сообразил, что этот великолепный зеленый «райли» принадлежит именно мисс Картер. Такая миниатюрная женщина – за рулем такого великана! В первую секунду Мора это озадачило, но уже в следующую вызвало настоящий восторг.

– Нет, спасибо, – тут же сказал Бладуард. – У меня тут велосип… велосипед. Ну, всего доброго. – И с этими словами он исчез за углом дома.

Мор остался наедине с мисс Картер. Он не знал, как поступить. И вдруг сильнейшее желание охватило его – обязательно проехаться в этом автомобиле.

– Да, я буду очень благодарен, если подвезете, – ответил он.

Он отворил перед ней дверцу, после чего сел рядом. Пакетик с книгами она положила на заднее сиденье. Надела черные очки, повязала голову пестрой косынкой. Завела мотор. Машина медленно тронулась с места, и тут мимо них промелькнул любопытный персонаж. Бладуард, одной рукой держащийся за руль своего велосипеда, другой рукой придерживающий велосипед Мора. Он проехал быстро, с опущенной головой, затем свернул с дороги на ведущую к школе велосипедную дорожку.

«Каков наглец! – возмутился в душе Мор. – Это же зрелище, предназначенное для нее. Но, может, она не поймет, в чем тут соль? А вдруг поймет, то есть разгадает его уловку?» И неожиданно его разобрал смех.

– Что случилось? – спросила мисс Картер.

– Занятный юноша этот Бладуард, – со смехом произнес Мор.

Автомобиль набрал скорость.

Глава 6

«Райли» свернул на шоссе.

– Я, может быть, не с таким уж энтузиазмом предложила подвезти, – сказала вдруг мисс Картер. – Но мне не хотелось, чтобы мистер Бладуард согласился. Его общество и без того меня уже слишком утомило.

– Я понимаю, – отозвался Мор. – К его манере не сразу привыкаешь. Но он, конечно же, незаурядная личность.

– Незаурядная, разумеется, но и странноватая тоже. Он не сумасшедший, я уверена, и все же какой-то сдвиг в нем есть. Аргументирует настойчиво; кажется, что связно, логично… а все вместе получается ошибочным, каким-то одним колоссальным искажением.

– Понимаю. – Мор вдруг почему-то подумал о своей жене. – И все же не следует его презирать. Не лучше ли прежде спросить у самих себя, а может, это мы видим мир не совсем правильно?

– Согласна. Ой! – вскрикнула она и резко затормозила. Еще миг, и они промчались бы мимо ворот школы. – Вот и приехали. А давайте поговорим еще. Я совершенно выбита из колеи. Но вот говорю с вами, и становится легче. Так как, не возражаете?

– Нисколько, – обрадовался Мор. – Я не тороплюсь. Никаких особых дел у меня нет.

– В таком случае, может быть, проедемся еще? Это все моя безалаберность, я знаю, и меня ждет работа, но, в самом деле, надо глотнуть немного воздуха. Да и вам не помешает. И сразу вернемся назад. – Она включила сцепление, и «райли» вновь тронулся с места.

А Мор тут же почувствовал себя виноватым. Уроков у него сейчас и в самом деле не было, но ожидало множество других дел, с которыми надо справиться именно сегодня. И все же это так восхитительно – мчаться в автомобиле; застывший знойный воздух сменяется прохладным ветерком, угрожающая теснота боковых дорог – открытым, зовущим простором магистрального шоссе. Мор увидел, что они пересекают железнодорожный переезд. «Значит, автомобиль поднялся на холм, а я и не заметил», – подумал он. «Это все очень полезно», – сказал он себе. После натянутой атмосферы в столовой Эверарда хорошо совершить такую вот небольшую прогулку.

– Этот человек меня и в самом деле огорчил, – произнесла мисс Картер очень серьезно. И стало ясно, что ни о ком ином, кроме Бладуарда, она сейчас и думать не может.

– Ах он негодник! – с улыбкой отозвался Мор. – Так вас расстроил!

– Нет, нет, вы же сами сказали, что, возможно, он прав… то есть я не считаю, что он прав, но это все обернулось каким-то неожиданным… осуждением. Я очень серьезно отношусь к своему творчеству. В самом деле, сейчас кроме творчества у меня и нет ничего. Я знаю, что у меня неплохо получается. И верю, что достигну большего. Но этот человек принудил меня почувствовать, что, как бы я ни старалась, все равно все разложится. Видимо, так оно и есть… распадется, разложится, я знаю.

«Такое определение, – подумал Мор, – наверное, мог отыскать только тот, для кого английский не совсем родной язык». Голос ее вновь задрожал от волнения, маленькая ладонь, лежащая на руле, то опускалась, то поднималась. Сама того не замечая, она прибавила скорость. Песчаные обочины, проезжающие автомобили, все это мелькнуло и тут же осталось позади. Миг, и на спидометре уже выскочило «семьдесят». Но она, по всей видимости, и не заметила этого. Мор вжался в кресло.

– Нельзя ли не так быстро, – попросил он. – Я редко езжу, и с непривычки тяжело. Бладуард говорит, что каждый должен искать свой собственный путь. Вам его суждения кажутся слишком отвлеченными. Ответом ему может стать сама работа. Ваш ответ в ваших картинах. Когда не отвлекают теории, когда ты наедине с работой, тогда знаешь, что надо делать. По крайней мере, знаешь, в каком направлении двигаться, чтобы достичь совершенства. – Мор тоже говорил с воодушевлением. Он чувствовал, что здесь есть нечто важное для него как учителя, нечто такое, что необходимо растолковать. А по ходу дела и самому кое в чем разобраться. В общем, ему хотелось продолжить разговор.

Извинившись за рассеянность, мисс Картер уменьшила скорость, и какое-то время они ехали молча. Вот уже и предместья Марсингтона показались. Автомобиль остановился на светофоре.

– А давайте свернем с шоссе, – предложил Мор. Дело в том, что ему очень не хотелось проезжать мимо магазинчика Тима Берка.

И через минуту или две они уже ехали по проселочной дороге. Гул шоссе постепенно затихал. Ветки деревьев смыкались над их головами. Мисс Картер сбавила скорость.

– Вот как легко мы убежали. Удивительно, – сказала она. – Есть ли здесь поблизости река? Так жарко… хочется побыть у воды. Хорошо бы к морю, но оно, наверное, далеко отсюда?

– Далековато, – ответил Мор, озадаченный ее неведением. – Местность вокруг по большей части засушливая, но ради вас я согласен поискать какую-нибудь речушку. Да, милях в пяти отсюда, кажется, есть речка. В общем, вы ведите машину, а я буду высматривать.

– Скажите честно, я не отвлекла вас от дел? Если нужно, я тут же поверну. А может, нужно куда-нибудь подъехать, забрать что-нибудь? Кажется, у вас нет машины?

– Нет. И вы действительно оказали бы мне услугу, если бы подбросили в одно место, это здесь недалеко. Мне кое с кем надо встретиться, и раз уж мы здесь, я не прочь воспользоваться этим. Не придется потом ехать на пригородном поезде. Но сначала отыщем речку. Это не займет много времени. – Марсингтон в двух шагах отсюда, подумал Мор, так почему бы все-таки не навестить Тима. Вчера вечером от волнения много чего было упущено. Надо обсудить как следует финансовую сторону дела, лишь после этого имеет смысл заводить разговор с Нэн и Эвви. Именно финансовая сторона вызывает у Нэн больше всего возражений. И чтобы ответить на все ее вопросы, надо хорошо подготовиться. Поэтому еще один разговор с Тимом будет весьма кстати.

– Что ж, поехали, – сказала мисс Картер.

Дорога была пустынна, и девушка вновь прибавила скорость. О недавней просьбе Мора ехать не слишком быстро она наверняка позабыла. Все еще думает о нравоучениях Бладуарда, почему-то решил Мор. Искоса поглядывая на нее, он заметил, что глаза ее, скрытые за темными стеклами очков, удивленно расширены. Одной маленькой ладошкой она слегка придерживала руль, вторая лежала на краю окна. Они промчались мимо сосновой рощи; запах песка и соснового леса ворвался в машину. Это и в самом деле была безводная страна.

И тут Мору припомнилось, что он, кажется, пообещал Нэн вернуться к чаю.

– Вы не против остановиться у какой-нибудь телефонной будки? Я должен позвонить жене и сообщить, когда вернусь.

– Пожалуйста, – легко согласилась мисс Картер. Телефонная будка не замедлила появиться, и машина остановилась.

Мор зашел и принялся рыться в карманах в поисках монеток. После гудения мотора неожиданно наступившая тишина особенно поразила его. Сейчас, через минуту или две, из этой тишины раздастся голос Нэн. Настороженный голос, у нее всегда такой, когда она снимает трубку.

– Алло.

– Алло, Нэн. Это Билл. Наверное, не получится вернуться к чаю. У меня тут еще работа, а потом надо будет еще встретиться с Тимом по поводу партийных дел.

– Ну хорошо. Так когда же тебя ждать?

– Думаю, к шести. Может, и раньше. Пока.

Он положил трубку. Странный холодок мгновенно пробежал по его телу. Зачем он это сделал? Зачем солгал Нэн? Почему не признался, что мисс Картер предложила подвезти его на своей машине? Да как быстро родилась эта ложь, мгновенно, на одном дыхании. Почему? Может, потому, что он смутно предчувствовал, что если Нэн узнает, то начнет язвить и ворчать, что он так неразумно тратит время? И все же достаточный ли это повод для лжи? Господи, как все глупо. Ведь все равно кто-нибудь наверняка заметил их. Но не в этом дело. В любом случае нельзя было лгать. Он в задумчивости вышел из будки.