Домоводительство Господне. Том 1

Глава 27. Хитрость советников Аноха

1. Я не буду упоминать обо всех жестокостях во время этого строительства, но поведаю вам о главном. – Когда города были полностью выстроены, пришли десять правителей к Аноху и сказали: «О Анох, могучий, возвышенный бог всей власти и силы (NB. Хотя он был уже слабее комара и вообще не обладал никакой властью) и величайший владыка всей праведности (NB. В основе которой лежало лишь воровство, разврат, обман, злодейство, бесчувственность, змеиные повадки, жестокость, ложь, лесть и всевозможное богохульство)! Смотри, твой народ умножился под мудрейшим правлением твоего безграничного, непостижимого и неисповедимого правосудия (NB. Это было поистине безграничное, совершенно непостижимое, но еще более – абсолютно неисповедимое для него правосудие) и распространился по всей обширной земле твоего божественного великолепия, и потому твоих людей уже невозможно окинуть взглядом из одного лишь твоего высокого жилища. Если же мы выпустим их из виду, они станут делать, что им захочется, и в этом заблуждении могут зайти так далеко, что снова начнут взывать к древнему Богу Каина и молиться Ему, а не тебе, единственному достойному всего поклонения. И тогда этот древний Бог возможно додумается возвысить кого-нибудь из них и наделить его несокрушимой мощью, после чего он соберет вокруг себя большой народ, нападет на нас и в конце концов всех нас уничтожит. (NB. Такие опасения вполне подобают столь могущественному богу!)

2. К тому же нам не хватает верных слуг, которые ходили бы повсюду, забирали плоды и приносили их сюда. Ведь нас могут обманывать и съедать по дороге то, что земля покорнейше породила лишь для тебя, о великий бог!» (NB. Итак, великого бога начал мучить также и страх умереть с голоду?!)

3. И смотри, тогда Анох премного смутился и не знал что делать, ибо не ведал прежде, сколь сильно умножился его народ. Наконец он поднялся и визгливым голосом, полным ужаса, спросил: «А что, если этих лишних мало-помалу губить и убивать, и тем самым сводить их к первоначальному числу слабости и робости?! Как полагаете вы, мои самые верные?» (NB. Прекрасное намерение для божественной справедливости!)

4. И тогда эти десятеро сказали: «О справедливейший бог, вспомни, что возможно и что невозможно! (NB. Наимудрейший, могущественнейший и справедливейший бог, таким образом, вынужден позволять своим слугам учить себя тому, что возможно и что невозможно!) Смотри, если мы убьем хоть одного, они, во-первых, огромными массами нападут и уничтожат и тебя, и всех нас, а во-вторых, подумай о сосуде над звездами, о котором нам часто рассказывал Каин, и о том, что произойдет, если мы начнем совершать мерзости! (NB. Следовательно, великий и могучий бог все-таки боялся этого древнего Бога?!)

5. И смотри, Анох ответил им: «Слушайте же мою волю, которая могущественно гласит: пусть каждый из вас, десяти моих вернейших слуг, поселится в одном из этих десяти городов и властвует, и правит моим именем, и дает законы согласно правильному разумению и познанию, и внимательно следит за их точным и строгим соблюдением! Если же кто-либо из вас ослабеет в этом справедливом рвении, я поставлю над ним того из вас, кто проявлял наибольшую верность и усердие. И я познаю вас по подношению плодов: кто будет первым приносить мне дары как справедливое воздаяние моему святому величеству, первым будет пожинать справедливую похвалу, и невеликое я приму от него как великое. Но тот, кто принесет дары позднее, должен будет принести много, я же приму это как малое, ибо так я буду измерять вашу леность и воздавать вашим действиям справедливую похвалу или выносить справедливое осуждение. Последний же будет передан первому для исправления в усердии и строгой справедливости, ибо строгая справедливость – это единственный фундамент того царства, которое мы имеем и которым полностью владеем.

6. Такую справедливую и суровую волю объявляю вам я, ваш бог и господин, ибо вы, равно как и все свободные и подчиненные подданные, не можете и не должны иметь никакого иного бога. Правда, существовал однажды некий древний Бог, который тоже был очень могущественным, пока оставался справедливым. Но Он пренебрег справедливостью и из какой-то любви, подобной нашему влечению к прекрасным женщинам, стал делать добро преступникам, как праведникам, и через это полностью погубил Себя, и теперь Его больше не существует.

7. Поэтому сейчас на Его месте нахожусь я, каким вы меня видите, и взывания к этому древнему Богу принесут немного пользы, поскольку Он больше нигде и ничто, и вам во всех ваших делах следует обращаться ко мне, обладающему ныне всей силой и властью! Аминь».

8. (NB. Подобные и даже еще более скверные заявления Я вынужден выслушивать ныне о Себе от многих сотен тысяч, которые, в силу совершеннейшей тьмы своего рассудка, подобного разуму животных – у которых он таков по причине остроты их чувств – сажают на Мой трон свою глупость, и поклоняются самим себе, называя себя уже не «богами», ибо это имя звучит для них слишком вульгарно и пошло, – но «философами» или «мировыми светилами», или «учеными» и «докторами» всех видов. Самые темные из них даже хотят принудить Меня сначала пойти к ним в обучение, если уж в это столь просвещенное время Мне захочется стать Богом для подобных сверхученых. Я же говорю: дождевой червь разумнее их, хотя имеет всего лишь одно чувство. Скоро они широко откроют глаза и все же увидят не больше, чем полевая мышь в земле, и навострят уши, но услышат столько же, сколько рыба в воде, не имеющая ни голоса, ни слуха).

9. Эти слова Аноха стали для десяти правителей мощным и неиссякаемым потоком воды, пролитым на мельницу их сокровенных желаний, ибо упреждая их, он дал строгую заповедь, которая была им как нельзя более кстати, поскольку теперь они наконец-то получили долгожданное право творить все мыслимые бесчинства и обманывать народ, равно как и своего глупого бога.

10. Завершив речь, бог Анох отпустил этих десятерых слуг, и те ушли, с виду глубоко потрясенные силой услышанного. Однако в душе они несказанно радовались столь великой глупости Аноха, который из-за всевозможных страхов и опасений сделал им их собственную волю строгим законом, и в конце концов сам начал верить, что является богом. Впрочем, относительно последнего они сильно ошибались, поскольку Анох прекрасно осознавал, что он никакой не бог, так как его слабость и полное изнеможение явственно показывали ему, как обстояло дело с его божественностью!

11. Он лишь хотел сохранять и удерживать других в их полнейшей слепоте и, оставаясь богом ради выгоды, думал: «Хорошо проповедовать слепым, не различающим черное и белое и принимающим день за ночь и ночь за день!» Однако в этом и он ошибался. Таким образом, между ними сложились истинные отношения глупцов, когда один всегда считает другого более скудоумным.

12. И когда они снова собрались в своих покоях, Кад обратился ко всем с речью и сказал: «Теперь, мои братья, ибо наши отец – Каин, и все мы видели праотца Адама и праматерь Еву, которых не знает, не видел и никогда не увидит Анох, смотрите: Каин, наш отец, был злодеем, каким никто из нас никогда не был и никогда не будет, но поскольку он обратился к Богу Адама, Тот дал ему, что он пожелал.

13. Итак, что же нам еще нужно?! Мы являемся живыми свидетелями Его великих деяний и знаем, где обитает этот всемогущий Властитель! Так сделаем же, пребывая в благополучии, то, что Каин сделал в нужде, – и будьте уверены, скоро обнаружится и выяснится, кто подлинный Правитель в низинных землях! Пусть каждый из нас воздвигнет этому Богу алтарь и приносит Ему в жертву плоды этой земли, и ее Властитель непременно проявится, и тогда глупцу Аноху придется долго ждать от нас, видевших Адама и Еву, надлежащего воздаяния величию его мнимой святости».

14. Когда Кад закончил свою речь, поднялся Карак и сказал: «Братья, если это так, то дело сделано! Что касается меня, я полностью согласен с Кадом. Разве мы, более могущественные, не будем еще большими глупцами, чем сам Анох, если станем кормить его лишь ради усиления его глупости, чтобы он жирел и становился все похотливее в желании спать с нашими прекраснейшими женами, а когда они ему наскучат и он отдаст одну из них кому-нибудь из нас, мы, как вы знаете, должны расценивать это как выдающуюся милость?! Лучше мы прибережем красивейших для себя, менее красивых отдадим нашим слугам, а прочие должны стать собственностью наших подданных, Анох же пусть лижет кровь своих родных дочерей и вкусит срама из своего собственного кулака, и станет тощим, как козлиная нога, и ест со скотом, и пьет с птицами! Почему нам не поступить с ним так же, как он – с нашим отцом?! Он оставил за собой право совершать дела, о которых позабыл отец Каин, когда ему пришлось бежать, хотя он был нашим отцом и отцом Аноха! Смотрите, ведь он нам всего лишь глупый брат. Что же помешает нам теперь отплатить ему за бегство Каина?! – Мое мнение таково: всем нам будет выгодно, если я со своей стороны сделаю древнему Богу то, что мудрый Кад счел правильным и действенным!»

15. Все единодушно согласились со словами Карака, после чего поднялся Ноад и сказал: «Вам известна моя должность и то дело, которое по воле Аноха я возглавлял со всей верностью, прилежанием и усердием! Но если я спрошу вас всех, что же я получил за это в течение всего долгого времени, каждый из вас, конечно, ответит: ничего, не более и не менее! Иными словами, я помогал этому величайшему обманщику обманывать, и сам при этом был обманутым обманщиком. Ради его лицемерной лжи мне приходилось на виду у толпы жить в бедности, и для сохранения глупого ханжеского представления о моей мнимой святости отказывать себе в любом радостном наслаждении, как подобает строжайшему блюстителю законности, но вместо похвалы и скрытого возмещения ущерба, а также вознаграждения за публичные невзгоды я тайно получал от его непостижимой глупости лишь самые грубые выговоры и всевозможные угрозы. Всем вам приходилось легче, вы могли делать в свое удовольствие многое из того, что мне было невозможно, поскольку я как раз стоял во главе его законнической глупости и потому был вынужден приводить в точное исполнение каждое из его самых сумасшедших и самых отвратительных желаний, чтобы они затем благодаря моему вынужденному лицемерию, – в котором я знал или, собственно, вынужден был знать толк, – получали некую правовую окраску. И чтобы мой обман представлялся достоверным, я как законный обманщик вынужден был позволять обманывать себя, причем троекратно: во-первых, – Аноху, ради закона, во-вторых, – себе самому ради народа, в-третьих, – народу и всем вам ради Аноха. Полагаю, я исчерпывающе прояснил вам причину моей полной неудовлетворенности и тем самым также открыл вам свой ложный образ. Теперь судите сами, буду ли я прав, если из благодарности за такое признание возьму этот тройной обман и со всей силы швырну его на голову Аноха, разоблачив его перед народом. Тогда он увидит, куда отправится его божественность, и пусть бежит за ней, как хромой за оленем. Поэтому я тоже хочу сделать то, что Кад счел правильным, и намерен привести совет Карака в точнейшее исполнение, и пусть мои подати не утомляют взгляд Аноха, и топот моих верблюдов не утруждает его уши. И потому я вступаю во владение городом, носящим мое имя».

16. И все остальные сказали: «Ноад говорил очень хорошо, и пусть он так же хорошо и правильно поступит».

17. Затем встал Уид и, подобно молнии, направил злому собранию звук из своей груди, говоря яростнее всех остальных: «Послушайте меня, братья и сыны Каина, отверженного, и поймите каждое из моих слов, имеющих большое значение!

18. Кто способен сосчитать все капли крови, которые после вынесения приговоров Ноада, обманутого, вытекли благодаря моим сильным рукам из спин и бедер бедных и слабых людей, таких же потомков Каина, как и мы с Анохом, – причем не из-за нарушения запрета, лености или другого ничтожного повода, якобы заслуживающего наказания, но только, как все вы знаете, ради того, чтобы занять его время и доставить ему удовольствие, не говоря уже о жестокостях при постройке всех этих городов. Просто непостижимо, как эти бедолаги смогли выжить в течение столь долгого времени мучений. И при каждом нашем возражении Анох напоминал нам о хрупкости известного сосуда над звездами, полностью забывая о сосуде под землей!

19. Но скажите по справедливости: не лучше ли было бы народу под обломками этого сосуда, чем под постоянными ударами наших жестких прутьев, твердых дубин и крепких палок?! И скажите, что же сделал Анох для сосуда любви под землей? Я полагаю, в этом сосуде не найдется ничего, кроме бесчисленных капель крови наших братьев! И если бы мы хитростью не взяли правление в свои руки, разве не повелел бы он как бог всей жестокости начать убивать и нас одного за другим?

20. Будучи его слугами мы и сами были вынуждены проявлять жестокость, чтобы избавить его от всяких подозрений. Но города уже построены, народ поделен, власть принадлежит нам, и мы снова признали древнего Бога и дали обет приносить Ему жертвы. Чего же нам еще нужно? Если народ слушался нас, когда мы его истязали, он, конечно, сохранит верность, когда мы начнем исцелять нанесенные ему раны, проявляя не черную жестокость, а давая более мудрые и мягкие законы. Смотрите, меня назвали злым, но это еще большой вопрос, кто, в сущности, более зол: я, Анох или змея Каина?! Я полагаю, Анох – средоточие всего зла, и, должно быть, змея заселила его сердце всем своим отродьем, иначе все его жестокости по отношению к братьям, которые он творил через своих братьев и братьев этих братьев, были бы немыслимы!

21. Поэтому вместо того, чтобы воздавать почести его величию, мы, я думаю, должны самого Аноха сделать нашим подданным, обязанным служить, и пусть он получит от народа многократное воздаяние за свою жестокость и взвалит на свою спину эту законную дань, и несет ее, куда пожелает!»

22. «Справедлива и мудра твоя речь, брат Уид, – сказали собравшиеся, – и пусть будет Аноху по твоим словам, которые поразили всех нас в зеницу ока, часто видевшего его великие злодеяния!»

23. И смотри, тогда поднялся Хлад и убедительно без излишеств заговорил: «Братья, вы знаете, сколь бесчувственным ко всему этому я вынужден был оставаться, чтобы определенным образом олицетворять строгие правила и представлять самовольную жестокость Аноха в качестве неумолимого закона, ради этого всегда делая одинаково одобрительную мину при всех его злых играх. Пусть сам я и не истязал, но все же всегда был надсмотрщиком и должен был считать удары Уида и всех его помощников и подручных, и угоднически доносить об этом Аноху. Смотрите, тогда я вынужден был казаться бесчувственным, хотя ни в малейшей степени таковым не был. Теперь, как вы видите, я намерен измениться! По отношению к Аноху я стану таким, каким так часто должен был представляться народу, нашим братьям, а по отношению к братьям буду проявить тепло, бесстрастно наказывая Аноха за те невзгоды, которые они из-за него претерпели. Пусть моя верность ему обернется холодным возмездием, а мое прилежание сделает меня первым среди вас, и голос его похвалы пусть превратится в вой и рев и станет усладой для слуха тех, кто так часто терпел жестокое обращение, и пусть их бледные щеки подрумянятся каплями крови из его спины!

24. Поскольку в остальном я со всеми вами полностью согласен, полагаю, мой приговор справедлив, если я действую согласно своим чувствам, которые достаточно долго, словно застывшее, были вынуждены наблюдать все мерзости и злодеяния Аноха. Ибо кто чувствителен и восприимчив к боли и мучениям, тот, безусловно, ощутит и благодеяния, чему я многократно был свидетелем. Поэтому давайте впредь править, совершая благодеяния. Тому же, кто сделает дурное, путь воздается со снисхождением по мере его поступка, ибо он также наш брат. Послушному же и добродетельному да воздастся доброе десятикратно. Лишь тогда мы сможем принести древнему Богу достойную жертву, которая, несомненно, будет Ему угодна, когда мы снова воздадим Ему то, что Каин и Анох потеряли для всех нас в своем богохульстве и легкомыслии».

25. Тут все поднялись и поклонились Хладу, и сказали: «О брат, твое суждение самое правильное из всех! Ты ближе всех к детям Адама и потому должен стать для нас примером, в соответствии с которым мы все твердо намерены направлять и организовывать все наши распоряжения.

26. Теплая кровь бедных братьев растопила лед вокруг твоего сердца, и теперь из него в избытке пробивается тепло. Посему действуй в этом тепле и согревай нас всех от своего изобилия!»

27. Затем встал Уврак и сказал: «Братья, смотрите и слушайте! Все ваши суждения правильны, правомерны и справедливы, но, по моему ясному разумению, суждение Хлада со всей очевидностью является самым правильным, и потому я его целиком и полностью разделяю, кроме одной вещи, имеющей огромную важность: необходима великая осторожная хитрость во всем, что бы мы ни предпринимали. Ибо, смотрите: поступать правильно, делать добро, верно и праведно судить, справедливо воздавать и надежно упорядочивать – все это очень важно и необходимо как для народа, так и для всех нас. И всего этого достаточно в отношениях между нами и народом. Однако теперь все свободные граждане города Аноха знают, что мы правители, Аноха же эти дурни почитают истинным богом, и от этого теперь никто из них не откажется даже под угрозой тысячи палок, и весь остальной народ глубоко убежден в подобных иллюзиях еще больше, чем эти свободные граждане.

28. Подняв руку на Аноха, мы тем самым натравим их всех на себя. И если Анох выйдет к ним и объявит, будто мы связали ему руки, чтобы он не мог предотвратить истязания, которые мы якобы собирались учинить над ними, то народ нападет на нас, и мы погибнем под натиском этих масс.

29. Поэтому, если мы хотим осуществить наши планы, нам непременно необходимы уловки и великая осторожная хитрость, чтобы это дело принесло нам пользу. Поскольку я был тайным советником Аноха во всех вопросах, я лучше всех знаю, как обстоят дела, и потому с абсолютной уверенностью полагаю, что следует по меньшей мере в течение трех лет для видимости выплачивать ему требуемую дань, а тем временем хорошо обращаться с народом, чтобы он к нам привязался. Наиболее же толковым следует почаще рассказывать о ничтожном существе Аноха, всех его обманах и грубейшей наглой самонадеянности, а также показывать им следы древнего Бога и растолковывать, что мы, как бы тяжело это ни было, все усилия направляли только на то, чтобы наконец-то вызволить их как братьев из-под тяжелого и жестокого ига Аноха, и что это непременно должно было произойти сейчас, ибо иначе они все были бы уничтожены.

30. Уверяю вас: если мы будем давать такие наставления народу и поступать с ним, как предлагает Хлад, это даст нам огромное преимущество, и даже древний Бог, полагаю, не станет оспаривать наше господство, особенно, если мы совершим Ему жертвоприношение. Только тогда я буду уверен, что народ, о котором уже столь мудро упомянули говорившие передо мной рассудительные и многоопытные Уид и Хлад, познает Аноха.

31. Примите же во внимание эту речь, мои братья и высокие сыны Каина!» – И вот, все поклонились и сказали: «Аминь. Так и должно было произойти, чтобы речь каждого возымела действие против Аноха, гнусного гонителя нашего отца и мерзкого хулителя древнего могущественного Бога».

32. Затем все снова сели на свои места, но Фарак остался стоять и серьезно поглядывал вокруг, словно желая увидеть, не утаил ли кто из ораторов чего-то, что не отваживался открыть перед всеми. И то, что он искал глазами, очень скоро и легко нашел его рассудок, и тогда он грозно заговорил, и его речь, подобно мечу на поле битвы, не пощадила никого:

33. «Братья, – если вы еще достойны этого почетного звания – я услышал ваши речи, и вы высказали передо мной ваши мысли, однако свои устремления по отношению друг к другу вы коварно держали в тайне, обманывая друг друга своими намерениями. Тем самым вы затеяли мятеж по отношению друг к другу, поскольку каждый из вас задумал незаметно улизнуть и уведомить Аноха, что якобы из величайшей преданности к нему перед столь важным началом своего мудрого правления организовал это наше собрание правителей с целью разговорить их и выведать их гнусные суждения об Анохе, чтобы тому стало ясно, в какие руки он вверил управление этими десятью городами, и Анох тогда вооружил бы его всей властью и поставил единственным правителем над всеми нами. Остальные же, вследствие легковерности Аноха, могли бы разделить участь Каина.

34. О вы, негодяи, подонки беспредельного зла! Спросите самих себя, руководило ли вами когда-либо хоть одно честное стремление?! Ведь как и я, вы добились всего лишь хитростью, лукавством, обманом, лестью и лицемерием. Не достаточно ли уже настрадался бедный народ, не стал ли он и без того настолько убогим, что уже почти потерял человеческий облик? Не пролил ли он уже последнюю каплю крови под вашими ударами? А что хорошего сделали ему мы за то, что он так долго послушно кормил нас, получая за это лишь самое жестокое обращение, какое только можно помыслить?! Разве те, которых вы называете зверолюдьми, не имеют точно такие же права на все, что приносит земля? А ведь им запрещено есть плоды, которые здесь созревают, но позволено питаться лишь гнильем! Но вам этого мало, и теперь хотите сделать народ в тысячу раз более несчастным и убогим, чем он и без того уже является?!

35. Движимый этим, я говорю вам без боязни: если вы хотите править бедными людьми, чьими братьями недостойны называться, тогда оставьте все зло и коварство и управляйте ими от лица Бога, истинного и древнего, и Аноху будьте также подлинными братьями, а не обманщиками, желающими только набить живот и усладить нёбо, и настоящей верностью сделайте себя достойными того, чем вы стали путем обмана и хитрости, иначе древний Бог не призрит на вашу жертву и придет на помощь слабым против вас, а вас сделает рабами чудовищ, которых вы сами породили и дали им такое имя! Хорошенько обдумайте эти слова Жестокого, аминь».

36. Смотри, когда Фарак закончил свою речь, все застыли как вкопанные и не могли выдавить из себя ни слова в свое оправдание. Большинство из собравшихся думали про себя: «Он тайно опередил нас у древнего Бога, ибо иначе разве смог бы он до мелочей увидеть нас насквозь?! И если теперь все обстоит именно так, кто же сможет выжить рядом с ним?! Если бы его можно было уничтожить, все было бы просто; но теперь – кто сможет противостоять его могуществу? Не успеем мы и пошевелиться, как его карающая рука настигнет нас. Поэтому давайте спокойно подождем и посмотрим, какой оборот примет дело, и тогда станет ясно, как действовать дальше».

37. И поскольку никто больше не решался говорить, Фарак еще раз выступил вперед и спросил: «Ну, каково вам теперь? Неужели ни у кого из вас нет больше мужества встать и возразить мне? Куда же подевалась ваша хитрость, ваш обман, ваше лукавство, ваша лесть, ваше лицемерие? Где теперь ваша ложь, где ваше могущество, где владычество и где ваш обманутый бог Анох?

38. Да, я говорю вам, безмолвная речь ваших мыслей не ускользнула от моего слуха, и как бы ни обернулось дело, вы будете со всей праведностью делать то, что надо будет делать по праву и справедливости. Тот же из вас, кто не захочет поступать строго по праву и справедливости, станет изгоем, подобно Каину, о котором вы говорите, что он ваш отец, – поскольку он действовал по праву, но слишком слепо и сурово, из-за чего и пленил себя, и вынужден был бежать от дела своих собственных рук. Куда – этого не знает никто, кроме древнего Бога. И если бы Он захотел кому-нибудь объявить это, тот узнал бы все. Но не такова Его воля. Смотрите, Каин был праведным из страха перед судом древнего Бога, и по этой причине согрешил во всех своих действиях, ибо ничего не делал из любви, хоть та и была заповедана ему древним Богом прежде всего.

39. Вы же умудрились одержать верх над справедливостью и поставили на ее место хитрость, обман, лукавство, ложь и другие бесчисленные гнусности, которым нет названия по причине их мерзости. И вы полагаете, что древний Бог тотчас же охотно поддержит вас во всех ваших злодеяниях, числу которых нет конца, стоит вам только ввести Его в заблуждения возжжением какого-нибудь фальшивого огня в качестве жертвы. О, вы глубоко заблуждаетесь. У этого Старца острый глаз и Он знает, как устроено все ваше существо от начала и до конца. И потому Его ухо далеко от вас и никогда больше не услышит вас в вашей безграничной нечестивости, подожги вы в качестве жертвы Ему хоть всю землю, если прежде вы не очистите свое сердце огнем безграничной любви к ослабевшим по вашей вине братьям и несчастным сестрам, и не воздержитесь от всякого отвратного распутства, которое в течение вот уже двух сотен лет непостижимым образом сопутствует должности правителя.