bannerbanner
Служу слову
Служу слову

Полная версия

Служу слову

Язык: Русский
Год издания: 2023
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 2

Валерий Платонов

Служу слову

Сборник стихов

* * *

© Платонов В. П., 2023

© Оформление. Издательство «У Никитских ворот», 2023

Слово о поэте

Если человек умеет рифмовать слова, это ещё не значит, что он поэт, и сочинения его – ещё далеко не поэзия.

«Быть поэтом – это значит то же,Если правды жизни не нарушить,Рубцевать себя по нежной коже,Кровью чувств ласкать чужие души».

Так считал Сергей Есенин. И именно так становился поэтом Валерий Платонов – с «рубцами» на душе и с кипящей кровью в сердце.

Валерий Павлович родился в 1951 году на Нижегородчине, в семье провинциальной интеллигенции. После школы окончил военное училище и долгие годы служил в Советской, а затем и в Российской армии.

Зов поэзии, как доброе вино, созревал в его душе. Со своими стихами пришёл в литературное объединение «Электростальские огни», где не только обрёл друзей и единомышленников, но научился технике написания стихов. Валерий пишет о любви, о счастье, о патриотизме, пишет гражданскую лирику, не чужда и пейзажная лирика.

В 2011 году вышел первый сборник стихов «Медаль». В 2012 году – «Вдохновение». В 2015 году – «Чёрным по белому». И в октябре 2015 года Валерий Павлович стал членом Союза писателей России.

Ветеран Вооружённых сил РФ, офицер в отставке, жизнелюб, оптимист, неутомимый житель и неутомимый поэт Подмосковья.

Другие интересные подробности о поэте – в его стихах.

Виктор Воробьёв, член Союза писателей России

Опять

7 ноября 1941 г. в честь 24-й годовщины ВОСР на Красной площади состоялся парад

В ноябрьский день всё утро напролётВ моей душе опять звучит кантата —Я окунаюсь в сорок первый годИ хронику бессмертного парада.Идут полки, я в напряженье весь,Ведь по святой для русского брусчаткеИ мой отец шагает где-то здесь,Сержант и командир сорокапятки[1].Держа равнение, прошли полкиБез тренировок – прямо с эшелона,А дальше – бой и вновь шаги, шагиДо новых зорь седого окоёма.Кто шёл с отцом – их, видимо, уж нет,Давно и он отдал поклон планиде,И, впившись взглядом в хронику тех лет,Отца опять сегодня не увидел.

Очаг

Деревянный дом у речки,Огород и баня,Я любил сидеть у печкиИ смотреть на пламя.В нём увидеть можно былоЗолотую рыбку,Голубого крокодила,Рака и улитку.А сестрёнка, как малину,Робко и несмелоОтковыривала глинуИ за печкой ела.В свете и уютной гаммеЛад с дыханьем вкуса,Видно, помогала мамеДом обставить муза.Пироги, ватрушки с жару,Лампа вполнакала,И негромко под гитаруПела и читала.Для сестрёнки шила платья,Я – дружок Валера,И в наш мир и в наше счастьеЗло входить не смело.

Родник

В лесной глуши, среди берёз и сосен,Там, где орешник свеж и полон сил,Где день ветвями дуба укорочен,Родник себе дорогу проложил.Давным-давно, мой дед не помнил это,Срубили сруб, установили крест,И в жаркое засушливое летоУ родника я слышал благовест.Сюда ходили бабушка и мама,Места такие святы на Руси,Чуть выше земляничная поляна,Ну а грибов! Да хоть косой коси!А ниже по ручью, в кустах сирени,Вольготно и пичуге, и ежу.Я подойду и преклоню колени,Воды напьюсь и на траве лежу.

Служу слову

Шагая по Русской равнине,Стихи и рассказы пишу.Ведь как величайшей святынеЯ русскому слову служу.От красок текущего векаНа сердце то горечь, то сласть,Но слово должно человекаТеплом и красой окружать.Читаю. Стих слушает Логос[2],Луна, поднебесная синь,И хочется, чтобы мой голосЗапомнили Время и Жизнь.То зной, то снега на равнине,А я всё пишу и пишу,Ведь как величайшей святынеЯ русскому слову служу.

Восторг

Идём, любуясь дивным светом,Восторг в душе и словесах,А журавли, прощаясь с летом,Нам вторят в ярких небесах.А осень, осень всё смелее,Срывая голос с дивных нот,Звенит, и спутница хмелеетОт перегруженных частот.И стать, и лёгкая походка,И блеск в очах, и огоньки,И я навязчиво, но робкоКасаюсь трепетной руки.И осязая, как от света,Воспламеняется душа,Мы входим споро в бабье лето,А в осень жизни – чуть дыша.

Вдохновение

Высокой страсти не имеяДля звуков жизни не щадить,Не мог он ямба от хорея,Как мы ни бились, отличить.А. С. ПушкинВулкан кипел в груди давно,И вот он с силойИз недр души прорвался, ноНе пеплом – лирой.И поэтический потокПошёл со звоном,Волшебной образностью строкЯ очарован.В нём ритм и музыка стиха,Как хвост за змеем,Четырёхстопная строфаИ ямб с хореем.Анапест, дактиль, вняв маршрут,Уже в дороге,Мужские, женские живутВ потоке слоги.И амфибрахий руки жалКоллегам летом,Раскрыв души потенциал,Я стал поэтом.

По строфам Блока

Вползи ко мне змеёй ползучей,В глухую полночь оглуши.А. А. БлокКогда в душе растёт тревогаИ бытовая шелуха,Я, углубляясь в строфы Блока,Сливаюсь с музыкой стиха.На диво оживают строчки,Звучит, как песня, плавно речь.И вижу не слова и точки,А «матовость покатых плеч».Губами чувствуя дыханье,Я пью его, как винный сок,А воспалённое сознаньеСрывает с тела лёгкий шёлк.Вот-вот взорвусь: кровь закипела,Дыханье спёрло, дрожь в ногах,Нагое трепетное телоОбнять пытаюсь впопыхах.И слышу в атмосфере жгучейКрик поэтической души:«Устами томными замучай,Косою чёрной задуши».

О себе

За горой занималась заря,Снег пушистый искрился,Восемнадцатого декабряЯ на свет появился.Маме было под тридцать уже,А отцу почти сорок,От войны боль утрат на душеИ убийственный морок.Как сражались они на войне,Знают совесть и вера,В честь великого лётчика мнеДали имя Валера.Жили в школе. На классной скамьеВозрастал я степенно,А потом появилась в семьеИ сестрёнка Елена.Возле школы сосна, а ветла —На берёзу похожа,Детским садом мне бабка была,Да и дедушка тоже.Помню, как-то уже по весне,Когда трудно уняться,Мама двойку поставила мне,Дед пошёл разбираться.Я не ведал ни горя, ни зла,Ни хулы, ни обмана,Самой близкой для сердца былаМамка, мамочка, мама.

Милые женщины

Где торопливым, где медленным шагомСледую я по тропе.Милые женщины! Счастья и благаВашей желаю судьбе!Если нежданно при радужном светеНа сердце явится новь,Ваша звезда пусть по-прежнему светитИ согревает любовь.Ну а когда вы столкнётесь с печалью,То протяните ладонь,Вашей душе сохранить пожелаюЮности жаркий огонь.Этот огонь защитит вас от мракаТёмных предчувствий крови.Милые женщины! Счастья вам, блага,Здравой семьи и любви!

Жизнь

Вчера уж нет – ушло оно с огнёмЛетучих мыслей, помыслов, азарта,Живи, мой друг, сегодняшним деньком,Ведь может статься, что не будет завтра.Чтоб суть поймать, я через решетоСлова и выраженья пропускаю,Но оказалось, что я знаю то,Что ничего конкретного не знаю.Опять тоска, уныние, печаль —Душе и сердцу ныне стало тесно,А жизнь летит, летит в немую даль,Как будто ей со мной неинтересно.

Медаль

Я, как в тумане, помню дальРазумного начала,Но в ясной памяти – медаль,Что на груди сверкала.Счастливей не было мальцаНа праздничной аллее,Ведь на костюме у отцаДва ордена алели.А на моей груди, как сталь,Как снежная вершина,Сверкала мамина медальЗа взятие Берлина!

Полевые цветы

Полевые цветы после жаркой любвиБлиже к осени мамами стали.И детишек своих, оторвав от груди,Осторожно на землю ссыпали.Чтобы ранней весной, после зимней тоски,Поле снова зелёным стояло,А июньской порой, когда зори близки,Мириадами красок играло.Чтобы осенью русский приветливый домБыл украшен цветами иными.И, умывшись холодным октябрьским дождём,Заискрился власами седыми.Полевые цветы – море красок извне —Отцвели на просторах Отчизны.И безжалостно этим напомнили мнеО стремительной поступи жизни.

В предновогоднем зале

В зале эффектные лёгкие гаммы,Чистые, милые лица.Я приглашу вас, любезные дамы,В танце восторженном слиться.Кольца и жемчуг на узком запястье,Звёздного неба обновы.Радуйтесь жизни, держитесь за счастье,Будьте добры и здоровы!Тонкой душою касаясь за платье,Взвешу словесные нити.Но не гонитесь за призрачным счастьем,А настоящим живите!Сбросив с лица новогодний румянецКак отголосок азарта,Вы извините, но первой на танецЯ приглашаю Эрато[3].

За словом

Я ведал с кроткого началаТепло и нежность рук.И двери, к слову, открывалаМне мама – верный друг.Она познала зной и стужу,Гладь моря и пески.Слова её запали в душуИ дали там ростки.Они росли, а с ними сила,И утверждалась мысль,И слово каждое таилоВ себе глубокий смысл.Давило, жгло мне душу слово,Толкало на дела.И я ушёл с крыльца родногоТуда, где даль жила.А там меня мечта зазвалаВ литературный круг.Но двери, к слову, открывалаМне мама – верный друг.

В соцветье строк

Прими собранье пёстрых глав,Небрежный труд моих забав.А. С. ПушкинСквозь звуки вальса МендельсонаЯ слышу голос аонид:«У Пушкина сама ИстомаНогою медленно кружит.А у тебя страсть к новоязу,Скупа строка, тяжёлый слог,И ты не ел в пути ни разуНетленный страсбургский пирог».Я был смущён, но, сбросив шоры,Увидел двух эфирных дам —«Дианы грудь, ланиты Флоры»,Упругий и подвижный стан,Лазурны очи, мглисты бусы,А на устах таёжный мёд.И вновь напомнили мне музы:Как прелесть «ножкой ножку бьёт».И как сошлись «вода и камень,Стихи и проза, лёд и пламень».И этим благодатным днёмЯ музам слова благодарен,А Пушкиным – я потрясён!

Беловодье[4]

Искали люди к Богу путь,О волюшке мечтали,Но воля им дала хлебнутьИ горя, и печали.Молочных рек искал народС небесной кашей манной.И двигался славянский родК земле обетованной.Через Сибирь шли на Алтай,Там, в Беловодье где-то,Среди лесов построен райНа самом срезе света.Там нет ярма и нет бояр,А в паспорте «печати»,Там на холме стоит алтарь,Но нет церковной знати.Свободен, волен там народ,Мораль несокрушима,Её и старость не берёт,И смерть проходит мимо.Тянулась в Беловодье нить,Где русский род с поклономХотел не по уставу жить,А по мирским законам.

Нагота

Не шевельнуться, не вздохнутьНе мог при этой даме —Пленяла маленькая грудьС курносыми сосками.Упругий девичий живот,Тугие ягодицы.И небольшой губастый ротЛюбвеобильной жрицы.Коснулся взор точёных ног,Молочно-белой шеи,Задел венерин бугорокИ утонул в купели.А мысль, влетевшая в уста,Заметила игриво,Что из одежд ей наготаВсех больше подходила.

Мы – русские

Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы,С раскосыми и жадными очами!А. А. БлокМы – русские, мы – соль земли!Мы внуки бога Рода,Из несгибаемой семьиСлавянского народа.Под рёбра била нас судьба,Бросала на колени,За Русь святую шла борьбаНа евразийской сцене.В лугах по снегу, по травеТекла кровь, как водица,А на семи холмах в МосквеЖдала свой час орлица.Очнувшись от худого сна,В груди огонь и сила,Двуглавого орла онаДля подвигов вскормила.Степенно триста лет леталНад всей землёй двуглавый,Когда же смертный час настал,Меч уронил державный.Но подхватила меч мечта,Что зарождалась в спореНа красном выступе щитаВ космическом просторе.И вновь мы дух свой понеслиПо всей планете бренной.Мы – русские! Мы – соль земли!Мы – авангард Вселенной!

Квартирник семидесятых

В комнате люстра богатая,Светом картина залита,Фото, цветы и пикантнаяТонкость духовного быта.Дамы делились секретами,Я у окна, а ТатьянаОбозвала интровертамиДвух чуваков у дивана.Слушали Вега по радио,Сбросив личинки и маски, —Фоном звучали адажио,Скерцо, осенние краски.Сок на столе и шампанское,Фрукты, печенье, конфеты.Жилка у Тани бунтарская,Стать и причёска Бабетты[5].

Посредник

С Гоголя начинается новый период русской литературы, русской поэзии…

В. Г. БелинскийНе раз и не два прежде в школеВеликого Гоголя яЧитал, перечитывал, вновеИскал и нашёл для себя:Ветвистое древо харизмыЯвило прозорливость, слог.И больше, чем нужно для жизни,Он видеть и чувствовать мог.Познав экспрессивность гротескаИ вникнув в дремотную жуть,Излил Гоголь мудро и вескоБезбрежную русскую суть.То мысль и глубокие чувства,То вдруг через токи кровиОн вносит печать безрассудстваВо многие строки свои[6].Я ж ныне ось творчества славлюИ верю, идя вдоль оси,Посредником был между явьюИ нежитью гений Руси.

Присяга

Под Москвой в 1941 году отец был сержантом, командиром батареи «Прощай, Родина»

В древнем граде безусым юнцомПринимал я присягу.Перед строем и рядом с отцомКлялся верности стягу.Тридцать лет вдаль несли поездаПо армейской дороге.И я помнил и помню всегдаТу присягу на Волге.Но порвал весьма тонкую нитьС тем стальным поколеньем,Что умело себя не щадить,Не вставать на колени.С теми, кто в рукопашной хоть разС фрицем мерился силой.И не знает, что ныне у насРеет власовский символ[7].Не узнал и отец, что в краюС незатейливым бытомЯ нарушил присягу свою,Сдав страну паразитам.

Неясность

Каков проделывает путьОрёл в теченьи дня?Среди громов и тёмных тучНеясно для меня.И путь змеи, что на скалеНе оставляет след,Мне не понять на сей землеЗа сотни даже лет.И не изгнать из сердца грусть,И не изжить тоску,Поскольку в женщине я сутьПостигнуть не могу.

Бабьим летом

В сей год примчалось бабье летоВ последних числах сентября.И я, друзья, с притоком светаВздыхал и умствовал не зря.Яснее стало, да и прощеСмотреть на жизнь, а бес во мнеВдруг поклонился низко рощеИ громко крикнул тишине:«Открой развесистые двери,Введи в свой необъятный сад,Где гриб берёзовый и белыйВ мир источают аромат.Где старец жил, а юный инокПоднялся и имел успех,Где блеск летучих паутинокНапоминает женский смех».Ах, бабье лето, бабье лето,Краса в бреду и наяву,Промчалось, но с притоком светаВоздал хвалу я волшебству.

Мадонна

Пушкин Вяземскому: «У моей мадонны рука тяжёленькая».

Я читал, прислушиваясь к зовуСердца, и среди пригожих лицВыделил Наталью Гончарову —Первую красавицу столиц.Лёгким станом и прекрасным ликом,Внешней беззаботностью своейМне она знакома и по книгам,И виденьям сонных миражей.За окном задумчивые ели,На столе катрены о любви.И намёк на то, что в женском гневеБурею бывала Натали.Не вникая в сферы отношений,Уяснил, не опускаясь ниц, —Называл мадонной русский генийПервую красавицу столиц.

Бабушка Прасковья

Двор, скотину, запах сеновала —Помню я подворье,А ещё, как к вере приучалаБабушка Прасковья.В три перста я складываю пальцыНа Страстном ликбезе,А на Пасху крашеные яйцаИ «Христос Воскресе».В Воскресенском храме АрзамасаЯ в потоке света.Крестный ход. Несут икону СпасаНа закате лета.Спас медовый, яблошный, орешный,Друг за другом Спасы —Дар земли, а может, дар небесный —На зиму припасы.Будто снова бабушкино словоСлышу я в избушке:«По субботам с Пасхи до ПокроваМы пекли ватрушки.В Рождество не ели и не пилиДо звезды всем родом,А кутью заранее варилиИз пшеницы с мёдом».Молоко и козье, и коровьеМне всегда в дорогу,И желала бабушка ПрасковьяБыть поближе к Богу.

Песня о Ваде

В вольных лугах и лесах незабвенныхСладко-пьянящий стоит аромат.Звонкие воды истоков нетленныхС лёгкостью птицы стремятся на Вад[8].Белая чайка в полёте упругомНад изумрудной поверхностью вод,Как и лебёдушка с суженым другом,Песню о счастье семейном поёт.Песню о счастье и Красная Горка[9]Вместе со всеми июньской поройТак пропоёт, что вечерняя зорькаВстретится в Пахтах[10] с лучистой зарёй.Пьяна[11]-река песни жгучие долго,Пьяно петляя, несёт над волной,Чтоб для России великая ВолгаПесни вадские пропела со мной.

Там

Безбрежен синий небосвод,Пригож и солнцепёк,Весна, ручьи и ледоход,Ленивый ветерок.И молодость – вперёд-вперёд,И бодрости заряд,И устремлённость ввысь на взлёт,И к горизонту взгляд.Гитара, танцы при луне,Безумство от игры,А ныне не хватает мнеВосторгов той поры.

Земля

Услышав зов земли родной,Расстёгиваю воротИ оставляю за спинойСкупой на ласки город.То нива в поле, то стерня —Крестьянских душ горенье;Земля – основа бытияИ духа просвещенья.От близости с землёй роднойМои стихи напевней;Спасти себя и стать собойВозможно лишь в деревне.

Казарма

Уйдя со школьного двораИ выбрав ратный путь,Я стал другим, кем был вчера,Узнал казармы суть.Иной здесь временной отсчёт,Бег времени иной,Не всякий, кто сюда придёт,Останется собой.Здесь распорядок с первых днейСвободу отменил,А вольный дух души моейЖестоко приглушил.О, как хотелось мне тогдаВ привычную среду,В уютный домик у прудаИ к яблоням в саду.А дни летели, как водаПод окскою тропой.И мне казарма навсегдаСтановится судьбой.Здесь нет поблажек никому,Здесь мужество в цене.Учили жёстко нас всему,Что нужно на войне.

На даче

Дом деревянный с мансардой. Во мглеТускло горящие лампочки,А под навесом на дачном столеТонко звенящие чашечки.Чайник заварочный, торт, шоколад,Белый мускат из Италии,А на хозяйке восточный халат:Лёгкий, свободный, без талии.

О Киплинге

Я убеждён: на страсть людейУшедших поколенийСмотреть сквозь призму наших днейУдел глупцов и лени.Толстой, Есенин, Вебер Макс,Творения Эсхила,А Киплинг душу мне потрясВольтеровскою силой.В его стихах горячность, пылЛюдей и интересов,Восток, как блеск светил, ценил,Знал дикарей и бесов.Отвага и победный гром,Дух мужества и воля,Был Киплинг искренним певцомБританского разбоя.Будь ты возвышенным, как даль,Будь ты талант иль гений —Грешно оценивать моральУшедших поколений.

Завет

Едва ли на промысел БожийНайду я достойный ответ.Зачем в каждой клеточке кожиХранится отцовский завет?«Валерий, ты должен свободноНе только держать без концаНа уровне приобретённомДуховную планку отца.Обязан окрест оглянуться.И в некий двухтысячный годХотя бы мизинцем коснутьсяНеведомых мною высот».

Танцовщица

Насквозь богемная по сути,К тому же дьявольски мила,Её на всякой сцене людиВстречали просто на ура.Движеньем тела для началаВсю заполняла пустоту.И танец вольный исполнялаС любовником как бы в бреду.Любовника её на сценеШарф чёрный в блёстках заменял.Он то ласкал её колени,То бёдра сладко обнимал.То к шейке лебединой вился,Рискуя в страсти удушить,То снова возле ног стелился,Во всём стараясь угодить.Но вот шарф-кавалер смелеет,И страсть его толкает вверх,Вот-вот он ею овладеетПублично, на глазах у всех.В последний миг сего накалаВсё ж успевала отвестиБесцеремонного нахалаОт обнажавшейся груди.Так, танцем ловко приглашаяМужчин испить с ней сладкий сок,Она их вскоре превращала,Как шарфик, – в тряпку возле ног.

Это одна из самых известных танцовщиц начала XX века.

Как вы думаете – кто она? Любители поэзии её должны узнать, если нет – смотрите стихотворение «Горение», в нём она упоминается.

Горение

И в поэтический бокалводы я много подливал.А. С. ПушкинЯ воду лью, как все поэты,В свой поэтический сосуд,Но в основном к стихам сюжетыИз жизни в кровь и мозг текут.Вот моего коснулся взораЛучом соцветий Тициан,А муза танца ТерпсихораНапела сердцу про Дункан.А вот крестьянское подворье,Изба, натопленная печь,За прялкой бабушка Прасковья,А дед Василий чинит сеть.С непостижимым словом ЛогосОткрыл передо мной чело,Увидеть их, услышать голосМне вдохновенье помогло.Оно закаты и рассветыВстречает взором огневым.И я, друзья, как все поэты,Горжусь горением своим.

Кузина

Памяти Трусовой (Шушиной) Зои Геннадьевны

В просторном доме я и Зоя.Нам интересно посмотреть,Как вяжет бабушка Прасковья,А дед Василий чинит сеть.Но вскоре я отметил взглядом:Иные малыши в избе,А мы шагаем с Зоей рядомПо ученической тропе.Держась за древо родовое,Мы с ней с утра и до утра.А вот и время золотое:Гитары, песни у костра.Вино любви из полной чашиТекло, как нега из очей,И вот уж Зоя мужу СашеТрёх подарила сыновей.Богатство речи и движений,Умение себя подать,И судьбоносные ступениНесли волнующую стать.Не столько формы, краски – сколькоПритягивал глубинный свет,Цветущий ярко, словно зорька,На протяженье многих лет.И шла, даруя знанья, силы,Игру ума и благость дня.А ныне мрамором могилыДруг жизни смотрит на меня.

Шушины

Я был в Гороховецких лагерях,Зимой и летом марши совершали,Развёртывали технику в поляхИ тактику пехоты изучали.Учебные атаки по пескам,Окопы рыли, парясь в обороне,Привыкли к регулярным марш-броскам.Кому легко на волжском полигоне?!Здесь в сорок третьем дядька мой бывалИ проходил в пехоте подготовку.Как страшный сон, он это вспоминал —Кормили так, что не поднять винтовку.И бабушка, заботливая мать,Еду возила для солдата-сына.Ушёл он добровольцем воеватьИ дошагал до самого Берлина.Он на Рейхстаге написал весной,Увековечив имена упрямо:«Геннадий Шушин» – это дядька мой,И «Анна Шушина» – моя родная мама.

Мгновенья

Миг за мигом по жизни иду,Все года собирая.И в какой-то момент добредуДо последнего края.Несмотря на обилие дней,Пробежавших проворно,Большей частью в дороге моейПротекает жизнь ровно.Но бывают мгновенья, когдаДух сливается с миром,А душа, как в истоке вода,С колдовским эликсиром.И по телу проходит волна,Как от пушкинской лиры,Мысль тогда осеняет меняО гармонии в мире.Этот миг я стараюсь поймать,Задержать его властно.И всем сердцем своим прокричать:«Ты, мгновенье, прекрасно!»Миг за мигом по жизни иду,Принимаю упрёки,И в какой-то момент упадуЯ на этой дороге.

Новая элита

В центре выставочного зала на высоком подиуме лежал торт весом 80 кг в виде фигуры Ленина в гробу в натуральную величину. Играла траурная музыка.

Акция художников, прошедшая в московской галерее «Дар» 30 марта 1998 г. Были приглашены депутаты ГД, члены правительства

На плечах своих внеслиСлуги, будто тени,Шоколадный гроб. ВнутриШоколадный Ленин.Деньги льются как вода,Славная житуха,Поглощать торт господаНачинают с уха.Вот один, прорезав гроб,Подчинившись клану,Сунул ложку прямо в лоб,Мол, мозги достану.Пошловатый господинС милою особой,Одурев от сладких вин,Поделился попой.Смех сиятельных господ,Каламбур с кислинкой,Посылает дама в ротТо, что под ширинкой.Перемены не страшныДля пустых личинок,Получил хмырь от женыЛенинский ботинок.Изворотливый хохмачВырывает сердце,Подаёт лакей кумачВместо полотенца.Это было на зареЛиберальной слизи,А точнее, при «царе»Ельцине Борисе.

Милая

Иду я вновь походкой гибкойТуда, куда ведёт стезя,А рядом с трепетной улыбкойШагает милая моя.Нежны розетты на запястье,В очах бездонный океан.И говорю: «Какое счастьеСмотреть и видеть милый стан,Ланиты, царственные плечи.И, ощущая сердца стук,Смотреть в глаза и слушать речи,Касаться грациозных рук.Нет! Не звезда.И не звездуля.Не душка с барской пустотой,А ослепительная ЮляМой дух пленяет красотой».

Весной

От имени 12-летней внучатой племянницы

Я только раз видала рукопашный,Раз наяву. И тысячу – во сне.Юлия ДрунинаЯ со взрослыми ныне на «вы»,А от близких я знаю:Прадед Павел от древней МосквыШёл к девятому маю.Где пешком, где ползком, где засимВ эшелоны погрузка,А прабабушка Анна за нимШла к Берлину от Курска.Никогда я не видела их,Не касалась руками,Но они с фотографий мой ликОбнимают очами.Холод, зной, море крови в пути,Незнакомые дали,А я вижу у них на грудиОрдена и медали.Миллионы младых, пожилыхС ними шли до Берлина,А прочла вам о чувствах своихКузнецова Полина.

Сущее

То город, то околица,То горести, то радости.Пусть разум с ленью боретсяОт младости до старости.Пусть в девице-красавицеИ девственность, и ветреность,А в женщинах мне нравитсяИзящество и женственность.От времени, как водится,На сердце травмы, трещины,Ведь жизнь мужчин находитсяПод властью жажды женщины.

Радости и счастья

В нашей жизни людям лесть приятна,Как и похвала, всегда важна.Жду я во Вселенной необъятнойНовогодний свой бокал вина.Далеко от истины я ныне,Но хвалу Создателю пою,Поздравляя горы и долины,Юную красавицу-зарю.Заключу любимую в объятья,Поцелую в милые уста.С Новым годом! Радости и счастья!Здравия на многие лета!

Отец

Нас не нужно жалеть, ведьи мы никого б не жалели.С. П. ГудзенкоВ сорок пятом на Эльбе отец[12]Не чурался работы.Во главе сотни русских сердецИз воздушной пехоты.Под Москвой в сорок первом стоялПротив сил оккупанта,Орден вскоре за это сиялПод шинелью сержанта.В День Победы торжественный зал,Позади все печали,Но когда он Москву вспоминал —Губы боль отражали.Он с парада под огненный шквал,Он на Эльбе пил с янки[13],Он медали носить мне давал,Часто парился в баньке.Дом и садик у самой воды,Жизнь и в светлое вера,И два ордена Красной ЗвездыНа груди офицера.У всего есть предел и конецВ этом мире лучистом,А ещё помню то, что отецВ землю лёг коммунистом.
На страницу:
1 из 2