О сейдконе

Сейдкона подняла с земли небрежно брошенную сумку и, сунув ее в руки воину, фыркнула:

– Пошли тогда. – Толкнула в плечо ученицу: – Аудню, шевели ногами. Нам еще на кнарр Свантенсона успеть надо, иначе до Тримстада придется по суше, с месяц добираться.

Капля крови, сорвавшаяся с пальца, упала на одинокую травинку, вытянувшуюся к небесам, и медленно стекла на землю, укрепляя засовы, поставленные старыми чарами.

***

Крутобокий кнарр – торговый корабль – покачивался у причала. Гудмунд Свантенсон считался самым зажиточным человеком не только в Хедебю, но и на ближайших хуторах. Даже местный одальсбонд, Вефред Сигурдсон не мог похвастаться таким богатством.

Заработав достаток торговлей, Свантенсон редко бывал дома, путешествуя по дальним берегам и лишь на зиму возвращаясь в Сканию.

Торговец мог легко согласиться взять на борт кнарра трех путешественников – благо, Тенгиля Гадюку именно он вчера и привез в родной Хедебю…

Мог. Но почему- то заспорил.

– Женщина на корабле – к несчастью! – торговец залез толстыми пальцами в принесенный из дома туесок с клюквой и, зачерпнув ладонью горсть спелых ягод, принялся по одной бросать их в рот, морщась от кислоты.

– Я не женщина, я – сейдкона! – отрубила Гейдрид.

Тенгиль ухмыльнулся, но промолчал. Вмешиваться во спор он явно не собирался, с издевкой наблюдая за ведьмой.

Гудмунд зябко передернул плечами, раскусив особо кислую клюквину, и мотнул головой в сторону молчаливой Аудню:

– А она?

На лице Тенгиля было крупными рунами написано: «А я о чем говорил!»

– Она моя ученица!

– Тоже не женщина? – фыркнул торговец и, прежде чем ведьма успела рот открыть, тягуче сообщил: – Говорят, в Орхусе поймали ведьму, которая заговаривала троллей, чтоб ездить по ночам на людях. Поступили с ней по старому закону – вывезли в море и утопили….

Намек был более чем прозрачен. Даже Тенгиль, до этого молчаливо наблюдавший за перебранкой, не выдержал:

– Придержи язык!

– Иначе что? – насмешливо фыркнул купец, отбросив в сторону случайно раздавленную клюквину.

Вместо ответа Неквисон с размаху положил тяжелую руку ему на плечо и, ухватив за одежду, потащил в сторону. Свантенсон сдавленно булькнул, но подчинился.

Гейдрид не слышала, о чем разговаривали между собой мужчины, но, когда они вернулись обратно, Тенгиль стал еще мрачнее, а на лице Свантенсона плясала плутовская улыбка.

– Идите на корабль, – мотнул он головой. – Только пусть ученица ближе к борту держится – убирать за ней никто не будет. Лучше пусть рыб кормит, чем кнарр мне изгваздает, – толстые пальцы ласково погладили туесок с клюквой.

Аудню что- то протестующе пискнула, но Тенгиль зло дернул углом рта и прошипел:

– Живо на кнарр! – и девчонка метнулась вверх по сходням.

Неквисон шагнул за нею, словно и не замечая замершей ведьмы, но сейдкона вцепилась ему в локоть:

– О чем вы говорили?

– Не твоего ума дело, женщина, – отрубил Тенгиль, но Гейдрид не отставала:

– Почему он передумал? Что ты ему сказал? – не успокаивалась сейдкона.

Неквисон покосился на нее, размышляя стоит ли говорить, а затем сухо обронил:

– Вернусь во фьорды, пойду на год на его кнарр. Давно звал.

Ведьма ойкнула, зажав рот ладонью.

– Ты же не хотел!

Тенгиль бросил на нее издевательский взгляд:

– Ты за мной следишь, сейдкона?

Гейдрид не ответила. Лишь запахнулась в плащ и поспешила вслед за ученицей.

***

Кнарр мягко покачивался на волнах. Выкрашенный в алые полосы парус выгнулся дугой под порывами северного ветра.

– Хорошо идем, – хохотнул Свантенсон. Стоявший на передней палубе, на носу корабля, торговец, явно был доволен: – К вечеру пересечем залив, доберемся до берега.

– Успеем? – покосилась на него ведьма. – До Тримстада по воде больше десяти ландсмилей2. Хорошо, если к завтрашнему вечеру доберемся.

Ее собеседник ухмыльнулся:

– На море считают сьемилями3. А семьдесят сьемиль мой водяной конь легко сделает до заката.

Гейдрил промолчала: с того момента, как пришлось убеждать торговца взять на корабль дису, у сейдконы испортилось настроение, все время казалось, что она что- то упустила, забыла…

И ведь как накликала беду!

К полудню небо затянуло тучами, затянула мелкая противная морось… А потом и вовсе начался шторм. Волны бились о корабль, перехлестывали через борт…

– Баба на корабле – к несчастью! – зло прохрипел Свантенсон, косясь на сжавшуюся в комок Аудню. Напускная доброта пропала, и торговец, похоже, уже готов был даже выбросить нежданную пассажирку за борт. Сказать гадость самой ведьме богач не решался, но и без этого было все ясно.

Тенгиль, похоже, был с ним согласен, и даже удивительно, что злых слов не говорил.

Сейдкона запустила пальцы в кошель, висевший на поясе, пытаясь вытащить пустую плашку, но под руку, как назло, попадалась перевернутая руна достатка.

Гейдрид тихо ругнулась под нос – и так было понятно, что на дороге стоят препятствия, зачем вновь и вновь напоминать об этом? Да еще и эта проклятая болтанка все время сбивала с ног…

Руна Вератюра – пустая плашка, без знаков – легла в ладонь, когда сейдкона уже отчаялась. Зацепившись локтем о снасти, девушка торопливо царапнула ножом по дощечке, вырезая нужный гальдрастав. Переплетение рун из- за качки выходило кривым, но выбирать было не из чего. Гейдрид подцепила ногтем нить из насквозь промокшего плаща, вытянула, торопливо намотала один конец вокруг плашки, а второй – вокруг пальца и, широко размахнувшись, метнула дощечку за борт.

Гладко отшлифованная пластинка запрыгала по волнам, то пропадая из виду, то вновь взлетая на сизой пене до самых бортов.

– Не действует твой сейд, ведьма, – рявкнул Свантенсон, разом перекрыв голосом шум волн. Одежда его насквозь промокла – не снимешь, не высушишь. Скоро колом станет.

Гейдрид проглотила его насмешку и лишь крепче ухватилась за снасти. Грубые канаты впивались в кожу, растирая ее до крови.

Плашка в очередной раз утонула в море, синяя нить, обмотанная вокруг пальца, натянулась, угрожая в любой момент лопнуть. Из разодранной ладони потекла кровь, окрашивая пряжу в бурый цвет.

Сейдкона зачаровано следила за спускающимся по шерсти бурому отливу. Потек крови спустился к самой плашке, та канула в пену, словно схваченная огромной рыбиной наживка…

Буря стихла.

В один миг небо выцвело, побледнело, окрасившись в прозрачную голубизну. Море, только мгновение назад бывшее сизым, мутным, застыло зеленоватой гладью, приобрев вид дорогого стекла…

Гейдрид нашла взглядом капитана кнарра:

– Не действует сейд, говоришь? – гортанно обронила она.

Успокоить бушующее море сложно. Пусть и не пришлось петь долгих и громких заклинаний кведи, но колдовство вымотало ведьму и опустошило ей душу. К горлу подкатывал комок тошноты, а голова казалась пустой и звонкой, как медный котелок.

Фритьофдоттир обессиленно опустилась рядом с бортом. Прижалась щекой к гладкому дереву, закрыла глаза…Чары давно не отнимали столько сил. Когда это было в последний раз? Лет пять назад, когда была еще жива тетка Эриннборг? Та как раз пыталась обучить Гейдрид летать вороном, смотреть земли. Отправить часть души, поглядеть ближайшие фьорды получилось, да вернуться скоро пришлось – молодая сейдкона слишком быстро устала… Но тогда это были слишком сложные чары. А сейчас? Почему колдовство так вымотало сейчас? Что случилось?

Море, конечно, успокоить сложно, но не настолько же!

А что если…

Сейдкона с трудом поднялась: ноги скользили по мокрой палубе у носа корабля. Найдя взглядом так и привязанную к пальцу плашку, прыгающую по волнам, ведьма на миг приподняла руку, ловко перекусила нить… Дощечка, которая должна была отстать от споро идущего по волнам судна, продолжала плыть следом за бортом, как привязанная.

Гейдрид зло зашипела сквозь зубы и вновь без сил опустилась на палубу. Чары. Чужие злые чары.

Кто- то специально поднял бурю, не желая, чтоб сейдкона со спутниками добралась до берега…

Нет, конечно, можно решить, что это враги Свантенсона позавидовали его богатству, но Фритьофдоттир очень в этом сомневалась…

Знать бы еще, кто задумал зло. Кому сейдкона перешла дорогу?

Гейдрид медленно разматывала нить, завязанную на руке. Закончила, разжала пальцы.

Шерстяное волоконце мягко опустилось на палубу и, вытянувшись серым жгутом, по- змеиному проскользнуло меж досок, скрывшись где- то в трюме, спеша к оставленному под палубой, на время пути, посоху с птичьим черепов в навершии.

Злые чары. Очень злые чары.

***

К Тримстаду прибыли почти на закате. Багряное солнце тонуло в море – казалось, протяни руку и достанешь.

Гейдрид медленно сошла на берег, оглянулась по сторонам, пытаясь припомнить, ничего ли она не забыла – впрочем, после той болтанки, что была днем, не мудрено было даже голову потерять. Аудню держалась рядом: нервно потирала пальцы, вздрагивала, боясь отступить на лишний шаг от сейдконы. Тенгиль уже давно стоял на причале – он даже не стал ждать, пока корабль опустит сходни – стоило приблизиться к берегу, как воин легко перескочил через борт и сейчас уже давно стоял, меряя взглядом ведьму и скаля зубы.

Последним на берег спустился Свантенсон. Остановился, отдышливо хватая ртом воздух, нашел взглядом сейдкону, и выдохнул, хрипло и зло:

– Будешь возвращаться в Хедебю – не повезу.

– Что?! – охнула Гейдрид. Этого она совсем не ожидала.

Голова все еще кружилась после сложных чар, и Фритьофдоттир приходилось опираться на посох.

– Не повезу! – упрямо повторил купец. – Мне только еще одного шторма не хватало!

Ведьма зло сжала губы:

– Только посмей! Вернусь в Хедебю – шест с проклятьем у ворот твоего дома поставлю!

Еще недавно эта угроза могла безумно напугать кого угодно – если, конечно, не учитывать, что после этого самого проклявшего могли изгнать – но сейчас торговец лишь ухмыльнулся, ощерив в усмешке кривые зубы:

– Конскую голову, чтоб сверху поставить, где возьмешь, ведьма? Тебе кобылу для такого злого дела никто не продаст!

Фритьофдоттир задохнулась от возмущения. Такой наглости, чтоб с нею так легко и просто вступали в перебранку, она просто не ожидала.

Старый мир рушился…

– Хватит лясы точить! – не выдержал Тенгиль. – Зацепились языками, как сороки!

Гейдрид смерила торговца злым взглядом:

– Не будет тебе больше удачи! – и, прежде чем Свантенсон успел хоть слово сказать, резко развернулась к замершей Аудню: – Что стоишь, глазами хлопаешь? Пошли.

Диса покорно шагнула к ней. Покосилась на темнеющее небо и тихо спросила – сейдкона и не услышала бы, если б не прислушивалась:

– А ночевать мы где будем?

Ответа на этот вопрос и сама Гейдрид не знала – в последний раз она была в Тримстаде еще девчонкой, больше десяти лет назад – но ведьма очень надеялась, что Неквисон может сказать больше. Ну, или знает, куда идти.

Если говорить честно, Тримстад нельзя было назвать городом – так, небольшое торговое селение – вик. Несколько длинных домов, с десяток лавок, примерно столько же – сараев, да прочих хозяйственных построек…

Хотя могильники – курганы на краю селения, по левую руку от причала, виднелись.

К одному из длинных домов и направился Тенгиль Гадюка.

Сейдкона вдруг поймала себя на мысли, что она понятия не имеет, за что Неквисона так прозвали. Одно дело, когда тебя кличут Суровым или Весельчаком – все ясно, а здесь и не поймешь.

Толкнув тяжелую дверь, Неквисон перешагнул через порог – голову, как полагается, чуть склонил, не без ехидства отметила сейдкона: домашним духам – феттирам поклонился. Значит, помнит еще? Чтит?

Или просто не захотел о притолоку дверную лбом удариться?

Почему Тенгиль выбрал именно это здание, вопросов у сейдконы, вошедшей в дом следом, не возникло: здесь, похоже, был постоялый двор. Огоньки, горевшие в многочисленных плошках с жиром с трудом разгоняли царивший мрак, меж расставленных столов сновали служанки, разносившие еду и питье, а на лавках вдоль стен уже спали люди, не обращавшие никакого внимания на гомон и крики. Ворвавшийся в распахнутую дверь ветер затеребил занавесь, отгораживающую заднюю часть дома – видно, там была женская половина, предназначенная для ночевки редких в этих краях путешественниц.

За спиной у Гейдрид послышался всхлип. Сейдкона оглянулась: стоявшая на пороге диса озиралась по сторонам: в глазах девушки светился страх – то ли не ожидала увидеть столько людей, то ли заметила что- то ужасное.

Выяснять, в чем дело сейчас было уже бесполезно – слишком много ушей было вокруг, и ведьма, схватив Аудню за руку, потянула ее внутрь дома:

– Пойдем.

– Там… Там… – тихо выдохнула диса.

– Знакомых видишь? – нахмурилась Гейдрид. Не хватало только чтоб кто- то опознал нелюдь.

Ученица вздрогнула, удивленно покосилась на нее:

– Нет!

– И что тогда? – не выдержала ведьма.

Вместо ответа Аудню ткнула пальцем в дальний угол, полускрытый в темноте.

Гейдрид присмотрелась – и охнула: в полумраке комнаты кривилась и подмигивала оскалившаяся зубастая рожа. Ведьма сжала пальцы на древке посоха, шагнула вперед, понимая, что бежать некуда… И, сплюнув себе под ноги, вздохнула, разглядев нагромождение горшков и тряпок – в неверном, дрожащем свете именно они и казались чудовищами.

Оглянулась на дису и фыркнула:

– Пошли.

Аудню покорно шагнула вслед за нею.

***

После ужина ведьма не стала дожидаться, пока на нее начнут обращать внимание: встала из- за стола и потянула за собой Аудню. Поесть удалось и хватит, слишком долго среди хмельных мужчин, уставших после долгого пути, находиться не стоит. Кто- то может не заметить плаща, шитого каменьями, кто- то не обратит внимания на ведьмин посох и перчатки из кошачьей шкуры – и Тенгиль один не справится, не защитит.

Женская половина постоялого двора была пуста. Если на мужской царили гомон и крики, разносили пиво и мясо, то здесь за занавесью, не было никого и ничего… Тяжелая ткань гасила все звуки, уже сейчас можно было лечь спать, не опасаясь, что крик разбудит тебя.

Сейдкона опустилась на ближайшую лавку, откинулась назад, опершись спиною о стену и устало прикрыла глаза. Казалось, что в теле ноет каждая косточка. Где- то на границе слуха перешептывались неведомые голоса – то ли феттиры, к счастью, до сих пор отсюда не изгнанные, меж собой советовались, то ли просто чудилось.

Гейдрид выпустила из рук посох – птичий череп гулко щелкнул клювом, коснувшись земляного пола.

Пальцы привычно скользнули в кошель на поясе, задержались на гладких дощечках… И ведьма устало вытащила руку обратно, так ничего и не выбрав – сил на то, чтоб гадать не было.

Скинув плащ на пол, сейдкона устало растянулась на лавке. Даже если она права, и кто- то действительно специально наслал бурю, пытаясь остановить именно ее – попытка не удалась. Пусть неведомый враг и мог напасть снова, но девушка чувствовала, что она слишком устала за день…

В сон она провалилась, едва голова коснулась лавки.

…Проснулась ведьма внезапно. Робкий лунный свет с трудом проникал сквозь узкие крошечные окошки под самым потолком, а масляные светильники – плошки, стоящие на узких полках вдоль стен, давно погасли.

Фритьофдоттир осторожно подняла голову, оглянулась по сторонам, пытаясь сообразить, что же могло ее разбудить.

Смутная тень скользнула по комнате. Ведьма вздрогнула – не уж то опять мара пожаловала? Другая пришла или та, что в дом Гейдрид заглядывала, залив смогла пересечь? Так тетка Эриннборг всегда говорила, что злым духам через стоячую воду дороги нет. Да и… Наведавшись один раз, мара вряд ли за сейдконой стала следовать…

Тень остановилась, озираясь вокруг, а затем чуть слышно ступая, направилась к выходу с женской половины. Откинула занавесь. На мужской половине было чуть светлее, и отблески огня на лучинах на миг обрисовали тонкую фигурку, закутанную в плащ.

Не мара.

Аудню.

И за каким троллем ее прочь понесло?!

Полог упал на место, и сейдкона, шепча сквозь зубы ругательства, резко села на скамье.

Будь на то ее воля, и девушка и с места бы не двинулась, но сейчас от дисы зависела возможность возвращения во фьорды Альва, а стало быть, надо узнать, куда направилась «ученица».

Тяжелый плащ с самоцветами сейчас бы только мешал – перестук камней привлек бы лишнее внимание, так что Фритьофдоттир даже потеплее укутаться было не во что…

Мимо спящих мужчин, к выходу, удалось прокрасться легко – ни один голову не поднял. Ведьма остановилась на пороге, оглянулась вокруг, пытаясь рассмотреть в царящей тьме, куда ж направилась Аудню. Вдали на миг мелькнула тень, и сейдкона поспешила за нею.

На мгновение Гейдрид показалось, что за спиною ее скрипнула дверь, но оборачиваться ведьма не стала, боясь потерять из виду беглянку.

…Над курганами горели огни. Пляшущие на высоте руки человека бледно- голубые шары вились у самой верхушки могильника, изредка застывая на несколько мгновений и вновь бросаясь в свой бесконечный танец.

В отблесках их света тонкая фигурка дисы казалась призрачной, полупрозрачной, словно нарисованной тонкой кистью…

Ведьма зло зашипела сквозь зубы: только «лучин покойника» не хватало. Болотные огни рунами не возьмешь, и – пой не пой – сейд им не страшен. И ведь самое противное, не знаешь, к чему их появление приведет: то ли зло принесут, то ли доброе дело сделают, то ли нечисть накличут, то ли дорогу подскажут.

Диса замерла перед курганом и медленно вскинула руку. Несколько бродячих огоньков сорвались с вершины могильника и, порскнув к Аудню, заметались у ее ладони, норовя проскользнуть между пальцами.

Сейдкона зябко поежилась. Она и сама не могла сейчас сказать, замерзла ли, или ее морозило от страха.

Вскоре, к дисе подлетели новые «лучины покойника». Выстроившись в длинную цепь, огоньки протянулись до самой вершины кургана. Стоявшая поодаль ведьма отступила на шаг. Пусть она сейчас была и далеко от происходящего, но с каждым ударом сердца ей все сильнее казалось, что пришла она сюда зря.

Светящиеся голубым шары вздрогнули, опустились на землю, к пожелтевшей, покрытой инеем траве…

Земля расступилась.

Диса замерла перед провалом, словно не решаясь сделать первый шаг…

А в следующий миг перед нею выросла огромная фигура.

Порскнувшие в разные стороны болотные огоньки заметались вокруг, выхватывая из темноты то трупно- синюю кожу пришельца, то кровоточащие раны на его теле…

– Драуг! – потрясенно выдохнула сейдкона.

Восставший мертвец медленно повернул голову, высматривая тех, кто осмелился нарушить его покой. Взгляд остановился на испуганно замершей Аудню.

Немертвый оскалился, шагнул к гостье, протягивая к ней жилистую когтистую лапу…

Диса, испуганно взвизгнув, шарахнулась в сторону, а затем и вовсе рванулась прочь. Болотные огоньки мчались вслед за нею, а следом топал, скаля огромные клыки, драуг.

От страха Аудню не видела перед собою ничего. Налетела на Гейдрид, которая судорожно рылась в поясной сумке, выискивая хоть какую- то руну, что могла помочь – посох сейдкона, спеша выйти вслед за дисой, забыла на постоялом дворе – и от удара обе полетели на землю.

Драуг навис над ними, взмахнул когтистой лапой…

Сверкнувший в воздухе топор отсек потемневшее от могильной земли запястье.

Восставший покойник отшатнулся, отступил на несколько шагов назад, а возникший между ним и лежавшими на земле девушками Тенгиль перехватил секиру поудобнее и зло сжал зубы.

Немертвый отступил еще на шаг, словно что- то еще соображал, о чем- то мог думать… На миг заслонил спиною вход в курган, из которого полился призрачный синий свет, соревнующийся по яркости с проблесками болотных огней, а затем вдруг начал раздуваться, увеличиваясь в размерах.

Неквисон не стал ждать, пока мертвец войдет в полную силу: рубанул сверху вниз, пытаясь достать чудовище…

Драуга можно убить лишь отрубив голову.

Лезвие тяжелого топора располосовало посиневшую кожу на шее, раздробило позвоночник…

Огромная, в несколько раз больше человеческой, голова немертвого, скаля зубы упала на землю. Покатилась по замерзшей траве, впилась желтыми клыками в халяву сапога Тенгиля. Следом рухнуло тело драуга.

Воин на миг склонился и, схватив обтянутую синей кожей голову за спутанные волосы, легко отшвырнул ее в сторону. Лишь на голенище остались следы зубов.

Неквисон оглянулся на ведьму. Та с трудом поднялась с начинающей промерзать земли, покрытой мелкими кристалликами инея, и, повернувшись ко все еще сидевшей «ученице», озадаченно и испуганно уставившейся на светящийся провал, ведущий внутрь кургана, зло рявкнула:

– Зачем ты сюда пошла?! Что здесь забыла?!

Тенгиль, как раз открывший рот, чтоб спросить о том же, поспешно его захлопнул – аж зубы клацнули.

Диса хлюпнула носом:

– Я думала, это холм! Я думала внутрь попасть! – кажется, она готова была разреветься.

Неквисон озадаченно нахмурился, не понимая, о чем речь, перевел взгляд на ведьму:

– И что твоя ученица в холме забыла?

Признаваться воину, кто путешествует с ними, сейдкона не собиралась:

– За кладом, верно, пошла, – зло буркнула она. Помолчала и чуть спокойней добавила: – Что расселась?! Вставай, возвращаться пора. Хорошо хоть половина Тримстада на эти огни не сбежалось…

– Возвращайтесь, – рассеянно кивнул Тенгиль. – А я пока здесь… – и воин шагнул светящимся синим провалу. Болотные огоньки порскнули от него в разные стороны.

Ведьма испуганно схватила спутника за руку:

– Ты куда?! Зачем?!

– Сама сказала, за кладом, – фыркнул он.

– С ума сошел?! А если там еще один драуг?!

– Вряд ли, – отмахнулся воин. – Он бы уже давно вылез наружу… Идите спать, я скоро приду.

И, не дожидаясь ответа Гейдрид, шагнул вглубь кургана.

Сейдкона так и замерла с открытым ртом. Она- то думал, только диса – дурная, а оказывается и Неквисон не лучше.

Аудню, только что сидевшая на земле, легкой птичкой вскочила на ноги и рванулась вслед за воином.

– А ты куда?! – не выдержала ведьма, успев в последний момент поймать свою «ученицу» за руку.

– Там может быть проход в холмы! – упрямо повторила диса. – Там может быть дорога к родным!

Аудню легко вырвалась из хватки сейдконы, шагнула вперед…

Тонкая фигурка на несколько мгновений перекрыла свечение, исходящее из кургана, и то вдруг начало бледнеть. Болотные огни словно только этого и ждали: осели к самой земле, закружились меж подмерзшей травы.

– У, чтоб вас всех турсы побрали! – тихо ругнулась Гейдрид и, ойкнув, поспешно зажала рот ладонью. Уж она- то должна была помнить, какую силу имеет сказанное слово. А уж слово сейдконы, да еще и сказанное у открытого кургана, в месте силы – и подавно.

Оглянулась по сторонам, убедилась, что зла никакого не накликала и, втянув воздух через зубы, боясь сказать еще что лишнее, шагнула вслед за спутниками.

Можно было в постоялый дом вернуться и там Тенгиля ждать – сгинет в холме диса, это конечно, плохо, но не так уж страшно, а без Неквисона ведьма Альва не найдет – но стоило Фритьофдоттир представить, что она сейчас пойдет по темным улицам одна, без посоха, защищенная лишь несколькими рунами, нарисованными на тонких дощечках и лежащих в кошельке, как к горлу начинал подкатывать холодный комок страха.

Ученицу ведьма догнала быстро. Схватила ее за руку и потянула вперед, пытаясь подстроиться под быстрый шаг ушедшего вперед Тенгиля… И внезапно чуть не стукнулась носом в его спину.

Неквисон оглянулся, нахмурился:

– Зачем ты сюда пошла?! – кажется, он совсем не ждал, что у него будут спутники в путешествии по курганам.

Стоящую рядом с сейдконой Аудню он словно и не замечал, разговаривая только с ведьмой.

– А вдруг тебя съедят?

Лившееся со стен синее мерцание было слабее, чем наверху, но разглядеть, что творится вокруг можно было.

Воин заломил рассеченную бровь:

– Неужто беспокоишься, женщина?

Гейдрид дернулась, как от пощечины: мало того, что в голосе насмешка звучит, так еще и забыл, что она сейдкона. Впрочем, силы съязвить ему в ответ нашла:

– Конечно, беспокоюсь. Немертвый тобой ведь подавится, а от этого еще больше разозлится!

– Нет здесь никакого драуга, – рассеянно отмахнулся Тенгиль. – Один был и того наверху убили… Да и тот только вставший был, слабенький, поэтому так быстро все получилось.

Ведьма выглянула из- за его плеча:

– А почему тогда остановился?.. – не выдержала она и, разглядев, нахмурилась: – Ох…

Коридор впереди раздваивался. Неквисон задумчиво прищурился, выбирая, по какому из ответвлений пойти, а затем шагнул направо. Сейдкона попыталась его остановить:

– А если покойник был в каждой камере? Наверх ведь только один драуг вышел! А если поднялись оба?! Пошли назад, а?