Заповедники

Ян Бадевский

Заповедники

1. Анклав Мостовых Перешейков

Туэйн покинул сектор мысленного контроля и лишь после этого ослабил блокаду до разумного минимума. В секторах круглосуточно дежурят бригады телепатов – вылавливают подозрительные ментальные слепки, пробуют на вкус, воруют чужие образы и вербальные конструкты. Туэйн слышал, что среди сканеров есть настоящие ментаманы, плотно подсевшие на потоковый корм.

Его путь пролегал по проспекту, наполненному молчаливыми тенями людей и паранормов, бесшумными каплевидными машинами, надоедливой социальной рекламой. Прохожие держались настороженно, не общались друг с другом и скрывали лица под капюшонами. Вряд ли это имело смысл, учитывая технологические возможности правящей расы. Туэйн действовал иначе – переделывал внешность, отдавая соответствующий приказ маленьким юрким симбионтам, поселившимся в его теле.

Отключить пульсомер.

Теперь его нельзя отследить. Известный факт – пульсомеры не столько защищают людей от обратившихся, сколько фиксируют маршруты в памяти муниципальных компьютеров. При необходимости дознаватели могут воспользоваться этими сведениями в любой момент. И даже насладиться перемещениями цели в режиме онлайн.

К побережью.

Мимо строительных площадок с лениво ворочающимися в неоновой мгле кранами. Через подбрюшье торговых центров, с обратной стороны которых припаркованы вереницы фургонов. Вдоль мутного канала с журчащей водой. Через мост и кривую улочку с недавно развороченной мостовой. Днем тут что-то ремонтировали, а сейчас прохожим приходилось огибать решетчатое ограждение и перебираться через котлован с трубами по шаткому деревянному настилу.

Туэйн собирался переправиться в другую часть Анклава, а для этого необходимо сесть в поезд. Непростая задача, если учесть, что по твоему следу пустили устранителя. Экспрессы курсировали через Перешеек постоянно, вот только из вагона бежать некуда. При малейшей неудаче на КПП, сигнал поступит наверх. Туда, где сидят хозяева мира.

Дыши ровно.

Уверенность – залог успеха.

Ему приходилось сотни раз преодолевать Перешейки. Это несложно, если ты живешь в привычном режиме. Вот только противостояние началось. И людям придется несладко без помощи извне. Скорее всего, они проиграют. Всё зависело от миссии, возложенной на Туэйна, ее нельзя провалить.

Мост обрушился на беглеца гулом поездов, россыпями сигнальных огней, рекламными полотнищами и волной давления. Ментального давления, признаком работы телепатов.

Теснина переулка расступилась.

Чтобы попасть к зданию КПП, следовало пересечь шестиполосную кольцевую магистраль. Яма подземного перехода не предвещала ничего хорошего – тусклые лампы, толпа, слякоть под ногами. Туэйн молча ввинтился в человеческий поток, и его понесло к противоположной стороне каменной кишки. В реальность вплелись звуки саксофона – уличный музыкант пытался заработать на хлеб. Мелодия, усиленная ребристыми сводами, была пронзительной и тоскливой.

Шум прибоя заполнил периферию восприятия.

Анклав состоял из десяти крупных островов, связанных между собой Мостами. Именно так, с большой буквы. Речь не могла идти о примитивных инженерных сооружениях, разбросанных по всему миру. Мосты были шедеврами архитектурного искусства – по ним проносилось огромное количество пассажирских и товарных поездов, монорельсовых правительственных лимузинов, почтовых капсул. С двух сторон эту транспортную артерию ограничивали КПП – чудовищно разросшиеся комплексы, совместившие в себе функции точек мысленного контроля, логистических секторов, вокзалов и станций техобслуживания.

Туэйн приближался к пассажирским гейтам со стороны парковки. Зона КПП разрослась до такой степени, что загромождала треть горизонта. Товарные составы отгонялись на запасные пути, там их разгружали и заполняли новыми партиями. Что-то отправлялось на склады, что-то упаковывалось в массивные фуры и неслось по кольцевой магистрали, напитывая жадную городскую утробу духом потребления. Служба срочной доставки выстреливала в небо сотнями дронов – они расползались по элитным кварталам, вспарывая лопастями плоть мегаполиса. Пассажиры всасывались автобусными остановками, вагонами наземного метро и желтыми каплями такси.

Перед Туэйном простиралась чудовищная панорама Моста. Циклопическая труба, вросшая в беззвездную ночь световым протуберанцем. Поезда неслись по своим ярусам, разгоняясь до шестисот километров в час. Издалека траектории следования локомотивов казались яркими линиями, протянувшимися к другому концу Перешейка. Перспектива сводила монорельсы воедино и схлопывала в точку на границе Четвертого Дистрикта. Еще один остров, контролируемый паранормами.

Толпа втянула беглеца в портал шестнадцатого гейта, пронесла через контрольную зону и выплеснула на платформу за шесть с половиной минут до отправления. Вокруг – привычные гам и толкотня. Стены укрыты голографическими полотнищами с рекламой всего на свете. Под потолком развернулся лозунг:

ЧИСТЫЕ МЫСЛИ – ПРОЦВЕТАЮЩИЙ АНКЛАВ

Надпись провисела с полминуты над головами людей и скаталась в трубочку.

Туэйн выставил блокировку на максимум еще у внешней линии гейтов, но серьезных попыток вмешательства не заметил. Система не выделяла его из пассажирского потока, а это – добрый знак.

Теплый ветерок возвестил о прибытии поезда.

Люди, орудуя локтями и плечами, начали втягиваться в вагоны. В мозг Туэйна поступила информация о списании со смарт-вставки стоимости проезда. Экономные люди, работающие и живущие в разных Дистриктах, предпочитали покупать годовые абонементы, но Туэйн редко высовывался за пределы острова. Слишком опасно.

В былые времена «перешейками» называли тонкие полоски суши между материками. Сейчас это слово приобрело иной, техногенный смысл.

Двери сомкнулись с мягким шипением.

Усевшись в кресло рядом с пожилой женщиной в очках, Туэйн перевел дух. Перегон не сулил сюрпризов. Если и будут брать, то на втором КПП. Или нет? Допустим, выписан ордер на устранение. Тогда есть смысл сделать это в глухом месте – так, чтобы расправу никто не заметил. И телепортировать труп в ближайший крематорий.

Расслабься, сказал себе Туэйн.

Не так уж они страшны, эти устранители.

Поезд мчался сквозь непроглядную тьму. Рассмотреть что-либо за окном было невозможно, поэтому Туэйн погрузился в воспоминания.

Насколько он знал, подполье существует уже пару десятков лет. Разветвленная структура, разбитая на ячейки по принципу «жесткой луны». Минимальное общение между звеньями, продвинутая конспирация. Вот только паранормы добрались до отдельных ячеек. И началась облава. А ведь до успешного завершения миссии оставалось совсем чуть-чуть…

Обидно.

Проблема людей всегда одна и та же – их ментальная немощь. Устаревший вид, как сказали бы лидеры паранормов. С весьма ограниченным внутренним ресурсом. И, конечно же, у людей нет провидцев, способных заглядывать на один день в будущее. В шахматной партии всегда выигрывает тот, кто считает на большее количество ходов. Один день. Казалось бы, мелочь. Но паранормы удерживают власть на протяжении шестидесяти лет.

Туэйн не был уверен в том, что договариваться с теми, другими – правильное решение. И, если честно, он не верил в свои шансы на выживание за пределами Анклава. Вот только иного выбора нет.

Он закрыл глаза, отгородившись от реальности вагона. И в очередной раз попытался вспомнить тех, за кого стоило бы сражаться. Не получилось. Люди, которых любил Туэйн, остались в прошлом. А горожане изменились. Теперь они безропотно подчиняются, сутками просиживают в виртуальных комнатах и с радостью пишут доносы на соседей, если считают их неблагонадежными. Отправляют, глазом не моргнув, умерших родственников в зомботорий. Еще бы – паранормы защищают Анклав от внешних угроз, не позволяют человечеству соскользнуть в дикость. Надежда и опора.

Наверное, он сражается за память.

За тех, кто уже не сможет пройтись по улицам свободного города, но одобрил бы действия Туэйна, если бы стал их свидетелем. Долг перед самим собой. Крупицы самоуважения.

Поезд начал замедляться.

Один из самых коротких перегонов на пути беглеца. Дальше – широкие Перешейки и нелегальное пересечение периметра. Задача сложная и, на первый взгляд, невыполнимая. Вот только каждый участок маршрута был просчитан до мелочей. И всё подполье работало на реализацию плана.

Туэйн посмотрел в окно.

Впереди выросла стена городских огней. Четвертый Дистрикт выглядел внушительнее Седьмого. Причина, конечно же, в горном ландшафте. На подъезде к острову возникало ощущение Галактики. Словно врезаешься в звездное скопление на бешеной скорости. Звукоизоляция гасила железнодорожные шумы и ярость шторма, но пассажиры видели на стеклах росчерки, оставленные каплями дождя.

Выпрямляясь, Туэйн почувствовал присутствие.

Тень чужой эмоции.

Пришлось загнать внутрь поднявшуюся волну паники. Не исключено, что в вагоне сидел мощный телепат, развлечения ради прощупывающий соседей. Такое случается крайне редко – паранормы не ездят с обычными людьми. А если и ездят, то прилагают максимум усилий, чтобы не выделяться. Эхо первых лет Трансформации – тогда выжившие преследовали всех, кто не соответствовал норме. Боялись не только восставших, но и людей с проявившимися сверхспособностями – телепатов, провидцев, пирокинетиков и прыгунов. Паранормов безжалостно истребляли, пока те не додумались объединиться…

Двери разошлись, выпуская пассажиров на платформу.

Туэйн максимально укрепил линию защиты. Всю свою жизнь он был человеком и не умел противостоять существам высшего порядка. Подполье раздвинуло границы возможного. Пришлось модифицировать собственное тело и разум, чтобы играть на чужом поле. Изменить нервные волокна, вживить запрещенные импланты, пройти через серию сложнейших операций. Запустить в свое тело симбионтов, выведенных в лабораториях чужих Анклавов и контрабандой привезенных на Перешейки. Почти год Туэйн провел в клинике, упрятанной под руины цементного завода. На протяжении четырех месяцев его разум был выключен из реальности, остальной срок был потрачен на реабилитацию. Еще два года – калибровка внутренних настроек, освоение недоступных прежде навыков, работа с боевыми инструкторами «Рассвета». Дальше – простые задания.

Реабилитацию вспоминать не хотелось.

За порталом гейта моросил дождь и дул порывистый ветер. Туэйн отошел от КПП на полсотни шагов и осмотрелся. Вывел на сетчатку карту Дистрикта, сверился с маршрутом. Путь неблизкий. Очевидное решение – воспользоваться услугами такси или канатной дорогой. Вот только речь идет о следах, которые придется оставлять. Цепочка транзакций, проведенных смарт-вставкой, позволяет отследить вектор движения. Проанализировать ситуацию. При необходимости обратиться к провидцам и экстраполировать маршрут Туэйна в завтрашний день. И тогда фрагменты паззла сойдутся.

Вздохнув, он направился к жерлу подземного перехода.

К счастью, экипировка посланника была продумана до мелочей. Непромокаемая куртка с капюшоном, теплосберегающие технологии, сменная конфигурация цвета. Подкладка из ударопрочной ткани. Добротные ботинки и рейдерские штаны, которые не прокусит ни один восставший. Компактный рюкзак, который будет заполнен лишь на последнем острове Анклава. Досмотры Туэйну не страшны – пока он не везет ничего запретного.

Куртка стала черной.

Симбионты отредактировали черты лица Туэйна. Скулы посланника заострились, нос удлинился, глаза стали голубыми, отросла борода. Добавилось немного морщин, кожа стала обветренной и загорелой. Результаты последней редакции высветились в окошечке дополненной реальности. Туэйн одобрил картинку и зашагал в сторону ближайшего железобетонного каньона, игнорируя ситилайты и разворачивающиеся в струях дождя голографические лозунги Партии Паранормов.

Дома надвинулись на путника, всматриваясь в его невзрачную фигурку прямоугольными желтыми глазницами. Улица была узкой – двум машинам не разъехаться. Тротуар вымощен тесаным камнем. За поребриком журчал поток мутной дряни, срывающейся в решетчатый зев водостока. Тусклые фонари практически ничего не освещали.

Местами брусчатка была разобрана. В образовавшихся дырах начали скапливаться лужи.

Дождь усиливался.

Морось сменилась косыми и хлесткими струями. Затем ветер, дувший с моря, утих, а с небес обрушился ливень. Серость затянула крыши домов, растопила городские огни меланхолией и одиночеством.

Прохожих почти не видно.

Дорога всё круче забирала вверх, накручиваясь на горный склон сюрреалистической спиралью. Дома справа карабкались на каменные уступы, а левая часть улицы освободившись от застройки, обвалилась в пропасть. Открылся вид на залив, КПП и вездесущую трубу Моста. Детали нечеткие, размытые. Комплекс проступает сквозь опустившуюся пелену в искаженной конфигурации.

Еще немного – и тьма поглотит мир.

Часть Дистрикта раскинулась на плато – вот туда и направлялся посланник. Неподалеку от станции канатки располагалась платная парковка, а на ней – электромобиль, которым Туэйн намеревался воспользоваться. Машину «бросили» добрые самаритяне, любезно предоставившие «Рассвету» код экстренного доступа. Если ввести такой код с аварийной консоли, данные не поступят в транспортную систему. Формально электромобиль будет мертв – на нем можно проехать ровно один раз, после чего примчится эвакуатор. Туэйн доберется до противоположного края острова и бросит тачку на следующей безымянной парковке.

План казался безупречным.

Вот только в мире Анклава существовали устранители.

Туэйн почти без одышки достиг ровной поверхности плато. Слева, у самого обрыва, высилась станция. Натянутые тросы просматривались с трудом, но в темноте над головой Туэйна скользили освещенные изнутри пассажирские кабины. Всё это напоминало адский конвейер, доставляющий мясо горным демонам.

Ему оставалось лишь пересечь проезжую часть, углубиться в опустевший парк, пройти его по диагонали и через два дома свернуть в глухой переулок.

За аркой – парковочная площадка со съездом на бесплатную трассу. Строящиеся дома, мигающая габаритными огоньками крановая стрела. С десяток приземистых, обтекаемых машин, поблескивающих в свете неоновых ламп. Черные зеркала луж на бетоне.

Хлопок.

И дуновение ветра.

Не того ветра, что приносит с собой грозы и ливни. Это дыхание ни с чем не спутаешь. Тепло в холодной ночи, всплеск иных запахов, примчавшихся издалека. Словно кто-то приоткрывает дверь и раскрашивает действительность новыми красками.

Миг.

А потом перед жертвой материализуется человек. Впрочем, это не совсем верное определение. Постчеловек – так себя именовали паранормы. Туэйн знал, что по его следу не пустят обычного прыгуна. Преследователь будет обладать целым набором навыков, позволяющих без проблем расправляться с кем угодно.

Вот он – момент истины.

Устранители не разговаривают со своими жертвами. Не арестовывают, не допрашивают, не объявляют права. Не оглашают состав преступления. Встреча с устранителем всегда означает лишь одно – смерть.

Паранорм был низкорослым и сухопарым. Одетым в легкую ветровку с отброшенным на плечи капюшоном. Бритоголовый сорокалетний мужик с ничего не выражающим взглядом.

Туэйн скользнул в сторону, одновременно разгоняя нервную систему до предела.

Противник исчез.

И появился рядом.

Удар без замаха должен был сломать кадык Туэйна, но посланник сдвинулся на бешеной скорости и нанес серию встречных ударов.

В пустоту.

Устранитель мог прыгать на любые расстояния. Даже на десять-пятнадцать сантиметров. Это умение было заложено в противнике на генетическом уровне. Постчеловек даже не задумывался над тем, что делает.

Один из имплантов позволил Туэйну собрать воедино все точки выхода оппонента и выстроить карту вероятных перемещений. Всё это происходило в сумасшедшем темпе. Движения противников обозначались разлетающимися веерами капель. Удар ноги устранителя пришелся в бампер припаркованного автомобиля. В серебристом корпусе появилась вмятина.

Туэйн начал бить в точки предсказуемой траектории паранорма. Куда бы не выпал преследователь, он попадал под удар. И не успевал сориентироваться, поскольку его вестибулярный аппарат был развит хуже, чем у Туэйна.

А еще у посланника были усиленные фаланги пальцев. С титановыми подкожными вставками. Смертельное оружие даже без кастетов и ножей.

Кулак, ломающий ребра.

Палец-меч в сонную артерию.

И «глазом феникса» в висок.

Устранитель осел на мокрый бетон. Охотник больше не вспарывал пространство. Он вообще не понимал, что произошло.

Туэйн замер в низкой стойке.

Сердце бешено колотилось, нервная система возвращалась к исходным настройкам. Пошатнувшись, Туэйн ухватился рукой за бампер поврежденной машины. Максимальное ускорение не проходит бесследно. Посланника мутило, перед глазами плыли красные пятна, сбилась зрительная фокусировка. Около десяти секунд он стоял, не в силах сдвинуться с места. Восстанавливался.

Времени мало.

Нельзя задерживаться.

Нетвердой походкой Туэйн двинулся в сторону одноместного электромобиля, на котором ему предстояло проделать оставшийся путь.

Дождь почти прекратился.

2. Брошенный город

Проглот распрямил задние лапы и в невероятно мощном прыжке устремился к добыче. Глеб выбросил руку с пистолетом и без лишней суеты нажал на спуск. Разрывная пуля снесла зверюге левую половину черепа. Пришлось отступить, чтобы дергающаяся туша рухнула на асфальт, а не на Глеба.

Тварь была матерой, имеющей лишь отдаленное сходство с человеком. Глеб осторожно приблизился к монстру и добил его ударом ножа в мозг. Рывком выдернул лезвие из серого вещества, разбрызгивая кровь со слизью.

Конвульсии прекратились.

Глеб убрал пистолет в набедренную кобуру и защелкнул фиксатор. Нож пришлось вытирать о траву, растущую на обочине некогда оживленного автобана.

Проглот выглядел злым и голодным, но не изможденным. В городке, судя по всему, изредка объявлялись странники, служившие кормом этому хищнику. Радует, что проглоты не размножаются. И не охотятся в стаях.

Собственно, проглоты не принадлежали миру земной фауны. Это зомби, перешедшие на новый уровень развития. Мутировавшая мертвечина. Бред с точки зрения ученых прошлого. То, что умерло, обязано гнить в земле, превращаясь в удобрение, а не прыгать по крышам ржавых павильонов и поедать случайных прохожих. И уж точно не перестраивать свои организмы, отращивая когти, клыки и раскрывающуюся на сто двадцать градусов пасть. И желудки у трупов в былые времена не работали, а сейчас – как топка, в которую надо без перерыва что-то подбрасывать.

Зловонная топка.

Глеб возвращался из рейда в опустевший город, когда на него напали. Обычное дело в Свихнувшихся Землях.

В свои двадцать семь Глеб был среднего роста крепышом – широкоплечим и мускулистым, без лишнего жира. Стригся наголо, татуировки наносил согласно Уставу. Каждая наколка обозначала звание, род войск и уровень подготовки. Никаких символов, только орнамент, который люди знающие умеют читать без особых проблем. Из одежды – летние армейские штаны, берцы, выцветшая майка цвета хаки и серая кепка с квадратным козырьком. Ветровку пришлось спрятать в рюкзак – солнце вмонтировалось в зенит и палило нещадно…

Павильон, на котором нес боевое дежурство мертвяк, стоял на краю четырехполосного шоссе и лет сто назад мог быть хозяйственным магазинчиком, к которому примыкала автобусная остановка. Или что-то похожее на остановку. Ржавчина и переплетенные древесные ветви изменили всё до неузнаваемости. Ствол подпирал кривобокую конструкцию с южной стороны, а крона раскинулась над пластиковой крышей, обеспечивая надежное прикрытие предприимчивым зомбарям. Внутри павильона очерчивалась замшелая возвышенность, от которой смердело то ли гнилым мясом, то ли экскрементами. Возможно, и тем и другим.

Солнце подбиралось к зениту.

Начало припекать.

Глеб стоял на руинах цивилизации. Шоссе, по которому он брел, давно перестало быть пригодным для перемещения. Просто ориентир. Полотно в трещинах, сквозь которые пробиваются трава и молодые деревья. По бокам – остовы машин, скелеты непонятных сооружений и скособоченные фигуры столбов линии электропередач. Провода порваны и висят безжизненными плетьми, по ним давно не течет ток, питавший в былые времена квартиры благополучных и беспечных горожан. Дорожные знаки утратили смысл, затем рассыпались в труху, а позже от них остались лишь сиротливые коричневые столбики.

Парки и скверы одичали, расширились, поглотили человеческое жилье, начали медленно переваривать дома в зеленых утробах. Фундаменты проседали, стены трескались и разваливались, ярусы этажей осваивали кошки. И всё же, тут вполне реально разбить лагерь. Глеб пришел к выводу, что город опустел не сразу после начала пандемии – вероятно, люди жили здесь еще лет десять. Об этом свидетельствовали рвы и укрепления в центральной части – там, где располагалось здание муниципалитета. Выжившие отгородились от мира основательно – подогнали фуры, натянули колючую проволоку. Некоторые здания использовались в качестве башен, формируя углы ромбовидной фигуры. Глеб поднялся на плоскую крышу самого низкого дома – там обнаружились поросшие травой и мхом возвышенности, бывшие некогда мешками с песком. Явный намек на пулеметные гнезда или что-то подобное. Местами виднелась коричневая труха, но никаких ящиков или боеприпасов не сохранилось.

Городские здания нельзя было использовались для жизни. Никаких коммуникаций, обвалившиеся стены и перекрытия. К тому же, город успел превратиться в полноценную экосистему. В комнатах что-то шуршало, хрюкало, фыркало и ухало. Кое-где выросли гигантские муравейники, по которым ползали откормленные рыжие муравьи. Подвалы освоены змеями и летучими мышами. На западной окраине Глебу встретились дикие пчелы.

Везде – дух запустения.

Природа отвоевывала территории, некогда освоенные человеком. Отвоевывала стремительно и неумолимо. Здания разрушались, покрывались мхом и травой, обрастали кустами и деревьями, оплетались вьющимися растениями и обживались окрепшей фауной. Стада зомби давно ушли из этих мест в поисках свежего корма. Единичные проглоты и шатуны не в счет – когда их мало, угрозу можно вынести за скобки.

Глеб по достоинству оценил стратегическое положение городского центра. Ров, похоже, копали экскаватором – там, где фортификационным работам мешали улицы, асфальт безжалостно взламывался. Разведчик обошел периметр в поисках слабых мест. Проволока проржавела и во многих местах искрошилась. Импровизированные противотанковые ежи всё еще выполняли свою задачу, преграждая путь потенциальному агрессору. Фуры проржавели и вросли в мох, но это лишь прибавляло им основательности. Дожди размыли края рва, сделав его более пологим. Кое-где путник натыкался на торчащие из земли фрагменты труб – коммуникации на заре существования города бережно сохранялись. Вероятно, в прошлом веке жители еще имели централизованное водоснабжение.

Осмотр дал неплохие результаты.

На первое время сойдет, решил Глеб. Армия вряд задержится в этой локации дольше, чем на неделю. В провале ворот, образованных двумя пятиэтажками, можно развернуть блокпост. Прорехи в сетчатом заборе при желании заделываются изгородью – древесины хватает. Крыши угловых «башен», как и прежде, послужат площадками для дозорных. Некоторые деревья облюбуют лучники. Внутри защитного периметра находился полуразрушенный стадион – его чаша была заполнена густыми зарослями, но сквозь прорехи крон просматривались удобные для установки шатров пятачки. Большая часть войска разместится на площади, а также в прилегающем к ней парке.

Глеб сфотографировал на сетчатку всё, что видел, а затем перебросил изображения в память допотопного смарт-браслета. Дальше пусть разбирается командование, он свою миссию выполнил.

Название города оставалось загадкой. Дорожные знаки и стелы давно рассыпались. А если и не рассыпались, то избавились от ненужного буквенного довеска. Карты, составленные до пандемии, утратили смысл, поскольку на них ничего толком не разберешь. Исчезли страны, растворились границы, перестали существовать крупные железнодорожные ветки и автомагистрали. Древние языки умерли, перемешались и трансформировались. Анклавы говорили на собственных диалектах, произошедших от староанглийского, китайского, русского или немецкого. Телепаты пользовались образными системами, не имеющими ничего общего с вербальным общением. Отдельные города-крепости перешли на эсперанто и новояз – в лучших традициях Оруэлла. Что касается Свихнувшихся Земель, то здесь и не могло существовать единого наречия, поскольку выжившие кочевники разделились на враждующие между собой племена – во всяком случае, так было до появления Армии. Поэтому нет ничего удивительного в том, что топонимы, нанесенные на карту, современные люди прочесть не могли. Для этого потребовались бы профессиональные лингвисты, а их в мире остались считанные единицы. Честно говоря, Глеб с трудом представлял себе лингвиста, сунувшегося без подготовки на Пастбища или в Чумной Лес. Сгинет мужик, костей не соберешь.