Лёд и пламень, или Великая сила прощения

Стал Один самым мудрым среди богов, но по-прежнему не давал ему покоя богатый и заповедный край за Великим Западным морем. И собрал он всех асов и повёл их на запад, к границам светлого Ванахейма, и вышли тогда из ворот мудрые ваны, что не желали сражаться, но готовы были стоять до конца за свою родину. Хотели они решить спор миром, но бросил Один в них своё копьё Гугнир, что никогда не пролетало мимо цели, и завязалась битва, но никто не мог победить в ней, ибо не суждено никому из них погибнуть до дня Рагнарёк.

Устали боги и заключили мир. Тогда пришли добрые ваны в Асгард на великий пир вместе со своими жёнами, сёстрами и дочерьми. Пленились юные асиньи красотой ванов, вечно молодых жителей Ванахейма со смарагдовыми глазами, словно зелень морских вод и серебристыми волосами, словно пена морская, а незамужним девам ванов пришёлся по нраву облик синеоких асов с волосами цвета расплавленного золота, и состоялось в тот день множество свадебных пиршеств. И пошёл от союза асов и ванов народ Варрад, что значит «Верные долгу». Но своими прародителями считаем мы аса-Хеймдалля и ванадису Нертус, потому, что в отличие от людей, мы помним древнейших богов и чтим их.

Полюбился Одину красивый и мудрый Хеймдалль, опоил его Один вином, подмешав в него сонные травы, а когда очнулся ото сна Хеймдалль выдумал для него историю о том, будто бы рождён был Хеймдалль девятью волнами от него, Одина, но украден был в младенчестве вероломными ванами. Вана-Ньёрд жил в Асгарде заложником, но как не пытался ван переубедить Хеймдалля, Хеймдалль поверил обману Одина, и даже сын его, Тхандин, не смог пробудить у отца воспоминаний прошлого. И стал аса-Хеймдалль стражем радужного моста Биврёст, и, говорят легенды, именно он протрубит в золотой рог Гиланрхорн, возвещая начало дня Рагнарёк – последнего дня мира. Остались жить в Асгарде и Ньёрд с детьми, а жена Хеймдалля ванадиса Нертус вместе с сыном Тхандином и другими детьми вернулась в заповедный Ванахейм, ибо не могла она переносить разлуку с родиной. По преданию после дня Рагнарёк вана-Ньёрд, живший в Асгарде заложником мира, вернётся в благословенный Ванахейм, который выстоит в последней битве, а некоторые, ещё более древние легенды, которые помнит мой народ, говорят, что вместе с вана-Ньёрдом вернётся в Ванахейм и Хеймдалль, который, вспомнит, наконец, свою истинную родину.

От союза асов и ванов и пошёл народ Варрад. Именно своим детям доверили асы и ваны беречь, сохранять и преумножать мудрость, накопленную ими в золотых небесных чертогах Асгарда и в чистейших белоснежных дворцах и палатах Ванахейма. А тем временем в Мидгарде рождались, жили и умирали люди.

Владыками Запада называли прекрасных мореходов из-за Великого Западного моря. Стремились они вслед за сёстрами Дану и Дон в новые земли, к новым знаниям. Величественны и прекрасны были Властители запада, но, сталкиваясь со злобой и алчностью потомков людей, вырезанных из деревьев Одином, становились великие мореходы злы и завистливы. Всё глубже и глубже проникали в их сердца песчинки, становясь постепенно всё больше и больше, пока, наконец, не превратили их сердца в камни, и стали проклинать их же потомки. Стали великие мореходы запада жестокими и беспощадными пиратами, и не было бедствия хуже, чем их набеги на острова и прибрежные земли.

Боги перестали спускаться в срединный мир живых, а среди людей всё чаще и чаще стали рождаться ужасные люди, которые могли вызывать в себе Неистовство духа, скрытое в каждом живом существе. Их стали посвящать верховному богу Одину и называть берсерками. В постоянных битвах они были незаменимы, потому что не чувствовали боли, не ведали страха и усталости, а сила их увеличивалась во много раз, один разъярённый берсерк мог задушить голыми руками до двадцати могучих воинов прежде, чем падал без сил и засыпал на поле боя. Но в своей неодержимой ярости берсерки нередко набрасывались и на своих друзей и близких. В этом состоянии они становились неуправляемы: налитые кровью глаза, пена на губах, звериное рычание вместо человеческой речи. И подобно волкам берсерки бросались на горло, разрывая человеческую плоть зубами. Не было ничего страшнее, чем разозлить берсерка, а разъярялись они мгновенно и по любому поводу. Нередко берсерки в своей ярости бросались за борт боевых кораблей и тонули. Но их неуспокоенный дух продолжал носится над морем с жалобными криками, пока не возвращался в тело. И тогда такой оживший мертвец поднимался из глубин, и тогда спасения от драуга не было никому. Как все мёртвые драуги имели магические способности: могли предсказывать будущее, исцелять, превращаться в животных, обычно в котов, сохраняя при этом глаза и разум человека. Так как драуги при жизни были берсерками, то после смерти они питались исключительно человеческой кровью и плотью. Набеги драугов на человеческие поселения были настоящим бедствием.

И вот от этих-то ужасных созданий и должны были варрад – потомки двух великих племён богов, и должны были они оберегать людей. Но не по нраву первым варрад были люди и призвали они в помощь себе Велинов и Велл – детей светлых альвов и богов, которые и ходили по земле, распространяя знание и свет среди людей, а первые варрад наблюдали за ними с высот, и иногда помогали, пока однажды, Семь великих лордов, во главе которых шёл сам Тхандин, не устыдили свой народ, и не повели его в земной мир.

Много восходов вели великие вожди свой народ на восток из благословенного Ванахейма. На дивных белоснежных кораблях плыли наши предки всё дальше и дальше по бурным водам, пока, наконец, не пристали к двум островам: Смарагдавому острову и Острову Могущества, где и встретили народы двух сестёр – Дану и Дон. Ссорились между собой две сестры, и люди, что шли за ними тоже невзлюбили друг друга. И вот, беспрестанно сражаясь друг с другом, один из двух народов, наши хронисты не помнят, какой, создал ужасный Котёл Перерождения, в котором оживляли мёртвых воинов. В отличие от драугов, имевших душу, способных разговаривать и самостоятельно мыслить, владевших огромной физической и магической силой, Инфери, или Мертворождённые, вышедшие из Котла Перерождения, были безмолвными рабами живых. Не помнили они своего прошлого, не ведали не жалости, ни сострадания. Они были призваны убивать. Даже жестокие драуги иногда помогали смертным, да, за плату, порой за неизмеримую, но помогали, а кое-кто из драугов иногда и вовсе возвращался к своей прежней жизни, ведь всё же были среди драугов и мирные рыбаки, утонувшие в бурю, и добродушные земледельцы, погибшие при пожаре или от голода, миролюбивые лесорубы, придавленные упавшим деревом, а среди инфери не было месту жалости и состраданию. И вот этих-то ужасных воинов Дети Богини Дон и Туата Де Данаан напускали друг на друга.

Но вот однажды на Смарагдовый Остров, а позже и на Остров Могущества пришли Сыны Миля – воинственные племена Властителей Запада, как они себя называли. В жестоких битвах с людьми племена Туата Де Данаан, которые искренне считали себя богами, потерпели поражение. Часть и села на белоснежные корабли, без зазрения совести отнятые у варрад и отплыла назад, в благословенный Ванахейм, а другая скрылась в волшебных полых холмах, или Ситхах, как они их называли. Дети Дон оказались мудрее своих сородичей и ещё многие века мирно правили бок о бок с снами Миля. И именно на Острове Могущества нашли варрад себе приют и защиту от людей, которые завидовали их прекрасному облику, огромной магической силе и бессмертию.

Многому обучили варрад детей Дон, из которых позже и вышли первые друиды.

Но именно, здесь, на Острове Могущества, и разошлись пути семерых лордов. Пятеро из них отказались плыть дальше и остались на острове могущества, а двое: Тхандин и Аркенлауг поплыли дальше.

И вот однажды в пустынных водах моря, которое они назвали Северо-западным нашли они обширный архипелаг, и основали там своё государство. Женился Тхандин на прекрасной Тхар, сестре Аркенлауга, а Аркенлауг взял в жёны сестру Тхандина – прекрасную Бертею. Так как они были бессмертны, то правили много столетий и родились у них дети, которые и заселили все острова архипелага.

Но вот однажды повздорили между собой друзья, и Аркенлауг вместе с женой отправился странствовать в поисках лучшей доле, и, рассказывают легенды, затонул его корабль в страшную бурю.

Между тем его потомки и потомки Тхандина стали встречать потомков тех пятерых вождей, что остались на острове Могущества. Узнали они и об участи тех пятерых. Когда люди всё же окончательно завоевали Остров Могущества и изгнали последних детей Дон за море, стали они истреблять варрад, живших на острове, и убили всех пятерых великих королей, и их многочисленные потомки отправились скитаться по морям. Многие вернулись в Ванахейн, другие так и остались среди людей, ища для себя лучшей доли.

Рос и множился мой народ, но вражда, которой положили начало Тхандин и Аркенлауг, не утихала. Но люди заставили моих предков позабыть распри и сражаться на одной стороне. Но как бы не сражались варрад за свою свободу, людей с каждым столетием становилось всё больше и больше, и вот наступил момент, когда варрад пришлось спасаться, а не нападать. Они магией укрыли Великих архипелаг в Северо-Западном море.

Шли века, и варрад стали утрачивать бессмертие, потому что начали сходиться с людьми, которые наконец, поняли, что варрад несут добро и свет и стали мирно жить рядом с ними. Поняли… но не все. Многие по-прежнему убивали моих предков, и не только их, но и всех тех, кто не принадлежал к человеческой расе. Велины и веллы, прекрасные бессмертные Посланцы Богов, как их иногда называли, тоже страдали от рук людей и тоже смешивались с варрад, ведь вместе противостоять общему врагу гораздо легче, чем в одиночку.

Раздались звуки труб.

Я выпрямился в кресле.

В резные дубовые двери чинно вошли шестеро высоких мужчин в серебристых плащах. Впереди них шёл седьмой. На голове его красовался серебряный обруч с многоугольным голубым камнем – отличительный знак государственного посланца. Я внутренне застонал. Видарго к’хар Пеу, глава ордена крау де К’яро народа Ньяров. Ньяры, крылатые люди, обладали поразительной способностью сеять раздор и вражду между дружественными доселе племенами и народами. Гордый, самовлюблённый народ, принимавший за оскорбление любой косой взгляд, он был очень богат, занимая обширные территории на вершинах Рудных гор на западе великого Ландского материка. От людей ньяров отличал удлинённый птицеобразный череп, более хрупкое телосложение и, главное, большие крылья за спиной, похожие на крылья стрекозы, такие же переливающиеся и полупрозрачные, но только размах у них был побольше орлиных. А внешность… несправедливо, что такой злобный и склочный народ боги одарили столь прекрасной внешностью. золотисто-коричневые миндалевидные раскосые глаза, белоснежная кожа с медным отливом, тёмно-золотые волосы, хрупкие тела, благородная осанка, словом, сущие красавцы. Несмотря на свои могучие крылья, ими ньяры пользовались редко, предпочитая ездить, вернее летать на крылатых псах, или, лиманах, как они их называли. Вот один такой кружил сейчас под потолком зала советов, нервируя придворных дам.

Посольство раскланялось, заручившись честным словом алта острова Ленос, что варрад не намерены прерывать торговлю с народом крылатых людей и что в случае нападения… ох, как устал от всей этой дипломатической мишуры.

Совет продолжается, посланцы разных стран и народов по очереди заходят в зал, а я сижу и размышляю о прошлом своей родины.

Люди… люди… сколько зла они причинили моему народу. Война… уже вторую войну я переживаю. Первая была между магами-людьми, но почему-то варрад и тогда не оставили в покое, наверное, из-за наших незаурядных способностей. Большинство из нас встало на сторону Белого союза, возглавляемого Белым Советом магов. Но некоторые предпочли нейтралитет. Мой род, род Виррд’ар был втянут в эту войну. Мне, моим братьям и сёстрам, отцу и матери пришлось сражаться не на жизнь, а на смерть. (женщины у варрад носят оружие на ровне с мужчинами). Я помню людские земли, объятые пожарами, чумой и предательством, помню лица вдов и сирот, толпами бегущих из разорённых или сгоревших селений и городов, помню жестокие убийства, подкреплённые только жаждой крови. Я улыбнулся, вспомнив наших женщин на крылатых конях, у людей-северян подобных дев-воительниц называли валькириями. Все представители моего рода погибли в той войне магов, и я остался единственным. И вот новая война!.. страшная грязной расовой война!.. На нашу сторону встали все расы: эльфы, гномы и даже гоблины, оборотни и тролли, которые, вообще-то никогда никому не подчинялись и уж тем более ни с кем не заключали союзов. Даже драконы не остались в стороне. После победы Белого Союза в той страшной войне единственными людьми, которых я жалел, были маги-изгнанники, Отлучённые, или точнее сказать, Отверженные, маги-предатели. Многие из них жестоко раскаивались в своих проступках, но верховный маг не счёл возможным простить их, и они, словно сухие листья, носились неприкаянные по белу свету, нигде не находя приюта. С моей лёгкой руки и алта Альдис стала обращать внимание на этих отщепенцев, по воле «доброго» Светлого совета оставшихся без крова, и стала оказывать им всяческую поддержку, то есть брать их под свою защиту и предоставлять политическое убежище на Ленос. Зачастую эти люди-маги становились нашими хранителями, то есть теми, с кем мы делились своей кровью и в случае нашей смерти в бою или на Круге Познания (круги, на которых мы совершали обряд, убивая себя, и общаясь с душами мудрейших, дающих нам советы, как управлять государством и разные подобные) должны были позвать нас обратно в этот мир, если кто-то из нас по какой-либо причине не хотел возвращаться, хранитель обязан был заставить нас. Но, бывало и так, что хранители не пытались вернуть своего повелителя. После смерти повелителя его хранитель становился самым могущественным из людей. Я никогда не назначал себе хранителя, потому что считал, что сам вполне способен найти дорогу назад… но что же всё-таки будет с нами, варрад, теперь, когда война длится уже более пятидесяти лет? Я не сомневаюсь, что мы победим, с поддержкой эльфов, гномов и драконов наши силы неравны, но, тогда люди не успокоятся, не желая признать своё поражение. А воевать веками мы не можем. Экономика расшаталась, учащаются предательства и дезертирство, падает боевой дух, уставших от бесплодной борьбы…

Ход моих мыслей грубо прервали, заданным прямо в лоб вопросом. Я его не услышал, а прочёл мысли: «когда же закончится эта война?», на сколько я успел сообразить, посол говорил что-то совершенно другое Альдис, но мысли его были обращены почему-то ко мне. Я поднялся и, выждав приличавшую паузу, сказал, что мы, советники, со своей стороны делаем всё возможное, чтобы эта надоевшая всем война побыстрее завершилась, или, по крайней мере, не была бы столь пагубной. Посол смутился, видимо, вспомнил, как не слишком-то учтиво могли прозвучать его мысли.

Совет завершился всеобщим недоумением. Торговые и иные вопросы были решены, но главный вопрос оставался без ответа: когда же закончится эта треклятая война, и что следует принять для её скорейшего окончания.

Никакого торжественного приёма не последовало, послы распрощались и разъехались, то есть разлетелись. С острова было только две дороги: на кораблях или на т’арх, а послы предпочитали судами не пользоваться, мало ли что могло их поджидать в открытом море, воздух надёжнее.

Остаток дня я провёл в одиночестве, бродя по лесистым холмам острова Ленос. Вернувшись ко дворцу поздно ночью, я хотел было пройти мимо стражей в свои покои, покои советников располагались на противоположной стороне от покоев повелительницы в самом дальнем конце дворца, как один из стражей поймал меня за рукав и прошептал: «повелительница просила вас зайти к ней!» еле сдерживаемая усмешка очень мне не понравилась, но я поблагодарив, прошёл в дом и тихо постучался в высокие резные двери опочивальни повелительницы.

– Войдите! Я знала, что это вы, Вэрднур, садитесь.

Сама повелительница, уже без золотого обруча и украшений, но всё в том же платье сидела в высоком кресле у стола, опершись подбородком на руки. Я опустился в кресло на против.

– Вэрднур, что вы думаете по поводу сегодняшнего совета, или Вы, как всегда, не слушали?

– Практически угадали, повелительница! – ответил я, как потом сообразил, не очень учтиво, но она даже и не заметила, – я знаю всё, что они скажут ещё до того, как начнётся очередной совет. Уже пятьдесят лет мы созываем эти внеочередные совещания, и на всех одно и то же. Я бы очень хотел…

Но она перебила меня:

– Да, знаю, Вэрднур, но я позвала вас по другому поводу.

Она надолго замолчала и пристально посмотрела мне в глаза. О, как хорошо я знал этот пристальный взгляд. Золотой обруч повелителя и серебряный советника были не только признаками власти, но и позволяли защищать свои мысли от недозволенного вторжения. Сейчас ни на ней, ни на мне не было обручей, а я не мог опустить взгляд, раз установленная, связь могла быть разрушена только установившим её. Волна образов захлестнула моё сознание, и я вздрогнул. Она думала о том, о чем и я.

– Вэрд, я читала твои мысли! Я тоже этого хочу, мы не можем пожениться, потому что древний закон запрещает мне выбрать супруга среди моих подданных, я могу выйти замуж только за правителя другой долины или его наследника. Но… я люблю тебя, Вэрд!

И, не говоря больше ни слова, она бросилась ко мне. Я, не соображая, что делаю, прижал её к своей груди. А потом…

Когда я очнулся от сладостного возбуждения, Альдис лежала рядом с открытыми глазами.

Что я наделал! Она повелительница, а я… жгучий стыд прожёг меня насквозь.

– Прости меня, – прошептал я, но она уже слышала меня без слов.

– Ты раскаиваешься в том, что только что сделал? Не отвечай, я знаю. Я знаю, что более пятисот лет ты алкал меня, я знаю также, что у тебя никогда не было женщины, но ты на диво пылок. В тебе скрывается пламень, хоть ты и пытаешься скрыть его под ледяной маской. И это не только страсть. Неистовство духа, скрытое в тебе, когда-нибудь бесконтрольно вырвется наружу, если ты будешь так подавлять его. ты умелый воин и боевой маг, владеющий также и всеми разновидностями магии, самый могущественный среди варрад, и вынужден постоянно бороться с самим собой. Не заковывай в лёд неистовое пламя, Вэрд, это принесёт тебе несчастье, – она помолчала, а потом задумчиво продолжила:

– До тебя я имела мужчин, но никто из них не любил меня. Им нужен был трон или моё благоволение. Тебе кажется, что ты совершил ошибку, поддавшись искушению, нет, Вэрд, ты поступил так, как велело тебе твоё сердце. Знаешь, я полюбила тебя лет триста назад, когда ты, бросился на остриё копья, заслоняя меня своим телом. Копьё тогда вошло тебе в грудь и вышло, едва не задев сердце. Помнишь?

Да, я помнил. Я помнил горящий город, помнил, как подбитый жеребец Альдис рухнул, а она, в латах и с мечом стояла растерянная, пока к ней не подлетел воин, благо оказавшийся простым наёмником, иначе ей бы не справиться с колдуном. На счастье я оказался рядом, и прорубившись к повелительнице, в последнюю секунду заслонил её собой… Вражье копьё прошло между рёбрами, и вышло с противоположной стороны, чудом не задев сердце. Но я успел нанести смертельный удар, и наёмник рухнул, увлекая меня за собой. Его конь чуть не раздробил мне все кости, но я выжил. Вопреки судьбе! Я выжил и стал доверенным советником Альдис. А теперь…

– Останься со мной? – жалобно попросила она.

– Я не могу. Ты сама сказала, что мы не можем законно вступить в брак, а быть твоим любовником!

– Не любовником, а возлюбленным! – как-то неуверенно возразила она.

– Возлюбленные не совершают того, что совершил я.

– Но ты не жалеешь об этом? Ты боишься за последствия, боишься гнева совета мудрых, но…

– Нет, не жалею! Но больше… больше мы не должны встречаться так…

– Ты прав, – вздохнула она, – прости меня, Вэрд! Тебе пора. Подожди, я хочу кое-что подарить тебе.

Она встала. Через минуту она протянула мне золотой обруч с огромным рубином в центре.

– Я назначаю тебя моим приемником. Если я погибну… а рубин очень подходящий для тебя камень, недаром, он является камнем твоего рода. Я всегда подозревала, что под ледяной маской бесстрастия таится пламень. И сейчас ты это доказал. А теперь, прощай! Я говорю «прощай», ибо не увидеться нам боле в этой комнате.

Я молча поднялся и склонился в низком поклоне, хотя знал, что этот поклон был бы уместен при полном облачении, или по крайней мере, хоть в исподнем. Я начал торопливо одеваться, но Альдис вырвала из моих рук рубаху и припала к груди, плача и шепча:

– Я не вынесу этого! Не уходи, а ещё лучше возвращайся! Я перепишу этот дурацкий закон, и мы поженимся.

– Нет, Альдис, ты не вправе изменять заповеданное нам предками. А этот закон относится именно к таковым. Ни один из правителей не может изменить тех законов, которые пришли к нам из седой древности, ты можешь издавать новые, менять старые, касающиеся управления, экономики и так далее, но не можешь распоряжаться…

– А мне наплевать! Я должна!.. Да, ты прав, к сожалению. Но разве ты не можешь хоть раз наступить на горло своей гордости, несколько часов назад ты почему-то не больно-то заботился о своей, да и моей чести. Ты же любишь меня! Что мешает тебе приходить ко мне по ночам?

– Совесть. Пусти, я должен уйти!

Я отстранил её, и надел рубаху, штаны и куртку, всё безукоризненно белого цвета под стать моим молочно-белым, отливающим серебром волосам, которые теперь в беспорядке были разбросаны по плечам и спине, не сдерживаемые серебряным обручем советника. Дар повелительницы, золотой обруч, я бережно завернул в шёлковый платок, который, оказывается, она тихонько сунула мне в руку. Не оглядываясь, я быстро и бесшумно вышел из её опочивальни. Около своих покоев я налетел на Теана, который, видимо, поджидал меня.

– Ну что, позабавился! – ехидно поинтересовался он. – Получил своё, а теперь и знать её не хочешь!

Я задохнулся от гнева.

– Да, я люблю Альдис, и в отличие от тебя готов жизнь за неё отдать! А что сделал для неё ты? Твои мудрые советы почему-то всегда приводили к противоположному результату. Почему война, которую ты обещал прекратить после твоих советов разгорелась с новой силой, гражданская война, помнишь? Помнишь, сколько варрад тогда погибло? А люди-предатели, которых ты сманил щедрыми дарами, заставив предать меня и свою повелительницу?

Теан пошатнулся, словно от удара, побледнел, а я оттолкнул его и, ворвавшись в свои покои, начал лихорадочно собираться, то есть попросту бросать в вещевой мешок что попало. Как не странно, собрал я всё самое необходимое: сменное бельё, запасной дорожный плащ, недельный запас сухарей, походную кожаную флягу, запасы еды я заготовил ещё со вчерашнего дня, ведь на днях я собирался отправиться на передовую, то есть невесть куда. Затем, накинув тёмно-серый плащ и опоясавшись мечом, заткнув за пояс пару метательных ножей, и перебросив на спину Гилвурн, смертоносное оружие в виде трёх обоюдоострых клинков, раскрывающихся при ударе, а в сложенном состоянии спрятанных внутри деревянного посоха – обычное национальное оружие варрад. Накинув лямки вещмешка, я быстро вышел из комнаты. Теана уже не было видно. Я вышел из дворца и направился к дощатым причалам. Негромко свистнул, и из темноты ко мне спикировала большая крылатая тень…

***

Маленький остров Хавн умывается волнами Великого Северо-Западного моря. И живут на нём статные и красивые люди… нет, не все здесь люди. Много среди жителей Хавна и варрад и велинов с веллами и Властителей Запада. Но хоть живут они рядом с людьми, не любо людям, что среди них живут потомки светлых богов и духов, и приходится представителям нечеловеческих рас тщательно скрывать своё происхождение. Но скрывай, не скрывай, а внешность не изменишь.

Семнадцатилетняя Элладонна пробегала через двор своих приёмных родителей, свою семью она не помнила, знала только, что её матерью была светлая альва а отцом сам Тхандин, великий король народа варрад. Не знала она также и о том, как попала в дом к смертным, но с раннего детства привыкла называть рыбака Аэлрода и его жену, Эрдис, отцом и матерью. И вот как раз сейчас девушка бежала через двор к колодцу, чтобы набрать в пустые вёдра воды, как вдруг услыхала громкий стук в калитку. Она бросила вёдра и побежала отпирать. За калиткой стоял высокий мужчина, закутанный в плащ, цвета морской волны, его длинные волосы, белее морской пены, колыхались, словно бы от ветра.

– Приветствую тебя, о дева! – сказал незнакомец глубоким звучным голосом, в котором Элладонне послышался и звон струн арфы, и рокот прибоя, и крики чаек, и…

– Я хотел бы видеть почтенного Аэлрода, твоего отца, проводи меня к нему, красавица!

Девушка смущённо подала ему руку, и в тот же миг ощутила себя, словно воспарившей в небеса в дивном блаженстве. Ощущение это пропало также внезапно, как и появилось, но Элладонна на всю жизнь запомнила пристальный, проникающий в душу взгляд смарагдовых, нет, серых, нет, синих, глаз незнакомца.