Отпущу свою душу на волю…
Полная версия
Отпущу свою душу на волю…
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Отец космонавта
Вы не стойте над ним, вы не стойте над ним, ради Бога!Вы оставьте его с недопитым стаканом своим.Он допьёт и уйдёт, топнет оземь: – Ты кто?– Я дорога,Тут монголы промчались — никто не вернулся живым.– О, не надо, – он скажет, – не надо о старой печали!Что ты знаешь о сыне, скажи мне о сыне родном.Не его ли шаги на тебе эту пыль разметали?– Он пошёл поперёк, ничего я не знаю о нём.На родном пепелище, где угли ещё не остыли,Образ вдовьей печали возникнет как тень перед ним.– Я ходил на дорогу, – он скажет, — а в доме гостили…– Ни французы, ни немцы — никто не вернулся живым.– О, не надо, – он скажет, – не надо.Есть плата дороже.Что ты знаешь о сыне, скажи мне о сыне родном.Ты делила с ним стол и ночей сокровенное ложе…– Он пошел поперёк, ничего я не знаю о нём.Где же сына искать, ты ответь ему, Спасская башня!О медлительный звон!О торжественно-дивный язык!На великой Руси были, были сыны бесшабашней,Были, были отцы безутешней, чем этот старик.Этот скорбный старик не к стене ли Кремля обратился,Где начертано имя пропавшего сына огнём:– Ты скажи, неужели он в этих стенах заблудился?– Он пошёл поперёк, ничего я не знаю о нём.Где же сына искать, где искать, ты ответь ему, небо!Провались, но ответь, но ответь ему, свод голубой, —И звезда, под которой мы страждем любови и хлеба,Да, звезда, под которой проходит и смерть и любовь!– О, не надо, – он скажет, — не надо о смерти постылой!Что ты знаешь о сыне, скажи мне о сыне родном.Ты светила ему, ты ему с колыбели светила…– Он прошёл сквозь меня, ничего я не знаю о нём.1972Баллада об ушедшем
Среди стен бесконечной страныЗаблудились четыре стены.А среди четырёх заблудилсяТот, который ушедшим родился.Он лежал и глядел на обои,Вспоминая лицо дорогое.И потёки минувших дождейНа стене превратились в людей.Человек в человеке толпится,За стеною стена шевелится.– Дорогое лицо, отпусти!Дай познать роковые пути.Невозможные стены и далиНе такой головой пробивали… —Так сказал и во тьме растворилсяТот, который ушедшим родился.Он пошёл по глухим пропастям,Только стены бегут по пятам,Только ветер свистит сумасшедший:– Не споткнись о песчинку, ушедший!1973«Надоело качаться листку…»
Надоело качаться листкуНад бегущей водою.Полетел и развеял тоску…Что же будет со мною?То ещё золотой промелькнёт,То ещё золотая.И спросил я: – Куда вас несёт?– До последнего края.1973
«Ночь уходит. Равнина пуста…»
Ночь уходит. Равнина пустаОт заветной звезды до куста.Рассекает пустыни и высиСеребристая трещина мысли.В зёрнах камня, в слоистой слюдеЯ иду, как пешком по воде.А наружного дерева сводТо зелёным, то белым плывёт.Как в луче распылённого света,В человеке роится планета.И ему в бесконечной судьбеПуть открыт в никуда и к себе.1974
«Ты чужие слова повторяла…»
Ты чужие слова повторяла,И носила чужое кольцо,И чужими огнями мигала,И глядела в чужое лицо.Я пришёл – и моими глазамиТы на землю посмотришь теперь,И заплачешь моими слезами,И пощады не будет тебе.1973
Гимнастёрка
Солдат оставил тишинеЖену и малого ребёнкаИ отличился на войне…Как известила похоронка.Зачем напрасные словаИ утешение пустое?Она вдова, она вдова…Отдайте женщине земное!И командиры на войнеТакие письма получали:«Хоть что-нибудь верните мне…»И гимнастёрку ей прислали.Она вдыхала дым живой,К угрюмым складкам прижималась,Она опять была женой.Как часто это повторялось!Годами снился этот дым,Она дышала этим дымом —И ядовитым, и родным,Уже почти неуловимым.…Хозяйка новая вошла.Пока старуха вспоминала,Углы от пыли обмелаИ – гимнастёрку постирала.1974
Четыреста
Четыре года моросил,Слезил окно свинец.И сын у матери спросил:– Скажи, где мой отец?– Пойди на запад и восток,Увидишь, дуб стоит.Спроси осиновый листок,Что на дубу дрожит.И сын на запад и востокПослушно пошагал.Спросил осиновый листок,Что на дубу дрожал.Но тот осиновый листокСильней затрепетал.– Твой путь далёк, твой путь далёк, —Чуть слышно прошептал.– Иди куда глаза глядят,Куда несёт порыв.– Мои глаза давно летятНа Керченский пролив.И подхватил его порывДо керченских огней.Упала тень через пролив,И он пошёл по ней.Но прежде чем на синевуОпасную шагнуть,Спросил народную молву:– Скажи, далёк ли путь?– Ты слишком юн, а я стара,Господь тебя спаси.В Крыму стоит Сапун-гора,Ты у неё спроси.Весна ночной миндаль зажгла,Суля душе звезду,Девице – страсть и зеркала,А юноше – судьбу.Полна долина под горойСлезами и костьми.Полна долина под горойЦветами и детьми.Сбирают в чашечках свинецРои гремучих пчёл.И крикнул сын: – Где мой отец?Я зреть его пришёл.Гора промолвила в ответ,От старости кряхтя:– На полчаса и тридцать летТы опоздал, дитя.Махни направо рукавом,Коли таишь печаль.Махни налево рукавом,Коли себя не жаль.По праву сторону махнулОн белым рукавом.Из вышины огонь дохнулИ грянул белый гром.По леву сторону махнулОн чёрным рукавом.Из глубины огонь дохнулИ грянул чёрный гром.И опоясалась гораНогтями – семь цепей.Дохнуло хриплое «ура»,Как огнь из-под ногтей.За первой цепью смерть идёт,И за второю – смерть,За третьей цепью смерть идёт,И за четвертой – смерть.За пятой цепью смерть идёт,И за шестою – смерть,А за седьмой – отец идёт,Сожжён огнём на треть.Гора бугрится через лик,Глаза слезит свинец.Из-под ногтей дымится крик:– Я здесь, я здесь, отец!Гора промолвила в ответ,От старости свистя:– За полчаса и тридцать летТы был не здесь, дитя.Через военное кольцоПовозка слёз прошла,Но потеряла колесоУ крымского села.Во мгле четыреста солдатЛежат – лицо в лицо.И где-то тридцать лет подрядБлуждает колесо.В одной зажатые горстиЛежат – ничто и всё.Объяла вечность их пути,Как спицы колесо.Не дуб ли нá поле сронилЛисток свой золотой,Сын буйну голову склонилНад памятной плитой.На эту общую плитуСошёл беззвёздный день,На эту общую плитуСыновья пала тень.И сын простёр косую длань,Подобную лучу.И сын сказал отцу: – Восстань!Я зреть тебя хочу…Остановились на летуХребты и облака.И с шумом сдвинула плитуОтцовская рука.Но сын не слышал ничего,Стоял как в сумрак день.Отец нащупал тень его —Отяжелела тень.В земле раздался гул и стукСудеб, которых нет.За тень схватились сотни рукИ выползли на свет.А тот, кто был без рук и ног,Зубами впился в тень.Повеял вечный холодокНа синий божий день.Шатало сына взад-вперёд,Он тень свою волок.– Далёк ли путь? – пытал народ.Он отвечал: – Далёк.Он вёл четыреста солдатДо милого крыльца.Он вёл четыреста солдатИ среди них отца.– Ты с чем пришёл? – спросила мать.А он ей говорит:– Иди хозяина встречать,Он под окном стоит.И встала верная женаУ тени на краю.– Кто там? – промолвила она. —Темно. Не узнаю…– Кто там? – твердит доныне мать,А сын ей говорит:– Иди хозяина встречать,Он под окном стоит…– Россия-мать, Россия-мать, —Доныне сын твердит, —Иди хозяина встречать,Он под окном стоит.1974
Завещание
1Мне помнится, в послевоенный годЯ нищего увидел у ворот —В пустую шапку падал только снег,А он его вытряхивал обратноИ говорил при этом непонятно.Вот так и я, как этот человек:Что мне давалось, тем и был богат.Не завещаю – отдаю назад.2Объятья возвращаю океанам,Любовь – морской волне или туманам,Надежды – горизонту и слепцам,Свою свободу – четырём стенам,А ложь свою я возвращаю миру.В тени от облака мне выройте могилу.Кровь возвращаю женщинам и нивам,Рассеянную грусть – плакучим ивам,Терпение – неравному в борьбе,Свою жену я отдаю судьбе,А свои планы возвращаю миру.В тени от облака мне выройте могилу.Лень отдаю искусству и равнине,Пыль от подошв – живущим на чужбине,Дырявые карманы – звёздной тьме,А совесть – полотенцу и тюрьме.Да возымеет сказанное силуВ тени от облака…1974
Золотая гора
Не мята пахла под горойИ не роса легла,Приснился родине герой.Душа его спала.Когда душа в семнадцать летПроснулась на заре,То принесла ему изветО золотой горе:– На той горе небесный домИ мастера живут.Они пируют за столом,Они тебя зовут.Давно он этого желал —И кинулся, как зверь.– Иду! – он весело сказал.– Куда? – спросила дверь. —Не оставляй очаг и стол.Не уходи отсель,Куда незримо ты вошел,Не открывая дверь.За мною скорбь, любовь и смерть,И мира не обнять.Не воздыми руки на дверь,Не оттолкни, как мать.– Иду! – сказал он вопрекиИ к выходу шагнул.Не поднял он своей руки,Ногою оттолкнул.Косым лучом насквозь прошелПростор и пустоту.В тени от облака нашелТяжелую плиту.Холодный мох с плиты соскреб,С морщин седых стихов:«Направо смерть, налево скорбь,А супротив любовь».– Хочу! – он слово обронил. —Посильное поднять,Тремя путями этот мирРассечь или обнять.Стопа направо повела,И шёл он триста дней.Река забвения легла,Он вдоль пошёл по ней.Река без тени и следа,Без брода и мостов —Не отражала никогдаНебес и облаков.И червяка он повстречалИ наступил ногой.– Куда ползёшь? – Тот отвечал:– Я червь могильный твой.На счастье взял он червякаИ пронизал крючком.Закинул. Мертвая рекаУдарила ключом.И леса взвизгнула в ответОт тяги непростой.Но он извлёк на этот свет,Увы, крючок пустой.Не Сатана сорвал ли злость?В руке крючок стальнойЗашевелился и поползИ скрылся под землей.Он у реки хотел спросить,Кого он встретит впредь.Но та успела позабытьИ жизнь его, и смерть.Он вспять пошёл и мох соскребС морщин седых стиховИ прочитал: «Налево скорбь,А супротив любовь».Стопа налево повела,И шел шестьсот он дней.Долина скорби пролегла,Он вширь пошел по ней.Сухой старик пред ним возник,Согбенный, как вопрос.– Чего хватился ты, старик,Поведай, что стряслось?– Когда-то был мой дух высокИ страстью одержим.Мне хлеба кинули кусок —Нагнулся я за ним.Моё лицо не знает звезд,Конца и цели – путь.Мой человеческий вопросТебе не разогнуть.А на пути уже блисталВеликий океан,Где сахар с берега бросалКусками мальчуган.И вопросил он, подойдя,От брызг и соли пьян:– Ты что здесь делаешь, дитя?– Меняю океан.Безмерный подвиг или трудПрости ему, Отец,Пока души не изведутСомненья и свинец.Дай мысли – дрожь, павлину – хвост,А совершенству – путь…Он повстречал повозку слёз —И не успел свернуть.И намоталась тень егоНа спицы колеса.И тень рвануло от него,А небо – от лица.Поволокло за колесомПо стороне чужой.И изменился он лицом,И восскорбел душой.На повороте роковомДалёкого путиОтсек он тень свою ножом:– О, верная, прости!Он тенью заплатил за скорбьДетей и стариков.Подался вспять и мох соскреб:«А супротив любовь».Но усомнился он душойИ руку опустилНа славы камень межевойИ с места своротил.Открылся чистым небесамТугой клубок червей.И не поверил он глазамИ дерзости своей.Из-под земли раздался вздох:– Иди, куда идёшь.Я сам запутал свой клубок,И ты его не трожь.Ты всюду есть, а я нигде,Но мы в одном кольце.Ты отражен в любой воде,А я – в твоем лице.Душа без имени скорбит.Мне холодно. Накрой. —Он молвил: – Небом я накрыт,А ты моей стопой.Дней девятьсот стопа вела,Пыль супротив он мел.Глухая ночь на мир легла.Он наугад пошёл.Так ходит запад на восток,И путь необратим.От мысли он огонь возжег.Возникла тень пред ним.– Ты что здесь делаешь? – Люблю. —И села у огня.– Скажи, любовь, в каком краюЗастигла ночь меня?– На полпути к большой горе,Где плачут и поют.На полпути к большой горе,Но там тебя не ждут.В тумане дрогнувшей стопеОпоры не найти.Закружат голову тебеОкольные пути.– Иду! – он весело сказалИ напролом пошёл.Открылась даль его глазам —Он на гору взошел.Не подвела его стопа,Летучая, как дым.Непосвященная толпаВосстала перед ним.Толклись различно у воротПевцы своей узды,И шифровальщики пустот,И общих мест дрозды.Мелькнул в толпе воздушный Блок,Что Русь назвал женойИ лучше выдумать не могВ раздумье над страной.Незримый сторож ограждалСтранноприимный дом.Непосвященных отражалТо взглядом, то пинком.Но отступил пред ним старик.Шла пропасть по пятам.– Куда? А мы? – раздался крик.Но он уже был там.Увы! Навеки занемогТоржественный глагол.И дым забвенья заволокВысокий царский стол.Где пил Гомер, где пил Софокл,Где мрачный Дант алкал,Где Пушкин отхлебнул глоток,Но больше расплескал.Он слил в одну из разных чашОсадок золотой.– Ударил поздно звёздный час,Но всё-таки он мой!Он пил в глубокой тишинеЗа старых мастеров.Он пил в глубокой тишинеЗа верную любовь.Она откликнулась, как медь,Печальна и нежна:– Тому, кому не умереть,Подруга не нужна.На высоте твой звёздный час,А мой – на глубине.И глубина ещё не разНапомнит обо мне.1974
«Бывает у русского в жизни…»
Бывает у русского в жизниТакая минута, когдаРаздумье его об отчизнеСияет в душе, как звезда.Ну как мне тогда не заплакатьНа каждый зелёный листок!Душа, ты рванёшься на запад,А сердце пойдёт на восток.Родные черты узнавая,Иду от Кремлевской стеныК потёмкам ливонского края,К туманам охотской волны.Прошу у отчизны не хлеба,А воли и ясного неба.Идти мне железным путёмИ зреть, что случится потом.1974
«Выходя на дорогу, душа оглянулась…»
Выходя на дорогу, душа оглянулась:Пень, иль волк, или Пушкин мелькнул?Ты успел промотать свою чистую юность,А на зрелость рукою махнул.И в дыму от Москвы по Хвалынское мореЗагулял ты, как бледная смерть…Что ты, что ты узнал о родимом просторе,Чтобы так равнодушно смотреть?1975
«На берегу, покинутом волною…»
На берегу, покинутом волною,Душа открыта сырости и зною.Отягчена полуземным мельканьем,Она живёт глухим воспоминаньем.О, дальний гул! Воспоминанья гул!Ей кажется, что океан вздохнул,Взрывает берег новою волноюИ полнит душу мутной глубиною.1975
«За дорожной случайной беседой…»
За дорожной случайной беседойИногда мы любили блеснутьТо любовной, то ратной победой,От которой сжимается грудь.Поддержал я высокую марку,Старой встречи тебе не простил.И по шумному кругу, как чарку,Твоё гордое имя пустил.Ты возникла, подобно виденью,Победителю верность храня.– Десять лет я стояла за дверью,Наконец ты окликнул меня.Я глядел на тебя не мигая.– Ты продрогла… – и выпить велел.– Я дрожу оттого, что нагая,Но такую ты видеть хотел.– Бог с тобой! – и махнул я рукоюНа неполную радость свою. —Ты просила любви и покоя,Но тебе я свободу даю.Ничего не сказала на это —И мгновенно забыла меня.И ушла по ту сторону света,Защищаясь рукой от огня.С той поры за случайной беседойВспоминая свой пройденный путь,Ни любовной, ни ратной победойЯ уже не пытаюсь блеснуть.1975
«Гулом, криками площадь полна…»
Гулом, криками площадь полна,Там качает героя толпа.Он взлетает в бездонное небо.Посулил ли он вечного хлеба,Иль дошел до предела в числе,Иль открыл, что нас нет на земле?..Выше, выше! Туда и оттуда!..Но зевнула минута иль век —И на площади снова безлюдно…И в пространстве повис человек.1975
Дуб
То ли ворон накликал беду,То ли ветром её насквозило,На могильном холме – во дубуПоселилась нечистая сила.Неразъёмные кольца стволаРазорвали пустые разводы.И нечистый огонь из дуплаОбжигает и долы и воды.Но стоял этот дуб испокон,Не внимая случайному шуму.Неужель не додумает онСвою лучшую старую думу?Изнутри он обглодан и пуст,Но корнями долину сжимает.И трепещет от ужаса куст,И соседство своё проклинает.1975
Холм
Я видел: ворон в небесахЛетел с холмом земли в когтях.Не дом ли мой блеснул на нём,Скрываясь в небе ледяном?А с неба сыпалась земляНа ослеплённые поля.И наугад по шуму крылЯ тень высокую ловил.1975
Прощальный жест
Зачем ты его обнимала,Махала с печальных полей,Как будто туман разгоняла?..Туман становился плотней.Он занял скользящее местоВ пространстве, лишённом тепла.Но тайна прощального жеста,Мерцая, обратно звала.Развеять дорожную скукуПомог ему князь темноты,Что дёргал какую-то куклу,И кукла махала – и ты…Годами окно протирала,Рука уставала мелькать,Как будто туман разгоняла,Который нельзя разогнать.1976
«Ты не стой, гора, на моём пути…»
Ты не стой, гора, на моём пути.Добру молодцу далеко идти.Не мешай ногам про себя шагать,Не мешай рукам про себя махать.Говорит гора: – Смертный путь един.До тебя прошёл растаковский сын.Сковырнул меня изо всей ноги,Отмахнул меня изо всей руки.– Не мешай, сказал, про себя шагать,Не мешай, сказал, про себя махать.Не ищу я путь об одном конце,А ищу я шар об одном кольце.Я в него упрусь изо всей ноги.За кольцо схвачусь изо всей руки.Мать-Вселенную поверну вверх дном,А потом засну богатырским сном.1976
Двойник
Только солнце с востока взойдёт,Тут же с запада всходит другое,Мы выходим из разных ворот,Каждый тень за собою ведёт,И моя, и твоя – за спиною.Мы сошлись, как обрыв со стеной,Как лицо со своим отраженьем,Как два лезвия бритвы одной,Как рожденье со смертью самой,Как великая слава с забвеньем.Тучи с небом на запад летят —На восток покачнулись деревья.Наши тени за нами стоятНе сливаясьи бездны таят,А меж нами не движется время.1976
Завет
Со дна морского камень всплыл,Привязанный к ногамТого, кто душу погубилПо мировым углам.Прямой дороге предпочёлБегущую волну.В пути опоры не нашёлИ канул в глубину.Твои слова, родная мать,Нашли его на дне:«Когда я буду умирать,Ты вспомни обо мне».В морской пустыне он стоялНа камне гробовом.И долго руки простиралЗа синий окоём.1976
«Мне снились ноздри! Тысячи ноздрей…»
Мне снились ноздри! Тысячи ноздрейСтояли низко над душой моей.Они затмили солнце и луну.Что занесло их в нашу сторону?Иль от лица бежали своего?..– Мы чуем кровь! Мы чуем кровь его! —Раздался вопль чужого бытия…И пролилась на волю кровь моя.1977
«Ты зачем полюбила поэта…»
Ты зачем полюбила поэтаЗа его золотые слова?От высокого лунного светаЗакружилась твоя голова.Ты лишилась земли и опоры.Что за лёгкая тяга в стопе?И какие открыло просторыТвоё тело и в нём и в себе?Он хотел свою думу развеять,Дорогое стряхнуть забытьё.Он сумел небесами измеритьСвой полёт и паденье твоё.Он уже никогда не вернётся,След его заглушила трава.Ты заплачешь, а он отзовётсяНа свои золотые слова.1977
Двуединство
В тени летящего орлаСова ночная ожилаИ полетела, как подруга,В плену возвышенного круга.Орёл парил. Она блуждала,Не видя в воздухе ни зги.И, ненавидя, повторялаЕго могучие круги.1977
«На тёмном склоне медлю, засыпая…»
На тёмном склоне медлю, засыпая,Открыт всему, не помня ничего.Я как бы сплю – и лошадь голубаяВстаёт у изголовья моего.Покорно клонит выю голубую,Копытом бьёт, во лбу блестит огонь.Небесный блеск и гриву проливнуюЯ намотал на крепкую ладонь.А в стороне, земли не узнавая,Поёт любовь последняя моя.Слова зовут и гаснут, изнывая,И вновь звучат из бездны бытия.1977
Распутье
Поманила молодость и скрылась.Ночь прозрачна, дума тяжела.И звезда на запад покатилась,Даль через дорогу перешла.Не шумите, редкие деревья,Ни на этом свете, ни на том.Не горите, млечные кочевьяИ мосты – между добром и злом.Через дом прошла разрыв-дорога,Купол неба треснул до земли.На распутье я не вижу Бога.Славу или пыль метёт вдали?Что хочу от сущего пространства?Что стою среди его теснин?Всё равно на свете не остаться.Я пришёл и ухожу – один.Прошумели редкие деревьяИ на этом свете, и на том.Догорели млечные кочевьяИ мосты – между добром и злом.1977
Чёрный подсолнух
Он пророс из глухого колодца.Но однажды глубокая мгла,Затмевая высокое солнце,На цветущий подсолнух легла.Цвет померк. В небесах ослеплённыхВместо солнца возникло пятно.От него отвернулся подсолнух.Поле пусто, сомненье темно.Он не поднял потухшего взглядаК высоте просветлённых небес.Осквернённой святыни не надо!Ждал он ночи… И ночью воскрес.Мёртвым светом его охватило,Он уже не внимал ничему.Только видел ночное светило,Присягая на верность ему.1977
«Я пил из черепа отца…»
Я пил из черепа отцаЗа правду на земле,За сказку русского лицаИ верный путь во мгле.Вставали солнце и лунаИ чокались со мной.И повторял я имена,Забытые землёй.1977
Семейная вечеря
Как только созреет широкая ниваИ красное солнце смолкает ленивоЗа тёмным холмом,Седая старуха, великая матерь,Одна среди мира в натопленной хатеСидит за столом.– Пора вечерять, мои милые дети! —Она поминает о сыне-поэте,О дочке-вдове,О светлом супруге, безвестно убитом,О позднем младенце, бесследно зарытомВ кремень-мураве.Рассвет наплывает по правую руку,Закат наплывает по левую руку —И слушают ночь.И вот, потрясая могильные камни,Приходят живые: поэт с облакамиИ горькая дочь.Неполная смерть поднимает из прахаИстлевшие кости… Солдатская бляхаБлестит на одном.Пришельцы глядят на пустые стаканы,Садятся за стол и сквозят, как туманы,Меж ночью и днём.– Не хлебом единым, – сказала старуха.И каждому мерит от чистого духаИ мира сего:Огонь для солдата, лазурь для поэта,Росу для вдовы, молоко для последа,Себе – ничего.Но вот огляделся, как в дальнем дозоре,Солдат и заметил: – Не все ещё в сборе.Тут нет одного.От лона иного, от тучи гонимой,Он сын мой и брат им, судьбой не любимый.Вот место его!– Пускай он войдёт, – согласилась старуха.Из бездны Вселенной до чуткого слухаШаги донеслись.Бродяга вошёл, не любимый таланом,И принял стакан с непроглядным туманом…– Окольный, садись!Давно я старуха. Мой голос – мерцанье.Но я б не хотела одно прорицаньеВ могилу унесть.На чресла гадали мне в детские годы,Что выйдет оттуда предтеча свободы.Он должен быть здесь!Бродяга заплакал, вдова зарыдала,Поэт преклонился, дитя загадало,Отец отступил…Все гости пусты и сквозят, как туманы,Не тронута снедь, не початы стаканы…Так кто же тут был?Солдат после смерти печально воюет,Он редко по старой подруге тоскует.А встреча близка!Младенец блуждает в земном промежутке,Глядит из небес и играет на дудке,И пьёт из цветка.Вдове и лежачего горя хватает.Бродяга бегущую воду хватаетИ песни поёт.Но сына-поэта во сне посетилоВиденье и светом уста отворило:– Былое грядёт!..И вновь созревает широкая нива,И красное солнце смолкает ленивоЗа тёмным холмом.Земля возвращает истлевшие кости,А память – надежду. Пьют чудные гостиЗа старым столом:Солдат за победу, поэт за свободу,Вдова за прохожего, мать за породу,Младенец за всё.Бродяга рассеянно пьёт за дорогу,Со свистом и пылью открытую Богу,И мерит своё.1977
Знамя с Куликова
Сажусь на коня вороного —Проносится тысяча лет.Копыт не догонят подковы,Луна не настигнет рассвет.Сокрыты святые обетыЗемным и небесным холмом.Но рваное знамя победыЯ вынес на теле моём.Я вынес пути и печали,Чтоб поздние дети моглиЛатать им великие далиИ дыры российской земли.1977Посох
Отпущу свою душу на волюИ пойду по широкому полю.Древний посох стоит над землёй,Окольцованный мёртвой змеёй.Раз в сто лет его буря ломает.И змея эту землю сжимает.Но когда наступает конец,Воскресает великий мертвец.– Где мой посох? – он сумрачно молвит,И небесную молнию ловитВ богатырскую руку свою,И навек поражает змею.Отпустив свою душу на волю,Он идёт по широкому полю.Только посох дрожит за спиной,Окольцованный мёртвой змеёй.1977
Змеи на маяке
С чего начать, мне всё равно… Итак,У лукоморья с видом на маякВо благо предприятья своегоЖил врач – я назову Петром его.Приехал он сюда за муравойЛечить народ от язвы моровой.Снял уголок. Хозяева, видать,Не стали поговорки вспоминать.А та гласит: не принимай под кровВрачей, военных, пьяниц и воров.Гость подкупил бывалые сердцаРешимостью округлого лица.Он час и место выбирать умел,Со вкусом одевался, мало ел,С полслова понимал… И посемуРешил хозяин: «Денег не возьму.Душе помин, а здравию догляд.Змеиное болото невдогадМы летось осушали под ячмень,А поясницу ломит по сей день.Так ты того… Постой, что за лихва?»На дереве тенистая листваВскипела разом – туча мелких птахС тревожным шумом канула впотьмах.Двор зарябил от гребней и хохловБегущих кур, цыплят и петухов.И ласточки метались непутём,Крича по-соколиному. ПластомИнстинкт и разум в воздухе толклись,Как будто над землей сновала мысль.В поселке показался человек:Фуражка с «крабом», борода что век,Лицо горело жжёным кирпичом,Зиял бушлат изодранным плечом.Его обстали дети мал мала.– Маяк! – кричали. – Покажи орла! —Старик белками опрометь повёл,Заклекотал – из вышины орёлПал, рассекая воздух горячо,И сел ему на правое плечо.Погасли в растопыренных крылахСтальные искры и морской размах.Но проницали дол и небесаСтремительные ясные глаза.Старик прошёл, как ропот по толпе.И врач решил: «Он вроде не в себе,Но кто он?» – «Это сторож маяка, —Сказал хозяин. – И навернякаСкорбит о том, что вертится кубарьИ птицы бьются об его фонарь.Набита пухом перелётных птицЕго постель на зависть молодиц.От скуки то с орлом, то сам собойМаячит между небом и землёй…»У лукоморья врач искал травуИ благом мира грезил наяву.Но странный блеск его мечту отвлёк:В кольце змеи благоухал цветок.Он подошёл к нему – почти сорвал!Но руку мёртвый взгляд околдовал,По ней потёк пружинистый поток…И пасть открылась, как второй цветок,– Их два, один оставь, – сказал старикИ перед ним из-за скалы возник.Но сильный свист раздался в облаках.И, небо раскрывая нараспах,Упал орёл и взмыл. Единый миг —Один цветок остался на двоих.Они на нём глазами пресеклись,Отпрянули и молча разошлись.Придя домой, врач думал о травеИ о цветке. Но мысли в головеТолклись… На маяке зажёгся свет.И замигала комната в ответ.Мигала долго… Он вскочил! МаякСтал погружаться медленно во мрак,Ослепло море… К дому и гореЕго взывали тени. На зареОткрылась дверь, как в юности талант,Вошёл в пуху и мраке лейтенант:– Вы врач? Идёмте. Служба коротка,Сошёл с ума смотритель маяка.Чёрт знает отчего… Но катер ждёт. —И оба вышли к морю из ворот.Через залив тянулся белый снег,То там, то сям звенел счастливый смех,Подставив руки белые свои,Ловило детство снег… Лови, лови,Пока не побелеет головаИ неба не коснется трын-трава…Но шёл отнюдь не снег. Над маякомКлубился пух, нажитый стариком.Он в воздухе мерцал и на полу,А сам старик сидел в пустом углуИ бормотал сквозь пух: «Они летят».– За три часа, – ругнулся лейтенант, —Вспорол постель и топал на конвой:«Спасайте птиц! Они летят домой!»А люди?.. Тонут… В эту ночь как разРазбилось судно. Говорят, погасОгонь берегового маяка.Но он – исправен!.. Жалко старика.Итак, до завтра. Честь имею. Тьфу! —Он сплюнул пух и скрылся на плаву.Мир вечерел, когда маяк мигнул.Старик зашевелился и вздохнул:– И здесь темно! – По мысли и чертамЕщё не здесь он был, а где-то там,Чего не знает мера и печать. —Где мой фонарь? Пойду конец встречать! —
