Зимний путь

Чтобы унять растущее раздражение, она вытащила книжечку со штрафами и приготовилась действовать.

– Ну что ж, начнем.

И направилась к капоту, чтобы записать номер. Шофер с еще более недовольным видом бросил до половины выкуренную сигарету на тротуар и сел в машину. Не спуская глаз с номера машины, инспектор услышала, как он в бешенстве хлопнул дверью. Смотри-ка, внял голосу разума, подумала она. Потом отошла, чтобы не попасть под колеса, и сделала вид, что занимается другими делами. Пока женщина глядела вслед удаляющемуся лимузину, до нее донесся запах дыма от догоравшей на тротуаре недокуренной сигареты. Инспектор отошла к подъезду, огляделась по сторонам, удостоверилась, что на охранников, толпившихся вокруг норвежского грузовика, не собираются напасть ни мафиози, ни налетчики, ни барыги с черного рынка произведений искусства, и решила, что бояться нечего. А потому со знанием дела прикурила и затянулась, немедленно пряча за спину орудие преступления. Передохну пару минут. И только успела сделать несколько затяжек, как из ювелирного магазина напротив вышла ослепительной красоты мулатка и принялась сердито глядеть на дорогу. Инспектору показалось, что красавица ждет такси. А мне какое дело, решила она. И продолжала из-под полы курить сигарету, рассуждая про себя, что Карлес с каждым днем все больше от тебя отдаляется, а представляешь, если вдруг… Не может быть, ведь говорят, что жена сразу замечает признаки супружеской измены, а я ничего подобного не вижу. И все же сама мысль об этом ее разозлила. Тут она заметила синюю машину. Вы поглядите, какое нахальство, встал прямо под знаком и весь проезд загородил. Тушить недокуренную сигарету, конечно, жалко, но штраф этому типу обеспечен.

– Твою ж мать, – выругался тот на бегу, видя, что какая-то тетка вешает ему штраф на лобовое стекло. И подбежал к ней, тяжело дыша. – Я ведь всего на пару минут остановился! – сердито заорал он.

– Все тут на пару минут паркуются, – ледяным тоном отвечала женщина. – Вы перекрыли проезд.

– Да бляха-муха, да ведь я…

– Послушайте, это ваша проблема. Я действую в соответствии с регламентом.

Тут он взбесился: пришла и говорит, ты сам виноват, что все утро мечешься как белка в колесе, за два часа в тринадцать мест успел, кучу денег оставил на парковках, на одну секунду встал под знак, напал на болтливого заказчика, и на тебе, штраф. Сука.

– Смотрите, что с ней сейчас будет, с вашей проблемой, – вскричал гражданин на грани сердечного приступа, выхватывая у нее штраф. Инспектор стояла рядом и терпеливо ждала, пока человек отведет душу. Так он и сделал: одной рукой смял штраф и швырнул его на землю. Те же манеры, что и у Карлеса. Точь-в-точь. И он ушам своим не поверил, когда инспектор с улыбкой заявила:

– Дело ваше: а я пока вам выпишу еще один штраф за то, что вы сорите на улице.

Вот это, мать твою, было уже слишком. Он сел в машину и, даже не отдавая себе в этом отчета, не хлопнул дверью, чтобы эта стерва не подала на него в суд за нарушение тишины в каких-нибудь трехстах метрах от больницы. Потом завел мотор, уже не думая о том, подняла она штраф с дороги и расправляет ладонью или целится ему в затылок из пистолета, бляха-муха. Чуть не въехал в лимузин, расположившийся теперь перед ним, во втором ряду. Сверкнул поворотником, рванул на середину дороги и давай повторять, сука, сука, сука. Вдобавок ему пришлось сбавить скорость из-за того, что там расположился здоровенный грузовик, все перегородил, как будто… Вот что меня доводит, если уж штрафовать, так почему она грузовик этот не оштрафует? Чертыхаясь себе под нос, он остановился на светофоре на красный. И, вне себя от злобы на все на свете, ударил кулаком по рулю, и гудок зазвучал насмешливо, гулко, хоть сейчас в суд подавай.

Со зрением у нее все было в порядке, и зубы почти все свои, и ноги ходили будь здоров, но бегать по пешеходным переходам она отнюдь не собиралась. А потому подумала, погуди, погуди, я-то никуда не тороплюсь. И вызывающе поглядела на взвинченного человека за рулем синей машины, который высунул руку из окна и нервно постукивал по кузову, другой рукой поднося зажигалку к сигарете. Это он ей гудел, как будто она не видит, что для пешеходов все еще горит зеленый. Поспешишь – людей насмешишь.

Старушка тут же выбросила этого нахала из головы и принялась глазеть на витрины: самое любимое ее занятие всякий раз, как она возвращалась домой этой дорогой. Ах, какое платьице. Была бы я помоложе. Все-таки хочется спросить, сколько оно стоит, но как-то неловко. Скажу им, что хочу его племяннице купить. Хотя какое им, в сущности, дело? По дороге она заметила, как инспектор дорожного движения остановилась перед машиной и что-то пишет, и решила, наверное, штраф выписывает. Быть бы мне помоложе, давно бы сдала на права, подумала она. И пошла дальше; ей хотелось поскорее прийти домой: она никогда не курила посреди улицы, считая, что в таком возрасте это неприлично. И снова засмотрелась на какое-то платьице. Нет, такое бы я не надела, если бы даже была помоложе. Сплошные мини-юбки теперь. Хотя платье-то красивое, ничего не скажешь. Она подняла голову и застыла: в витрине высилось отражение чернобородого мужчины, который низким голосом напевал себе под нос мелодию из хора рабов в опере «Набукко»[18]. Напугалась бабушка, подумало отражение. И он тут же забыл про старушку, которая продолжала путь, перебирая в голове свои неясные мечты, и сосредоточился на витрине. Эротичная женская одежда. Это зеленое платье жене бы не подошло: у нее слишком широкая талия. С некоторой горечью он поправил себя: у нее талия с каждым днем все шире. А вот Сильвии бы подошло. Сильвии все к лицу. Он поднапрягся и разглядел цену. Черт. Черт. Не похоже, что он может себе такое позволить, не возбуждая подозрений супруги.

Смирившись со своей участью, он отошел от витрины. И разозлился, что какие-то охранники в форме не дают ему пройти по тротуару, потому что в это самое время тут остановился грузовик, из которого носильщики выгружают деревянные ящики для перевозки предметов искусства. Картины привезли, подумал он. В Фонд культуры их несут. Ему стало досадно, что приходится идти по дороге из-за того, что у них тут разгрузка. Не пропустить бы эту выставку. Не пропустить бы много чего интересного, ведь даже встречи с Сильвией понемногу начинали покрываться налетом скуки. И он тихим-тихим баритоном принялся напевать какую-то песню из «Winterreise»[19], в которой говорилось «Eine Strasse muss ich gehen, Die noch keiner ging zurück»[20], и ему взгрустнулось. Прямо перед ним бесшумно и стремительно начал свой путь в никуда величественный лимузин, чтобы через тридцать метров остановиться на светофоре. За несколько шагов до подъезда бородатый баритон достал из кармана связку ключей и на автомате, уверенными движениями стал выбирать нужный ключ. Поднимаясь по лестнице, он насвистывал предназначенную для этого мелодию (адажио из «Американского» квартета Дворжака)[21], как делал каждый день и каждый год. Как всегда по четвергам, из духовки доносился аромат запеченного риса, и он подумал, какое счастье, что жена так хорошо готовит, уж этого у нее не отнимешь.

– Привет, – донеслось до него с другого конца квартиры. – Ты чего сегодня вернулся так рано?

– Да так… – И, проходя по коридору: – Что, починили нашу стиральную машину?

Пыль

Корешок нераскрытой книги, стоящей на полке, пытается заговорить с той же отчаянной беспомощностью, с какой мычит узник, которому разбойники завязали глаза и вставили в рот кляп.

Гастон Лафорг[22]

Ей часто приходил в голову вопрос, сколько тысяч книг в этом доме. Однако переступала его порог она с таким благоговейным ужасом, что даже вздохнуть боялась, и так старалась не допустить ни малейшей ошибки, чтобы не потерять работу, что не решалась спросить об этом сеньора Адриа. И делала все то, что ей было велено: по понедельникам, средам и пятницам заполняла карточки своим красивым почерком. А по вторникам и четвергам стирала пыль, потому что слой пыли на книге – признак постыдной небрежности и низости. Сперва она взялась обтирать их мокрой тряпочкой, но их корешки, почерневшие за долгие годы забвения, от влажности превращались в темную кашицу, что ухудшало положение вещей. Тогда Тере посоветовала, что лучше всего пользоваться пылесосом, а если нет такой возможности, то традиционной перьевой метелкой. Ей пришлось прибегнуть к традиционному способу, потому что спрашивать у сеньора Адриа, не найдется ли у него в хозяйстве пылесоса, ей не хватило духу. А на книгах, которые она сейчас обмахивала этой метелочкой, лежал толстенный слой пыли, от которого Виктории хотелось избавиться, не дожидаясь, пока он сам его заметит.

Сеньор Адриа был для нее загадкой. По всей вероятности, человек богатый; без всякого сомнения, одинокий. Он никогда не выходил из дома, вообще никогда, и все время читал, перебирал руками книги, заполнял карточки или рассматривал их; или же с нескрываемым удовольствием распаковывал посылки с новыми приобретениями – в большинстве своем потертыми, старыми, иногда очень старинными книгами. Книги его с ума сводили. Тони был помешан на сексе, а сеньор Адриа был помешан на книгах. Сегодня ей предстояло смахивать пыль, а значит, к вечеру она будет валиться с ног от усталости, с пересохшим горлом и носом, со вкусом пыли во рту, ведь в этом доме книжных полок видимо-невидимо, и пыли на них великое множество.

Она почувствовала, как за ее спиной он перелистывает страницы книги, стоящей на пюпитре, и подумала, что нельзя так жить: человек должен двигаться, дышать свежим воздухом, беседовать с друзьями, хотя бы сходить полакомиться чем-нибудь вкусненьким. А ему это не нужно.

Виктория спустилась со стремянки, на которую пришлось взгромоздиться, чтобы уделить внимание ВОСТОЧНОЙ ПОЭЗИИ. Краем глаза она заметила, если, конечно, не ошиблась, что сеньор Адриа за ней наблюдает. Но когда попыталась в этом удостовериться, убедилась, что он с головой погружен в книгу.

В первый день, когда он отворил ей дверь с привычным равнодушием, которое испытывал ко всему на свете, кроме книг, он спросил, сколько ей лет. Виктория ответила, что двадцать, и подумала, что ему она не подходит, потому что слишком молода; а работа ей была нужна, потому что они с Тони собирались пожениться следующей осенью. Оказалось, возраст не имел значения; как, впрочем, и отсутствие опыта. Скорее всего, то, что она едва не поступила в институт по специальности библиотечное дело, тоже было ему безразлично. Несомненно, выбор сеньора Адриа пал на нее из-за того, с какой деликатностью эта девушка отнеслась к книге, которую я без предупреждения протянул ей: она взяла ее нежно, почти любовно, так же, как Элиза из «Элизы Грант» Балли (изданной в Питтсбурге в 1833 году) взяла коробочку для рукоделия, получив известие о гибели своего возлюбленного. И по воле случая нам улыбнулось счастье, и оказалось, что пишет она изумительным почерком. Хорошо, что мне пришла в голову мысль найти себе помощницу, сам я не в силах справиться со всем.

Сегодня я надеюсь дочитать Voyage d’hiver (изданный в Лионе в 1902 году). Гастон Лафорг – в известном роде педант и высокопарен, но дал мне возможность добавить в картотеку шесть длинных цитат. В одной из них – изящнейшее размышление о природе искусства. Хотя о жизни Шуберта он знал ничтожно мало. А с завтрашнего дня меня ждет полное собрание сочинений Дарио Лонго (изданное на средства автора в Триесте в 1932 году), готовое порадовать приятными неожиданностями, в чем мне удалось убедиться, когда позавчера я впервые раскрыл его страницы разрезным ножом. Не следовало ей сегодня поручать ВОСТОЧНУЮ ПОЭЗИЮ, чтобы она не мешала мне сосредоточиться. Лучше бы попросить ее заняться СРЕДНЕЕВРОПЕЙСКИМИ МОРАЛИСТАМИ XVIII–XIX ВВ., прошло ровно столько же времени с тех пор, как она в последний раз приводила их в порядок.

Тут Виктории снова пришлось карабкаться по лестнице за тряпочкой, забытой на книгах жанра фу эпохи династии Хань[23], и в близком соседстве от сеньора Адриа оказались ее ягодицы, которые, по его мнению, были чрезвычайно схожи с ягодицами Андромахи, описанными в кембриджском издании, и сочетали в себе изобилие и умеренность. Наконец-то ушла, вздохнул он про себя и углубился в чтение, в то время как Виктория тихонько вышла из читального зала со своим ведром, тряпками, перьевой метелкой, стремянкой и Андромахиными ягодицами, удостоверившись, что сеньор Адриа все так же увлечен фолиантом о Шуберте, и зашагала по коридору, заставленному книгами, повторяя про себя: как же так, как же так; несколько дней назад он с упоением читал филологический словарь итальянского языка; а перед этим прочел The Emotions and the Will Александра Бэна[24] и пару дней ходил как в тумане. Что же это за Бэн, удивлялась она. А мне какое дело, видал я его в гробу в белых тапочках, отвечал Тони, которого раздражало, что Виктория опять заговорила о работе, когда они вместе отдыхали. Он был уверен, что у сеньора Адриа просто с головой нелады, и точка. Виктория помалкивала, уже почти смирившись с тем, что с каждым днем им с Тони все сложнее достичь взаимопонимания. Ведь для того, чтобы Тони стал идеальным мужчиной, ему не хватает такого образования, любви к культуре, скромности и интеллектуальной любознательности, как у сеньора Адриа. Отчего же Тони настолько с ним не схож? На этот вопрос она ответить не умела. А еще ей было непонятно, почему в этом доме не было ни одной книги Магриса, Гарсия Маркеса, Гёте, Педроло, Гордера[25] или Манна. Почему сеньор Адриа читает Людвига Тика (Kaiser Octavianus)[26], Джузеппе Спаллетти (Saggio sopra la belleza)[27] или Жакоба Монфлери (L’école de jaloux)?[28] Зачем он коллекционирует цитаты из этих авторов, но ни разу не купил ни единого томика Фолкнера? Как-то раз она наугад записала несколько названий, чтобы узнать, есть ли эти книги в городской библиотеке, но их там отродясь не бывало. Сама Тере, столько лет проработавшая в библиотеке, никогда о них слыхом не слыхивала. Никогда-никогда.

Кроме того, там был еще и чай. Не только книги, но и чай. Каждый день он выпивал шесть или семь кружек. То был зеленый чай, по его словам, напиток, умиротворяющий тело и бодрящий ум. Виктории было неведомо, что сеньор Адриа был любителем растительной пищи – при непременном условии, что его кулинарные предпочтения не мешали чтению. Этого она знать не могла: доступные ей сведения о нем ограничивались тем, что человек он был опрятный, платил исправно, включая дополнительную премиальную зарплату на Рождество, никогда не ворчал и редко вступал в разговоры, как будто осознавая, что в его возрасте в запасе остается слишком мало времени, чтобы тратить его впустую. И никогда не выходил из себя. Никогда. Идеальный мужчина, хотя и старше ее на тридцать лет.

Тут идеальный мужчина достал лупу и принялся разглядывать фотографию с эффектом сепии, на которой бесталанный автор биографии в дружеском окружении позировал для потомков возле могилы Шуберта. Сеньор Адриа навел лупу на надпись на постаменте памятника. SEINEM ANDENKEN DER WI…[29] Дочитать ее до конца было невозможно, потому что остаток надписи скрывался за правой ногой самодовольного Лафорга. Сеньору Адриа стало тошно от мысли, что этот человек загородил от него слова, разгадать которые до конца ему не удастся никогда в жизни. Он перелистнул страницу: на следующей иллюстрации с вечным эффектом сепии Лафорг с улыбкой указывал на дом, в котором умер композитор. На улице была слякоть, над головой угадывалось небо свинцово-серого цвета. Сеньор Адриа отложил книгу в сторону и позвал, Виктория, принесешь мне чаю, а Виктория, занятая КНИГАМИ О ПУТЕШЕСТВИЯХ. ЕВРОПА, откликнулась, иду, сеньор.

– Часами взаперти наедине с мужчиной, – заявил ей как-то Тони в один из тех дней, когда был особенно невыносим. Виктория обиженно ответила, что сеньор Адриа настоящий джентльмен, и не сочла нужным упомянуть, что по необъяснимой причине он время от времени засматривается на ее ягодицы, поскольку была уверена, что сеньор Адриа так же далек от людских страстишек, как ангел во плоти, и боготворила его за это. Узнай Тони про эти взгляды, он, без сомнения, взбесился бы и отправился к сеньору Адриа выяснять отношения, чего доброго, полез бы драться; сам-то он беззастенчиво глазел на нее с утра до вечера: в глубине души она гордилась тем, что его так к ней тянет, и иногда мечтала о том, чтобы на его месте был сеньор Адриа. Что же у Тони всегда только одно на уме? Почему ему даже в голову не приходит, что можно как-нибудь сесть и прочитать хоть одну книгу? Из книг как таковых у Тони был только телефонный справочник (часть первая и часть вторая). То густо, то пусто, думала Виктория. Ведь кажется, совершенно невозможно вообще никогда ничего не читать. Однако, похоже, для Тони нет ничего невозможного. Кроме того, чтобы внятно объяснить ей, чем он занимается по понедельникам вечером вот уже три недели подряд.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

«Музыкальные страдания капельмейстера Иоганнеса Крейслера»; из цикла «Крейслериана» (1810–1815) Эрнста Теодора Амадея Гофмана (1776–1822), перев. П. Морозова. – Здесь и далее примеч. перев.

2

D 960, Соната для фортепиано № 21 си-бемоль мажор, написанная Францем Шубертом в 1828 году.

3

«Зимний путь» (фр.).

4

Боже мой (нем.).

5

Паспье – старинный французский танец, несколько быстрее менуэта, но в остальном имеющий с ним немало общего.

6

Лучано Берио (1925–2003) – итальянский композитор, один из основных представителей европейского музыкального авангарда.

7

Дьёрдь Лигети (1923–2006) – венгерский и австрийский композитор и музыковед.

8

Фелиу Формоза (р. 1934) – каталонский поэт, драматург и актер.

9

Долина Сау расположена на полпути между Монтсенем и Пиренеями, к югу от высокогорья Кольсакабра. В настоящее время заповедник, входящий в состав района (комарки) Осона.

10

Вик – город в Каталонии, центр комарки Осона. От Вика до городка Виланова-де-Сау около 10 км по прямой (или 21 км по шоссейной дороге).

11

Манреза (или Манреса) – город в Каталонии, в провинции Барселона. От Вика до Манрезы около 50 км.

12

Пратс-де-Льюсанес и Мойя – города в Каталонии, в провинции Барселона.

13

Шенбрунн, приобретенный в 1728 году императором Священной Римской империи Карлом VI, перестраивался много раз. В начале XVIII века замок, разрушенный в конце XVII турками, начал по приказу императора Леопольда I отстраиваться по образцу Версальского дворца. Большая часть работ была доведена до конца к 1713 году, однако полностью строительство завершено не было. Более ранние упоминания о замке восходят к XIV веку.

14

Марклеберг – город в Саксонии, в настоящее время пригород Лейпцига.

15

Плайсе – река в Германии, протекающая по Саксонии и Тюрингии.

16

«Салтор Барселонский сделал меня в 1718 году» (лат.).

17

Сервера – город в Каталонии, в провинции Льейда. Университет Серверы был основан в начале XVIII века (строительство здания университета было начато в 1717 году и закончено в 1742 году) и просуществовал до 1842 года. В настоящее время в здании университета Серверы расположена средняя школа, профессионально-техническое училище, областной архив и деканат заочного отделения одного из каталонских университетов.

18

«Va, pensiero» – хор рабов-иудеев из третьего акта оперы «Набукко» (1842) Джузеппе Верди, наиболее известный музыкальный фрагмент этой оперы.

19

«Зимнего пути» (нем.).

20

«В край, откуда нет возврата, суждено уйти и мне» (нем.) – строки из стихотворения Вильгельма Мюллера «Путевой столб» из цикла «Зимний путь»; на стихи этого цикла, изменив лишь их последовательность, Франц Шуберт написал вокальный цикл «Зимний путь». За исключением специально оговоренных случаев, стихи Мюллера цитируются в переводе Сергея Заяицкого.

21

Струнный квартет № 12 Фа мажор «Американский», соч. 96, B. 179 – струнный квартет знаменитого чешского композитора Антонина Дворжака (1841–1904), написанный в июне 1893 года. На Дворжака, более позднего представителя романтизма, творчество Шуберта оказало значительное влияние.

22

Как следует далее из текста, а также из первого рассказа в настоящем сборнике («Посмертный опус»), Гастон Лафорг – автор биографии Шуберта Voyage d’hiver («Зимний путь»), изданной в Лионе в 1902 году. Имя Гастона Лафорга также упоминается в других произведениях Кабре, в частности в романе «Тень евнуха».

23

Фу – жанр китайской литературы, сочетающий в себе прозу и поэзию, наибольший расцвет которого пришелся на времена империи Хань (II век до н. э. – II век н. э.).

24

«Эмоции и воля» (англ.) – один из основных трудов Александра Бэна (1818–1903), шотландского философа, психолога и педагога, одного из главных представителей ассоциативной психологии.

25

Клаудио Магрис (р. 1939) – итальянский писатель, журналист, эссеист, исследователь австрийской и немецкой культуры. Мануэл де Педроло Молина (1918–1990) – каталонский писатель, автор романов, рассказов и пьес. Юстейн Гордер (р. 1952) – норвежский писатель и публицист, популяризатор философии, автор романа «Мир Софии», а также ряда других романов, рассказов и книг для детей.

26

«Цезарь Октавиан» (нем.) – пьеса 1804 года Людвига Иоганна Тика (1773–1853), немецкого поэта, драматурга, переводчика, одного из ключевых представителей литературы «золотого века» немецкого романтизма.

27

«Опыт о красоте» (ит.) – исследование в области эстетики, анонимно опубликованное в Риме в 1765 году и получившее широкую известность во всей Европе; принадлежало перу аббата Джузеппе Спаллетти.

28

«Школа ревнивцев» (фр.) – пьеса французского комедиографа, современника Мольера Антуан-Жакоба Монфлери (1639–1689), написанная в 1664 году.

29

«ЕГО ПАМЯТИ… ВЕН…» (нем.) Речь идет о надгробном памятнике Шуберту на венском Центральном кладбище. Недочитанная сеньором Адриа надпись гласит: Seinem Andenken / Der Wiener Männergesangsverein («Его памяти / Венский мужской хор»); она отчасти повторяет надпись на памятнике Шуберту в венском Городском парке. Эпитафия на этом памятнике гласит: «Музыка похоронила здесь драгоценное достояние, но еще более прекрасные надежды».