Рукопись несбывшихся ожиданий. Теория смерти

– Ты в будущем воду из колонки не таскай, – хлюпая носом, негромко советовала молодая женщина. – Нахер оно нам не надо. Лучше, как дверь откроешь, так сразу снег в ведро греби. Эдак нас хоть не завалит так, что до весны сидеть взаперти будем.

– Ага, – стуча зубами, согласился Саймон Сильвер.

Было бы странно, что из этих двоих именно одетый в тёплый тулупчик мужчина дрожит и зуб на зуб у него не попадает, если не обратить внимание на крайне любопытный факт – Мила Свон наконец-то обзавелась зимней одеждой. Правда той ещё! Молодая женщина была одета в нечто несуразное, криво сшитое, громоздкое, да ещё за версту воняющее псиной. Скрывало её при этом это меховое безобразие полностью. У длинной одежды имелся даже похожий на пузырь капюшон.

Брови Найтэ стремительно поползли вверх, но, поняв это, он умело вернул себе каменное выражение лица. Вовремя. Студенты как раз его заметили и в растерянности замерли.

– Да твою ж мать, – едва слышно протянула Мила Свон с откровенным недовольством, но Саймон Сильвер был человеком другого склада характера.

– Здравствуйте, профессор Аллиэр. Хорошее сегодня утречко, да? – бодро поприветствовал он декана с улыбкой.

Увы, от мыслей о том, насколько для него сегодняшнее утречко доброе, Найтэ едва не перекосило.

– Да. Самое то, чтобы кто-нибудь умер, – угрюмо буркнул он и, покосившись на Милу Свон, аж поморщился – так от неё дурно пахло. – Что это такое на вас надето, лер Свон?

– Шубка из собачьих шкурок.

– А почему она такая каменная? Эта одежда как будто из глины сделана, куда только ваши глаза смотрели, когда вы её примерить решили.

Найтэ начал ругаться по одной единственной причине – ему хотелось ругаться. А вонючая несуразная одежда служила отличной предпосылкой для хорошего такого внушения. Так-то Найтэ плевать было, в чём там его студенты по территории академии расхаживают.

– А я сама её сварганила, – с вызовом ответила молодая женщина.

– Нет, ну какое убожество! – не сдержался он от негодования, и тут же ощутил какое блаженство разлилось по его телу. Теперь Найтэ на всех основаниях мог высказать желанную гневную тираду. – И вы хотите учиться на некроманта? Вы? Да любой некромант обязан знать, как подготавливать мёртвый материал для дальнейшего использования! Хотя чему тут удивляться, если минутой ранее вы едва не обрекли себя и своего одногруппника на крайне неприглядное будущее.

Студенты недоумённо переглянулись.

– Это на какое? – одновременно спросили они с растерянностью.

– Вода, полученная таянием снега, практически дистиллят, в ней нет никаких солей. Если вы не будете искусственно насыщать её, то ваши организмы недополучат жизненно важные вещества. И радуйтесь, что ради того, чтобы поставить вас на место, я решил вам это сообщить!

Найтэ вдруг всерьёз разъярился. Прям совсем-совсем. Начиная с малого, он как-то зациклился на мысли – ну как могла эта жалкая несуразная девица являться потомком великих дроу?

– Так, а ну отвечайте. Почему вы двое на каникулы не уехали?

– Эм-м, так некуда нам, – едва слышно произнёс Саймон Сильвер.

– Ах некуда вам, – недобрым голосом процедил Найтэ, вмиг припоминая как поспешно уезжал из академии старший преподаватель кафедры сглаза и проклятий Люций Орион. А затем Найтэ вдруг воодушевился. – А знаете что, это хорошо. Очень хорошо. Даже прекрасно!

Он так просиял, что его радостный вид влёт насторожил студентов. Тут слепой да глухой и то понял бы – жди конкретной беды.

– На каникулярную трудовую отработку кого-либо из вас отправили?

Повисла тишина.

– Я вовсю просился, но мне отказали, – наконец ответил Саймон Сильвер. – До начала третьего курса работа рекомендована только на вакансиях внутри академии, а мест для всех желающих не хватает. Поэтому…

– А вы? – не став дослушивать, уставился Найтэ на Милу Свон.

– У меня есть направление. С первого числа приступаю к работе.

На миг Найтэ испытал разочарование, но только на миг. Он быстро пришёл к выводу, что направить лер Свон могли только уж на совсем неприглядную работёнку, а потому он враз успокоился. Это позже тёмный эльф рассвирепел, узнав про библиотеку, но конкретно сейчас успокоился.

– Отлично, лер Сильвер, поздравляю! Вы только что получили шанс отработать часть своего долга академии благодаря целому месяцу помощи мне на кафедре. Раз уж вы намерены торчать здесь все каникулы, то сидеть без дела вы у меня точно не будете! Как минимум научитесь шкуры с животных правильно сдирать и их выделывать… Тьфу, хоть бы сходили в библиотеку и книгу какую‑нибудь прочли на эту тему.

Студенты тревожно переглянулись, и Найтэ мгновенно сделал вывод – некую книгу они нашли и действительно её прочитали. Ещё как прочитали. Просто, не иначе, эти бездари не так поняли в ней…

Тут тёмный эльф окинул мрачным взглядом каменную одежду Милы Свон и поправился в своих мыслях.

«Просто эти бездари не так поняли в этой книге абсолютно всё!» – мысленно воскликнул он.

***

По понятным причинам Мила старалась своего носа на кафедру некромантии не показывать. Она с первого дня каникул взяла за привычку уходить из своей комнаты затемно и возвращалась только поздним вечером, когда на небо уже всходила луна. Молодой женщине было намного проще дожидаться открытия библиотеки на улице, нежели рисковать тем, что однажды она нечаянно попадётся на глаза профессору Аллиэру. Бедного Саймона тёмный эльф просто-напросто изводил всяческой кропотливой работой. И, пожалуй, апогеем его издевательств мытьё мертвецкой тряпочкой размером не больше ладони нисколько не было – месяц каникул только начинался и гадкий дроу всего-то входил во вкус. Поэтому Мила была совсем не прочь побродить по округе, благо её шубка только внешне выглядела дурно – грела она её исправно. Варежки мэтра Тийсберга тоже хорошо согревали руки. Да и в целом, движение – жизнь. Протаптывая дорожки, Мила прежде всего не давала себе замёрзнуть и укрепляла свой организм.

… Правда, был в этом и некий крайне неприятный момент. За какие-то пять дней студентка дважды едва не до смерти напугала охранников академии. Всё темень, в которой дожидаясь открытия библиотеки она блуждала. Из-за сумрака люди обманывались в том, что видят. Припорошенная снегом бесформенная шуба превращала Милу Свон в некоего чудовищного зверя, и по причине не так давно произошедшего в зверинце охране чудилось, что история повторяется.

– Бляха муха! – громко ругнулся очередной (и уже третий по счёту) охранник, когда разглядел под капюшоном обычное девичье личико. – Твою ж мать, я взаправду думал, тут волкодлак.

– Никакой я не волкодлак! – тоненько возмутилась Мила и, стерев со щёк снег, начала подниматься – с ног её сбило заклинание.

– Уж вижу теперь. Вижу, что однажды вы, студенты, доиграетесь со своими маскарадами, – со злостью сказал мужчина и, несильно постучав по своему лбу кулаком, упёр руки в бока. – Идиоты! Нашли с чем шутковать. Ты, дура, хоть понимаешь как тебе повезло? Я был в шаге от того, чтобы отнюдь не обездвиживающие чары применить.

– Ха, ничего-то ваши дурные чары меня не обездвижили, – съязвила обиженная Мила, и охранник, будучи на эмоциях, прикрикнул:

– Учиться лучше, мать твою, надо! На нечисть совсем другие заклинания нежели на человека накладывают.

Само собой, очередное досадное происшествие настроения Миле нисколько не подняло, однако сменить свою шубку на что-нибудь другое возможности у молодой женщины не было, поэтому она выразительно посмотрела на злого охранника.

– Может, я ещё не так хорошо обучена, но зато это не мне мерещится всякое, – с вызовом сказала она и демонстративно усмехнулась. – Что, у нашей доблестной стражи совсем от страха глаза велики?

Охранник нехорошо сощурился, но ничего не сказал. Во всяком случае Миле. С товарищами он явно происшествие перетёр и не раз, так как молодая женщина обзавелась новыми недоброжелателями.

– О, опять эта зверюга шлындает, – завидев её, со всей язвительностью начинали разговаривать меж собой стражи академии. – Ну да что с неё взять? Тварь она тварь и есть.

Презрение сопровождало Милу повсюду, где бы она ни появлялась. Лишь в библиотеке всё было иначе, и молодая женщина искренне благодарила высшие силы за то, что мэтр Тийсберг выбрал для себя столь отрешённую от общества жизнь. Старик, наверное, был единственным живым существом, для кого Мила Свон всё ещё существовала как Мила, а не Тварь.

«Интересно, действительно ли я человек?» – идя по дороге домой, в какой-то момент подумала молодая женщина, а затем, подчиняясь необъяснимому чувству, вдруг подняла голову к небу и завыла. Мгновением позже до её слуха донёсся скрип снега – кто-то, испугавшись её безумия, очень быстро убегал по запорошенной снегом тропинке.

Это заставило Милу злорадно усмехнуться.

***

Возвращение в академию после каникул многие воспринимали как тяжёлую и неприятную обязанность, но не все из тех, кто так и не покинул её, смогли бы в полной мере оценить подобные чувства. Например, Саймон Сильвер, имей он возможность, отметил бы начало нового семестра бутылочкой отменного вина. После работы под бдительным надзором декана кафедры Чёрной Магии начало муторной учёбы было ему только в радость.

Мила Свон тоже испытывала воодушевление. За прошедший месяц она наконец-то вкусила нормальную жизнь. Разъехавшиеся кто куда аристократы перестали досаждать ей, она смогла выдохнуть спокойно. Работа с пыльным архивом, который они с мэтром Тийсбергом разбирали, тоже не была ей в тягость. А потому за месяц каникул у неё получилось основательно улучшить свои навыки в чтении и письме. Теперь, когда не было необходимости корпеть над курсовыми и докладами, Мила смогла сосредоточиться на том, как правильнее читать тот или иной символ. Руки её писали всё быстрее, увереннее и грамотнее, ей не терпелось применить свои новые навыки на практике. Она была довольна собой настолько, что эпизод с Антуаном Грумбергом порядком стёрся из её памяти.

Правда, здесь стоит сказать, что спокойствие принёс молодой женщине немаловажный факт – она пришла к выводу, что профессор Аллиэр и мэтр Орион нисколько не поспособствовали затее урода лорда. Уж её любимый декан нашёл бы время ткнуть свою ненавистную студентку носом в то, что ей в академии не место и только поэтому произошло то, что произошло. Но он молчал так, как если бы ничего не знал. Люций Орион, даром что являлся старшим преподавателем кафедры сглаза и проклятий, тоже никакого злопыхательства не проявил. Он вообще снисходительно относился к проделкам студентов, а потому и Милу отругал за её окровавленный мешок в хвост и в гриву только по той причине, что время для своей проделки она выбрала крайне неудачное.

«Скотина Грумберг через кого-то другого всё выяснил», – в какой-то момент поняла молодая женщина, и это принесло ей редкое по глубине облегчение. Ведь действительно, намного проще ненавидеть одного человека нежели целый мир.

Был рад возвращению к учёбе и Антуан Грумберг, так как ох не так он представлял себе свои первые каникулы. Ему как-то виделись совсем иные развлечения нежели беседы с малолетней герцогиней. Это пухлая розовощёкая блондиночка с капризным изгибом губ и неуступчивым характером нисколько не умилила его несмотря на свой нежный возраст. Уже сейчас можно было сделать вывод, что эта особа вырастет в недалёкую привереду с меланхоличным личиком. Ладно только, что это личико само по себе ничего было бы.

«Достойно в семейной галерее смотреться будет», – аж едва не взвыл от горя молодой лорд, так как утешительной мысль для него нисколько не стала.

Как и многим другим мужчинам его лет, ему виделось, что его брачный союз будет основан если не на любви, то хотя бы на глубокой приязни. Всё-таки жена это не любовница, жён не меняют как перчатки. Также, с женами принято не только делить ложе, но регулярно выходить в свет, растить общих детей. Жена это то, что присутствует в жизни мужчины на много, порой на очень много лет. Десятилетий даже. И какой бы эта жена ни была, ему пришлось бы вести себя с этой женщиной достойно, так как от этого напрямую зависела его собственная репутация в обществе.

Антуан ощущал себя загнанным в клетку львом, а потому поспешил в спасительную академию, едва только настал приличный для времени отъезда день. И теперь, шагая по знакомым хорошо вычищенным дорожкам, он вовсю наслаждался.

«Двенадцать лет, – с восторгом, никак не соответствующим его мыслям при поступлении, думал он, – я буду жить здесь ещё целых двенадцать лет!».

Однако, не иначе чтобы всё же омрачить его прекрасные годы студенчества, недалеко от центральной площади он наткнулся на Тварь. Правда, сперва в том чудовище, что Антуан увидел, молодой лорд одногруппницу не признал. Пожалуй, так мог бы выглядеть нисколько не следящий за собой оборотень. Меховое подобие шубы, в которое Тварь была одета, воняло гнилью, псиной, а ещё было линялым настолько, что кое-где на нём образовались проплешины.

– Какой срам. Да как можно так имя всех магов позорить? – позволил себе с презрением высказать Антуан, так как свидетелей их встречи не было. В другом случае лорд задрал бы нос повыше и сделал вид, что нисколько не замечает мерзкое создание.

– У-у-у! – вдруг, скалясь, начала грозно подвывать студентка.

– Совсем озверела? – хмыкнул Антуан с отвращением и напоказ смело сделал шаг ближе.

– Скотина! Сволочь! – тут же истерично закричала на него Тварь, но не влепила ему оплеуху, как Антуану уже виделось. Вместо этого девушка, словно дикая волчица, по‑звериному зарычала. С подбородка её потекла слюна, и, хотя из-за тонких губ показались обычные для человека зубы, они напомнили Антуану острые клыки.

– Ненормальная, – невольно отступая, заключил он и предпочёл пойти своей дорогой.

Собственно говоря, в аналогичной ситуации поступило точно также большинство других студентов. Отчего-то при встрече с любящими поиздеваться над ней Мила Свон начала вести себя как безумная. И нет, никто не смог догадаться, что на мысль о таком её натолкнула чистая случайность. Линялая шубка перевернула жизнь Милы, молодая женщина наконец-то нашла способ выжить в ненавистном ей обществе. А общество, к своему ужасу, постепенно уверялось, что жуткое поведение студентки далеко не хитрость.

Почему так?

Да потому, что, даже когда настала тёплая весна, молодая женщина не скинула с себя своих облезлых шкур. Сидеть на лекциях рядом с ней стало невозможно. От неё исходила такая вонь и она была так грязна, что от неё шарахались абсолютно все! Кроме того, говорить Мила Свон как будто разучилась. Внятную речь от неё можно было услышать только когда её вызывали для ответа преподаватели, всё остальное время молодая женщина скалилась, рычала и матюгалась на чём свет стоит. И, чаще всего, даже когда к ней никто не обращался. В какой‑то момент Мила замирала и начинала нести словесный понос. И хотя ни к кому и ни к чему конкретному её слова нельзя было отнести, пугало людей её поведение изрядно.

– Чокнутая, – говорили они друг другу.

– Да когда же эту Тварь отчислят?

– От этой сумасшедшей надо избавиться!

Возмущения были горячи вплоть до весны. Затем они начали стихать, а к началу летних экзаменов вся суета и вовсе исчезла сама собой. Причин для такого хватало, но основная из них заключалась в том, что после случая с лером Конрадом и его приспешниками лезть на рожон никому не хотелось. Тем более, связываться пришлось бы с такой вот юродивой. Брезгливость не дозволяла аристократии подобного. Ну, и в целом постепенно абсолютно все студенты научились не обращать на Тварь внимания, если она в их поле видимости оказывалась. Преподаватели поступали аналогично. Стоило лер Свон войти в аудиторию, как они либо сами создавали вокруг неё сферу, не дающую миазмам распространиться по всему помещению, либо вызывали для этих целей кого-нибудь с факультета Воздушной Стихии. Мэтры смирились с этим обстоятельством, как с занудной обязанностью сродни ведения журналу, так как это им было приказано. И вот отчего…

Глава 5. Язык у человека мал – а сколько жизней он сломал! (с)

– Нет-нет. Вы говорите, что всё равно заинтересованы в наблюдении за успехами лер Свон, только потому что не знаете всей полноты ситуации. А вы вот, поглядите только, – прижимая руку к сердцу, словно бы оно у него неистово болело, обратился Олаф фон Дали к сидящему напротив него члену Ковена. – Ваше магическое величие, вы видите, что у нас здесь творится?

– Хм, – задумчиво потеребил подбородок архимаг – тот самый, что однажды наблюдал за ответом лер Свон на экзамене.

Это «хм» нисколько не соответствовало реакции, ожидаемой Олафом фон Дали. По этой причине ему очень захотелось прикрикнуть на архимага, едва ли за бородку его гневно дёрнуть, но, конечно, он проявил благоразумие и сдержался. И так наглостью было приглашать к себе столь влиятельное лицо всего-то ради того, чтобы показать Милу Свон во всей её красе.

– Возможно это вина дуалистической особенности, никто же не знает как подобное влияет на мозг, но студентка уж слишком экстравагантно себя вести начала. У меня есть уверенность, что она опасна для окружающих. Если ничего не предпринимать, то нечто нехорошее вот-вот произойдёт.

Словно на радость ректору лер Свон, за которой он и архимаг тайком наблюдали через магическое око, вдруг остановилась вблизи канцелярского магазинчика и, подняв голову к небу, с диким хохотом начала вертеться волчком.

– А что говорит её преподаватель по целительству?

– А? – переспросил Олаф фон Дали, так как, глядя на ненавистную студентку, невольно отвлёкся на собственные гневные мысли.

– Я спрашиваю, что говорит её преподаватель по целительству? Он ведь видит лер Свон не менее двух раз в неделю.

– Да он говорит тоже самое, что я вам сейчас говорю – у этой женщины психическое расстройство. И как нам учить её? Да ещё вблизи от лера Морриэнтэ! Мне страшно представить, что Его величество вот-вот отчитает меня из-за происходящего.

– Вряд ли вы будете удивлены тем, что я скажу, – с хитринкой во взгляде улыбнулся архимаг, – но Его величество и Ковен знают очень многое о происходящем у вас в академии. И раз уж мы молчим, на это есть причина.

– Причина? – вмиг насторожился Олаф фон Дали, хотя из-за испытываемого им возмущения его щёки всё же покраснели, как помидорчики.

Между тем вид архимага сделался задумчивым. Он словно размышлял, что ему лучше сказать, и наконец заговорил с предельной серьёзностью.

– Какими бы ни были способности мага, главное – его характер. Именно из-за необходимости правильного воспитания академия держится обособленно от прочего мира, именно из-за этого. За двенадцать лет вы обязаны не только отшлифовать талант студента и дать ему все положенные знания. Прежде всего, вы обязаны устранить недостатки его личности. Поэтому найдите к лер Свон соответствующий подход, она далеко не сумасшедшая.

– Да как это не сумасшедшая?

– А если она сумасшедшая, то вспомните – при приёме в академию она показала себя психически здоровым человеком. Напрашивается вопрос, что вы здесь с ней сотворили?

Внутренне Олаф фон Дали вознегодовал. Он сидел в своём кресле, а хотел подпрыгивать, как крышка кипящего чайника!

– На одном из экзаменов лер Свон упала в обморок, и наш преподаватель сумел диагностировать, что некогда у неё была серьёзная травма головы. Происходящее, скорее всего, является проявлением нежелательных последствий нарушения целостности черепа, а не тем, что мы «что-что здесь с ней сотворили», – наконец, произнёс он сквозь сжатые зубы, но уголки губ архимага всё равно приподнялись в усмешке.

– Формально вы можете исключить лер Свон по состоянию здоровья, у вас есть на это право. Вот только фактически вы этого доказать не сможете. Элементарно, иначе я не был бы сюда приглашён. Поэтому смиритесь с позицией Ковена – в моём лице вам выражено неодобрение.

– Нет, ну тогда я буду жаловаться королю! – не стерпел Олаф фон Дали. – Если Ковену так интересна эта студентка, пусть с ней кто-нибудь индивидуально занимается, потому что поймите – в обществе она находиться не может.

– Может и будет, – смерил его холодным взглядом архимаг прежде, чем устало вздохнул. – Я не буду объяснять вам истинную причину, отчего для Ковена важно держать лер Свон в академии как можно дольше, но Его величеству подоплёка нашего покровительства ей известна. И ему более чем понятно, отчего принц Адьир Морриэнтэ выступил в защиту этой студентки. Как бы она ни была ему неприятна, ещё более ему неприятны столь яркие истязательства людей над ней.

– Что? – удивился сказанному Олаф фон Дали. – Это ещё почему?

– Эльфы очень капризная и высокомерная раса, – с раздражением ответил архимаг. – Любой эльф даже наших королей мало во что ставит. В силу своих обязательств мне не единожды доводилось бывать в Лиадолле, и всякий раз я был вынужден морально готовиться к этим визитам. Сталкиваться с учтивым пренебрежением к себе – приятного мало.

– Уж о том, что эльфы не ставят людей вровень с собой, какими бы мы ни были талантливыми, способными, мудрыми и прочее, прочее, я осведомлён на практике, – едко заметил глава академии, но не успел добавить, что именно поэтому и стоит отчислить Милу Свон, именно из-за необходимости не создать у эльфийского принца совсем уж дурного впечатления о человечестве. Олаф фон Дали всего-то на пару мгновений замешкался, подбирая более подходящие слова, но этого времени хватило, чтобы архимаг уставшим голосом посетовал:

– Увы, они считают нас кем-то недостойными просто потому, что мы родились людьми. У них принято так относиться к людям и всё тут. С этим ничего поделать нельзя, какую историческую личность им не приведи в пример, а они всё равно будут думать про единичные исключения из общего верного правила. Поэтому нет, не ждите, что вы сможете повлиять на вопрос отчисления лер Свон. Тем более из-за озвученного вами обстоятельства. Уж поверьте, светлые эльфы нисколько не оскорблены столь непотребным видом и поведением этой женщины. Всё это прекрасно вписывается в их картину видения мира, только светлые эльфы столь совершенны, чтобы не иметь изъянов. Однако, поймите и другое. Эльфийское самомнение уже давным-давно ничем не подкреплялось, эльфы изолировали себя от людей, а над кем же им ещё возвышаться, как не над нами? Поэтому им хочется вновь обвинить человечество хоть в какой-то низости. Так что, господин фон Дали, уж будьте вы прозорливее – не дайте Адьиру Морриэнтэ повод вновь увезти с собой в Лиадолл россказни о дикарстве людей. Начните вести себя по отношению к аир Свон более толерантно.

– Знаете, – вкрадчиво произнёс Олаф фон Дали, – только что вами было сказано столько, что для меня невозможно не проявить любопытство. Хотя бы намекните, что ж в этой Миле Свон такого? Почему именно она стала для эльфов таким важным пунктиком?

– Я только что вам это объяснил.

– Нет, не объяснили. Вы озвучили хорошо известные мне факты, но никак не то, отчего светлых эльфов взволновало отношение студентов к Миле Свон. Дело конкретно в её личности, иначе бы Его величество давным-давно приказал выдворить из Вирграда всех нищих и прочее отребье. Чем она этим эльфам так интересна? Речь ведь уже не про дуалистическую особенность, я прав?

Говорил Олаф фон Дали жёстко, так как прекрасно понимал – оставаться в неведении в таком вопросе для его должности непозволительно. Ему нужно было знать истину, но архимаг остался недоволен его сообразительностью.

– Вы правы, – сказал он холодно, – но настойчиво рекомендую вам остановиться в своих размышлениях. Не смейте даже обсуждать с кем-либо то, что услышали от меня.

– Понял вас, – взволнованно развёл руками разочарованный Олаф фон Дали. – Понял, что вы предрекаете мне воевать с родителями наших студентов. Нет, ну неужели вы никак не поспособствуете мне хотя бы в том, что надо заставить студентку выглядеть подобающе? Подпишите хотя бы мой запрос на изменения в правилах для слушателей, я вас умоляю!

Олаф фон Дали состроил на редкость жалостливое лицо. Оно умилило бы даже самое холодное сердце, а потому архимаг снова задумался. Однако, по итогу он решительно отодвинул от себя документы и встал.

– Нет, предоставьте всё судьбе.

– Но то, что лер Свон творит, немыслимо просто!

– Господин фон Дали, услышьте меня наконец, – грозно нахмурил брови архимаг. – У вас нет серьёзной причины вносить в существующие правила изменения. И вообще… – смерил он ректора строгим взглядом, – имейте в виду, если эта студентка будет отчислена, то до процедуры запечатывания дара вы будете должны предоставить в Ковен подробные объяснения отчего приняли именно такое решение.

На это Олафу фон Дали было уже нечего ответить, а потому он аж затрясся от злости, но всё равно вынужденно кивнул.

***

– Как только ты ещё в общежитие не переехал? – с сочувствием сказал Сэм Догман в перерыве между занятиями, и Саймон, пожав плечами, ответил: