Архивы Дрездена: Ведьмин час

– Я только что видел, как один из ваших пытался их схватить, – сказал я. – Остановите своих подчиненных. Сейчас же.

Глядя на меня, Эванна моргнула, затем отвернулась и рявкнула что-то в адрес Гедвига. Тот выпятил подбородок, но кивнул, убрал оружие и утонул в каменном полу.

– Ваш гнев неуместен, чародей, – сухо и отрывисто проговорила Эванна. – Вы не тот, кому причинили вред. Пролита кровь, и виновные ответят по всей строгости.

– Какого черта? Я-то тут при чем?

Какое-то время Эванна смотрела на меня своими громадными черными глазами, а затем ответила:

– Если хотите, я все покажу.

– Хочу, – заявил я. – Показывайте.

Эванна жестом велела второму охраннику опустить оружие, затем развернулась и зашагала по коридору. Для такой крохи двигалась она на удивление быстро, и я едва поспевал за ней.

– Сегодня вечером к нам в крепость проник наемный убийца, – сообщила Эванна.

– Что? – не поверил я. – У вас такая охрана, что рехнуться можно. Как такое случилось?

– Так же, как всегда случается, – ответила она. – Было совершено предательство. Убийца подобрался к деловым покоям моего брата. Последовали взрывы, положившие начало пожару. Ранены несколько охранников. Один заслонил Этри своим телом и спас его ценой собственной жизни.

Я запрокинул голову. Гнев испарился, вмиг уступив место острому чувству тревоги. Кто-то пытался прикончить главу другого государства, причем почти успешно. Этри – не последняя фигура в сверхъестественном мире. Пожалуй, он самая влиятельная персона среди известных мне свартальвов, а они, в свою очередь, искуснейшие мастера-ремесленники на всей планете. Проклятье! Я сам покупал материалы и заказывал у них магические штуковины, причем на постоянной основе. Приобретения обходились недешево, но стоили каждого пенни – даже по тем временам, когда у меня не имелось спортивного носка, набитого бриллиантами и припрятанного под матрасом на черный день.

– Не знал, – ответил я значительно тише. – Кого вы потеряли?

– Аустри, – сказала Эванна, – верой и правдой служившего нашей семье уже семьсот лет.

Это поразило меня, как удар под дых. Аустри был с причудами, но достойный парень. И очень любил своих детей.

– Адские погремушки… – выдохнул я. – Соболезную… вашей утрате.

Ответив единственным кивком, Эванна повела меня по коридору, в котором я прежде не был, пока мы не очутились в зале, представлявшем собой не что иное, как военный штаб.

Помещение было огромным, с двадцатифутовыми потолками, разбитое на обособленные секции. В одном углу щетинилась стойка со всевозможным оружием – не только древним или современным, но и таким, которое я даже опознать не мог. Напротив находился медпункт, защищенный от биологических угроз прозрачными пластиковыми занавесками, за которыми деловито сновали свартальвы в самых обычных медицинских костюмах.

Одна каталка, на которую уже не обращали внимания, стояла в стороне. На ней покоилось безмолвное тело, полностью накрытое окровавленной простыней. Аустри.

Я отвернулся, и взгляд мой упал на скромный парк транспортных средств. Среди них – несколько автомобилей, что-то вроде колесницы, драккар викингов, сделанный из материала, похожего на тускло блестящее серебро, и еще несколько штуковин, в поисках названия для которых я снова зашел в тупик. В дальнем конце зала располагался командно-контрольный пункт: множество столов, расставленных вокруг центральной рабочей зоны, а на столах светятся тонкие кристаллические листы – такими свартальвы пользуются вместо компьютерных мониторов.

Пока я изумленно таращил глаза, к нам подошел Этри в обычном костюме мужчины-свартальва, не прикидывающегося человеком, – в короткой набедренной повязке. Выглядел он ужасно: на скуле набухающий синяк, на обнаженном плече ожог – судя по виду, невероятно болезненный. Его громадные черные глаза не были спокойными. О нет, в них пылала такая глубокая ярость, что еще немного, и я бы почувствовал, как содрогается земля у Этри под ногами.

Он поднял правую руку. Эванна подняла левую и коснулась его ладони.

– Милорд брат.

– Сестра, – ответил Этри и перевел взгляд на меня. – Что ты выяснила?

– Как видно, он находится в неведении относительно недавних событий.

Как ни удивительно, Этри пару секунд хмурился, а затем уточнил:

– Ты уверена?

– Вне всяких сомнений, – сказала Эванна.

– Я и впрямь в полном неведении, – подтвердил я. – Во имя всего святого! Неужели вы думаете, что я стал бы покушаться на вашу жизнь – или помогать тем, кто покушается, – пока у вас в твердыне находится моя дочь?

Этри снова взглянул на меня и что-то пробурчал. Затем один из свартальвов выкрикнул какие-то слова на родном языке, и Этри бросил взгляд за плечо – туда, где находился командный центр.

– Я должен идти. Прошу извинить меня, сестра. – Он направился к столам и добавил, не обернувшись: – С союзниками мы придерживаемся политики полной прозрачности. Покажи ему.

– Что вы хотите мне показать? – спросил я.

– Прошу сюда. – Эванна направилась к последней секции штаба. Эта секция представляла собой пятифутовые кубы, сваренные из толстых черных прутьев, чей металл остался для меня загадкой, и находившиеся за сдвоенной решеткой из такого же материала.

Тюремный блок.

Чтобы попасть внутрь, пришлось миновать пару дверей, закрывшихся у нас за спиной с тяжелым и каким-то обреченным лязганьем металла о металл. Все клетки были пусты – кроме одной, окруженной в высшей степени настороженными свартальвами, вооруженными до зубов: все в бронежилетах, каждый держал в руках витое приспособление из чего-то наподобие серебра, напоминавшее не рукотворный предмет, а конечность органического происхождения.

– Убийца, – произнесла Эванна без тени эмоций. – Существо, нередко выступавшее в роли вашего союзника.

И тут мое сердце рухнуло куда-то вниз.

В клетке свернулся калачиком человек с обнаженным торсом. Его сильно избили. Он дрожал от боли и, пожалуй, от шока. Вряд ли на его теле нашелся бы дюйм кожи, не покрытый синяками, порезами и засыхающей кровью. Одна его нога была… даже не знаю, как объяснить. Эта нога выглядела так, словно ее зажевало в промышленном механизме. Вывернутая под самым невероятным углом, она сохраняла форму лишь благодаря обуви, в которой находилась.

И я узнал эту обувь.

Потому что утром видел ее на берегу озера.

Убийца приподнял голову и взглянул на нас. У него недоставало зубов, а губы покрывала запекшаяся кровь. Лицо карикатурно распухшее, один глаз полностью закрыт.

Я смотрел на своего брата.

Передо мной был Томас.

Глава 8

Брат тоже смотрел на меня. Лицо его дернулось в попытке изобразить печальную и беспомощную полуулыбку, но он тут же скривился от боли, уронил голову на пол и остался лежать, содрогаясь и не в силах поднять глаза.

Довольно долго я молча переживал это потрясение, чувствуя, что на мне сосредоточено все внимание Эванны.

– Знаю, что он сюда захаживал, – проговорил я наконец.

Мой брат жил в страхе. Он боялся, что медленно убивает Жюстину, высасывая из нее жизненную силу. Поэтому временами подыскивал других добровольных партнерш. В его ситуации это, пожалуй, было самым высоконравственным поступком.

Что тут скажешь… У инкубов довольно странная жизнь.

– Если точнее, время от времени он посещал меня, – произнесла Эванна, – а также других придворных дам. Превыше всего мой народ ценит красоту.

Она подступила к решетке и продолжила, обращаясь к Томасу:

– Занимаясь любовью, это дивное создание творило произведения искусства. Ослепительно прекрасного искусства страсти. – Ее голос сделался тверже. – И впрямь ослепительного. Какая жалость.

Я понурил голову, закрыл глаза и воссоздал в памяти расположение тюремной клетки, затем весь штаб, а затем наибыстрейший и не затронутый пожаром маршрут за пределы посольства свартальвов. Попытался вспомнить все, что знал о размещении охраны, поскольку не мог исключить, что в самом ближайшем будущем мне придется вступить в неравный бой. Все зависело от ответа на мой следующий вопрос.

В том-то и беда: если живешь под такой защитой, тебя ограждают от опасности, но с той же легкостью удерживают на охраняемой территории.

– Что его ждет? – спросил я.

– Правосудие, – ответила Эванна, сдобрив это слово отчетливой ноткой презрения. – Он напал через семь минут после вступления в силу официального перемирия на время переговоров. Согласно Неписаному договору, такое преступление судят по внутренним законам. Будет назначен нейтральный эмиссар. Он проведет расследование и выступит вершителем судьбы преступника.

Я сфокусировал взгляд на носках ботинок и слегка расслабился. Если вопрос будут решать по правилам договора, у меня есть некоторый запас времени. Сперва выберут эмиссара, устраивающего свартальвов и Белую Коллегию, да и расследование займет не один день. Значит, у меня нет насущной необходимости прорываться к выходу в ореоле славы – или, по крайней мере, в брызгах крови.

Не отходя от решетки, Эванна опустилась на корточки лицом к Томасу:

– Аустри был моим близким другом. Будь моя воля, я заточила бы тебя в камень, оставив ровно столько воздуха, чтобы ты, Томас Рейт, прочувствовал, каково это – умирать от удушья. За то, что сотворил, ты ответишь жизнью. Или начнется война, которой мир не видел уже тысячу лет.

И она плюнула ему в лицо.

Руки мои крепко сомкнулись на тяжелом дубовом посохе, и я сделал полшага вперед.

Четверо охранников тотчас нацелили на меня свое оружие, а поскольку я ни черта не знал про эти хреновины и понятия не имел, как они воздействуют на человеческий организм, то пришел к выводу, что результат стычки может оказаться самым непрогнозируемым.

Кроме того, договор остается в силе. Пока это так, я, по сути дела, представляю собой виртуальное государство, микронацию из одного человека, но мои поступки отразятся на всем Белом Совете – и вдобавок на Зимнем дворе. Ради всего святого! Выходит, я не одна микронация, а целых две, и речь идет вовсе не о могуществе, а исключительно о потенциальной трагедии.

Адские погремушки…

Эванна не отводила глаз от Томаса и уделяла мне так мало внимания, что я волей-неволей сообразил: она уверена, что, как только я надумаю озорничать, ее люди вычеркнут меня из уравнения. С учетом того, кто такие свартальвы – а их боялись прогневать даже скандинавские боги, – я был склонен принимать ее поведение всерьез.

– Итак, Рейт? – тихо спросила она. – Тебе есть что сказать?

Казалось, брат не заметил ни ее гнева, ни презрения, ни последнего вопроса. Он оставался молчалив и недвижим, если не считать непроизвольных мышечных спазмов.

– Я была о тебе более высокого мнения, Томас, – продолжила Эванна. – Если ты имел что-то против свартальвов, мог бы прийти к нам как друг и решить вопрос миром.

Затем она встала, выпрямившись во весь рост, и чинно удалилась. Похоже, ей было все равно, пойду я за ней или нет, и я слегка испугался, что окажусь заперт в тюремном блоке, а потому решил воспользоваться возможностью и тоже направился к выходу, но тут за спиной раздался хрип:

– Га… а… йх…

Мне было больно это слышать, но я собрал волю в кулак, напустил на себя самоуверенный вид и повернулся к брату. По его щеке медленно катилась слеза, оставляя на корке запекшейся крови бледно-алый след.

– Жюшх… Зюшх…

Он не мог выговорить имени Жюстины.

– Тихо, тихо, – мягко произнес я. – Я понял. Я позабочусь о ней.

При этих словах в нем что-то надломилось, и Томас начал содрогаться от мучительных всхлипываний, издавая при этом звуки, свойственные животному, которое умирает чрезвычайно болезненной смертью.

Я зажмурился, глубоко подышал и усилием воли отогнал нахлынувшие слезы, после чего отвернулся от брата и оставил его в руках существ, причинивших ему лютую боль, а также имевших самые серьезные намерения лишить его жизни.

А какой у меня был выбор?

Мой брат – мой единственный брат – только что дал собранию старейших и самых могущественных сверхъестественных созданий на планете безусловную причину уничтожить его раз и навсегда. За какой-то час он умудрился попасть в зону самого пристального внимания крайне опасных существ и навлечь на себя столько бед, что переплюнул достижения всей моей жизни.

Просто поверьте на слово. Я не первый день на этой работе и знаю, о чем говорю.

Звезды и камни, Томас, дурак ты дурак. Что же ты наделал?

Глава 9

– Что случилось, пап? – спросила Мэгги.

Мы снова находились в квартире, и по первой просьбе дочь послушно достала из кладовки тревожный чемоданчик.

Да, я знаю, что, если учишь ребенка иметь под рукой сумку со сменной одеждой, сухим пайком, водой, аптечкой и базовыми припасами для выживания – на тот случай, если вдруг придется пуститься в бега, – можно и параноиком прослыть. С другой стороны, мало кому из детей приходится помнить, что из пола могут вылезти враги, желающие уволочь тебя под землю.

Я воспитываю дочь так, чтобы она умела выживать в обстоятельствах, в которых может оказаться из-за особенностей своего отца. И до поры до времени наилучшей стратегией выживания для нее будет постоянная готовность к бегству.

– Пока не могу объяснить. – Я метнулся к ней в комнату, схватил сумку для боулинга с деревянным черепом Бонни, а затем собрал скудный чародейский инвентарь, не забыв и про собственный тревожный чемоданчик. – Отвезем Хоббита домой, и ты сможешь пару дней пожить у Карпентеров. Как тебе такая идея?

Какое-то время Мэгги – сама серьезность – рассматривала меня ясными глазенками, а затем спросила:

– Ты в беде?

– Я в беду не попадаю, – подмигнул я ей. – Зато делаю так, чтобы в нее попадали плохие дяди и тети.

– Все пройдет отлично, малышка. – Хоуп по-сестрински обняла мою дочь за плечи. – Мне такое не впервой. Спать будешь у меня в комнате. Там есть ноутбук. Можно допоздна смотреть по «Нетфликсу» всякое интересное, пока не надоест.

Мэгги прильнула к Хоуп, но глаз от меня не отводила.

– Пап, почему свартальвы разозлились на нас?

– Они не разозлились, – сказал я. – Но кое-что их испугало, и какое-то время они будут нервничать. Хоббит, будь другом, возьми в холодильнике кусочек тунца и положи к дальней стенке переноски Мистера, чтобы его приманить. Не хочу оставлять его в одиночестве.

– Не вопрос, Гарри, – кивнула Хоуп и ушла выполнять мою просьбу.

– Они нервничают? Ты из-за этого отсылаешь меня обратно? – спросила Мэгги.

Я уже был готов к выходу, быстро и во всеоружии, поскольку мне предстояло сделать сотню дел, а возможность отоспаться в обозримом будущем казалась весьма призрачной, но за всеми этими приготовлениями я позабыл, что в некотором смысле моя дочь остается совсем маленькой девочкой. Поэтому я сделал паузу, выбросил все из головы и, опустившись перед Мэгги на колени, обнял ее. В ответ она крепко обхватила меня за шею тоненькими ручонками, а Мыш перестал разгуливать вокруг стола, подошел к нам и прижался плечом к спине Мэгги.

– Ох, солнышко, – сказал я, – никуда я тебя не отсылаю. Просто хочу, чтобы за тобой присмотрели, пока я не вернусь.

– Потому что рядом монстры?

– Похоже на то, – признал я.

– И ты воюешь с ними? – спросила она.

– Когда это необходимо, – подтвердил я. Хотя зачастую провести эту грань куда труднее, чем кажется.

– А если ты не вернешься? – Мэгги еще отчаяннее стиснула мою шею.

Будь это кино, в такой момент квазигероический папаша пообещал бы маленькой дочке, что непременно вернется, и заверил, что волноваться тут совершенно не о чем. В кино у квазигероев масса дел: ведь им надо развивать сюжет, чтобы публика не заскучала и не уткнулась в телефоны.

В роли папаши я нахожусь не так уж давно, но Мэгги заслуживала большего, нежели краткая шаблонная реплика и четырехсекундные объятия, во время которых камера даст крупный план моего измученного лица.

Поэтому я отстранился от дочери и положил руки ей на плечи. Они казались тонюсенькими и очень хрупкими, хотя я прекрасно знал, что Мэгги не слабее любого ребенка ее возраста. На лице дочери застыла нерешительность, а глаза вдруг сделались огромными и карими-карими.

– Во-первых, тебе следует знать, что твой папа – крутой сукин сын, – негромко сказал я.

– Папа! – Ее глаза раскрылись шире прежнего.

– Я обязан сказать тебе правду, – продолжил я. – Я буду драться как лев, чтобы вернуться к тебе целым и невредимым. Всегда. Я силен, не сказать чтобы глуп, и у меня полно умных и могущественных союзников. А во-вторых, тебе следует знать, что я обо всем договорился и одна ты не останешься. Если со мной что-нибудь случится, Майкл и Черити уже дали согласие, что присмотрят за тобой. Мы подписали официальные бумаги и все такое. К тому же рядом с тобой будет Мыш. И тебя всегда будут любить. Повторяю, всегда.

– Гав, – негромко, но решительно подтвердил Мыш.

– И даже если я умру, – с нежностью продолжил я, – здесь останется моя частичка. Даже если ты не увидишь и не услышишь меня, я буду рядом. Смерть не разлучит нас, солнышко. Просто я буду приглядывать за тобой из соседней комнаты.

Я не шутил. В прошлом я, помимо прочего, сотрудничал с эктомантом. Если меня все-таки убьют, рядом с Мэгги останется чрезвычайно свирепая тень, охраняющая ее покой, оберегающая ее от хищных духов и стерегущая ее сновидения. А также консультант-архангел, следящий за психоэмоциональным состоянием этой тени.

Более того, если у Мэгги разовьются таланты, ведущие на сверхъестественную дорожку, там ее будут ждать учителя. Люди, которых я знаю и которым доверяю, а не психанутые Зимние фэйри. Я довел свои желания до сведения Мэб, а она считает преданность своим сеньорским обязанностям величиной куда более постоянной, чем сила земного тяготения. Случись мне погибнуть в роли ее верного приспешника, она согласилась устроить все от моего имени, а в том, что касается подобных обещаний, я доверяю Мэб как никому другому.

Всякий отец, обожающий свою доченьку, по возможности обеспечит ей наилучшую страховку.

У меня имеется такая возможность.

Мэгги покивала, а затем произнесла со всей серьезностью:

– Тебе следует знать, что иногда ты меня пугаешь. Совсем немножко. Обычные папы не говорят дочерям таких вещей.

Я хотел улыбнуться ей, но вдруг обнаружил, что в глазах все плывет и туманится.

Она прижалась ко мне и добавила:

– Я бы предпочла, чтобы ты остался здесь в нынешнем виде. И кормил меня оладьями.

– Я тоже, – сказал я и поцеловал ее в макушку.

– Смотри, чтобы тебя не убили, – предупредила Мэгги. – Сделай все, как надо, и надавай им по… по заднице.

– Когда тебе исполнится восемнадцать, – усмехнулся я, – сможешь говорить «по жопе».

Она хихикнула и кивнула, продолжая обнимать меня за шею.

– Говоришь, сделать все, как надо? У кого ты подхватила эту фразу?

– У мистера Карпентера. Он говорит, делать все, как надо, причем изо дня в день, – самое главное в жизни. А ты всегда стараешься поступать именно так.

– Ну, – сказал я, – в подобных вопросах он настоящий эксперт.

– А он говорит, что это ты эксперт. И хороший человек. Один из лучших, кого он знает.

Я ничего не ответил. Не смог. Горло перехватило. Хвост Мыша колотил по моей ноге, словно пушистая бейсбольная бита.

– Гарри! – крикнула Хоуп. – Мистер уже в переноске!

Я покашлял, похлюпал носом, поднялся на ноги и объявил:

– Ладно, девчата. Берите вещи и не отставайте. Начинаем переезд.

– А что потом? – спросила дочь.

Я взял ее за руку и подмигнул:

– А потом папе надо на работу.

Глава 10

Я завез девочек домой к Майклу и Черити. Не прошло и трех секунд, как Майкл вызвался присмотреть за Мэгги, пока я не разберусь с делами. С учетом того, что дом отставного Рыцаря Креста представляет собой крепость, неприступную для сверхъестественных сил, Мэгги будет здесь в большей безопасности, чем где-либо в Чикаго.

Единственный недостаток ангельского агентства безопасности Майкла заключается в том, что оно никоим образом не способно защитить как его самого, так и его семью от смертных. Потому-то Молли втайне купила дом, выставленный на продажу на другой стороне улицы – через три двери по диагонали от жилища Карпентеров, – и разместила там контингент фэйри Зимнего двора. Так что теперь любому обычному агрессору, рискнувшему напасть на дом Майкла и Черити, предстоит встретиться с боевым подразделением взбешенных и нечеловечески выносливых сидхе – в полной броне, со штурмовыми винтовками и с несметным подкреплением на подходе.

Когда речь идет о защите семьи, у нас с Молли примерно одинаковый подход.

Кстати, раз уж речь зашла о защите семьи…

Уже скоро Карлос и весь Совет узнают о том, что случилось. Я нисколько не сомневался, что они захотят встретиться и обсудить далеко идущие последствия попытки убийства Этри, совершенной Белой Коллегией в преддверии мирных переговоров. После этого мне, вне всяких сомнений, выдадут ряд поручений – а поэтому сейчас самое время поискать способ спасти моего брата.

Вот я и отправился к Жюстине.

Я довольно часто наведывался к брату домой, так что консьерж узнал меня, кивнул и открыл дверь. Томас и Жюстина жили в одном из фешенебельных домов в элитном районе Голд-Кост, и вид здания полностью соответствовал размеру арендной платы.

Я поднялся к квартире Томаса, постучал, и меня встретили теплой улыбкой и объятиями. От Жюстины пахло земляникой.

– Привет, Гарри.

– Жюстина, – отозвался я.

Такие сногсшибательные красавицы встречаются разве что на журнальных обложках. Среднего роста, длинные волосы, ставшие серебристо-белыми примерно на сорок лет раньше обычного, огромные темные глаза, бледная кожа, да и все остальное тоже там, где мы любим. Мужская пижама из тонкого хлопка окутывала ее уютными складками, а прическа представляла собой наспех заплетенную косу со множеством выбившихся тут и там локонов.

Пока ничего не было заметно, вот только… Что ж, немало слов сказано о том сиянии, которым лучатся беременные. Ясное дело, в буквальном смысле никакого сияния нет, но женская аура зачастую усиливается благодаря присутствию нерожденного ребенка. Становится более яркой и зримой для тех, кто способен ее видеть. Я не прилагал никаких усилий, чтобы воспринять энергии, о которых идет речь, и не отношу себя к особо чувствительным парням, но даже мне были очевидны мерцающие, призрачные, эфемерные огоньки, неуловимо танцующие близ головы и плеч Жюстины.

Когда консьерж позвонил и сказал, что я поднимаюсь, она была в постели, но заспанность не помешала ей сообразить, что гонец принес дурные вести. Жюстина долгое время выживала в мире монстров, будучи гораздо умнее, чем показывала окружавшим ее опасным существам. Кроме того, ей пришлось стать очень-очень наблюдательной. Бросив на меня единственный взгляд, она оцепенела и заговорила не сразу – я видел, что ей пришлось взять себя в руки, чтобы сохранить нейтральное выражение лица. Когда она все же заговорила, голос прозвучал сдержанно – так, чтобы не выдать эмоций:

– Что случилось?

Жюстина – очень добрая, благовоспитанная и ранимая женщина. Мне совсем не хотелось делать ей больно. Но рассказать о случившемся, не причинив боли, было невозможно.

Поэтому я выложил все, что знал. Короткими предложениями. Жюстина смотрела на меня, ошеломленно раскрыв глаза.

– Я… – Она сглотнула. – Лара знает?

Я выгнул бровь. Неглупый вопрос, но я не ожидал услышать его от Жюстины – вот так, сразу. Узнав, что жизнь любимого человека находится под угрозой, люди зачастую реагируют иррационально: сперва испытывают страх, провоцирующий всплеск эмоций, и лишь затем в свои права вступает логика. Томас попал в беду, и спасти его можно было несколькими способами. Политическое решение ситуации выглядело бы наиболее изящным и действенным – а в политике у Лары такой вес, которого мне никогда не достичь.

Брат частенько ссорился со старшей сестрой по каким-то разногласиям насчет авторитетных персон. Каким именно? Понятия не имею. Хотя в последнее время его отношения с Белой Коллегией – и, соответственно, с Ларой – заметно улучшились. Отчасти ее работа состоит в том, чтобы ограждать своих подданных от неурядиц на политическом уровне, и идея попросить ее о подобной защите выглядит вполне естественной.

Но еще Лара – монстр. Хищник. Пусть она весьма привлекательна, приятна в общении, вежлива и обладает изысканными манерами, но надо быть конченым идиотом, чтобы хоть на секунду забыть, кто она такая. Нельзя демонстрировать слабость хищнику. Нельзя просить его о помощи. И для испуганной девушки этих факторов должно быть достаточно, чтобы в списке возможных помощников имя Лары оказалось никак не выше второго места.

Но… Пожалуй, обратиться к Ларе – и впрямь наиболее разумная мысль. Хотя я ожидал, что Жюстина поймет это спустя несколько минут бесстрастного анализа ситуации. Как видно, ошибся. Бездумно предположил, что красавицам вроде Жюстины не свойственен острый ум и что она настолько любит Томаса, что какое-то время не сможет мыслить рационально.