Горизонталь

– Типа того.

– Да какой же это свет. Кому сейчас нужно высшее образование? Вон Викосик – учительница, а шмотками торгует.

– Ну конечно, у нее у бати магазин здесь в центре, а мы из Тутуновки с Ленкой. Нам без образования куда? Доярками?

– А с вашим образованием в школе за три копейки уроки вести? Кто вообще в здравом уме и памяти идет в учителя.

– Учитель – это вообще-то престижно.

– Санёчек, слыхал? Престижно, мля! Помнишь нашу классуху? Царствие ей небесное!

– Ды-ы-ы-ы! – улыбнулся Кольцов.

– Лена, пойдем! Нагулялись!

– А как же мяско? – забеспокоился Лехан.

– Спасибо, не надо!

– Ален, ты иди! – у Ленки прорезался голос после душевных извержений, – я останусь!

– А как же пары?

– Я у тебя потом перепишу.

– Пойдем, говорю!

– Еще полежу немного и завтра вернусь как огурчик.

– Я пошла! Смотри сама, потом не жалуйся.

Алена, попрощавшись, ушла, а Ленка отправилась на боковую.

– Интересное вот дело, – Санёчек, картинно пуская кольца дыма изо рта, начал свою мысль, – какими хорошими люди становятся, когда вмажут. Вот девоньки эти. Вика тоже. Вчера такие все веселые были. Смеялись. Танцевали. Пели. Ноги опять же раздвигали. Всем же досталось? – Кузьма и Микулай, ехидно улыбаясь, закивали. – А сегодня что? Эта хозяйку врубила! Что-то строит из себя! Сикухи вообще вспомнили, что надо учиться.

– Ну не все! – вступился за свою временную даму сердца Кузьма.

– Да эта просто идти не может, так бы тоже сквозанула. Вчера, когда без трусов бабоньки по дому бегали, чего об этом не думалось? Все-таки алкашка делает из раба общества человека, который поддается зову предков.

– Какому еще зову предков? – поинтересовался Микулай.

– Такому! – Санёчек кинул в него подобранной палкой. – От обезьян нам, знаешь, сколько всего досталось?

– Хорош заливать, тебе-то откуда знать, профессор херов? – подключился старший Гусёк.

– Книжка у меня на зоне была. «Эволюция человека. Наследие обезьян». Я ее раза три прочитал.

– Нахера?

– Больше нечего было!

– Выпить бы за мудрость!

– Так, мясо готово! – жуя, констатировал Лехан, – Ви-и-и-ика, отдай коньяк!

– Ты посмотри на него, жрет уже! – забухтел Кузьма. – Ну-ка, дай попробую!

– Все не сожрите! – переживал Микола.

– Готово! Ба-а-а-а-а-абы! – завопил Гусёк на всю округу, – гото-о-о-о-ово! Тащите канистру.

– Не слышат, по ходу. Николаус, иди поторопи их.

– А ты-то че тут раскомандовался, Санёчек? – пробухтел под нос Микола.

– Кузьма, если я ему втащу, ты серчать не будешь?

– Микола, иди уже! Не доводи до греха человека!

– Иду я, иду! – повесив нос, он отправился в дом.

– С гуля-я-янки я шла, торопила-а-а-ася… – снова завел свою песнь веселый гармонист.

Спустя полчаса все повешенные носы были подняты и отдавали приятным розоватым оттенком, знаменуя, что битва с пьянством началась. Официально. Даже Ленка отживела. А что еще простому люду надо? Один натурпродукт: зелень с огорода, мясцо соседское, собственными руками выращенное, коньяк, конечно, привозной, но кто привез-то, на минуточку, батя Гуськов – так что все, считай, свое, даже музыка русская народная.

Стемнело. На улице включили фонари. Для сентябрьской ночи было относительно тепло, потому со двора никто уходить не собирался. Да и комаров поменьше у костра. Кузьма и Санёчек тискали своих женщин, Лехан с Валькой нашвыривались, Гусёк-младший грустил, несмотря на льющиеся разговоры по душам.

– Да-а-а-а, жалко, конечно, что Алёнка ушла, – негодовал Микулай.

– Будешь сегодня лысого гонять, – засмеялся обнимающий свою пассию старший брат, – надо было двумя руками хватать то, что по праву твое, да? – Кузьма влюбленно-синими глазами посмотрел на девчушку.

– Твоя? – таяла в объятьях Ленка.

– А чья ж!

– Жениться вам надо! – выдала свой вердикт Валька. – Какая хорошая пара! Кузька вон крепкий какой, да и у Ленки стан хороший, рожать не перерожать.

Гусёк чуть не поперхнулся.

– Да какой мне еще рожать-то? Мне ж девятнадцать только.

– Самое то. Я в девятнадцать уже второго родила. И тебе Вика тоже надо. Сколько тебе?

– Двадцать два весной будет.

– Во-о-о-о-от! Еще чуть-чуть – и старородящей станешь. Потом ни один мужик на тебя не посмотрит.

– Чего к девкам пристала, ты ж… – пытался осадить жену Лехан, но осуждающий взгляд оборвал его на полуслове.

– Так что, ребята, надо жениться!

– Хороший тост! – отметил Санёчек и разлил всем коньяка.

– А ты женишься на мне? – спросила у него Вика.

– Я ж тебя толком и не знаю.

– Вот значит как, да? Дома сегодня ночевать будешь.

– Да женюсь-женюсь!

– Горько! – заорал Лехан, и все выпили под страстный поцелуй молодых.

Затем женили и Кузьму с Ленкой. Снова прозвучало «Горько!», только теперь еще и считали, насколько долгим будет поцелуй.

Санёчек уж и забыл совсем про свою роль свата и договоренности с владычицей «Паруса», которая объявилась как раз в тот момент, когда Гусёк пытался проглотить студенточку. Калитку надо, конечно, закрывать! Такого прикола не ожидал даже сам Кольцов. Как сложилось-то все удачно. Завидев, как названный жених предпочел другую, в душе Жанки произошел взрыв. Слыхали, как ревут бегемоты? Это вот еще цветочки, а ягодки были уже на подходе.

– Ах ты курощуп! – Жанка бросилась на Кузьму и буквально отодрала от него Ленку, – ко мне свата заслал, женюсь, люблю, а сам вот с этой?

– Чего, блять? – недоумевал суженый-ряженый.

– Того-о-о-о, блять! – тяжелая рука легла прям как надо – по мордасам Гуська. – А ты чего? – Жанка переключилась на Санёчка, когда взоры их пересеклись, – обманул, да?

– Жанна, ты чего? Нет, конечно! Сам стал жертвой страшного круговорота событий.

– Какие сваты, какие «люблю»? – завопил Кузьма, но очередной удар погасил свет в его квартире, плашмя он рухнул оземь.

Со спины на Жанку запрыгнула Ленка и укусила ее за ухо. Ринувшаяся из раны кровь еще больше разозлила несостоявшуюся невесту.

– Он мой, поняла, корова? – губы девчушки были окровавлены, отчего действо казалось еще ужаснее.

– Ты вообще пошла вон! – легким движением руки Ленка полетела в помидоры, – а ты, негодяй, за все ответишь! – Жанка ринулась на Санёчка, но любовь спасла его, вернее, полено, которым Виктория наградила голову нарушительницы спокойствия, – та рухнула рядом с возлюбленным. В Белосветске произошло землетрясение балла на четыре.

– Что здесь происходит? – заорал вошедший во двор крепкий мужик.

Калитку, конечно, стоит закрывать.

– Виктор Иванович? – опешил Лехан. Следом удивилась Валька, затем пацаны, и наконец Вика – это был ее отец.

– П-п-папа? – еле смогла выдавить из себя девушка.

– Дочь, что за притон ты здесь устроила? Деду твоему, Ивану Ивановичу Новикову, великому человеку, эту дачу дали за достижения перед социалистическим обществом, а ты!.. Э-э-э-эх! Видел бы он тебя сейчас, помер бы еще раз от разрыва сердца!

– П-п-п-п-ап!..

– Все вон! – заорал Виктор Иванович.

Лехану он уделил больше внимания, схватив за грудки.

– Я тебе сколько раз говорил, чтоб дом мой стороной обходил, сволочуга!

– Так… так это… меня зять твой позвал!

– Кто, блять?

– Зять! – Лехан указал пальцем на Санёчка. Санёчек хотел провалиться под землю.

– Вика-а-а-а-а-а! Гони всех к чертовой бабушке.

Санёчек растолкал Кузьму, а Валька – Жанку. Все начали бочком-бочком покидать резиденцию Новиковых.

– До свидания! – скромно сказал только вышедший из комы Кузьма.

– До свидания! – продублировал Санёчек.

– Зять, блять! – Виктор Иванович ткнул ему пальцем прямо в грудь. – Еще раз рядом с дочерью своей увижу – пристрелю, понял?

Вопрос его остался без ответа. Пацаны вместе с Ленкой прибавили ходу, чтобы не приступить ко второму акту спектакля «Жених».

– Ты на кой сюда Жанку позвал, придурок? И что ты ей там наплел? – Кузьма потер свое лицо. – Харя как болит!

– Ты ж просил пива! Я принес тебе пива!

– Так, а ее зачем притащил сюда?

– Развод пошел не по плану.

– Сука!

– Как по мне, круто вышло! – захохотал Санёчек.

– Вы такие придурки! – заверещала Ленка. – Пошли вы!

– Любовь моя, ты чего?

– Ничего, иди вон кабаниху свою шпиль, придурок, – обиженная девчуха свернула в переулок и ускорила шаг.

– Ну вот, и эта сбежала! Ты теперь снова холостой, Гусёк.

– Проблема прям. В педе много дам.

– И не дам тоже.

– Те, которые не дам, нам не нужны, только дам и точка.

– Ты тоже, по ходу, теперь без Вики. Ну хоть шпильнул, и то хорошо.

– Прям! Че ты думаешь, мне этот коммерс страшен? Пф-ф-ф! А он, кстати, точно просто коммерс? Или бандюган?

– Да я уже че-то хер его знает. Рожа бандитская.

– И плевать. Волков бояться – в лес не ходить. А где, кстати, Микулай? Куда он испарился?

– Точняк! Снова как заваруха – его нет. Телепортатор херов. Дома ему пропиздон вставлю.

– Надо выспаться.

– Ага, завтра на дело.

Наутро голова гудела у Санёчка, как Царь-колокол после выстрела в него из Царь-пушки Царь-ядром. Столько горячки, полученной за два последних дня, в его теле не было два года. Естественно, отвыкший организм сопротивлялся. Хотелось умереть, но у любимой матушки были другие планы. Сначала она молилась слишком громко и долго за его грешную душу, пока не вспомнила о деле, не терпящем отлагательств.

– Ты мне дрова в поленницу обещал сложить! Сегодня!

– Мам, что так громко? Сейчас мозг взорвется.

– Пить надо меньше со своими этими. Только вышел, а уже все сердце матери истерзал.

– Есть таблетка от головы?

– На водку у тебя деньги есть, а за таблеткой к матери?

– Будут и деньги на таблетки, – Санёчек повернулся к стене, – и дрова сложу, только позже.

Клавдия Петровна вышла. Через пару минут вернувшись, она бросила в сына таблеткой, которая скатилась по одеялу на пол и нырнула куда-то под кровать.

– И как я ее достану? – Санёчек смотрел куда-то в темень подкроватья.

– И водички! – ледяная вода из колодца вылилась на голову страдальца. – Скажи спасибо, что из стакана, в тазу белье замачивается.

– Ма-а-а-ам, ну чего ты творишь? Совсем, шоль, с ума сошла?

– Будешь так с матерью разговаривать – схожу за скалкой.

– Да иду я, иду!

Кольцов героически сполз на пол и начал шерудить под кроватью. Пыль мерзко липла к мокрой руке, однако целительное колесо он все же нашел. Подув на него, произошло обеззараживание. «Все, что упало у солдата, – упало на газетку!» – вспомнилось Санёчку. Без воды таблетка встала в горле.

– Мам, где мои штаны? – крикнул он.

– Заблевал ты все свои штаны! – раздалось из соседней комнаты. – Замочила! Стирать сам будешь! Я твою блевотню трогать не собираюсь. Ишь чего!

– Куплю тебе стиральную машинку, как разбогатею. Новую!

– Дрова иди укладывай, буржуй.

Санёчек осушил половину графина воды под аккомпанемент осуждающих вздохов матери и вышел во двор. На улице было прекрасно. Не жарко и не холодно. Зефир подбежал к хозяину и весело вилял хвостом, за что получил небольшую порцию ласки.

– Жениться тебе надо, дурке!

– Зачем?

– Как это зачем?

– Ну я и спрашиваю, зачем?

– Штаны свои надень старые, королобый! – загорланила мать, – ходит он тут с голой жопой! Перед соседями-то стыдоба кака-а-а-ая…

– Вот скажи мне, Зефир, утро, а она уже на меня орет. Чего я сделал? – Санёчек повернул голову и ответил не менее тихо: «Я у себя во дворе. Делаю, чего хочу, хоть голым могу ходить».

– Ты у меня во дворе! – Клавдия Петровна вышла в коридор и бросила в сына штанами. – Бестолочь! Сил на тебя нет. В могилу сведешь, буду к тебе во сне приходить.

– Ага, и долдонить, какой я никчемный и что жениться мне надо. Ты чего с утра завелась-то? Я ж еще ничего сделать не успел, а ты…

– Поговори еще тут.

– Мам! Ты…

– Не мамкай тут мне.

Санёчек с горем пополам натянул штаны и отправился выполнять семейный долг. В детстве за это хоть мороженое давали. А сейчас что? Да ничего! Пивка бы нольпяточку. Еще и дрова эти по всему двору валяются. Неспешно он поднял несколько рубленых поленьев и уложил на штатное место хранения. Увидел пачку сигарет на лавочке. Сел. Закурил. Рядом улегся Зефир.

– Хорошо вот тебе! Спишь, жрешь, иногда гавкаешь! Не жизнь, а сказка! Хотя какая сказка? К бабам-то тебя не пускают! А какая жизнь без баб? Никакой. Да тебе уже и не надо, старый ты!

Зефир в ответ лишь звонко гавкнул и ломанул к забору, где вылил весь накопившийся негатив на подъехавшую машину. Судя по наваливающему ВИА «АК-47», исполнявшему песню про далекий-предалекий Пакистан, это был Кузьма, что по-хозяйски вошел в усадьбу Кольцовых. Пес радостно прыгал, пытаясь игриво цапнуть гостя.

– Так, Зефир, фу, фу, я сказал! Санёчек, убери своего придурошного пса.

– Он играется.

– Ага. Сейчас откусит мне чего-нибудь, доиграется!

– Зефи-и-и-ир! – Санёчек похлопал по ноге, отчего пес стремглав рванул к нему. – Видал, какой дрессированный?

– Посади на цепь, че ль, его?

– Тебя бы на цепь! Слыхал, Зефир? На цепь тебя посадить хочет. Ты же послушный пес? Послушный, да? Сидеть! Лежать! – собака поочередно выполнила команды. – Видал, шоль?

– Ага, ты отжил, че ль?

– А не видно?

– Видно, что не видно.

– Пивка бы.

– Не то слово. Организуем?

– С этой гарпией организуешь. Дрова надо разложить, а то не отвалит.

– Печалище, братишка.

– Помог бы.

– У-у-у-у, не-е-е-ет. Это без меня.

– Козлина.

– Опух, че ль? Я тебя домой сегодня ночью тараканил вообще-то.

– Я блевал вчера?

– Ага. Еще долго так, я аж покурить успел.

– Мать говорит, все штаны заблевал.

– Не без этого.

– Явился – не запылился! – мама Санёчка стояла в дверях дома, подперев бока кулаками.

– И вам здрасти, Клавдия Петровна, – Кузьма изобразил великосветский поклон.

– Чего приперся?

– Как это че? Повидать старого друга!

– Повидал?

– Ага.

– Вот и проваливай отседа, а то собаку на тебя натравлю.

– Ухожу-ухожу! – Кузьма подмигнул товарищу и вышел. – До свидания, Клавдия Петровна.

– Иди уже, чертяга! А ты че расселся? – гнев матери вернулся к сыну. – Ничегошеньки еще не сделал. Дрова сами себя не уложат.

– Как это не сделал? Вон чего-то уже сложил.

– Не вижу.

– Сейчас оденусь и все доделаю.

– Пока не доделаешь, никуда не пойдешь.

– Да понял я, мам, понял.

Санёчек нацепил на себя парадную адидасовскую черную олимпийку с тремя золотыми полосками на рукавах. Раньше это был прям писк моды, да и сейчас нестареющая классика, хоть в ЗАГС. На кроссовках застыл вчерашний фарш, но обуть больше было нечего, потому и так сойдет. Он вышел во двор, матери рядом не было, за забором из лайбы Гуська доносился музон.

– Это шанс! – подумал Санёчек и рванул до калитки. Дернул ее. Закрыто. – Подготовилась старая! Ну ничего!

– Я так и знала, я так и знала! – Клавдия Петровна выбежала из дома со скалкой, в боевой позиции, что придало нерадивому еще больше сил для прыжка через забор.

– Гони-гони! – заорал Санёчек, запрыгнув на заднее сиденье машины.

– Да не вопрос! – «жигуль» оставил лишь пыль на былом месте и мать, проклинающую сына, Зефир еще пол-улицы гнался за ними, но отстал.

– Хорошо, что ты приехал! – Кольцов перелез в салоне на переднее сиденье, – а то думал, не спастись от старой ведьмы.

– Как же я брошу золушку в беде?

– Э-э-э-э, – Санёчек ударил Гуська в плечо, – кто золушка, епт?

– Когда у человека нет чувства юмора – это беда.

– Смотри у меня.

– Да-да, я помню: ты сидел за меня и я теперь по жизни должен.

– Не подъебывай, а то еще получишь.

– Да все-все, завалил уже.

– Ты вообще как живой-то? Еще и рулить можешь.

– Александр, в стране, где придумали водку, невозможно ездить трезвым за рулем.

– Агась. Ну че, по пивку?

– Категорически за!

– В «Парус» к любимой?

– Да иди ты! – заржал Кузьма и свернул к первому попавшемуся продуктовому магазину.

Пенное смочило ржавые трубы.

– Хорошо, что никуда не надо, – наслаждаясь холодненьким, выдал Санёчек.

– Как это не надо? Опух, че ль? Дел у нас выше крыши. В ночь на делюгу попрем. Прицеп сейчас поедем из гаража забирать.

– На кой нам прицеп?

– А кабель ты как повезешь? В багажнике?

– Не подумал. Вдвоем попрем?

– Нет. Еще Микола. Вчера ж все обсуждали.

– Все, что было вчера, осталось вчера. На кой он нам?

– Ты, че ль, копать будешь?

– А-а-а-а, нет конечно! – заржал Санёчек. Таблетка, кажется, начала действовать. – Дедовщину в армии никто не отменял.

Когда город засыпает, просыпается мафия. Ржавый «жигуль» с прицепом мчал по ночным улицам Белосветска.

– Кузьма, убавь ты, шоль, музон, – пытался переорать звук из динамиков Кольцов.

– Э-э-э-э, пакши убери! Моя тачка – мой звук! – водитель сам крутанул громкость вниз. – Сам!

– Когда у меня будет тачка, я тоже буду тебя дрессировать этой херней.

– Вот как будет, так и поговорим.

– Будет.

– Пацаны, приколите, сериал такой нашел, – оживился с заднего сиденья Микулай.

– Какие сериалы, я тебя умоляю. Еще ничего не сняли лучше «Крестного отца».

– А «Крестный отец – 2»?

– Он не лучше.

– На уровне.

– Ну да, и все.

– Да хорош, – запротестовал Санёчек, – еще «Лицо со шрамом», «Славные парни».

– Ну лады, неплохо, но до «Крестного отца» все равно не тянет… чутка. Классика, хули.

– А че «Лицо со шрамом» не классика? А «Славные парни»?

– Ну классика, но не такая классическая классика.

– «Бешеные псы!» – встрял Микулай.

– Сам ты пёс! – осадил его брат. – Если Тарантино, то «Криминальное чтиво».

– А мне «Бешеные псы» больше зашли.

– Слыхал, че ль, историю, братишка? Кароч, у него, у Тарантино, в смысле, журналюга спрашивает: «Квентин, вы ничего не сняли лучше «Криминального чтива»! А он ему, знаете че: «А кто снял?» – Кузьма громко заржал. – Дерзкий малый.

– Да это херня все, я читал! Это придумали.

– Санёчек, ниче не херня! Я видел!

– Ты кого пиздаболом сейчас назвал?

– Да не пыли!

– Базар фильтруй свой, пока по зубам не получил.

– Слово ему уже не скажи. Какие мы ранимые стали, я хуею.

– Ранимые не ранимые, а по зубам получишь.

– Кто еще получит?

– Проверим?

– Посмотрите «Во все тяжкие»! – решил сбавить градус Микола. – Сериал!

– Чего-о-о-о-о? – заржал Кузьма. – Еще я «Санта-Барбару» не смотрел.

– Да ты че-е-е, братишка, там вообще норм.

– Про че?

– Ну там учитель химии узнал, что у него рак, и стал Тони Монтаной.

Кузьма с Санёчком внимательно посмотрели друг на друга, забыв о своих распрях, а потом разорвались от смеха.

– Да я серьезно, че вы ржете? Не смотрели даже, а уже ржете.

– Сериалы – херня! – выдал свой вердикт Кольцов.

– А «Бригада»? – никак не мог угомониться малый.

– Ну «Бригада» да! Только Белый скурвился, мента сыграл.

– Это да-а-а-а, не по-пацански! Безрукова перестал поэтому уважать. Времена сейчас, конечно, другие, но кто вообще от него такого ожидал? Я постер с ним после этого сжег даже. Прям удар в сердце, – негодовал Кузьма. – Раньше конечно да-а-а-а, дела делали. Каждый день в Белске стреляли. Тут такую «Бригаду» снять можно было, закачаешься. Сезонов на десять. У нас же не город, а джунгли, епт. Кто зубастее, тот и выживает! Вон в девяностые люди, кто свое взял, что сейчас? Живут как короли! Все коммерсы да депутаты. Вон на папашку Виктории твоей глянь! Рожа бандитская! Кожанку на пиджачок сменил, че, думает, не видно? Ви-и-и-и-дно все, епт. А мы хуже, че ль?

– Сам сказал, времена уж не те! – ответил ему Санёчек.

– А чего не те? Сейчас не коммунизм. Светлое завтра никто уже не строит. Надо самим о себе беспокоиться. Сейчас нарубим там меди, ох гульнем.

– Там дохрена кабеля?

– Метров сто, не меньше! – оживился Микулай. – Всем хватит.

– В кило эт сколько?

– Да я ж почем знаю? Толстый он. Я не шарю.

– Малый, стыдно не знать элементарщины. В метре где-то полкило чистой меди! – с умным видом сообщил Кузьма.

– Это че ж, двадцатка на троих?

– Это если бы Маратик металл тасканый принимал по рынку, а этот барыга вечно торгуется. Еще и язык подвешен, знаешь как? Объебывает, только щурься.

– Так весь металл тасканый!

– Вот-вот! А уж кабель-то сто пудов. Эта сволочь постоянно орет, что за риски надо платить. Метров сто если за пятнаху пульнуть – уже хорошо! Буржуев этих всех к стенке бы. И как в семнадцатом году. Без суда и следствия. А то наживаются на простом люде. Сам-то недавно Маратик уже второй пункт приема открыл и на «кабане» ездит, а дисочки там – у-у-у-у-ух, просто секс.

– Ты меня из-за пятерки на нос во все это вписал?

– Санёчек, ты че кобенишься? Люди вон за месяц в охране пятнахи не получают, а ты за день – пять. Дело прибыльное. Микулай, скажи ж!

– Ага.

– Игра свеч не стоит!

– Могу тебя высадить!

– Ага, ща! Приехали уж.

– Ну а че тогда тебе не нравится?

– Гаси свет! – завопил Микулай.

– А, точно! Конспирация! – Кузьма выключил свет своего «жигуля» и сбавил скорость почти до минимума. – А ты не ори, щегол, понял? Ишь, чего удумал! Командовать школьниками своими будешь, с которыми солому долбишь.

– Да понял-понял, че орать-то?

К остаткам прицепного завода вела безлюдная улица. Темень и тишь. Да и откуда бы взяться оживленности в ночи на промзоне. Местная голытьба еще и все лампочки на столбах побила. Хоть глаз выколи…

С завода тащили все, что плохо лежало, а что хорошо – в два раза быстрее. В заборе кто-то вырезал несколько прутов. Дырку, конечно, замотали колючей проволокой, сверху штыри, но разве это преграда для вора? Микола достал из кармана кусачки и несколькими ловкими движениями освободил путь к изведанному. Можно было и через верх, но вероятность повеситься на своем хозяйстве не нравилась юноше. Из багажника «жигуля» появилась малая саперная лопата, судя по всему, недурно заточенная. Гусёк-младший вероломно вторгся на территорию прицепного. Шагов через десять он нырнул в яму радиусом с метр и глубиной примерно по грудь пацана. На дне засветил карманный фонарик, Микулай начал работать лопатой.

– Санёчек, подсоби, надо прицеп откатить вон туда! – Кузьма указал пальцем в сторону.

– Лучше под иву! Там не видно.

– Точняк!

– Цепи-то хватит?

– Должно! Лучше б, конечно, трактором, так хоть километр дергай, ну и так пойдет.

– А я тебе говорил! Я говорил?

– Ты прям как моя бывшая!

– Че сказал?

– Да ниче-ниче. Не пыли! Потом разберемся! Нервный ты какой-то стал.

– Такая жизнь.

Прицеп отправился в засаду. Санёчек и Кузьма начали распутывать цепь.

– Ты где такую цепь нарезал?

– Да тут и нарезал, когда мехцех закрывали. Всякого добра понатаскали.

– Красава!

– Хорошие были времена.

– А сейчас?

– Уж не те!

На территории прицепного появились признаки местной жизни. Видать, охранник вышел справить нужду на улицу и завидел свет, заигрывающий в яме с темнотой. Стражник пару раз потрещал шокером и врубил мощный фонарь, коим светил в разные стороны. Микулай погасил свет и нырнул на дно ямы, затаился. Пацаны спрятались за «жигуль».

– Кто здесь? – потряхивающим голосом вещал охранник. – Кто здесь? Я последний раз спрашиваю, кто здесь? Я полицию вызову! Я не шучу. Валите на хер отседа подобру-поздорову.

Судя по голосу, сам он боялся не меньше. Кто ж знает, кого встретишь в ночи в Белосветске, тут и урка какой-нибудь прожженный пику под ребро пихнуть может. Ему сие как два пальца обоссать, шокером не спасешься. Миколе бы, конечно, сидеть в своей яме тихо, но малый знатно перетрухал и вылетел пулей из укрытия, когда стражник проходил мимо. Все бы ничего, но Гусёк споткнулся обо что-то и плашкой навернулся о землю. Он резко вскочил, чтобы продолжить свой побег, но тут-то его настиг ток возмездия. Охранник оказался не робкого десятка. Микола снова рухнул оземь.

– Вот ослина-то! – прошептал Санёчек, выглянувший из-за колеса.

– Пизданул, да? Пизданул? – нервозно, но шепотом орал Кузьма.

– Ага!

– Лёня, прием! – мужичок под шипение рации нервозно пытался достучаться до своего напарника. – Лёня, прием! Слышишь? Вызывай ГБР! У нас проникновение. Я вора поймал. Премию нам дадут теперь. Лёня, Лёня, прием! – он стал стучать рацией о свое тело. – Сломалась, шоль? Лёня, прием!

Под крик «русские своих не бросают!» Кузьма ринулся спасать брата, спустя секунду недоумения в атаку побежал и Санёчек. Вспомнил он сразу преодоление окна в стене армейской полосы препятствий. Нырок руками и одной ногой вперед. Цель пройдена. Это как на велосипеде кататься, один раз научился – и теперь на всю жизнь. Туловище помнит.