Школа жизни. Сеча. Часть 3

Но не сейчас. Сейчас она сделала то, что должна была: защитить своих детей и детей их детей. Она, как истинная мать, защищала своё потомство, потомство, рождённое внутри «Школы жизни», от своего истинного «я», от Сокара – первого высшего. Спасала от грядущего уничтожения, от рабства, неволи и насилия и всего того, что происходило внутри игрового пространства, с чем она в корне не была согласна и на что с недавних пор она уже не могла влиять и что не могла контролировать. Она защищала себя в них, а их в ней, она защищала саму «Школу жизни», проект, опять же созданный благодаря ей. Являясь главным ключом от всех врат, она не могла поступить иначе, кроме того, как она поступила. Никто и никогда не сможет ею завладеть. Своим действием она полностью пресекла такую возможность на корню. Никто и никогда, включая самого Сокара, не сможет отследить её в ком-то или чём-то, потому что она полностью растворилась внутри пространства, слившись с ним воедино.

Когда Сокар резко перестал ощущать свою Сехмет, он не сразу на это отреагировал в силу занятости процессами уже бушующей сечи, идущей глобально и повсеместно по всему созданному им мирозданию, как в реальном мире, так и внутри игрового пространства.

И лишь на миг, когда он отвлёкся от сечи, его тут же пронзила боль, та, что испытывают люди от одиночества, он задыхался, больше не в силах сдерживать свой истошный крик. Вопль отчаянья, страха и дикой, невыносимой боли пронзил всё вокруг. Он был повержен насмерть, но он был бессмертен, а значит, он всё ещё был жив. До него постепенно, шаг за шагом стало доходить то отчаянье, которое испытала Сехмет, поняв, что всё уже не обратимо, чётко увидев миг в вечности, когда начнётся сеча, а уж просчитать, что станется после, было несложно, ведь она знала тайну сотворения мироздания, знала, что она является той матрицей, на которой основан её мир, мир, созданный для неё. А также она знала очень хорошо Сокара, который ничего не будет предпринимать, позволяя случиться неизбежному, пытаясь быть отстранённым наблюдателем, а не тираном, создавшим мир для того, чтобы повелевать. Она понимала, что, помимо сечи, уже объявлена охота не неё и её детей, которых она должна спасти во что бы то ни стало. Знала, на что шла. Она также знала, что будет, когда он поймёт, что его истинное «я», его Сехмет, растворилась в пространстве, став им, знала, что он не сдержится, а значит, тот истошный вопль испепелит многое, остановив всё это безумие раз и навсегда, а она станет теми семью печатями, которые запечатают «Школу жизни», тем самым спасая не только само игровое пространство, но и всех её обитателей, включая их с Сокаром детей.

Она действительно это сделала, а ведь они даже не успели попрощаться. Сокар жалел лишь об этом. Он чётко знал, что у него не было возможности что-либо изменить. Ему осталось лишь одно: ждать долгую вечность, не теряя надежды, что когда-нибудь его Сехмет возродится.

Печать, которая до этого момента никак не устанавливалась в междумирьях, что бы он ни предпринимал, теперь плотно встав в пазы междумирий, начала навечно запечатывать мир, лишив всех и каждого обратного пути. Именно поступок Сехмет заставил Сокара действовать, а не наблюдать. Боль, рвущая его душу, рвущая его самого для всех, стала сокрушительно испепеляющей. Лишь миг между прошлым и будущем, миг до и после, а мироздание отныне и навсегда стало другим, словно по дуновению космического сквозняка, в одночасье, захлопнув все двери Вселенной и запечатав на вечные века всю, некогда столь популярную транспортную систему, тем самым изменив пространство до неузнаваемости, в дополнение лишив его главного, неиссякаемого источника абсолюта. Ибо та самая транспортная сеть, для всех являющаяся неотъемлемой частью мироздания и несущая в себе функционал лифтовых шахт, позволяющая перемещаться между различными слоями миров, была неиссякаемым источником энергии, идущей от абсолюта, она была той нейронной сетью, окутывающей всё пространство, питая его.

Сеча прекратилась мгновенно, просто больше не стало высших тёмных среди низших, столь нагло и безжалостно пытающихся вырваться вперёд среди себе подобных, завоёвывая себе место уже среди светлых высших, не щадя никого, даже собственных новорождённых душ. Всё пространство погрузилось в первородную тьму, в которой отсутствует какая-либо форма движения, сковав всё и вся. Началась глобальная перезагрузка некогда созданного мироздания. Звучала лишь гробовая тишина, сковавшая пространство, звенящее от боли.

Такова стала цена безрассудства, допущенного пекельным миром в попытке осуществить план по раболепству души.

Сехмет распознала сие намерение первая и сделала то, что должна была, нанеся главный сокрушающий удар, а реакция Сокара лишь стала причинно-следственной связью её поступка, включив и введя в исполнение закон ответственности и справедливости. Карма, вещь прямая и негибкая, достанет каждого.

Глава 7

Из оцепенения Злату вывел Молчун. Он просто подошёл к ней вплотную и начал активно лизать ей ноги. За ним последовали все остальные.

«Я песчинка, я никто среди ничего, я стала ничем, как же больно, я понесла такую жертву». Слёзы струились по её щекам, и она была не в силах их сдерживать или плакать украдкой, впервые за долгие годы существования её переполняла безграничная любовь и жалость к самой себе, словно её жизненную силу больше не сдерживала никакая программа и она снова стала собой, той, ради которой всё.

В комнату вошёл Радомир.

– Ну ты скоро? Мы начинаем опаздывать.

Злата подняла глаза и, всхлипывая, посмотрела на него.

– Любимая, ты чего? Сон плохой приснился?

Следом за ним в комнату, словно фурии, ворвались Артур и Алиса.

– Ма!

– Мамик! Мамик! Представляешь, у Артура наконец-то получилось управлять землёй, а у меня в голове резко появились воспоминания о космосе и о небе. Представляешь, я всё вспомнила, я вспомнила все транспортные дороги, у меня в голове словно GPS-навигатор какой-то, там все навигационные системы для перемещения, как внутри пространства «Школы жизни», так и вне её. – Алиса запнулась на полуслове. – Ма, я, что, постой, я, что, ой, ты, что, мне доверила всем этим управлять? Стоп.

Алиса закатила глаза и начала плакать, не в силах сдерживать резко нахлынувшие чувства. Она обняла Злату, пытаясь уткнуться в неё, такую хрупкую, худую и беззащитную сейчас. Не переставая хлюпать носом в такт Злате, Алиса всё не унималась:

– Ма, я вижу все транспортные узлы, я их вижу. Это такая круть. Почему ты мне раньше не сказала, какая это крутая круть, насколько это захватывает? Меня прям распирает, я только что поняла, что я и вправду Нут – богиня неба. Мам, но ты и тогда была моей мамой. Хотя в этом перерождении меня родила моя младшая сестра, ой, я запуталась.

– Алиса, – цыкнул на неё Артур, тут же плюхнувшись рядом с ней и начав её щекотать.

Комната тут же наполнилась детским переливчатым смехом.

– Полно, – властным и холодным голосом молвила Злата.

В комнате тут же настала гробовая тишина.

– Я тоже всё вспомнила, – она смотрела на мирно стоящего в дверном проёме, облокотившегося о дверной косяк Радомира так трогательно-нежно и так пронзительно. – А ты вспомнил?

Радомир молчал, лишь желваки ходили. Дети, притихнув, вжались в кровать, пытаясь прикинуться невидимыми.

– Знаешь, видимо, вчера, в сочельник, в Новом Иерусалиме мы здорово с тобой колдонули, любимая, что столько с самого утра новостей, как из рога изобилия.

На этих словах Радомира в комнату вошли Барута с Марго.

– Злат, представляешь, я вижу ту самую дверь, которую папа запечатал ото всех, ту дверь, что я вам подарила, когда Школа была только в стадии запуска. Это так поразительно, я снова всё помню, – но, видя безрадостное лицо Златы, немного опешив, Марго словно прикусила язык, резко замолчав и отчего-то попятившись назад.

– А что случилось-то?

В воздухе повисла тяжёлая пауза.

Злата, откинув с себя одеяло, резко встала, утирая слёзы, и так же резко рухнула навзничь, потеряв сознание. Метнувшийся к ней Радомир не успел её подхватить, отчего комната сотрясалась, словно от падения рядом с ней метеорита.

Что там началось…

Глава 8

Злата падала куда-то вниз, словно в глубокий колодец, где то ли колодец был очень глубокий, то ли она падала очень медленно, словно Алиса из сказки Льюиса Кэрролла. Она попыталась посмотреть вниз, но там было так темно, что невозможно было ничего разглядеть. Прошло ещё какое-то время, и Злата уже не понимала: она летит вниз или вверх. Тогда она начала осматриваться по сторонам, по-прежнему продолжая падать в никуда. Перед её взором с большой скоростью мелькали шкафы с книгами, географические карты, картины, то ли какие-то чертежи с оборудованием, то ли какие-то схемы, всевозможные технологические карты, колбы, наполненные всевозможными жидкостями, какие-то образцы горных пород, колоссальное количество древних свитков и скрижалей, даже берестяные грамоты, то ей чудились водопады, и ей казалось, что она летит сквозь них, то, наоборот, воздух становился чересчур сухим и жарким, то она продиралась сквозь лесные чащобы, то она слышала звук железных цепей, продирающий до мурашек, и это при том, что падение то ускорялось, то замедлялось, отчего она даже успевала рассмотреть какие-нибудь детали (например, детализированную карту Кольского с наложенной на неё картой Московского Кремля со стопроцентным сходством форм обоих объектов). Отчего в голове мелькнула мысль: «Так вот откуда взят образ Московского института времени, что сегодня является главным Кремлём, и его форма, омываемая первородными водами». Душа отчего-то ликовала, продолжая падать. Постепенно свет практически исчез, и вот она летит сквозь кромешную тьму, и перед глазами уже ничего не мелькает, и её засасывает в воронку той самой непроглядной тьмы, которую она однажды намеренно создала вокруг себя. Видимо, пришло время встретиться с самой собой. Она всё падала, падала и падала. Непонятно, сколько прошло времени, но вокруг стало что-то меняться, отчего густая и непроглядная тьма стала словно отступать, становясь прозрачной, менее густой.

Странно, но она больше не падала и не парила вовсе, а уже стояла всё в той же непроглядной темноте, но ей было почему-то и не темно вовсе, а наоборот, казалось, что она тонет в ослепляющем свете. Откуда-то выплыло огромное зеркало в полный рост. Зеркало казалось странным, не технологичным, внутри с зыбким и непроглядным основанием, в котором Злата не увидела своего отражения. Оно вообще ничего не отражало. Как и повсюду вокруг, в нём былая также непроглядная, зыбкая, вибрирующая тьма.

Странное ощущение. Она поёжилась, вроде и не от холода, а как-то неуютно ей было.

Из этого эмоционально-осязаемого вакуума вывел отрешённый металлический голос.

– Кто ты?

– Я, – Злата снова поёжилась, – я никто, песчинка в океане, ничто. Меня нет, и я есть, я ничто и всё одномоментно.

– Проходи, тебя заждались, – и на этих словах зеркало озарила столь слепящая тьма, что вокруг вообще всё померкло, а Злата, набрав воздуха в лёгкие, шагнула внутрь него.

На поляне сидела маленькая девочка в красивой белоснежной сорочке с удивительным и замысловатым орнаментом.

«Я знаю этот узор, – промелькнуло в её сознании. – Я знаю эту девчушку, это же я».

– Здравь будь, – молвила вовсе не юным голосом девочка. – Давно я тебя здесь поджидаю. Ох, и много же тебе потребовалось времени собрать себя воедино. Ничего, главное, это случилось, и ты хоть в этот сочельник смогла открыть все двери, тем самым собрав себя в единое целое.

Злата молчала.

– Кто ты? – в лоб спросила девчушка. И с этим вопросом вновь возникло зеркало, в отражении которого из тьмы стал прорисовываться образ той, ради которой всё.

Она стояла, молча смотря в своё отражение, которое с каждым мигом становилось всё чётче и наполненнее. Удивительно было наблюдать за этим чудесным преображением и возрождением. Из зыбкого, еле различимого образа сейчас на неё смотрела невероятной красоты, женственности, отваги, непреклонности, свободы и самоуверенности Дива, столь хрупкая и такая могучая и великая, не побеждённая и никем не превзойдённая.

Злата разглядывала себя с восхищением, она улыбалась, и отражение ей тоже улыбалось. Это была она, только собранная воедино, это была снова та единственная, ради которой всё, это была сама Сехмет.

Откуда-то взялся шмель, который жужжал вокруг её носа, заставив на миг отвлечься от созерцания.

Обернулась и увидела вновь себя на поляне, только вот рядом с ней была уже и не девчушка вовсе, а древняя старуха, да столь древня, что её костяшки на руках напоминали скрюченные коряги, а белые космы, спадающие ниже плеч, были все в завязочках. На её плечах красовался огромный красный палиховский платок – шаль. Старуха жмурилась и что-то мурлыкала себе под нос.

– Ну что ты, внученька, неужто не признала? Просыпаться пора, ждут тебя все, нужно открыть то, что закрыто тобой было, двери должны распахнуться. Пришло время.

Злата стояла неподвижно, не в силах даже молвить слово, словно все её чресла парализованы, язык не слушался, безвольно валандаясь во рту.

Старуха, продолжая мурлыкать, словно в танце кружа вокруг неё, в какой-то миг треснула ей по лбу то ли ложкой, то ли палкой, то ли костью. Да так больно, что аж слёзы брызнули.

Глава 9

Злата открыла глаза и потёрла лоб. В том месте, где бабка её ударила, стремительно начала надуваться шишка. И тут она поняла, что над ней свисают абсолютно все с очень смешным, огорошенно-перепуганным видом.

– А это ещё что? – Радомир с недоумением потрогал быстро растущую и синеющую шишку.

– Бабка ударила, – буркнула Злата и тотчас начала подниматься. А вы чавой тут все надо мной нависли, случилось чаго?

– Злата, что с тобой? Ты как-то странно говоришь, с каким-то старинным, что ли, русским акцентом. Ты не помнишь? Ты в обморок упала, – не унимался Радомир.

– Я в обморок, с чавой?

– Ну вот опять. Не шучу я, – нахмурился Радомир.

Злата брызнула и так звонко расхохоталась, что аж хрусталь зазвенел в буфете. И напряжение тут же спало.

– А что было-то, – теперь следом за отцом не унимался Артур.

Злата подошла к нему вплотную и с такой нежностью и неподдельной материнской любовью потрепала его за волосы, чмокнула в щёку и тут же молвила:

– Сынуль, ну погуляла немного твоя мать, ты ж меня знаешь.

– В том-то и дело, с тобой не заскучаешь, тебя нужно всё время сачком, как бабочку, ловить. Я уж думал, это закончилось, но вижу, что только всё начинается.

Вокруг все засмеялись, кроме Марго. Она продолжала стоять, отстранённо и пристально смотря на Злату, да так, словно ставя под сомнение, что это она.

– Хатхор! Когда твой отец задал мне вопрос, что это там за новая звезда появилась, в тот момент ты не была ещё даже имянаречённой, спокойно посапывая, покоилась у меня на голове в диадеме, специально для тебя созданной Сокаром, чтоб две его прелестницы всегда были рядом с ним. Ты была единственной из наших детей, кто был рождён вне зоны игрового пространства «Школы жизни». В тот день тебя и нарекли Хатхор.

Плечи Марго обмякли, она выдохнула и наконец тоже расслабилась.

Тем не менее на лбу пульсировала огромная лилово-пунцовая шишка. Злата подошла к трюмо, посмотрела в зеркало и на глазах у всех просто провела рукой по своему раненому лбу, правда, у своего отражения. Улыбнулась, обернулась, и все ахнули. Шишки-то больше не было.

– Ты закончила себя собирать, – это было словно утверждение, которое вслух высказал Радомир, стоящий за ней, распираемый гордостью.

– Угу, – кивнула Злата.

– Вот и славно, я так-то шёл сообщить, что завтрак уже готов и стол накрыт. Может, мы всё-таки закончим начатое и приступим к запланированным делам?

– Ура…

– Помчали…

– Наконец-то…

И шумной толпой все вместе они направились в столовую трапезничать.

– Отныне все двери вновь открыты. Устоять бы, а то ведь сейчас посыплется, как из рога изобилия, – поняв, что произнесла это вслух, Злата тотчас заткнулась, прикусив язык, но этих слов никто не слышал, кроме Радомира.

Глава 10

Они сидели в полном составе, за огромным обеденным столом, наполненным разной снедью, вкуснейшими ароматными сбитнями и морсами. Бурно обсуждали, где же пропадали всё это время Радомир и Злата с их питомцами.

По первости, конечно, Марго с Барутой просто молча наблюдали, как Радомир и его Злата с аппетитом лопали всё то, что те для них приготовили, урча от удовольствия, местами даже закатывая глаза от наслаждения и запивая, причмокивая, все эти снеди травяными сбитнями и ягодными морсами, продолжая лопать всё с тем же неистовым аппетитом. И вот, когда постепенно насыщение стало приходить, эта сладкая и уже неголодная парочка стала замечать ещё что-то вокруг себя, кроме еды.

Начался тот самый долгожданный рассказ.

Четвероногие питомцы так же, как и их хозяева, опустошив свои миски, покойно дремали у их ног. Радомир молчал, тихо улыбаясь, предоставил пальму первенства своей возлюбленной, той ради, которой всё. И Злата начала красочно, да с приукрасом, да с активной жестикуляцией, да с юморком их рассказ.

Сами того не ведая, они оказались внутри подземного города ещё до момента, как точно такой же был построен внутри самой «Школы жизни» в городе Коле, на одноимённой земле Кольского полуострова, именуемой так в глубоком будущем и настоящем.

Нужно отметить, что факт перемещения во времени никого из слушающих не смутил, даже детей. Видимо, потому что частично с возвращением Радомира и Златы многое изменилось в их сознаниях, и они, каждый, вспомнил суть своего предназначения и бытия.

Место, в котором они очутились, оказалось главной лабораторией, также являющейся лабиринтом. Находится это место за пределами игрового пространства, за ледяным барьером и энергетическим куполом, который удерживается с помощью северного и южного полюсов – магнитов. А также благодаря всем горам, являющимся энергоинформационными каналами приёма, и, конечно, благодаря всей тончайшей речной нейронной сети, покрывающей всё пространство, будучи главной накопительной, архивирующей и передающей энергоинформационной единой системой. Эти две системы принимают и получают всю имеющуюся и постоянно обновляющуюся информацию, идущую от игрового пространства и для него, включая программные обновления для успешной и продуктивной работы человеческих биококонов. Да и сам лабиринт имеет неспроста такую форму.

Сокар никогда ничего не делает просто так, любая его мысль имеет тонкое, изящное, а главное, простое техническое решение. Этот объект строился как главный информационно-энергетический накопительный центр, из которого вся информация игрового пространства, пройдя анализ и детализированность, далее перемещается в хроники событий, уже во внешнюю часть созданного им мироздания, а вся входящая энергия распределяется пропорционально отыгранным ролям между всеми участниками, занятыми внутри «Школы жизни». Именно эта лаборатория – лабиринт со всем его функционалом – была взята за основу при создании мозга для биококона, эту форму лабиринта позднее внутри игрового пространства будут именовать вавилонской.

Но энергетический (хрустальный) барьер имеет свою устойчивость ещё и благодаря тому, что все земли по периметру игрового пространства омываются ледяными солёными водами, обладающими не только огромной теплоёмкостью, но и превосходной энерго и электропроводимостью. К довершению вышесказанного: по всему периметру границ игрового пространства дополнительно установили ледяной барьер. Это сделано для того, чтоб земли игрового пространства успешно выполняли заложенные в них функции, не перегреваясь и не переохлаждаясь ввиду того, что любые процессы энерго и электропотоков имеют свойство нагреваться, причём степень их нагрева прямо пропорционально зависит от уровня нагрузки, где ледяной барьер как раз является той самой базовой системой охлаждения, не считая воздушных потоков.

Эта лаборатория действительно является лабиринтом, расположенная в зоне полигонов у пирамиды сознания. Огромное здание площадью семьдесят тысяч квадратных метров, обнесённое мощной резонаторной стеной. Внутри него располагаются полторы тысячи наземных помещений, и такое же количество – под землёй. Перед входом в лабиринт висит табличка с надписью: «Безумие или смерть – вот что находит здесь слабый или порочный, одни лишь сильные и добрые находят здесь жизнь и бессмертие».

Сама лаборатория состоит из сложной системы коридоров, дворов, комнат и колоннад. Большая часть помещений находится в абсолютной тьме, а когда эти залы всё-таки открывают, то некоторые двери издают ужасный, мощный, сбивающий с ног звук, похожий на раскаты грома. Однако сей лабиринт примечателен не столько своими размерами, сколько хитростью и искусностью внутреннего устройства, воспроизвести и детально описать которое невозможно.

Вход и колонны высечены из кипенно-белого мрамора – материала, сделанного для «отрады глаз», неся баланс и гармонию. Всё остальное строение сложено из глыб сиенита – мaccивной, твёpдой пopoды, близкой пo внeшним пpизнaкам к гpaнитy. Однако ввиду того, что сиенит не имеет кварцевых вкраплений, это лишает его особого блеска, но придаёт ему тонкий матовый шик, что и задумывалось при его создании. Тем не менее сиенит – непростой камень, в него были заложены качества, позволяющие ocyщecтвлять пocтoянный энepгooбмeн, благодаря чему рacкpывaются тaлaнты, yвeличивaются cпocoбнocти, а сознание души в контакте с ним pacшиpяет гpaницы oкpyжaющeгo её миpa. Цeннocть сего камня заключается в том, что oн является символом вeчнocти и нeзыблeмocти мысли первого высшего, напоминающего o хрупкости и нeзaщищённocти души.

Итак, они очнулись, находясь в кромешной тьме, каждый в своём чистилище, месте, позволяющем узреть себя истинного в особых зеркалах, срывающих все маски, оголяя душу, позволяя прозреть и проснуться душе ото сна и морока игрового пространства. Попав в персональное чистилище, душа словно проходит процедуру дезактивации, удаляя все энергетически радиоактивные вещества, прилипшие к ней за время нахождения внутри игры. А уж после того, как они пришли в себя, вспомнив и узрев истину своего происхождения, так же внезапно очнулись уже за круглым столом переговоров, в комнате, наполненной тягучей темнотой, в которой, кроме них двоих, никого не было.

Посередине огромного стола, который был действительно очень большим, зияло нечто среднее между энергоинформационным потоком, испускающим иссиня-чёрный свет, и экраном телевизора. Вся эта космическая конструкция, помимо истины тьмы, ещё издавала характерный шум, отдалённо напоминающий белый, пронизывая всё и вся вокруг вибрациями. Шла прямая трансляция с внешним миром, на которой присутствовали все, кто смог, успел или имел такую физическую возможность – вновь лицезреть первых высших.

Сехмет, сидя за столом, вспомнила свою первую презентацию «Школы жизни» и их уникальное, максимально технологическое появление. Это поистине было фантастически. Сейчас, сидя за столом, после стольких лет молчания и своего отсутствия она вдруг осознала, насколько сильно она стала другой, человечной и как невероятно сильно изменились энергетические вибрации её души. А вместе с тем, смотря в буквально засасывающий экран, она также осознала, что и мир перестал быть прежним, также максимально очеловечившись.

В тот миг боли и отчаянья, миг, когда сеча резко закончилась, а вся транспортная система мироздания завершила своё свёртывание, разделив космос на до и после, как высохшие русла рек, Сокар позволил, скорее, предоставил всем её оставшимся обитателям возможность самостоятельно и бесконтрольно развиваться.

Увы, но первые высшие покинули внешний мир. А точнее, Сокар успел нырнуть в игольное ушко за миг до того, как это ушко испарилось, предпочтя остаться подле своего истинного «я» – Сехмет и их детей, внутри «Школы жизни», о чём было не ведомо никому. Для всех первые высшие просто покинули это мироздание. Но всё же в космосе витала надежда, что однажды, когда-нибудь они вернутся.

С того дня тысячи разделённых миров, не имеющих возможности более перемещаться в пространстве, вынуждены были развивать свой собственный мир самостоятельно, изобретая, внедряя и распространяя свои собственные технологии, ведя по собственным многочисленным сценариям тысячи душ. Теперь, когда рядом, повсеместно, не было первых высших, которые исправляли, выправляли и пресекали все ветви вероятностей, несущие негатив и низкие энергии, а вместе с ними и вибрации, миру пришлось нелегко. Первое, с чем столкнулся уцелевший мир, в котором более не существовало разделения на низшие пекельные миры и высшие светлые, так это с самовозвышением и вседозволенностью, позволяющей систематически и безбоязненно нарушать закон свободы воли.

Оказалось, что абсолютно все высшие, кои себя такими считали, достигнув своего максимума, так им казалось, имели пекельную основу своего происхождения. Кто бы мог подумать?! А всё потому, что просто никто и никогда из высших не имел возможности познать себя так, как это произошло с их созданиями – детьми, которых они направляли в «Школу жизни», внутри которой эти дети были предоставлены сами себе. Там, в мире, который не существует, изучая своё дно, они разбрызгивали фонтаном дарованную им энергию их создателями без остатка. И лишь через боль и страдания, нужду, лишения и невзгоды эти юные души матерели, приобретая невероятную технологию материализации собственных мыслей, тихонечко, шаг за шагом восстанавливая и наращивая свой энергетический потенциал.