Лёд и пламень, или Великая сила прощения

Старые верования, верования в множественные пантеоны богов, медленно, но неуклонно уступала место новой, вере в единого бога, чьи последователи учили добру и состраданию, но почему-то вновь обращённые правители предпочитали обращать в новую веру свои народы безотказными методами, то есть огнём и мечом. Обвиняя нас, язычников, как они называли, в жестокости и распутстве, они не замечали того, что их собственные воины в походах «за веру» оставляли после себя толпы вдов и сирот, обесчещенных жён и дев, разор и пепелища. Красивых женщин они сжигали заживо, якобы по обвинению в колдовстве, так что вскоре в их странах не останется не одной красивой женщины, если уже не осталось. А свои грехи они предпочитали не отмаливать у своего бога, а покупать прощение за золото. Подобные бумаги с отпущением грехов, индульгенции продавались повсюду в человеческих городах. Мы, варвары и язычники, всегда с почтением относились к чужим верованиям.

Я бы принял верования людей, поклоняющихся Белому Богу, если бы не их двуличность, как же удобно развязывать захватнические войны под прикрытием миссионерских походов или как они там это называют, как же выгодно кричать на всех углах о своей терпимости к любым верованиям, приманивая на свою сторону как можно больше сторонников, а на самом деле жестоко истребляя иноверцев. Я много странствовал и повидал немало этих миссионеров.

За свою долгую жизнь я понял одну простую истину: никакое убийство не может быть оправдано, во имя чего бы оно ни совершалось.

Много лет мы боремся со жрецами Белого бога, и всё напрасно. Адаон всегда говорил…

Вспомнив о друге, наверное, единственном, среди людей, я вздохнул.

Ах, Адаон, Адаон, сын верховного друида и барда острова Могущества, самого Талиесина и дочери Роанов, морского племени людей-тюленей, Адаон, высокий черноволосый бритт с ясными серыми глазами, скромный юноша, сколько же тебе было, когда ты погиб? Двадцать? Двадцать пять?..

Я вспомнил о том, как я видел его в последний раз.

Мы мчимся на взмыленных конях, преследуемые вражескими всадниками, среди которых есть и инфери: бледные неподвижные лица, белёсые глаза горят жаждой убийства.

Не помню. Как мы оторвались. Но вот в подлеске Адаон вдруг остановил своего коня и спешился.

На земле лежал человек, инфери. У него были переломаны обе ноги. Никогда не забуду взгляд мёртвых неподвижных глаз, который без слов молил нас о пощаде.

И Адаон взял его с собой. Он дал инфери имя – Горхир, выходил его и сделал своим оруженосцем. Но я-то знал, что Адаон видел в Горхире не слугу, а друга. Он научил Горхира говорить и даже обучил игре на арфе.

Вскоре я покинул Остров Могущества, и больше нам не суждено было свидеться с Адаоном в этом мире.

Так, вспоминая своего друга, шагая по направлению к лесу, который, не увидел бы человек, потому что осенние ночи в этих краях слишком темны, а луна, похоже, попрощалась с ними, по крайней мере, месяц назад. Разгорячённый быстрой ходьбой и своими невесёлыми думами я не чувствовал осеннего холода, хотя и был без куртки и плаща, благополучно оставленных мною в доме гостеприимного кузнеца.

***

Прошло время и юную Элладонну сосватали за сына богатого морского торговца. Поговаривали, что молодой Гир был одним из Властителей Запада

И верно, в глазах молодого Гира Торнфильда сверкал нездешний огонь, говорили, что это был свет великой звезды запада Аландиль, восьмой звезды, венчающей звёздный венец из семи великих звёзд королей. Как бы там не было молодых сговорили. Свадебный обряд решено было не проводить, ибо у юной Элладонны, какой позор, недавно родился сын, странно похожий на пришельца с севера. Мать дала мальчику имя, которым называла его только она, ибо догадалась, кем был тот незнакомец с севера, закутанный в аквамариновый плащ и с волосами, белее морской пены.

По обычаи своей земли, Гир, никак не называл мальчика до двенадцати лет, до тех пор, пока не ввёл его в род. Тогда он дал ему имя, Хулдред, что на языке его родины, лежащей за окраинным западным морем, значило «Пламя битвы». Он надеялся, что приёмный сын вырастит воином.

Элладонна долго плакала, не люб был ей статный Гир, глядя на красавца сына вспоминала она единственный взгляд, брошенный на неё незнакомцем. Мальчик рос и с каждым днём становился всё красивее и мудрее. В тринадцать лет он отправился на обучение в Кадорн, великую северную империю. Он должен был поступить в школу магов на факультет магов-целителей кафедру хранителей знаний.

***

Утром я разбудил бывшего викинга, тот пару минут глядел на меня, не понимая, а потом воскликнул:

– Вэрд, значит ты мне вчера не привиделся?

– Давай вставай! В дорогу пора! Завтрак я уже приготовил, и он, кстати, успел остыть и, кажется, замёрзнуть. Я уже позавтракал. Ешь и собирайся! Я подожду тебя на туне.

Я вышел. Ещё ночью я выковал себе щит с объединённым гербом рода Виррд’ар и острова Ленос— орёл распростёр свои крылья над белопарусным кораблём на синем фоне. Ни шлемов, ни кольчуг варрад никогда не носили, потому что ни человек, ни эльф, ни гном, не говоря уже о троллях и гоблинах, не могли превзойти нас в быстроте и ловкости.

Вскоре в дверях показался Торгрим, опоясанный мечом, в серебристой до —блеска начищенной кольчуге, поверх которой был надет кожаный нагрудник с металлическими пластинами, а поверх всей этой воинской амуниции плащ из волчьих шкур – обязательный атрибут берсерка. Из-под. лёгкого крылатого Шлема выбивались огненно-рыжие пряди. На руках были железные боевые рукавицы, а на запястьях стальные наручья. Лёгкий деревянный щит, обтянутый воловьей кожей с окованными краями Торгрим повесил за спину, несколько метательных ножей были заткнуты за широкий кожаный пояс.

– Так ты же берсерк, зачем тебе всё это добро? – я кивнул на боевой наряд моего друга. Тот заметно смутился, но ответил:

– Я берсерк. Но слишком давно я не слышал зова предков, и боюсь, что утратил благоволение богов.

– Но выглядишь ты прекрасно в таком наряде! -поспешил я похвалить приунывшего было берсерка.

Мы оседлали своих коней, Торгрим запер дом, и мы тронулись в путь. Стояло свежее осеннее утро. Лёгкий туман оседал на лицах и руках освежающей влагой. Осеннее солнце не показывалось из-за плотной однородной серой массы, затянувшей небо. На редкость неприятное утро для путников, пустившихся в дальнюю дорогу и не знающих, где заночевать нынешней ночью, но только не для нас. Нас грело вновь обретённое, казалось, давно забытое чувство, чувство сплочённости и защищённости. Каждый обрёл в другом часть себя: я нашёл в Торгриме доброго советчика и верного друга, он – родственную душу. Мы медленно ехали бок о бок, смеясь и болтая по широкой мощёной дороге, видимо, какому-то торговому тракту. К полудню выглянуло солнце, и мы решили сделать привал. Съехав с тропы, мы въехали в прохладу леса. Пришлось спешиться, ибо деревья стояли плотной стеной, и коням нелегко было продираться среди ветвей с всадниками на спинах. Вскоре мы вышли на большую поляну, практически идеальной круглой формы. Расседлав коней, мы развязали наши мешки и принялись за еду. После чего, растянувшись на траве, долго смотрели на проплывающие в небе облака и обрывки туч. Торгрим, кажется, задремал. Когда солнце начало клониться к горизонту, я разбудил Торгрима и предложил:

– Не поразмяться ли нам? Вставай, викинг, буду учить тебя драться.

Торгрим мгновенно вскочил, выхватил свой двуручник и хотел было взять щит, но я усмехнулся:

– До первого касания, будем биться без щитов, так сложнее.

Мгновенно приняв боевую позицию, мы пригляделись к противнику. Оба могучие широкоплечие, рыжебородый великан с тяжёлым двуручником наизготовку, сверкающий льдисто-синими глазами из-под косматых бровей и худощавый жилистый сребровласый воин с холодным чуть насмешливым взглядом ярко-смарагдовых глаз без кольчуги, небрежно сложивший руки на посеребрённом навершие безобидной на вид трости – смертоносном оружие. Ещё накануне я продемонстрировал все возможности гильвурна Торгриму, и тот, увидев, как неуловимо быстро раскрываются веером три обоюдоострых лезвия, как стремительно перехватывает гильвурн вторая рука, как молниеносно, словно мысль, порхает в моих руках смертоносное оружие – он был поражён до глубины души. Но теперь нам предстояло сразиться на мечах. Он, наверняка, думал, что с лёгкостью меня одолеет. Чудовищная наивность, ведь у всех варрад, с молочно-белыми волосами, прямых потомков Белых Стражей, воинское искусство в крови, и нас с измальства учили владеть всеми видами оружия. Я предоставил право первого выпада своему противнику. Торгрим не замедлил им воспользоваться. Но двуручник рассёк воздух, потому что я давно уже преспокойно стоял в стороне. Я метнулся к кузнецу и занёс над головой сухо щёлкнув раскрывшимися лезвиями гилвурн, но тот в последний момент увернулся, и не успел я оглянуться, как в меня полетел невесть откуда взявшийся боевой топор на длинной рукояти, хорошо, что не кузнечный молот. Но моя рука оказалась быстрее, топор, перехваченный в воздухе железной хваткой опытного в боях варрада, слабо завибрировал и полетел в кусты. Но вот мы уже кружимся по поляне, не переступая, впрочем, воображаемой линии, очерченной нами по молчаливому согласию. Примерно через час в ход пошли метательные ножи, но не один не достиг цели. Я сражался молча, сосредоточенно, а мой противник менялся на глазах. В его льдисто-синих глазах загорелся огонёк, не предвещавший мне ничего хорошего, вскоре огонёк уже пылал ярким пламенем, я знаю этот характерный взгляд берсерка, взгляд неконтролируемой ярости, направленной на то, чтобы убивать! Вскоре глаза Торгрима подёрнулись белёсой пеленой, которая всё мутилась. Да, кажется, пришло время заканчивать наш поединок, пока Торгрим не натворил бед. Теперь я убедился, что его рассказ чистейшая правда, он, правду, был берсерком.

– Торгрим, опомнись! – крикнул я, но было уже поздно.

Торгрим отбросил в сторону двуручник и набросился на меня так быстро, что я не успел уклониться. Руки берсерка сдавили моё горло. Я никогда не боялся этих свирепых воинов, но теперь мне стало по-настоящему страшно: задушить насмерть он меня не сможет, это не удавалось ещё никому, а вот покалечить сможет и довольно серьёзно. Но больше я испугался за него самого, ведь мало ли что может прийти ему в голову, когда он поймёт, что со мной ему не справиться. Вдруг он попытается вырывать с корнями деревья и неминуемо расшибёт себе голову о первую же столетнюю сосну. Я перехватил его запястья и сдавил. Берсерк застонал и ослабил хватку, но тут тонкий свист прорезал тишину, и эльфийская стрела вонзилась в плечо Торгрима. Тут же раздался крик: «Прекратите, безумцы! Что же вы делаете!» и на поляну выскочил высокий эльф в серебристой лёгкой кольчужке с луком наизготовку. Я спихнул с себя кузнеца и вскочил: – Лаурендиль! – бросился я обнимать эльфа, – Как ты здесь очутился?

– Потом, потом, Вэрд, надо разобраться с нашим общим знакомцем. Эй, Торгрим, очнись!

– Ты его знаешь?

– Да, частенько заказывал у него оружие для королевских мечников. Честно говоря, я впервые вижу его в таком состоянии, – шёпотом добавил эльф.

Торгрим между тем поднялся, вырвал из плеча стрелу, и, переломив её пополам, отбросил в сторону, затем повернулся к нам. Ярость улеглась, в горле больше не клокотал сдерживаемый рык, а глаза снова приобрели свой нормальный окрас.

– Извини, – задыхаясь, пробормотал он, подходя ко мне и кладя руку на плечо, – я тебя не покалечил?

– Не успел, – усмехнулся эльф.

– Привет, Лаурендиль! Как ты вовремя! Иначе я…

– Ладно, не будем об этом. Расскажи нам, Лаурендиль, какие дела привели тебя в этот час на эту уединённую поляну.

– Ну, во-первых, я уже давно приметил тебя, о великий из великих, – шутовски поклонился мне эльф, – с полмили я гнался за тобой, но ты даже обычным шагом умудряешься идти быстрее, чем скачут самые быстрые эльфийские кони. Я немало поразился, увидев тебя в простом плаще странника да к тому же пешком, поэтому и забеспокоился. Доверенные советники повелителей не разгуливают среди бела дня в дали от своей родины с опущенными на лица капюшонами, если только не хотят, чтобы их узнали, а если они не хотят, чтобы их узнали, значит, наступают тяжёлые времена.

– Тяжёлые времена не проходили уже лет пятьсот, шестьсот, ты сам это прекрасно знаешь, и вам, эльфам, тоже досталось и от орков, и от гоблинов, и ещё от каких-то там тварей. Не понимаю я, неужели невозможно жить мирно. Почему наши расы вечно враждуют и стараются захватить чужое?

– Это ты лучше у орков с гоблинами спроси, – улыбнулся эльф, – а ещё лучше у всяких там колдунов, что жаждут власти над всем миром. Вот они-то и насылали на нас орков с гоблинами, армии инфери и огров. Сами-то эти неотёсанные грубияны, могут только грабить то, что не успели разграбить другие да добивать раненных.

– Я ненавижу людей, ведь эта раса возомнила о себе невесть что, коли она многочисленна, значит и только она имеет право на существование, а ведь наши народы пришли в этот мир первыми, и именно нашим народам дана мудрость, которую люди растеряли давным-давно!

– Зло порождает зло, – тихо сказал эльф. – мститель ничем не лучше палача! – с необычной серьёзностью заметил Лаурендиль.

Мы помолчали, а потом я спросил, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно непринуждённее, на сердце было тяжело от сознания того, что злоба, гордыня и ненависть становятся обыденны, а благородство, любовь и сострадание скоро станут невозвратной мечтой.

– Как ты меня нашёл?

– Я же говорю, удивился эльф – увидел тебя, бредущим куда-то по пустынному юго-восточному тракту, увидел и порядком перепугался, и сразу же помчался за подмогой, правда, сейчас со мной всего двое, – он смутился, – объединённая армия эльфов и гномов идёт следом за нами.

Я присвистнул:

Но не успел я как следует удивиться, как Лаурендиль переливчато свистнул, что у лесных эльфов значило «Всё в порядке», и на поляну тут же с шумом выскочили двое: длиннобородый гном с боевым топором и высокий человек с мечом у пояса.

Эльф поочерёдно представил своих спутников:

– Геррет, военачальник всего объединённого войска гномов и Доррен, боевой маг из рода людского

Я ахнул и поклонился сразу обоим. Гномий военачальник, выпятив грудь, гордо вышел вперёд и приклонил колено:

– Мои воины рады служить тебе, повелитель!

Не успел я что-либо ответить, как маг-человек едва ли ни ниц пал у моих ног:

– Это великая честь для меня, повелитель, служить вам и вашему народу!

Затем произошло совсем уж неожиданное: Лаурендиль опустился на одно колено и произнёс:

– Я, Лаурендиль Лорентийский, военачальник объединённого войска эльфов и родич нашего славного короля Элдона, клянусь тебе, о повелитель, в верности и обещаю оказать посильную помощь!

– Встаньте! И объяснитесь, вам же ведомо, что я всего-навсего советник повелительницы острова Ленос. Так почему вы ведёте себя так, словно я верховный владыка всех народов и рас? Я, разумеется, знаю, что повелителями издревле считали всех светловолосых варрад, но для вас я словно бы король?

– Так оно и есть, – спокойно подтвердил эльфийский вельможа и военачальник, – Ты – единственный светловолосый варрад среди всех нас, – и он провёл рукой широкую дугу, намекая, похоже, на все континентальные и островные государства, а также на бесчисленные свободные народности, жившие в лесах и на болотах. Мне ничего не оставалось, как горестно молчать, представляя, какой огромной армией мне придётся командовать. Этот факт меня обескуражил, а эльф, не дав мне опомниться, продолжал:

– Я собрал триста тысяч лучших воинов, Геррет заверил меня, что за ним прибудет около шестьсот тысяч.

Я вздохнул. Доррен почему-то побледнел и опустил голову.

– Люди-маги враждуют с варрад, – глухо начал он, – я всегда был на вашей стороне. И ковен тоже, но…

– Ты Отлучённый, – догадался я.

– Да, – ещё тише почти прошептал, чем проговорил в конец уничтоженный Доррен. – Я знаю, что не достоин находиться среди столь славных представителей…

– Не болтай ерунды! – не выдержал я, а Доррен лишь ещё ниже опустил голову.

Он был высок. Длинные прямые волосы спадали на плечи и были абсолютно седыми, белыми, как снег, хотя на молодом лице ещё не было ни одной морщины, а серо-зелёные глаза были острыми и проницательными. О, эти глаза. когда он впервые взглянул мне в лицо, я поразился глубине и мудрости этих странных глаз, они ещё не утратили загнанного выражения, свойственного всем Отлучённым, но вместе с тем казались глубже и пронзительнее, нежели у других людей, которых я когда-либо встречал. В них словно бы сиял какой-то негасимый свет. У него была странная привычка, наклонять набок голову, словно задумываясь о чём-то. Благодаря этой привычке он казался мне каким-то мечтателем, может быть, певцом, бардом, а может быть даже филидом, певцом-провидцем, поэтом-магом, с такими-то глазами!.. голос его был сипл, словно ему пришлось долго кричать, и он сорвал его. На правой руке не было кольца, магического кольца силы, но это и понятно, ведь он был Отлучённым, Отверженным Белым советом, лишённым магической силы. Но зато на запястье правой руки я увидел браслет: тонкую серебряную нить с большими молочно-белыми камнями, Алмазами Запада, Камнями Верности, редчайшими камнями, символами верности и преданности. Реже, чем Алмазы Запада были, наверное, только Финиты, или Философские камни, дымчато-серые, вернее, серебристые, в чьих бесчисленных гранях солнечный свет преломляется всеми цветами радуги, да прозрачные, как слеза, Камни Бризенгамена, которые равно служат, как свету, так и тьме, в зависимости оттого, чем наполнить из прозрачную глубь этих магических кристаллов. Молочно-белые Алмазы Запада, добывались в потаённой долине, на дне зачарованного озера Тумлас в Западных горах, говорят, именно там находился потаённый город Гондолин, воспетый во многих легендах запада. Финиты и Камни Бризенгамена добывались всё в тех же Синих горах запада подземным народом карликов, в Кадорне их называли Красивым народом. Говорят, что и в подземных штольнях Красивого народа тоже находили эти прекрасные камни, а также множество других, прекраснейших, обладающих величайшей силой, но Красивый народ давным-давно закрыл врата своего подземного королевства для наземных жителей, дабы не смогли они более проникнуть в их тайны.

– Откуда у тебя этот браслет? – изумлённо спросил я.

– Это подарок! – кратко ответил он, – Память о дорогом друге!

Слишком дорогой подарок. Просто приятель не мог подарить такую вещь, как браслет из Камней Верности, потому что молочно-белые камни эти, их ещё называли Лунными, были зачарованы, дабы сохранять узы любви между дарителем и одаряемым. Такой дар мог преподнести только близкий друг, связанный с одаряемым Великой клятвой верности, родной брат или побратим.

Но как следует поразмыслить над таинственным даром мне не дали. Из задумчивости меня вывел эльф, подошедший с каким-то вопросом. Но вместо ответа, я накинулся на него с обвинениями:

– Так может ты мне объяснишь, что за балаган вы тут устроили? Почему я вдруг…

– Не понимаю, чем ты не доволен, – пожал плечами Лаурендиль, – нам всем нужен толковый опытный вождь, за которым пойдут безоговорочно все народы и расы, кстати, драконы тоже с нами. Также своё согласие содействовать нам дали русалки, дриады, наяды и прочие малые народности

– А также, бугул-ноз,, инфери и прочая нежить?

– Это не смешно, – серьёзно заметил эльф, – Если понадобиться, мы призовём на помощь и бугул-ноз, инфери с драугами…

– Только Драугов-то нам и не хватало! – возмутился я.

– А чем они тебе не нравятся? – поинтересовался эльф, – те же берсерки только и всего!

– Только и всего! – взорвался я. —я, разумеется, хочу победы, но не ценой перегрызенных глоток и разорванных животов. Я никогда не призову…

– — Станут они спрашиваться! – усмехнулся Лаурендиль. – Кстати, люди лесов, тоже собирались прийти.

Я возвёл глаза к редеющему лесному пологу.

– Такое ощущение, что мы собираемся драться с самим Чёрным духом?

– По поводу чёрного духа не знаю, а вот Орред уже проснулись в глубинах.

– Орред! – я всплеснул руками, – духи всепожирающего подземного огня, которые люди называют лавой, плазмой или чем там ещё. Так они же… они же…

– Да, они пробудились. Кто их пробудил неизвестно, похоже, именно люди, пробивающие насквозь скалы, дабы сократить торговые пути, вгрызающиеся в земные недра в погоне за серебром и золотом. Наши братья, гномы, которым предписывают чрезмерную алчность и прочие грешки, уже давно смекнули, что с подземным огнём шутки плохи и не беспокоят его почём зря, а вот людям это только предстоит выяснить.

– Да уж, смекнули, – проворчал гном, – но какой ценой? В подземном огне должны были погибнуть почти все наши редкие каменья, которые мы ценим больше всего на свете, ибо они продлевают гномам жизнь, а людей делают бессмертными, рецепты бесценных эликсиров, превращающих медь в золото и делающих любой самый обыкновенный камешек острее и твёрже алмаза. Утрачены бесценные знания, которые наши предки потом и кровью выбивали из несговорчивых гранитных скал и копили веками. И всё это утрачено, БЕЗВОЗВРАТНО утрачено! – гном схватился за голову и закатил глаза.

– Нам предстоят тяжёлые испытания! – подытожил я.

– Люди севера к твоим услугам, о повелитель! – опустился на одно колено Торгрим, уже управившийся с поиском оружия и теперь прислушивающийся к разговору. – У меня осталось множество друзей среди викингов и берсерков севера, и я сообщу им…

– Ага, а говорил, что ты одинок в этих землях, – перебил я со смехом, – ну и хитёр ты, берсерк!

– А как ты планируешь найти хотя бы одного из воинов-северян, – поинтересовался эльф, – ты же не сможешь передвигаться по лесным тропам незаметно. Насколько я тебя знаю, ты же всегда предпочитал морские просторы лесным чащобам. Не то, что твои предки в серых волчьих шкурах.

– А твоим предком, я вижу, был тот лесной эльф, заколовший свою неверную жену и проклявший сына, а вместе с ним и целый город! – не остался в долгу Торгрим.

Лаурендиль вместо ответа быстрее молнии выхватил из-под плаща тонкой работы кинжал и метнул им в кузнеца, но тот пригнулся, и кинжал, просвистев в воздухе, по рукоять вонзился в древесный ствол на том конце поляны. Гном ахнул:

– А если бы ты его задел, клинок смазан ядом, что издревле изготавливали гномы. Хватит малейшей царапины, чтобы любое живое существо, кроме гномов упало замертво.

– И кроме варрад, если яд недостаточно силён, – добавил я, а эльф рассмеялся:

– Я достаточно хорошо знаю нашего берсерка, чтобы предугадать его действия, а быстротой реакции он посоперничает даже с варрад.

Но гном, по-прежнему ворча, полез на могучий дуб, высвобождать злосчастный клинок. С четвёртой попытки он выдернул кинжал из ствола и с восхищённым вздохом протянул эльфу.

– Ну ты и силён! Даже гному не под силу оказалось выдернуть его с первого раза, – эльф гордо улыбнулся и прерванный разговор возобновился.

– Я должен отправиться к своим братьям по оружию на север, – сказал Торгрим, метнув негодующий взгляд на эльфийского военачальника, тот лишь улыбнулся:

– Думаю, ты понадобишься повелителю, – и с этими словами он свистнул, вернее, этот свист услышали все, кроме людей и тут же на плечо эльфа опустился ястреб, а вокруг закружилось с десяток представителей пернатого мира. Эльф что-то прощебетал на птичьем языке, половину я так и не понял, слишком быстро он говорил, и птицы взмыли ввысь и, рассредоточившись, понеслись в разных направлениях.

– Они разнесут вести о грядущей битве и о вернувшемся повелителе по всем королевствам варрад и всем остальным расам, – удовлетворённо объявил Лаурендиль,

Настал мой черёд. Прочистив горло, я крикнул, вернее, завопил. Вопль этот напоминал вой волка, но в то же время был похож на человеческий. Он эхом прокатился в лесной чаще и замер вдали. Все находившиеся на поляне зажали ладонями уши.

Первым опомнился Торгрим. Он раскрыл рот, пытаясь что-то сказать, но из горла вырывалось какое-то невразумительное бульканье. Пару секунд он безуспешно пытался справиться с голосом, потом хрипло прошептал:

– З… зачем это?

– Наш военачальник и друг, – спокойно начал объяснять невозмутимый Лаурендиль, – пытается вызвать одного из твоих братьев по крови.

– Оборотней что ли? – усмехнулся оправившийся Торгрим.

– Почти. Подожди, сам увидишь, но сперва услышишь.

Тишину прорезал ответный вопль. Он всё приближался и вот на поляну выбежало существо… увидев его Торгрим закрыл руками в миг побледневшее лицо. Человекообразное существо было сплошь покрыто жёсткой волчьей шерстью. Длинные пятипалые ладони и ступни заканчивались загнутыми к низу когтями. Янтарные волчьи глаза на покрытой серой шерсти морде, хотя нет, лучше сказать, лице, не мигая смотрели на маленькое сборище, так бесцеремонно нарушившие его покой. Серые волчьи уши чутко прислушивались, шерсть на загривке, вернее, на подобии шеи встала дыбом. В первый миг я испугался, что пришедший сейчас на нас бросится, но бугул-ноз подошёл и протянул лапу-руку… Доррену: