Винни

<Юридический Вестник. №14435 от 21 мая 2006 года.>

***

Прочитав эту статью утром, Винни решил, что все правильно. Такой идиот как он иного и не заслуживал. Зажмурившись, он услышал, как трещит некогда прочное здание «Винни и Сыновей», бережно и любовно возводимое долгие годы. Сыновья, уже начавшие было робко маячить на горизонте, теперь в ужасе бежали прочь, прикрывая опозоренные лица руками.

Винни покачал головой и отправился в изолятор.

– Здравствуй, Винни, – радостно приветствовал его Эйч. – Как наши дела?

– Отлично, – в тон ему отозвался Винни. – Лучше некуда.

– Правда?

– Конечно. Вот только обследование показало, что ты абсолютно здоров.

– Я же говорил.

– Ты прекрасно знаешь, что мы говорили не о плоскостопии. Ты здоров психически, дружище. Иными словами, ты убил Клару в здравом уме и твердой памяти. И это многое меняет.

Эйч молчал, внимательно глядя на Винни..

– Во-первых, – размеренно продолжал тот, – ты видишь меня здесь во второй и в последний раз. Далее, я лично буду на коленях умолять судью, чтобы тебе дали по полной. В третьих…

– Не надо в третьих, – перебил его Эйч. – Уходи сейчас.

– То есть?

– Я не убивал Клару. Если ты мне не веришь – уходи. Мне неприятно тебя слушать.

– Неприятно слушать? Бедный мог друг, потерпи еще минутку. Я кое что тебе объясню. Приятно тебе это или нет, но Клару убил ты, и следствие доказало это на все сто – какое сто! – на все двести процентов.

Эйч пожал плечами.

– Я любил ее. И я этого не делал.

Винни стиснул зубы.

– Может, ты не заметил? – зло бросил он. – Ну, вытолкнул по рассеянности, с кем не бывает.

– Уходи, – повторил Эйч.

И Винни ушел, хлопнув дверью.

Глава 5

– Не понимаю, – рассуждал он вслух, направляясь к своей машине. – Он точно это сделал, ублюдок. Нет, ну точно. Не может все так совпасть… Просто не может. Хотя, с другой стороны, не мог он этого сделать. Не мог и все тут. Черт! И как это может быть? Кто, скажите на милость, объяснит мне, как это может быть?

Он развернулся и поехал в центр. Директор центрального института судебной психиатрии оказался на месте.

– Хорошо, что вы объявились, – заявил он, крепко пожимая руку. – Не то пришлось бы мне вас разыскивать.

– Почему? – спросил Винни.

– Видите ли, – загадочно улыбнулся директор. – Не так все с вашим поэтом просто.

– Это я уже заметил, – сухо ответил Винни. – Почему и приехал. Так в чем проблема?

– Хм. Это, знаете, довольно сложно так объяснить. Вы читали «Топологию Разума» Флеминга?

Винни покачал головой.

– Нет? Жаль. Обязательно прочитайте.

– Непременно, – улыбнулся Винни. – Как только закончу «Капитал».

– Маркса? – недоверчиво уточнил директор.

– Его, родимого.

Директор несколько секунд изумленно разглядывал Винни, потом фыркнул.

– Ну разумеется, – сказал он. – Тогда я попробую объяснить на пальцах.

Он задумался, сомкнул пальцы рук и уставился на них с таким видом, будто и впрямь прикидывал, как половчее сложить их в понятную Винни фигуру.

– Так вот, – начал директор, неожиданно выходя из транса, – думаю, нет нужды убеждать вас в том, что лишь несколько вещей в мире превосходят по сложности человеческий мозг.

Винни с готовностью кивнул, но тут же спросил:

– И что же это за вещи?

Директор, по-видимому, ожидавший этого вопроса, поднял к потолку палец.

– Два человеческих мозга! – важно изрек он и расхохотался.

Винни вежливо улыбнулся.

– Два… человеческих… мозга! – стонал, стремительно багровея, директор.

Винни не выдержал и фыркнул. Директор, принявший это за согласие разделить веселье, тут же разразился очередным взрывом крайне, на взгляд Винни, нездорового хохота. Отсмеявшись, он достал из кармана платочек, тщательно вытер лицо и, осмотрев платок, бережно уложил на место.

– Ну вот, – невозмутимо продолжил он. – Существуют сотни теорий, объясняющих принципы работы мозга и столько же научных подходов к его исследованию. Разумеется, большинство из них – я имею в виду как теорию, так и практику – абсолютно искусственны, бездарны и ненаучны. Лично я выделил бы из этой массы две – от силы три – теории, имеющие некоторое право на существование.

Профессор задумчиво оглядел Винни.

– Впрочем, я не стал делать и этого, основав взамен собственную школу, принципы которой неукоснительно соблюдаются в нашей клинике, приводя, без ложной скромности, к абсолютно поразительным результатам.

Винни, по мере мимических сил, изобразил на лице восхищение. Оглядев плоды его усилий, директор кивнул.

– Тем не менее, как ученый, я не могу пройти мимо тех крупиц истины, что обронили менее удачливые коллеги.

Директор чуть заметно кивнул и продолжил.

– Одним из которых был немецкий исследователь Фридрих Браун. К сожалению, выбранный им род деятельности – а большую часть жизни он проработал патологоанатомом в дрезденской городской больнице для бедных – отложил неизгладимый отпечаток на его мировоззрение, чудовищно извратив психику и превратив одного из самых талантливых ученых двадцатого века в живодера, помешанного на механике и вивисекции. Собственно, примерно за это его в конце концов и повесили. Страшная судьба, да. Однако же, наука знает сотни таких примеров. Так вот, до последнего своего часа Браун относился к человеческому организму не как к чуду, равного которому нет в природе, а как к достаточно примитивному механизму, который можно починить, разобрать на запасные части, собрать заново или, прости господи, собрать по-другому. Говорят, один из его ассистентов сошел с ума после первой же операции, на которой ему довелось присутствовать. Впрочем, на лекциях Павлова студентки тоже падали в обморок. Но не будем отвлекаться. Помимо «Топологии» Флеминга, о котором я уже говорил, упоминания об опытах Брауна можно найти в любой приличной медицинской энциклопедии, выпущенной до 1935 года. Кстати, совершенно прелестное эссе о нем есть у Борхеса.

– Так вот. После нескольких лет неустанных экспериментов человеческий мозг оказался личным врагом Брауна: это была единственная деталь человеческого организма, отказывавшаяся работать посмертно. Очень скоро Брауна вообще перестало интересовать в человеке все что не было мозгом.

Директор подозрительно взглянул на Винни.

– Вы следите за моей мыслью? – осведомился он.

Винни поспешно кивнул.

– Отлично, – сухо заметил директор, – а то мне было показалось, что вы заснули.

– Ну что вы! – запротестовал Винни. – Мне очень интересно. Очень.

– Не сомневаюсь, – отрезал директор и продолжил: – Исследуя человеческий мозг Браун, разумеется, также придерживался сугубо механистического подхода. Для начала он, пользуясь его терминологией, «отделял зерна от плевел», то есть попросту изымал мозг из черепной коробки и утилизировал все остальное. Потом – препарировал мозг, помещал в питательную среду и буквально нашпиговывал электродами, превращая в эдакое жутковатое подобие иголочной подушки.

Директор передернул плечами.

– Каждый электрод, по Брауну, мог либо подавать мозгу входной сигнал, либо снимать выходной. Под входными сигналами Браун понимал нервные импульсы, поступающие в мозг от органов чувств, а также сигналы с участков мозгов, отвечающих за ассоциативное мышление, воображение, память и так далее. Выходам соответствовали…

Директор усмехнулся.

– С выходами у него возникли проблемы. Во-первых, их было на порядок меньше, чем входов. Во-вторых, сам Браун затруднялся объяснить, что тот или иной из них значит. Он потратил десять лет на то, чтобы это выяснить, и знаете что?

Винни с готовностью помотал головой.

– И результаты его работ были утеряны!

Директор шумно вздохнул.

– Это может понять только ученый. Десятилетия напряженной работы, сотни экспериментов, тысячи неудач – и все впустую.

Он повесил голову, но тут же ее поднял. Его глаза сверкали.

– Почти впустую! – победоносно объявил он. – Ибо остались его несравненные… Гениальные! Шедевральные! Графики памяти.

Директор взглянул на часы и нахмурился:

– Однако… Тогда, если позволите, я уже вкратце… Брауну удалось показать, что мозг хранит совершенно невероятное количество дополнительной – так сказать, служебной – информации, в том числе – записи, или логи, своей активности в прошлом. Воздействуя на определенный участок мозга заданной последовательностью электрических импульсов, Брауну удалось получить ответ, содержащий в себе эту служебную информацию. Браун уверял, что получил выходной сигнал, содержащий – в зашифрованном, разумеется, виде, – записи о всех действиях, совершенных мозгом: полученные входные сигналы, использованные связи, выработанные ответы. Иными словами, полностью восстановил последовательность внешних событий так, как их воспринял мозг. Более того, меняя последовательность входных импульсов, он сумел указывать мозгу интересующий его момент в прошлом с точностью до минуты. И, самое потрясающее, сумел доказать это.

– Вы хотите сказать, что это работает? – с изумлением переспросил Винни.

– Несомненно, – важно кивнул директор.

– То есть, вы можете заставить мозг любого человека выдать все, что происходило в опеределнный период времени?

– Нет, – сдержанно отозвался директор, – не могу. Во-первых, метод Брауна требует использовать импульсы такой силы, которой живой мозг просто не выдержит. Сгорит. А, во-вторых, большая часть работы утеряна. Мы все равно не сумели бы расшифровать полученную информацию.

– А… зачем же вы мне об этом рассказываете? – слегка растерялся Винни.

– Затем, – директор важно поднял вверх палец, – что кое-что мы все-таки можем. Мы знаем точку, на которую следует воздействовать, и знаем, как задавать интересующее нас время. Единственное, чего мы не знаем, это как расшифровать ответ.

– И?

– И это лучше, чем ничего. Настолько лучше, что широко используется на практике многими… Не буду говорить кем. Разумеется, о том, чтобы использовать результаты на суде в качестве доказательства, не может идти и речи. Но для общего, так сказать, развития и внутреннего пользования, метод подходит идеально.

– Подождите, вы же говорили, на живом человеке это не работает. Или вы хотите…

Директор вздернул подбородок.

– Вы с ума сошли. Я врач. Можно использовать импульсы меньшей силы. Разумеется, ответ будет содержать больше шумов, но, поскольку мы все равно не можем его расшифровать, оно и неважно.

– Но, – начал Винни, – я не понимаю… Зачем нам ответ, которого мы не можем понять?

Директор снисходительно улыбнулся.

– Только для того, – важно сообщил он, – чтобы выяснить, есть он вообще или нет.

– Ответ?

– Ответ.

Директор сочувственно улыбнулся.

– На самом деле, все просто. Мы последовательно нагружаем мозг испытуемого импульсами, каждый из которых соответствует какому-то моменту в прошлом, и измеряем силу ответа. После чего, собственно, строим график. Просто, как все гениальное. В моменты времени, когда мозг испытывал нагрузку, отличную от обычной, на графике будет весьма заметный всплеск. Или… – директор запнулся. – Столь же заметный спад.

– Спад? – удивился Винни.

– Ну да. Обычно они соответствуют периодам сна, но могут также говорить и о тяжелом психическом заболевании.

Винни молча ждал продолжения.

– В общем, чтобы не ходить вокруг да около… Забывчивость вашего клиента кое-что мне напомнила, и я…

– Да? – сказал Винни.

– И я построил для него график памяти на день убийства.

– И?

– И ничего. Точнее, почти ничего. Почти ничего в день убийства в период с семи вечера до половины восьмого. Выходной сигнал практически на нуле. Это означает, что он либо спал, либо…

– Либо?

– Либо, – продолжил директор, – бодрствовал, но его мозг выполнял меньше функций, чем обычно.

– То есть?

– Это возможно, если, например, кто-то другой взял на себя часть функций мозга. Например, принятие решений. Мозгу, соответственно, оставалось лишь выполнять команды. Вероятно, чужие команды.

– Чьи? – выдохнул Винни.

– Откуда же я знаю? – удивился директор.

– Но как это возможно практически? – спросил Винни. – Гипноз? Внушение? Нейропрограммирование?

Директор пожал плечами.

– Способы воздействия на человеческое сознание существовали и оттачивались веками. Инстинкты и наркотики, наследственность и воспитание, религия и общественное мнение. Привычки, наконец – все это тоже позволяет вам действовать, практически не принимая решений.

– Но это же все меняет! – оживился Винни.

– Вряд ли, – вяло отозвался директор. – Дело в том, что ваш случай вовсе не уникален. В свое время мне довелось повидать десятки таких графиков. Ну, почти таких. Здесь область затемнения что-то уж чересчур большая. Обычно она ограничивалась минутами.

– Вы не могли бы рассказать об этом подробнее?

– Не мог бы, – отрезал директор. – Я и так рассказал вам куда больше, чем собирался. Кроме того, я опаздываю. Вам же вполне достаточно знать и то, что подобная забывчивость – явление весьма распространенная.

– Послушайте, – медленно проговорил Винни. – По сути, вы сейчас сказали, что мой клиент действовал по принуждению. Это означает, что он, скорее всего, невиновен.

Директор кивнул.

– Понимаю, куда вы клоните. Мне очень жаль вашего клиента, – сказал он, – но, боюсь, не существует ни одного законного способа доказать это.

Винни внимательно посмотрел на директора.

– А незаконного? – вкрадчиво спросил он.

– Я имел в виду не совсем это. Я хотел сказать, что способы есть, и способы совершенно законные, но ни один суд не примет в рассмотрение результаты, полученные с их помощью.

– О чем вы говорите?

– Даже если человек действовал по чужой воле… Даже если он не помнит этого после… Где-то в его памяти все равно хранится все что он сделал и видел. Черт его знает где, черт его знает зачем и черт его знает в каком виде, – раздраженно закончил директор. – Я дам вам телефон одного человека… Не знаю, как он это делает, но пару раз он сумел-таки вытащить эту информацию. Восстановил область затемнения почти полностью.

Директор написал на листке телефон и протянул его Винни.

– Попробуйте, – сказал он. – Может, чего и выйдет. А теперь, прошу извинить, меня ждут больные.

Глава 6

Когда Винни вышел на улицу, настроение у него заметно улучшилось. Все снова было понятным, простым и решаемым, а сам Винни вновь плескался в родной стихии. Эйч действовал в состоянии беспамятства, действовал по принуждению, а значит, дело можно было выиграть. Найти кто и как его принудил не составит труда. Это Винни умел. Это была его работа и его рутина, как раз то, что он делал лучше всего. Ему так полегчало, что он даже поманил пальцем сыновей, боязливо топтавшихся на горизонте. Те, однако, пока сомневались. И, как выяснилось, не без оснований.

Вернувшись в офис, Винни узнал, что старейший и самый крупный его клиент только что в письменной форме известил о разрыве сотрудничества. Письмо содержало в себе бесконечные извинения и даже надежду на скорейшее возобновление отношений «как только уважаемый господин Кольчужный справится со своими, вне всякого сомнения, временными проблемами», но все это были только слова, не менявшие того факта, что письмо сокращало доходы «уважаемого господина Кольчужного» ровно вдвое.

И это было только начало. Винни прекрасно понимал, что очень скоро клиенты побегут один за другим. Нужно было спешить, и Винни позвонил редактору «Юридического Вестника».

– Нужно встретиться, – решительно заявил он.

– Зачем это? – насторожился редактор.

– Есть свежий материал плюс интересное деловое предложение.

– Отлично. Подъезжайте в редакцию – обсудим.

Винни усмехнулся.

– Спасибо за приглашение, – небрежно ответил он, – но я предпочитаю нейтральную территорию. Вы уже обедали? Вот и прекрасно. Я знаю один шикарный китайский ресторанчик.

– Шикарный? – переспросил редактор.

– Не то слово, – решительно сказал Винни. – Пишите адрес.

***

– Прекрасно вас понимаю, – лениво тянул редактор двумя часами позже, сыто орудуя зубочисткой, – но поймите и вы меня. Нет ничего хуже испорченной репутации. Вам ли не знать.

– С моей репутацией все было в порядке, – отозвался Винни, – пока ею не занялись вы.

– Да бросьте, – отмахнулся редактор. – Я же ни слова не сочинил. Я просто поместил на бумагу факты.

– Ну разумеется, – поморщился Винни. – Давайте лучше перейдем к делу.

Он глубоко вдохнул и небрежно проговорил:

– Я бы хотел купить немного места в вашей газете.

– Немного места? – редактор поднял бровь. – В моей газете? – переспросил он. – Дорогой мой, – широко улыбнулся он, – да ведь нет ничего проще. Обратитесь в отдел рекламы. Страница объявлений всегда к вашим услугам.

– Вы прекрасно понимаете, что я не это имел в виду, – спокойно ответил Винни. – У меня есть новый материал по делу, которым я сейчас занимаюсь. И мне бы хотелось, чтобы вы опубликовали его как есть, не украшая своими озарениями, прозрениями и подозрениями. За достоверность материала я ручаюсь тысячью долларов.

– У вас с собой?

– Доллары?

– Материал.

– Разумеется.

Винни протянул редактору сложенный вдвое лист. Редактор развернул его и прочел вслух:

«БЕЗУМЕЦ НИЧЕГО НЕ ПОМНИТ ОБ УБИЙСТВЕ ЖЕНЫ

Редакция, наконец, получила в свое распоряжение копию заключения психиатрического освидетельствования Эйча Вражкова, обвиняемого в убийстве своей жены, Клары Вражковой. Заключение, как уже сообщалось ранее, полностью исключает вероятность того, что обвиняемый страдает каким-либо психическим заболеванием или расстройством. Вместе с тем выяснилась новая, невероятная на непосвященный взгляд, подробность: последние исследования показали, что поэт не помнит о том, как убивал жену. В его памяти отсутствует даже намек на события, относящиеся к этой трагедии. Специалисты объясняют это тем, что на момент убийства воля и психика обвиняемого были полностью подавлены. Теперь следствию предстоит выяснить, кому и зачем понадобилось убить Клару Вражкову, и почему орудием убийства был выбран ее муж.

Со слов адвоката обвиняемого, главы юридической фирмы «Винни и Сыновья» господина Кольчужного, новые обстоятельства позволяют твердо рассчитывать на то, что суд оправдает его клиента на том основании, тот действовал по принуждению и в состоянии беспамятства, не отдавая себе отчета в своих действиях».

Редактор сложил листок и вернул его Винни.

– И где эта пресловутая копия заключения? – поинтересовался он.

– Пожалуйста, – Винни протянул ему документ.

Редактор взглянул на лист и тут же вернул обратно. Было ясно, что он его уже видел.

– Здесь нет ни слова про забывчивость, – заметил он.

– Эта часть экспертизы не запротоколирована. Методы, скажем так, не вполне еще апробированы.

– Ясно. И вы хотите, чтобы я это опубликовал?

– Да.

– Три тысячи.

Винни подумал, кивнул и полез в карман.

***

Утром в офис Винни пришел пакет. В нем лежали три тысячи долларов, свежий выпуск «Юридического Вестника» и записка от редактора:

«Дорогой Винни, простите! Профессиональная совесть сыграла со мной злую шутку: не задумываясь позволила принять от вас деньги вечером и так же без колебаний заставила вернуть их вам утром. Капризная штука, эта совесть…

P.S. Надеюсь, такой пустяк не сможет испортить наши отношения, и вы не раз еще пригласите меня обедать».

Винни развернул газету и прочел статью. Это был не просто удар ниже пояса, это было нокаут.

ПОЭТ ЗАБЫЛ, КАК УБИВАЛ СОБСТВЕННУЮ ЖЕНУ.

В продолжение материала от 21-ого мая, спешим сообщить, что редакция получила копию заключения о психическом состоянии Эйча Вражкова, обвиняемого в убийстве своей жены. Заключение, как уже сообщалось ранее, полностью исключает вероятность того, что обвиняемый страдает каким-либо психическим заболеванием или расстройством.

Тем не менее, его адвокат, небезызвестный в определенных кругах господин Кольчужный, полон решимости спасти своего клиента от справедливого наказания. Вслед за неудачной попыткой объявить его сумасшедшим, предприимчивый юрист сделал новое заявление, согласно которому его подзащитный (на этот раз, заметьте, абсолютно здоровый), не помнит, как совершал убийство, а, следовательно, действовал в беспамятстве, по какой причине и подлежит полному и безоговорочному оправданию.

А теперь попытайтесь представить себе эту пару: убийца, хладнокровно выбрасывающий из окна женщину, с которой прожил в браке почти двадцать лет, и адвокат, добивавшийся когда-то руки этой женщины, а теперь покрывающий ее убийцу. Просто мурашки по коже, верно?

Мы обещаем держать вас в курсе этого дела и дальше.

<Юридический Вестник. №14437 от 23 мая 2006 года.>

***

К вечеру Винни распрощался с последними клиентами, уволил секретаршу и выпил месячный запас виски. Когда позвонил Эйч, Винни едва ворочал языком.

– Здравствуй, Винни.

– О! Эйч! Корень зла! Ты не поверишь, как я рад тебя слышать, дружи… ще!

– Не совсем так, Винни.

– Пар… дон?

– Скорее, подружка.

– Не понял.

– Видимо, я теперь женщина.

– Ну знаешь… Это даже для тебя черес… чур. Оставайся мужиком, Эйч, мой те совет.

– Вчера меня перевели в общую камеру.

– И чего? Погоди. А как же… Мне же… Черт, Эйч! Ты хочешь сказать…

– Да. И я подумала, Кларе будет приятно, если я возьму ее имя. Так что, пожалуйста, называй меня Кларой. Винни?

– Э… черт… подожди!

– Извини, мне больше не дают говорить. Я почему звонила… Ты не мог бы мне передать зеркальце? И еще узнать, как перевестись в женскую камеру. Здесь не самое подходящее место для Клары.

– Эй, подожди! Не вешай трубку. Эйч!

– Клара.

– Ну хорошо, черт с тобой! Клара. Не вешай трубку.

Телефон ответил короткими гудками.

– Твою мать! – сказал Винни, сжимая руками голову.

Он слишком много выпил. Сейчас он нисколько не сомневался в способности Эйча не только присвоить себе имя Клары, но и стащить с неба кусочек ее души.

Это было уже слишком. Мертвая Клара в общей камере следственного изолятора. В мужской камере. Винни покачал в руке бутылку и, решительно запрокинув ее кверху дном, подставил открытый рот.

***

Винни напрасно переживал за своего одноклассника. Эйча и раньше не особенно волновали внешние обстоятельства его существования, хотя бы уже потому, что очень не многие из них он был способен заметить. Попав в следственный изолятор, он потратил ровно минуту, чтобы осмотреть и оценить обстановку. Не обнаружив там ровным счетом ничего заслуживающего внимания, он сразу же утратил к происходящему интерес и окончательно перестал обращать внимание на то, что происходило вокруг в общем и с ним, Эйчем, в частности. Настолько, что полностью пропустил сложные ролевые игры, предшествовавшие появлению в его организме чужеродных мужских гормонов. Само их появление он, разумеется, обнаружил сразу же: в бездонных темных глубинах, над которыми застенчиво и неумело танцевало чахлое пламя его сознания, неожиданно вздулся обжигающий красный шар и стремительно рванулся к поверхности, обрастая по пути жадными змеями щупалец, которые он обдирал и терял без числа тут же. Бездна сразу наваливалась на них, стремясь погасить, и росчерки их были совсем недолги. Но вот огненный шар вырвался на поверхность, коснулся пламени, что танцевало над бездной, и взорвался в ослепительной вспышке, обронив в жидкую тьму мириады кровавых звезд. Потом застыл в верхней точке и, уже бледнея и остывая, рухнул вниз, без следа растаяв во тьме. И больше ничто уже не помнило о нем, кроме пламени, которое горело теперь чуть ярче и, возможно, немного другим цветом.

Никто кроме Эйча и не догадался бы, что цвет этот – женский, как не заподозрил бы и того, что исходный цвет был мужской, но Эйч знал это так же точно, как то, что звезды с охотой исполняют желания, а деревья с готовностью забирают боль.

Поэтому Эйч лишь улыбнулся. Если эти люди действительно не ошибались в том что случилось с Кларой, все было правильно и закономерно. Клара ушла, а вместо нее появилась новая женщина. Так уж устроен мир. Эйч назвал новую женщину Кларой. Что же до самого Эйча, то он всегда считал, что его, в сущности, по-настоящему никогда и не было. А, раз не было, значит, нечему было и исчезать. Все было правильно. Все сходилось.

Клара сидела на нарах в мужской камере следственного изолятора и улыбалась, представляя, как завтра Винни принесет ей зеркальце.

Глава 7

Утром, слоняясь по кухне с чашкой кофе и морщась от головной боли, Винни подсчитывал убытки.

Первой шла уволенная в целях экономии секретарша. Уволенная, как теперь отчетливо понимал Винни, сгоряча и спьяну. Поскольку с ее уходом всякая сексуальная жизнь для него обрывалась, можно было сказать, что, в некотором смысле, Винни сам наложил на себя вчера руки.