Служу слову

Малая родина

Я люблю мою родину малую,Я люблю наш родительский дом,За околицей даль величавуюИ заросший у озера склон.По воде звук весла и уключины,На рыбалку вадчанин[14] плывёт,Рыболовами были здесь Шушины,Да и Клюшиных славный жил род.Здесь нашёл мой прапрадед пристанище,Здесь он принял последний обряд,Но старинное вадское кладбищеС прахом дедов загнали в асфальт.Здесь водица святого источника,Лес, овраги, речная волна.И старушка из низкого домика,Как и прежде, встречает меня.Мне мила моя улица старая,Где был счастлив я с первых минут,Потому что здесь родина малая,Здесь души моей корни растут.

По строфам А. С. Пушкина

Они сошлись. Волна и камень,Стихи и проза, лёд и пламень.А. С. ПушкинИдеалист-романтик Ленский —Поэт, философ деревенский —Цивилизован и любим,И Пушкин сжалился над ним:Убив мыслителя на взлётеВ его стремительном полёте,С движеньем пламенной груди,Но к рогоносному пути.Ведь Ольга, ветреная Ольга,Не сознавая чувства долга, —Пуста, как ранняя весна,Зато «красна лицом она».А вот Онегин не для славы,А для потехи и забавыЗнал дам «холодных, как зима,Непостижимых для ума».Давал Владимиру советыПисать и оды, и куплеты,И отойти от Ольги к той,Кто жаждет «пищи роковой».А я сквозь синие туманыЗрел облик Лариной ТатьяныИ благодарен, что творецДал в дар «чудесный образец».

Нет – не голый

«Картины Моне, как в стихах обороты,Туманны, легки и настрой создают…»Я, слушая, чувствовал тонкость породы,Счастливого сердца покой и уют.И речь с придыханьем, и дым сигареты,И сделал я вид, что узрел и позналМоне с Ренуаром, у коих поэтыНаходят доселе незримый астрал.Ван Гог, Писсарро, а о гордой плеядеТаких, как Пикассо, поведал я сам:«Король-то не голый – он в новом наряде,В наряде, не видимом лишь дуракам».В улыбке и жестах весенняя благость,А голос вещал, как при страстной мольбе:«Всмотрись вглубь себя, где находится радость,Найдёшь, милый друг, примененье себе».

Письмо

В этот раз сообщала сестра,А писала мне редко:«Жизнь отца, что текла как Сура[15],Задрожала как ветка».И по сердцу – как острым резцом,И поплыли чернила:«Приезжай, попрощайся с отцом».И слезу уронила.Я приехал, и мы, как всегда, —Две за встречу и третью[16],И я знал, что отец никогдаНе согнётся пред смертью.Он всю жизнь то в бою, то в борьбе,С юных лет, как на треке,Жизнь любил и был верен себе.У меня плыли веки.И хандра, и тоска без конца,И усилилось бремя,Вскоре весть от сестры: «У отцаОстановлено время».Цепь трагедий, как воля Творца,Поменяла программу,Через годы в могилу отцаПоложил я и маму.На высоком холме средь берёзВозле скромной могилыОбойтись можно бы и без слёз,Да не дал Бог мне силы.

Сердце под нож

Элегантная маечка,Лёгкий стук каблучков,Шла навстречу мне ГалочкаДвадцать с лишним годков.И улыбкой туманноюСердцу бросила весть:Быть с прекрасною дамоюВеличайшая честь.Шаловливая талия,А в очах – сотни стрел,От такого мерцанияБез вина захмелел.Губы страстью увенчаны,В сердце море огня,Даже яркие женщиныОт неё без ума.Мужики к ней с осанною,На душе моей дрожь —Жить с прекрасною дамою —Значит, сердце под нож.

«за русский народ!»

«За русский народ!» – тост, произнесённый И.В. Сталиным на кремлёвском приёме 24 мая 1945 года. Ровно через месяц, 24 июня 1945 года, состоялся Парад Победы

Уланова Галина за столом,Курчатов, Жуков, Моисеев…И Шостакович Дмитрий здесь, а онЗа Русь и русских корифеев!И за здоровье, общность, за народ,А вслед заговорила музаО том, что русские – ведущий родВ стране Великого Союза.Он пил за тех, кто не оставил постИ не отдал страну шакалам,А Эренбург Илья, услышав тост,Сидел и плакал за бокалом.И Шолохов. Потом он в страшный годОтверг на съезде ложь Хрущёва,Один из всех, поднявшись в полный рост,В защиту Сталина взял слово.А в этот памятный победный годТост произнёс Иосиф Сталин.О том, что русские, что русский родУмом, делами, силой славен.

Лучшие

Мне дорог вид рязанского селаИ мир его музея,«Ведь здесь когда-то баба родила»Есенина Сергея.Простор полей, красавица ОкаРазмахом одарили,По силе образов и языкаЕму нет равных в мире.Его поэзией дышал и жил,Искал в ней дух истока,Но вскоре весь задор и пылЯ перенёс на Блока.Размер и рифма, яркая строка,И дух стиха отменен.Поэзия мне Блока дорога,Но всех милей – Есенин.

Фантасмагория Замятина[17]

Ночь мною вновь за книгой встречена,Откуда внял не в одночасье,Что в жизни даже переменчивоМатематическое счастье.К чему семья, её предания!Зачем уклад, пожитки, хаты?Гигантский комбинат питанияОлеша[18] воспевал в двадцатых.Сия стезя была подхваченаИ понеслась, но вскоре силаФантасмагории ЗамятинаМеня как громом поразила.Я не хочу ходить под номером,Жить под стеклом в стране «Единой»[19]Ни с женщиной с весёлым норовом,Ни со своей супругой Ниной.Запутался я окончательно,Но мысль по-прежнему витает,И «Мы» – творение Замятина —Меня страшит и увлекает.Он жил надеждами и творчеством,Создал очаг себе и имя,А этот стих широким обществом,Скорей всего, не будет принят.

Осень

Осень срывает с лесов и полейЖадно густые цвета.И под напором обильных дождейЗелень стекает с листа.Смело меняет на яркий пурпур,На грозовые кострыБледное золото, и на лазурь —Краски медовой поры.Дни всё короче, и ныне во снеШепчет, снимая шелка:«Ты напиши, расскажи обо мне,Как я мила и ярка».

С бодуна

Вечер, речи, на простенкахТёмно-красный бархат,Роскошь в бежевых оттенках,В ожерелье яхонт.Носик, бархатные губки,Пафос и обжорство,Остроумие и шутки,Лёгкое потворство.Посмотрев на лик кокеткиУтром трезвым взглядом,Захотелось выпить водкиС флорентийским ядом.

Совет

Один совет. Прислушайся, Валерий,Прими всем сердцем, дорогой, и знай:На свой аршин соратников не меряй,Но и чужой – к себе не примеряй.Твоя душа добра и света ищет.В ней звон весны и по утрам свежо,Живи лишь только для себя, дружище,Но так, чтоб ближним было хорошо.

Шелуха

Удивляя благостное сердцеГоречью раздавленного перца,С гордой сути мрачного стихаСыпалась словесная труха.Вслед цинизм, приправленный эстетством,Сыпался с плебейским самоедством.Падающей братии внималСозданный мечтою Интеграл.Много раз он выносил за скобкиТо, что было в черепной коробке,А недавно в обществе светилУдалил и тех, кого любил.Приспособившись к гламурной лени,К простоте и лёгкости движенийВ сексе, словно питерский «Сапсан»,Двигался к невнятным словесам.С негативным философским взглядомИнтеграл ругался, а за матомСлышал я слова про авангард,Про модерн, платоновский азарт,И про то, что творческая вьюгаВозле поэтического кругаЗакружилась, словно шелуха,От вполне понятного стиха.Но сегодня ближе к полнолуньюИнтеграл за творческой заумьюЧуть левей сомнительных оковВдруг узрел безумие стихов.

Командир-педагог

Наш командир был полон силВ училище военном,Где касту воинов растилУмно и вдохновенно.Он, помня опыт боевой,Нам объяснял щадяще,Что в битве доблести с судьбойСудьба берёт верх чаще.Что доблесть можно победитьИ червь её изгложет,Но вот иной заставить бытьПока никто не может.Навстречу бурям и огню,Дыханью злого рокаУчил идти. И я хранюВ крови – дух педагога.

О прекраснейшей

Школьное общество[20], в коем я рос,В коем касался рук мамы,В душу вложило красу от берёз,Образ прекраснейшей Дамы.Отблески светлой и чистой души,Верной любви и морали,Сердце пронзая в заволжской тиши,Яркой зарёй отражались.Облик гармонии видел во сне,Осенью – в сизом тумане,А поэтический колокол мнеПел о прекраснейшей Даме.Голос дрожал и блестел, как топаз,Словно картина Ван Гога.Я ж оживлял нашу маму не разТёплым дыханием слога.

Полоса препятствий

Мне с препятствиями полосаНе страшна ни в какую погоду,Ибо чувствую, что небесаПомогать будут взять её с ходу.Перепрыгнув траншею с водой,Лабиринт пробежал с затрудненьем.Лейтенант наш, совсем молодой,Наблюдает за каждым движеньем.Огневой предо мною рубеж —В цель бросаю гранату, вторую,Сетку низкую быстро пролез,Зацепив чем-то банку пустую.«Осторожней!» – кричит лейтенант, —«Прижимайся всем телом к земельке».А уж с правого фланга сержантЛовко лезет по каменной стенке.Пот в глаза, словно въедливый дым,И слюна, как у лошади пена,Я едва поспеваю за ним,Ноет только немного колено.Недостроенный дом перелез,«Стометровка!» – кричат мне вдогонку,Только в тело вселился уж бесИ запел свою песнь потихоньку:«Не страшна полоса для юнцаУ начала большого пробега,Только вот – полоса без конца,Полоса до скончания века».

Чертовщина

Я, поклоняясь духу бурь,Встаю с туманной ранью,Люблю изящество и дурьНа грани и за гранью.При мне всегда дружок Фома,А с ним его деваха,Душа красавицы полнаЛукавства, лжи и траха.С утра до вечера втроём,Нередко на халяву,Нет, не амброзию в рот льём,А сущую отраву.А ныне вечером ко мнеЯвилась Ариадна,Играл я с нею в буриме,И получалось ладно.Открыла дама мне глаза,Зажгла в груди лучину,И я сложил за полчасаВсю эту чертовщину.

На пламя курс

На мощь державную, на пламя курс,К вершинам бытия бросок,По темпам роста сталинский СоюзОпередить никто не мог.А в сорок пятом сталинская ратьДух славы обрела вовек.При слове «Сталин» шляпу должен снятьЛюбой разумный человек.

В океане любви

Семейное счастье – не подарок судьбы, а дело рук супругов, их ума, доброты, человечности и любви

Встретив в мае изящную фрау,Не запели в душе соловьи,Но в большом океане любвиМы явили любовную пару.Полный штиль на тридцатой версте,На трёхсотой – под шёлковым стрессом.И клонилось, как солнце за лесом,Наше счастье к закатной черте.Ветерок, а затем ураган,И сплошная в душе непогода.Завели нас в гнилое болото,И шумел ледяной океан.Мысль, как сердце надёжного друга,Зашептала, касаясь груди:Либо встань и навеки уйди,Либо снова влюбитесь друг в друга.

В Первой армии

Я ценил и ценить буду дружбуКак священный союз и как дар,Ведь свою офицерскую службуВ Первой армии я начинал.Вглубь земли, ближе к адовой пене,Я спускался, и было мне тамНеуютно, но рядом ЕвгенийИ седой, словно лунь, капитан.Этот бункер, как трёп маргинала,Мне на сердце и разум давил —В царстве тьмы его суть обиталаИ не знала небесных светил.А потом были вёрсты и вёрсты,Страшной силы, как смерть, жернова,Но зато запах сена и звёзды,Блеск луны и трава-мурава.Ни болезней не знал, ни простуды,Лишь порой леденело нутро,Но моим командиром был Рудый[21]В Первой армии войск ПВО.

На море

Живописные картины,Катера и шхуны,Длинноногие фемины,Пляжные костюмы.Будоражили дух такжеБары и отели,Фешенебельные пляжи,Пряные коктейли.Дивы в модных мини-юбках,Море золотое,В разговорах и поступкахШум и зов прибоя.

Мельпомена

Заметно оживилась сцена,Когда Трагедия и Страсть,А вслед за ними МельпоменаНа сцену с маской поднялась.С лица сошли, наверно, краскиИ страх все члены обуял,Когда оскал ужасной маскиНежданно душу показал.В ней отражались боль и мукиВсех тех, кто пережил беду.И протянул я в скорби рукиК несчастным в огненном аду.Оскал беззубо улыбалсяУлыбкой едкой тех людей,Кто в глубине души смеялсяНад безрассудностью моей.Когда трагическую сценуЗаполнила собой Печаль,Услышал я, как МельпоменуЗвала заоблачная даль.Она растаяла в туманеАнтичных гор, но сквозь годаС ужасной маской муза драмыВ театр приходит иногда.

Суматошность дня

Шагая с мудрого ВостокаПод пенье аонид на Вест,Я повстречал в гостях у РокаПоэта с дюжиной невест.В прихожей сказочные вещи,Портрет мыслителя Соко[22],В гостиной взоры томных женщин,Декор эпохи рококо.В стихах поэта прозаичность,В суждениях который час.Тевтонская философичностьИ галльские виньетки фраз.Играя в вист, шутили пошло.Я ж, не растрачивая пыл,То пребывал в Прекрасном прошлом,То Светлым будущим пожил.И в этот стих вложил изыски,Фигню и суматошность дняЛишь потому, что по-английскиУшла Эрато от меня.

В избушке

Был ужин в низенькой избушке,Где слушал я рассказИз уст заботливой старушкиВ довольно поздний час.Она была нетороплива,Лучилась доброта,Ей дали имя Серафима,Конечно, неспроста.«Не ожидай от жизни много,Не избежать судьбы,Любовь, страданья – всё от Бога,И мы его рабы.Господь наш видит всё и знает,Над всеми Властелин.И вскоре, видимо, предстанетМоя душа пред Ним»[23].Не надо быть, друзья, глухими.И я, едва дыша,Держал глаза свои сухими,Но плакала душа.Неспешна речь, а очи – кротки,Как тени от судьбы,Не выдержав рассказа тётки,Я вышел из избы.Был ужин в низенькой избушке,Где слушал я рассказИз уст моей родной старушки,Увы, последний раз.

Утром

Чувствуя душу природы,Как теплоту женских рук,С нежной истомой дремотыЯ расставался не вдруг.Вскорости следом за солнцемВстал и пошёл на лыжню,Утро беззлобным морозцемДушу бодрило мою.Крикнул, поднявшись на гору,Вдруг ни с того ни с сего:«Чудо не явится взору,Если не верить в него!»

Лейтенантская дорога

Я лейтенантскою дорогойШёл рядом с преисподней,Держа ответ за взвод пред Роком,Как всякий Ванька-взводный.А в выходные, чаще с «Гладом»,А иногда с «Лопесом»Кутил за городским фасадом,Вертелся мелким бесом.Ведь в кабаке – фарца и цыпы,Дельцы и потаскухи,И лабух добавлял и сыпалВ мелодии чернухи.Поодаль огненная ярмаС манерами звездули,А в понедельник вновь казарма,Дежурство, караулы.Да и начальники-занудыС их неусыпным оком,А ротный – Анатолий Рудый —Был и Судьёй, и Роком.

Коллаж

Поскольку мерю я морскую милюНе метром, а изяществом волны,К мольеровско-шекспировскому стилюЯ подхожу с обратной стороны.Вино и блюдо из бараньих почекЯ не вкусил, а, зауздав коня,Создал коллаж из буквиц, лиц и строчекВ манере, не присущей для меня.В нём много чувств, но ни красы, ни мысли.И я опять, но вновь не по-людски,Когда же думы и вино прокисли,Коллаж порвал на мелкие клочки.

У музы

С трудом, но всё ж настроив лируНа разговор при встрече,Я мысленно входил в квартиру,И вот вошёл под вечер.Оставив позади интриги,Осеннее ненастье,Ласкал глазами шкаф и книги,Хозяйку в светлом платье.Наполненная жизнью зала,Картины, фото музы —Вся меблировка выдавалаПристрастия и вкусы.В гостиной думал я вальяжноПро вывихи планиды,Про то, что нужно и что важноДля Соколовой Лиды.В декоре шарм, хрусталь в серванте,С подсветкой статуэтка —Всё говорило о талантеБлистательном и редком.

Мы

Лишь только возникали споры,Рождалась и беда.Пришли из Азии монголы,Сжигая города.Да и Европа поднималаНад нами острый меч.И нагло русским предлагалаПод веру Рима лечь.Не знала Русь в веках покоя,Веками кровь лилась,От православного устояК империи рвалась.Мы с азиатами несхожи,Но и не Запад злой,Мы – евразийцы, и нам БожеУдел отмерил свой.И я всегда, друзья, гордился,Да и теперь горжусь,Что русским на земле родился,И обожаю Русь.

Легкомыслие

Кухней правила дама,Засучив рукава,Я ж строфой ДонжуанаПосылал ей слова:«Я надёжен, как небо,Я надёжен, как бог,Как творения Феба,Как пленительный Блок.От идеи ГермесаОдержим я мечтой,А вот друг твой от беса

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Сорокапятка – противотанковая пушка калибра 45 мм.

2

Логос – разумное начало космоса (мысль, слово, закон).

3

Эрато – муза любовной поэзии.

4

Беловодье – легендарная страна свободы в русских народных преданиях. Именно к нему восходит образ текущей с неба Молочной (Млечной) реки в русских сказках и сказаниях. Образ Беловодья частично переплетается с образом невидимого града Китежа.

5

Бабетта – персонаж французской кинокомедии в исполнении Брижит Бардо.

6

«Числа не помню. Месяца тоже не было. Было чёрт знает что такое». Н. В. Гоголь, «Записки сумасшедшего».

7

В годы ВОВ нынешний государственный флаг России был символом армии Власова и прочих предателей.

8

Вад – районный центр Нижегородской области.

9

Красная Горка – место народных гуляний.

10

Пахты – участок соснового леса на высоком холме.

11

Пьяна – самая извилистая река в мире, шатается из стороны в сторону, как пьяная, чтобы, пробежав 500 км, вернуться к своему истоку.

12

Платонов Павел Иванович – старший лейтенант, командир роты 356 гвардейского полка 107 гвардейской парашютно-штурмовой дивизии. Это они сбросили американцев в Эльбу. Начальник планово-экономического управления Вадского района Нижегородской области.

13

Янки – прозвище американцев.

14

Вад – районный центр Нижегородской области.

15

Сура – река, приток Волги.

16

Традиция: армейские офицеры третьей рюмкой поминают ушедших в мир иной товарищей.

17

Евгений Иванович Замятин – русский писатель, публицист и литературный критик, киносценарист.

18

Олеша Юрий Карлович – русский писатель, поэт, драматург.

19

В романе «Мы» – Единое государство. Роман Замятина «Мы», написанный в 1920 году, описывает общество далёкого будущего, в котором личность подчинена жесткому тоталитарному контролю.

20

В те годы для большинства сельских жителей педагоги были полубожествами и соответствовали этому статусу.

21

Рудый Анатолий Устинович – один из тех, кто, как в фильме «Офицеры»: «Настоящий мужик был».

22

Ямага Соко – японский мыслитель.

23

Шорина (Шушина) Серафима Васильевна предстала перед Ним в 2008 году.