Призрак белых ночей

– Далеко собралась?

Не было совершенно никакой нужды оборачиваться, чтобы понять, кто вышагивает за моей спиной. Я и не стала себя утруждать. Ответом тоже.

– Чего ты злишься, а?

Этот вопрос я тоже решила проигнорировать. Но Юсупов был не из тех, кто позволяет подобное. Легко обогнав, он преградил мне путь.

– Поговорим?

– Давай, – кивнула я. – Как погода? Нравится? Мне – очень.

– Чего ты дуришь? – обиделся он.

– Я? – удивилась и даже по сторонам огляделась. – Точно я?

– Ладно, – миролюбиво сказал он. – Признаю, в моей голове эта встреча выглядела иначе.

– Как именно?

– Как минимум ты не должна была так сильно на меня разозлиться…

– Это еще не сильно.

– Бывает и хуже? Я рад, что не совсем облажался…

– У тебя сегодня все шансы.

Разговор мне не нравился, и я попыталась пройти дальше. Он не позволил. Ухватил за руку и торопливо сказал:

– Слушай, я, может, в чем-то и не прав. Но…

– Но? – поторопила я. Глеб нахмурился и сердито сказал:

– Ты мне нравишься. Очень. Понятно?

– Ты видел меня всего два раза в жизни!

– Вот именно! И оба раза был… не в форме.

– А-а-а, – догадалась я и даже тихо засмеялась, только смешно не было. – И ты решил все исправить?

– Как-то так.

– Показаться во всем блеске и величии? Не забыв продемонстрировать семейные связи и более чем прозрачно намекнуть на капиталы?

– Лучше так, чем с пулей в груди…

Помолчав, я приблизилась и, заглядывая ему в глаза, спросила:

– Скажи, а согласно твоему плану… как быстро я должна была задрать подол, узнав, что ты Юсупов? Уже сегодня или мне разрешено подождать до завтра?

Терпеливым парнем Глеб не был, и это стало понятно практически сразу. Его лицо исказилось, в воздухе запахло грозой. К счастью, продолжать сей дивный разговор не было никакой необходимости, из-за поворота показалось такси.

Я поспешно взмахнула рукой. Машина сразу же остановилась. Он вновь схватил меня, на этот раз с силой:

– Агата…

– Не утруждайся, – попросила я и выдернула руку.

Больше удержать меня он не пытался. Как и хотела, я отправилась домой. А то, что всю дорогу отчаянно хотелось зареветь, так об этом знать никому не нужно.

Утром следующего дня, скрыв под пудрой следы тревожной ночи, я нарядилась в красивое платье и прибыла в Пулково. Часы показывали полвосьмого, а всякий знает, что бодрствовать в такую рань в субботу – сродни подвигу и нужна веская причина.

У меня она была. Дедуля и бабуля отправлялись в отпуск. На протяжении многих лет один из летних месяцев они неизменно проводили на юге. Когда-то это было Черноморское побережье, а последние лет пять – солнечная Испания.

Выбор страны объяснялся предельно просто. Мой троюродный брат, Пашка, купил на родине матадоров небольшой домик у моря. Племяшки-близняшки проводили в нем большую часть лета и осени, благо, что были они малы и в школу пока не ходили. А остальные члены семьи навещали их и жену брата по мере возможности и наступления отпусков.

Здесь я не удержусь и похвастаюсь– троюродных братьев у меня двое, оба старшие и как на подбор умны, храбры и красивы. К ним в комплекте шла сестра, Лёка, тоже старшая. Но она заслуживает отдельного описания. Целой повести, я бы сказала. Однако сейчас не об этом.

Так вот, несмотря на разницу в возрасте, детство мы провели неразлучно. Наша великолепная четверка шкодила, чудачила и росла вместе. Во взрослой жизни мы менее дружными не стали, разве что видимся реже, зато всегда как на праздник.

Кстати, зашивая господина Юсупова на своей кухне, я не врала, говоря, что вся моя семья – сплошные медики. Это чистая правда. Склонность к разным отраслям медицины в нашей семье прослеживается на протяжении нескольких поколений, и из ныне живущих только я да брат Сашка по стопам родных не пошли. Сашка решил стать архитектором, однако женился на окулисте, и это в некоторой степени смягчило его отступничество. Правда ненадолго, так как брак продержался всего полтора года (и это не считая развода, который отнял у брата еще год и чуть не стоил квартиры, которую он купил задолго до появления окулиста в его жизни).

– Агуша!

Громкий Сашкин голос я услышала через весь зал. Прохожие испуганно обернулись, охрана замерла в напряжении. Я же радостно помахала брату ручкой и поспешила навстречу.

Обнявшись и расцеловавшись, мы отправились к залу регистрации. Дедуля и бабуля прошли все необходимые процедуры, сдали багаж и, на прощание перекрестив нас, отправились к самолету. Сашка напомнил:

– Пашка встретит вас у выхода. Заблудитесь, сразу ему звоните.

– Не заблудимся, – отрезал дедуля. – Не маленькие.

Обняв нас еще раз, он бережно взял бабулю за руку и повел к зоне таможенного досмотра. Проводив их взглядом, я вздохнула.

– Чего это ты грустишь? – удивился брат. – Они еще уехать не успели.

Ответить было нечего. Не объяснять же брату все, что на душе творится! Подтянувшись на цыпочках, я чмокнула его в щеку и сказала:

– Поехали сдаваться.

С сегодняшнего дня начался новый этап моей жизни – ремонт в квартире. И пусть никого не смущает столь пафосное высказывание. Перепланировка– это вам не обои поклеить, это ого-го…

Собственно, на этом мои познания о ремонте заканчивались, и в игру вступал брат. Не даром же он архитектор… Так вот, всеми работами руководить будет он, контролировать и надзирать за строителями (насмотревшись телевизора, я была твердо убеждена, что все они плуты и лентяи), тоже будет он.

А я… я буду жить весь месяц на даче и заботиться о собаке и коте во время отъезда дедули и бабули.

Понимая, как мне повезло с братом, я ласково погладила его по могучему плечу. Он засмеялся:

– Не пужайся. Все будет хорошо.

– Я в тебя верю, – закивала я.

Все мои вещи уже были перевезены загород, оставалось только забрать самое необходимое, умещавшееся в один чемодан и три коробки. За ними мы и заехали по пути в Лебяжье.

Брат практически сразу уехал. На уговоры искупаться и пообедать не поддался. И осталась я одна. Вернее, с котом и собакой. С Валетом и Каштанкой.

В очередной раз вздохнув, я плюхнулась в кресло и пригорюнилась. На душе было неспокойно. Чувство, что грядут бури и перемены, не отпускало.

Валет – четырехкилограммовый толстяк – незаметно залез мне на колени и замурлыкал. Я машинально погладила его за ухом и снова вздохнула.

Кот жил с нами уже девять лет и когда-то был тощ как скелет от селедки. Он сам пришел в наш дом и остался навсегда. Над именем нового жильца долго не думали. Черный кот с белым пятном в форме карточного символа «червы» на грудке – имя напросилось само собой.

Над именем для Каштанки тоже долго не мудрили. Крохотным щенком ее нашла Лёка. Тетя была категорически против того, чтобы оставить «какую-то дворнягу» в доме, а дедушка – нет. Он забрал ее себе и холит уже десять лет. Маленькая дворняжка цвета каштана была очень умна и ласкова и умела не меньше, чем ее знаменитая теска.

Словно подтверждая свои таланты, Каштанка откуда не возьмись принесла полотенце и, положив его около моих ног, громко тявкнула. Валет посмотрел на нее с неодобрением, а мне идея понравилась.

– Пойдем купаться?

Весело тявкнув, умная псинка помчалась к калитке, а я поспешила надеть купальник.

В целом, если бы не к месту просыпающиеся мысли о вчерашнем вечере, мой день можно было бы назвать идеальным. Вдоволь накупавшись, я устроилась в гамаке с интереснейшим детективом и, забыв о реальности, жадно проглатывала страницу за страницей.

В тот самый момент, когда главную героиню и ее возлюбленного схватили и, связав, заперли в каком-то страшном подвале без надежды на спасение, над моей головой разнесло ехидное:

– Это ты так родную сестру встречаешь?

Не сразу вернувшись на грешную землю, я растерянно смотрела на Лёку и часто-часто моргала. Делать ей здесь было нечего, оттого замешательство мое вполне понятно.

Покачав головой, она велела:

– Подвинься.

Растянувшись на гамаке рядом со мной (при этом мы дважды едва не рухнули на землю), она недовольно посмотрела на яблоню, в чьей тени прятался гамак.

Проследив Лёкин взгляд, я ничего нового не увидела и причину недовольства сестры не нашла. Зато Валет и Каштанка ее даже и не пытались найти – сразу спрятались кто куда.

Взглянув на обложку книги в моих руках, сестрица изрекла:

– Во всем виноват блондин, бизнесмена тоже он кокнул. Похищение – инсценировка, чтобы она отдала алмазы. В общем, напрасно отдавалась, любовью и не пахло – сплошной расчет.

Посмотрев на книгу с обидой, я почувствовала себя очень глупо, и прочитанные двести с лишним страниц теперь казались пустой тратой времени. Рассердившись, я спросила:

– Тебя каким ветром сюда занесло?! Ты еще неделю на Гоа должна быть.

– Должна, не должна…, – флегматично сказала сестрица, пожевывая травинку. – Буду с тобой отпуск коротать.

– Вот уж счастье привалило, – буркнула я. Теперь и мне под сенью яблони не так чтобы сильно нравилось. -Чего у вас опять случилось?

– Надоел, – пожала плечами Лёка. – И терпеть надоело.

В этот самый день, вместо того, чтобы портить мне удовольствие от прочтения книги, Лёка должна была расслаблено полеживать на пляже и попивать экзотические коктейли вместе с Серегой. Сего, на редкость терпеливого парня, Лёка повстречала два года назад, и с этого времени покой из его жизни исчез начисто.

Сколько раз они расставались и мирились, не скажу – сбилась со счета. Но несомненно то, что все их скандалы и примирения были достойны Оскара.

– Не так посмотрел на официантку? – догадалась я.

– Нет, здесь порядок. Когда я в бикини, по сторонам еще никто не смотрел. Если ты поблизости не ошиваешься…

Ехидное «ошиваешься» я решила проигнорировать, напомнив себе, что сестра и без того в печали, со мной же скандалить – явно лишнее.

– Уделял работе больше внимания, чем тебе?

– Нет. Удивительно, но ему почти не звонили.

– Х-м-м…

– Не мучайся, – усмехнулась Лёка. – Надоел и точка.

– Интересно, – не унималась я. – С чем мириться придет?

– Может не приходить – одна не останусь.

– Машину дарил, тур по Европе тоже. Квартиру еще год назад на тебя оформил… Тут никакой фантазии не хватит, – посочувствовала я парню. Напрасно.

Лёка тут же больно меня ущипнула. Пискнув, я потерла плечо и обиженно сказала:

– Я-то здесь причем?!

– Притом. Не забывай, на чьей ты стороне.

– С тобой забудешь, – от греха подальше выбралась из гамака я.

Но взглянув на сестру, устыдилась – весь ее вид выражал вселенскую скорбь и большую обиду на судьбу. Стрелой метнувшись в дом, через пару минут я выглянула в окно кухни и заявила:

– Иди сюда.

– Зачем? – лениво отозвалась она, демонстрируя всю бренность бытия в одном взгляде.

– Праздновать будем! Ты как-никак свободная женщина.

Желая продемонстрировать всю серьезность своих намерений, я победоносно подняла над головой бутылку шампанского.

Разом подобрев, Лёка откликнулась на мой призыв. Из укрытий показались Валет и Каштанка. Праздновать они тоже любили.

С восьмого марта осталось больше половины коробки с шампанским. Мы осушили три бутылки – именно это послужило залогом всех наших дальнейших неприятностей.

Однако, что это были именно неприятности, я поняла чуть позже (с этим даже Лёка спорить не смогла), сейчас же все происходящее казалось дико интересным приключением.

Ближе к полуночи, не придумав ничего лучше, мы отправились купаться. Благо, ночи в это время года белые и шанс свернуть себе шеи дольно мал. Хотя, как знать, может, так оно и проще было бы…

Как бы то ни было, удалые и веселые, напивая «Катюшу», мы отправились на озеро. Бравая Каштанка, взяв под опеку, плелась рядом и должно быть не слишком лестно думала о нас (в оправдание скажу, что утром мне было очень стыдно за свое поведение).

Лето в этом году было не по-петербургски жарким и солнечным. Посему уже в июне можно было купаться всласть, что мы и делали.

Лебяжье для купаний подходило как нельзя лучше. Рядом с поселком находилось несколько озер – одно другого краше, а сам он расположился на берегу реки.

Река разделяла два похожих, как братья-близнецы, поселка – Лебяжье и Уткино. Жители между собой хорошо ладили и общались постоянно. Даже дачники дружбу водили. И это несмотря на то, что до недавнего времени моста через реку не было, а чтобы навестить друг друга нужно было сделать огромный круг по дороге или перебраться на лодке, которая не в каждой семье имела место быть.

Однако на речку, которая была ближе всего, мы с Лёкой не пошли. Так уж завелось, что с самых детских лет всем окрестным водоемам мы предпочитали маленькое озерце за поселком. Оно притаилось в укромном местечке в окружении вековых корабельных сосен и носило говорящее название Призрачное. Знали о нем только местные, да и те не баловали присутствием – репутация у озерца подкачала.

Жители обоих поселков искренне верили, что по его песчаным берегам любит прогуливаться приведение. В детстве и наша четверка в эти бредни охотно верила. Старший-младший брат даже, проспорив, всю ночь провел на берегу. Ни один призрак, кстати, во время его дозора замечен не был.

Так что, доподлинно зная, что местные сказки с правдой ничего общего не имеют, мы со спокойным сердцем ходили туда купаться и загорать из года в год. Нашему выбору немало способствовал тот факт, что озеро практически всегда было безлюдным. А значит, никто не шумел, шашлыки не жарил, а Лёка еще и топлес в свое удовольствие могла загорать.

Вот и сейчас, воображая себя оперными дивами (на трезвую голову едва ли дотянули бы до мартовских кошек), мы весело добрели к озеру. На ходу раздеваясь, Лёка бросилась к воде. Я последовала ее примеру. Смирившись со своей участью, Каштанка села на берегу сторожить одежду и зорко за нами присматривала.

Вволю накупавшись и набрызгавшись, тяжело дыша, мы повалились на песок. Забыв обо всем на свете, я любовалась прекрасным небом, шатром, раскинувшимся над головой, и, глупо улыбаясь, наблюдала за тем, как покачиваются макушки вековых сосен. В этот миг я была абсолютно счастлива и жизнь представлялась мне калейдоскопом удивительнейших и приятнейших событий.

– Ты это видела?

Не понимая, о чем речь, я сфокусировала взгляд на сестре и хотела о чем-то спросить, но забыла о чем. Лёка соображала не лучше моего, но сумела быстро разозлиться и вновь меня ущипнула.

– Тот факт, – обиженно сказала я. –Что ты старше меня на год, не дает тебе никакого права дискр… диск… дис… все время меня обижать!

Мою обиду Лёка даже не заметила. Чем-то напоминая сказочного персонажа (ту самую собаку, у которой глаза как блюдца), она смотрела на противоположную сторону озера и силилась что-то сказать.

Губы ее шевелились, а слова упорно не появлялись. Заинтригованная, я посмотрела в том же направлении.

И остолбенела.

Зажмурившись и досчитав до трех, открыла ясны очи – не помогло. Потерла глаза ладонью – безрезультатно. Шепотом, стараясь не стучать зубами, сказала:

– Ты видишь то же, что и я?

– Если ты видишь призрак купчихи, то да.

Мы уставились друг на друга в отупении и испуге, стараясь не шевелиться и даже не дышать. Прошло не меньше тридцати секунд.

Где-то хрустнула ветка – это и послужило сигналом к бегству.

Громко завизжав, мы бросились наутек. Босые, мокрые, с ошалелыми глазами и растрепанными волосами, мы мчались по тропинке не оглядываясь. Следом едва поспевала громко лающая Каштанка.

Изрядно запыхавшись, ввалились в дом, заперлись на все замки и, чтоб уж наверняка, задвинули дверь креслом.

Вздохнув с облегчением, испуганно переглянулись. Выглядели мы, конечно, чудовищно. Одно хорошо, купались не голышом, а то вошли бы в историю поселка не самым лучшим образом.

Однако этого нам показалось мало. Рассосредоточившись по дому, мы принялись проверять все окна и запирать те из них, что были открыты. Не поленились даже на чердак и подвал залезть (то обстоятельство, что мы искали окно в подвале, красочно характеризует наши умственные способности в эту ночь).

Стряхнув паутину с плеча, Лёка уверенно заявила:

– Нас так просто не возьмешь!

Грозная Лёка принялась нарезать круги по гостиной. Выглядела она устрашающе и очень решительно. Мне же вдруг отчаянно захотелось спать, да и замерзнуть я успела.

– Будем дежурить!

– Чего? – дежурила я последний раз в школе – мел с доски вытирала, оттого мое удивление понятно.

– Дом сторожить, недотепа, – строго сказала сердитая Лёка и недовольно посмотрела себе под ноги (с мокрых волос на паркет успела накапать небольшая лужица).

Грозный взгляд и звенящий негодованием голос сестрицы произвели сильное впечатление. Я вновь перепугалась и отчего-то шепотом спросила:

– Думаешь, она явится за нами?

– Кто? – ошалела сестра.

– Купчиха.

– Может, – кивнула Лёка и облизнула пересохшие губы. – Без боя не сдадимся. Смена караула каждые полчаса.

Я согласно кивнула и, полная боевой решимости, расправила плечи. Мысль о том, как именно мы будем отбиваться от призрака, ни одну из нас даже не посетила.

Впрочем, и дежурство долгим не было, не прошло и двадцати минут, как мы уснули, закутавшись в один на двоих плед.

Пробуждение было не слишком приятным. Первое, что я увидела с трудом разлепив глаза –браслет на Лёкиной лодыжке. С удивлением осознав, что вижу, я попыталась воскресить в памяти события прошлого вечера. Мне это удалось, но лучше бы не получилось.

Кряхтя и поскуливая (ни то от головной боли, ни то от стыда), я кое-как добралась до ванной. Долгий холодный душ помог прийти в чувство, и даже мысли в голову стали возвращаться. Одно плохо, вместе с ними явились и угрызения совести.

Лёку я обнаружила на кухне. Осушив две бутылки минеральной воды, она посмотрела на меня с большой печалью во взоре и тяжко вздохнула. Я плюхнулась на стул рядом и с благодарностью взяла протянутую бутылку минералки.

– Кажется, мы побили рекорд по идиотизму.

– Тебе не кажется.

– Как думаешь, соседи нас видели?

– Надеюсь, нет. В любом случае скоро узнаем.

– Ага, если бабуле с дедулей раньше не сообщат.

– Не каркай, – отмахнулась я.

Опасения сестры были мне абсолютно понятны. Еще со времен нашего детства власть в обоих поселках принадлежала вовсе на администрации, как можно было бы подумать, а Бабсовету.

Так жители поселков прозвали тройку гиперактивных местных жительниц, которые все про всех знали и постоянно вмешивались куда не просят. Слава старушенций и их вездесущесть распространились далеко за пределы Лебяжья и Уткино, и они держали в страхе местную администрацию, районный отдел полиции, поликлинику, а председатель жилищного хозяйства и вовсе хватался за сердце при упоминании даже имени любой из представительниц Совета.

– Эти старые ведьмы чуть что сразу старшим жаловаться бегут… Ух, нет на них управы.

Я тяжко вздохнула и с тоской посмотрела на сестру. Что сейчас, что в детстве Бабсовет мы боялись одинаково, и не зря. Опасения наши тоже были не напрасны, путь к озеру пролегал мимо дома одной из его участниц, а значит, наши вчерашние вопли она вполне могла слышать.

– Ну и пусть, – сжала кулаки храбрая Лёка и решительно направилась к двери. – Мне не три года, и не им, каргам старым, меня судить. А к озеру вернуться надо, я там сарафан оставила.

– Лёка…

– Даже не думай меня останавливать! Я никого не боюсь!

– Но…

– А ну не трусь!

– Я не трушу. А тебе бы причесаться не мешало.

Лёка наконец посмотрела в зеркало. Отражение было не менее впечатляющим, чем оригинал. Растёкшаяся по лицу тушь, следы от подушки на щеке и в довершение умопомрачительная прическа а-ля «я упала с самосвала, тормозила головой».

Сестрицу как ветром сдуло, только топот на втором этаже и был слышан. Я посмотрела в умные карие глаза сидящей рядом Каштанки и виновато сказала:

– Если тебя утешит, мне очень-очень стыдно за свое поведение.

Добрая собака вильнула хвостом и, тявкнув, побежала к двери. Намек был понят правильно – не худо бы разбаррикодировать дом и выпустить несчастных животных на прогулку.

К возвращению сестрицы я как раз справилась с уборкой и даже успела проверить почту и телефон. Пропущенных звонков, непрочитанных смс и писем не было – это вселяло определенные надежды.

Пугая меня своей решимостью, размашистым шагом Лёка спешила к озеру. Я семенила рядом и то и дело оглядывалась по сторонам. Прохожих мы пока не встретили, соседи, как и положено в раннее воскресное утро, еще мирно спали или только приступили к завтраку.

А утро и правда было ранним – всего восемь на часах. Не даром говорят, сон алкоголика чуток. В такую рань встать еще умудриться нужно. Мы же не только проснулись, но и к боевым действиям подготовиться успели.

Однако у дома одной из активисток Бабсовета даже Лёкин пыл поугас. Неожиданно свернув с дороги в кусты сирени, она прошептала:

– Помнишь, как мы купаться без спроса пошли, а она дедушке рассказала?

Поскольку маневр сестрицы я повторила с точностью синхронистки, то также тихо ответила:

– Помню. Нас неделю потом никуда не выпускали. Даже на Сашкин день рождения.

– А как я на свидание с Витькой пошла, а она маме доложила?

– Этого мне не забыть никогда.

– А мне-то как? До сих пор задница от ремня болит.

– Да, тетка у нас суровая.

– Нормальная.

– Утром она тебе с ним видеться запретила, а вечером уже Степанова звонит. Разозлилась она тогда – мама не горюй.

– А нечего запрещать было, – вспомнив былое, обиделась Лёка. – Мне Витька, между прочим, не так уж и нравился. Пока у любви нашей препятствий не возникло.

– Любовь всего два свидания и длилась, – хохотнула я.

– И это, кстати, героизм в чистом виде. Ни одна женщина его больше, чем час не вытерпит. А я два вечера, чтобы маму позлить, на него убила.

– Вот и дозлилась.

– Если бы всякие не стучали, все бы обошлось.

– Ему не меньше твоего тогда попало.

– Он мужик, значит, по штату терпеть положено. А помнишь…

– Мы так до пенсии вспоминать будем, – фыркнула я. – Не похоже, что она в доме. Может, к внукам уехала?

– Хорошо, если так…

Решив, что настала моя очередь быть храброй, я вылезла из кустов и зашагала по дороге. Лёка поспешила следом, ухватив меня за руку, чтобы было не так страшно.

Дом Степановой мы миновали без приключений, но, только свернув на тропинку к бору, смогли вздохнуть с облегчением.

Призрачное озеро встретило ровной гладью прозрачной воды и золотом песчаного берега. Все наши вещи лежали в том же порядке, что мы их бросили. Переглянувшись с Лёкой, мы расхохотались. Смеялись долго и от души, а затем бросились в воду наперегонки.

События вчерашнего хмельного вечера казались несуразными и нелепыми, а мы себе дуры-дурами.

Растянувшись на песке, Лёка щурилась на солнце. Я блаженно потянулась и сказала:

– Как думаешь, он ее любил?

– Гусар купчиху? – сразу догадалась Лёка. – Надеюсь, что так. Иначе это уж как-то совсем обидно. Она утопилась из любви к нему, а ему и дела нет.

– Еще неизвестно, сама ли она утопилась или ревнивый муж помог.

Обхватив коленки ладошками, сестрица задумчиво посмотрела на противоположный берег. Я проследила ее взгляд.

На противоположном берегу возвышался величественный холм, заканчивающийся крутым обрывом у самого озера. На макушке холма красовался особняк никому неизвестного нувориша. Вернее, красовалась только крыша, так как за высоким забором и кронами сосен дома видно не было.

Но это сейчас, а когда-то и сам холм, и озеро, и все окрестные земли принадлежали совсем другому человеку.

Давным-давно жил да был в сих краях славных купец Севастьянов. И не простой, а первой гильдии – богатейший человек. Никто толком не помнит, когда это было – ни то в девятнадцатом, ни то начале двадцатого века.

Одно точно, прикупил он в Великом княжестве Финляндском землицы и построил дворец в миниатюре. С садами, парками, фонтанами и озером.

Ныне это озеро общественное, а тогда ходила по его берегу лишь купеческая жена и томно вздыхала о запретной, но сладостной любви своей к некоему гусару.

Была купчиха, звали ее ни то Софья, ни то Прасковья, хороша собой необыкновенно и младше мужа на двадцать с лишним лет. В какой-такой подворотне, то есть на каком пути, повстречался ей сей гусар и чем приглянулся неизвестно, но делиться купец не любил – это точно. Посему увез женушку подальше от столицы с ее соблазнами и балами и запер понадежнее.

Истории о том, как сложилась дальнейшая судьба купеческой жены различаются от поселка к поселку. В Уткино считают, что купец жену из ревности погубил (ни то удушил, ни то в этом самом озере утопил). В Лебяжьем, что купчиха померла сама – от несчастной любви зачахла и богу душу отдала. Третья версия о том, что купчиха утопилась в озере, дабы с мужем нелюбимым не оставаться, тоже в народе популярна, причем по обе стороны реки.