Демоны в религии, искусстве и фольклоре

Более явно эта концепция выражается у Платона. Философ указывает, что Бог – не источник всего, а лишь малая часть того, что происходит с человеческим родом; добро должно считаться проявлением божественного, в то время как для зла необходимо искать другое объяснение.

Идеи Платона соотносятся с интерпретацией гностиков, в которой Бог – источник только добра. Все зло исходит от падения промежуточного эона, Демиурга, творца физического мира и, следовательно, существа, регулирующего все материальное.

В этом смысле гностическая мысль отмечена фатализмом, ведь зло в гностическом учении проистекает не из вины и не из свободной воли, а из метафизического дуализма между духом и материей.

Зороастризм и гностицизм объединился с христианством в учении перса Мани. Все религиозные взгляды полностью раскрываются в учении манихейства и удивительным образом близки к нашему образу мышления. Мани жил в III веке и представлялся апостолом Христа, ниспосланным в мир людей.

Свет и тьма также противостоят друг другу. В вечной борьбе участвуют не только люди, но и растения, животные и физические объекты, которые могут заключать в себе души, находящиеся на более низком уровне очищения. Искупление заключается в завершении процесса, ведущего к освобождению, обретению Света и единению с Отцом Величия. В начале восьмого трактата первой «Эннеады» Плотин (205–270) в своем тексте «О природе и источнике зла» (VIII, I) отмечает следующее:

«Тем, кто интересуется, откуда зло проникло в сущее или в какой-либо из родов сущего, лучше всего начать с определения того, что есть зло и какова его природа. Таким образом мы смогли бы выяснить, откуда появилось зло, где его родная обитель, а где оно – просто случайное несчастье и, наконец, обладает ли оно подлинным или только мнимым существованием»8.

Плотин совершенно прав, ведь только досконально изучив предмет исканий, можно расширять знания и постепенно найти инструменты и средства для того, чтобы определить мотивы, лежащие у истоков зла. В христианской концепции не прослеживается и тени дуализма, поскольку демоны тоже являются творениями Бога, ставшими злыми по собственному выбору. Борьба между добром и злом больше не выглядит как внешнее столкновение двух различных сущностей, а происходит внутри общей реальности, созданной Богом для человечества (Первая книга Хроник 1:8); зло, таким образом, попадает в мир благодаря посредничеству мятежных ангелов.

Ориген (185–253) подчеркивает, что если Бог не устраняет зло, совершенное одними, то это потому, что он знает, что для других это будет благом. Если Бог несет ответственность за все, в том числе и за зло, можно подумать, что Бог не есть добро. С другой стороны, если зло является внешним по отношению к Богу – факт, противоречащий христианской теологии, – то Бог не будет абсолютным, и другая сущность будет действовать против него, будучи в оппозиции позитивному влиянию добра.

Попытки решить эту неразрешимую проблему с самого начала привлекали теологов и философов. Василий Великий (330–379) в своей проповеди «О том, что Бог не виновник зла» уточняет (Беседа 9):

«Не почитай Бога виновным в существовании зла и не представляй себе, будто бы зло имеет особенную свою самостоятельность. Ибо лукавство не самостоятельно, подобно какому-нибудь животному, и сущности его не должны мы представлять себе чем-то получившим самостоятельность. Зло есть лишение добра»9.

Святой Амвросий (330/340–397) в книге «Об Исааке, или душе» (7:60–61) доводит это «лишение» до крайности:

«Что же такое порочность, как не отсутствие блага? Из благого, следовательно, возникло злое, ведь зло возникает там, где лишаются блага. Однако благодаря злу благо стало более заметно. Итак, отсутствие блага – корень порочности, и определение блага охватывает собою порочность, потому что, познавая благо, мы обнаруживаем зло. Творец всех благ – Бог, и все, что существует, безусловно принадлежит Ему. Никоим образом там нет зла, и если наш ум пребывает в Нем, зла он не знает. Поэтому та душа, которая не пребывает в Боге, сама для себя является творцом зла и поэтому грешит»10.

Рассуждения усложняются благодаря толкованиям Василия Великого в «Беседах на Шестоднев»:

«Итак, спрашивают: если зло не есть и нечто несотворенное, и не Богом сотворено, то откуда же имеет свою природу? А что зло существует, этого не будет отрицать никто из причастных жизни.

Что же скажем на это? То, что зло не живая и одушевленная сущность, но состояние души, противоположное добродетели и происходящее в беспечных чрез отпадение от добра. Посему не доискивайся зла вовне, не представляй себе, что есть какая-то первородная злая природа, но каждый да признает себя самого виновником собственного злонравия»11. «А болезнь, бедность, бесславие, смерть и другие человеческие скорби не должно и включать в число зол, потому что противоположное им не причисляется нами к величайшим благам; и скорби сии частью бывают по природе, а частью оказываются для многих послужившими в пользу»12.

Получается, что существуют различные уровни зла: есть настоящее зло, оно находится внутри человека, и это, говоря современным языком, – «изнанка» его добродетели, и есть зло «относительное» – как, например, испытания, которые могут обернуться добром. Это относится не только к духовной сфере, но и к вполне материальной. Возьмем, к примеру, вирусы. Вирус как таковой – это удивительное произведение природы, интереснейший объект для изучения. Они могут быть поставлены на службу людям, могут сослужить хорошую службу в развитии медицины и многое рассказать нам об истории развития жизни на планете. Но могут и породить ужасные, смертельные болезни – в таком случае они действительно будут восприниматься как зло.

То же самое происходит и в сфере морали: показания, данные честно, в нужном месте и в нужное время будут способствовать торжеству справедливости, но если одно из этих условий нарушено, то это, скорее всего, приведет к несправедливости и уничтожению истины. Таким образом, зло искажает добро, оно нарушает его нормальное существование и исключает благо.

Сатирическая карикатура Томаса Роулендсона, изображающая «дружеский» визит дьявола к Наполеону. 1814

Теперь вернемся к мучительному вопросу Иова: «Почему, Господи?» Почему Бог допускает зло? Почему он поражает одного человека, а не другого? Конечно, если бы человек сумел проникнуть в суть космического замысла, в его темные и непроницаемые глубины, это стало бы величайшим достижением.

Теология предупреждает нас, что зло исходит от дьявола, и Бог, как отец, признающий ценность своих чад, не лишает лукавого власти, но допускает испытание, будучи уверенным в силе человека. Однако мы спрашиваем себя, рискуя прослыть нигилистами, действительно ли мы обладаем этой силой? Или «искушение» порой слишком сильно, а силы зла слишком жестоки и несправедливы, чтобы можно было с ним справиться? Фигура Иова и его отрицание жизни путем воззвания к смерти вполне объяснимы. Боль, которую каждый человек испытывает по-своему, превращает Иова в символ всего человечества, борющегося с этой болью, которую не в состоянии облегчить никакая философия.

Обратимся к Библии (Исаия 45:7):

«Я образую свет и творю тьму, делаю мир и произвожу бедствия; Я, Господь, делаю все это».

В формулировке «Я произвожу бедствия» кроется серьезное противоречие, поскольку быть причиной и допускать – это принципиально разные вещи.

Христианское толкование – даже если в Вульгате встречаются такие определения, как creans malus13, – исключает возможность создания Богом зла.

Позволяет ли бог существовать злу?

Бог позволяет Сатане подвергать человека испытаниям. В Книге Иова он предоставляет падшему ангелу почти неограниченную свободу действий: «Вот все, что у него есть, – в твоей власти» (1:12) – это серьезное заявление, поскольку оно подчеркивает могущество дьявола.

Бог допускает существование зла материи и зла души, но не создает и не вызывает его, утверждают богословы, поэтому во вселенной, созданной Богом, лишения предусмотрены. Все находится на своем месте, каждое существо и дело и каждое событие способствуют общей гармонии, демонстрируя тем самым, что даже зло играет свою роль и имеет четко определенное положение.

Для Плотина в трактате «О Промысле» универсальный разум един, но не разделен на равные части.

«…это неподобие такое же, как в свирели или в других инструментах [неподобие между струнами или трубками], если эти инструменты к тому же находятся в разных местах, и в каждом месте их пение находится в созвучии и с этим местом, и с целым. Сами по себе дурные звуки, будучи взяты относительно Всего, – прекрасны, и противоестественные звуки для Вселенной согласны с природой, и дурной голос для Вселенной не хуже других. Но наличие худшего не делает Целое хуже, как это происходит в случае с голосами; однако (здесь должно воспользоваться другим образом), скажем, что худшее подобно гнусному палачу, не делающим хуже города с хорошим законодательством. Должно и палачу быть в городе, ведь подобные ему люди в нем часто нуждаются, и потому – прекрасно он учрежден»14.

Приведенная цитата снова стремится «оправдать» зло, указывая на его фундаментальное присутствие в космической механике, в которой оно играет свою определенную роль.

Хотя Бог изначально не стремится к злу, он знает о его существовании и полагается на мудрость людей. Ему также ведомо зло в природе, но, снова опираясь на богословие, мы обнаруживаем, что «Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих» (Прем. 1:13). Таким образом, непостижимый замысел охватывает творения, и они с самого начала преходящи, что объясняется грехами предков.

Все исходит от Бога. «Бывает ли в городе бедствие, которое не Господь попустил бы?» – вопрошает пророк Амос в Библии (3:6), возвращаясь к вопросу о могуществе Бога, иные причины «бедствий» при этом не рассматривая.

Могущество Господа регулируется механизмом, который не измерить человеческими инструментами; он является исключительно космическим и непостижимым: «Господь умерщвляет и оживляет, низводит в преисподнюю и возводит». Этим изречением в Первой книге Самуила (2:6) подчеркивается сила Бога, заставляющая человека чувствовать себя еще более хрупким и одновременно дарующая ему надежду. В стихе смерти отведено первое место (Господь умерщвляет); это «первенство» противоречит, например, исламской традиции, где о смерти говорится в самом конце: «Лишь Он дарует смех и заставляет плакать. И только Он дарует жизнь и назначает смерть» (Коран, 53:43–44).

Фома Аквинский цитирует святого Павла: «Любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу» (Послание к Римлянам 8:28). Поэтому, по сути, зло следует понимать не как конечную точку падения, из которой уже не подняться, а как переход, призванный в любом случае не лишать человека цели, которая для каждого состоит в добре. Для верующих это очевидно и истинно, но тем, у кого нет абсолютной уверенности в божьих планах, не просто принять эту концепцию без вопросов и сомнений.

На этом этапе мы можем упомянуть тех людей, которые неоднозначно относятся к Богу и страшатся его, видя в божественной фигуре своего рода «контролера», всегда готового покарать и наказать тех, кто не соблюдает установленные правила. Такое отношение, однако, трудно принять, как религиозным людям, так и неверующим.

Эта тенденция приводит к формированию образа «пугающего» Бога, который может производить разрушение и регулировать зло, Бога, похожего на языческие божества, далекого от гармонии Духа. Но что значит Бог, внушающий страх? Давайте вспомним о том, что боль нельзя устранить, потому что она присуща природе, а зло нельзя устранить, потому что оно присуще Богу.

В Ветхом Завете вмешательство Бога вписано непосредственно в историю. Поэтому Создатель кажется более сильным, более жестоким и чем-то похожим на человека. Совсем иначе – в Новом Завете, где Бог, его воля и присутствие проявляются только через Христа.

На стыке психоанализа и теологии возникает возможность – спорная, с точки зрения автора этой книги, – полностью переложить на Бога ответственность за создание и применение насилия, тем самым вовсе снять эту ответственность с человека.

Бог, утверждающий: «Хорошо то, чего желаю я», несомненно, придуман человеком. Способность «дружить с Богом» дарует ощущение правоты. Ни одна цивилизация не может основываться на относительных истинах, но обязательно имеет фундаментальные ценности, помогающие создать уверенность в собственной правоте. Когда в Книге Исход (3:20) мы сталкиваемся с Богом и он заявляет: «…и простру руку Мою и поражу Египет всеми чудесами Моими», а затем видим результат в семи опустошительных бедствиях, мы не можем не бояться божественного гнева. Убийство детей, одна из язв, поразившая и сына фараона, говорит о Боге, великом, но не милосердном, о Боге, который далек от образа на барочных иконах и который, когда это необходимо, выступает в роли карателя.

Миниатюра из рукописи «Ада» Данте с комментариями Джунифорте Барцицца, ок. 1440

Порой, послушав некоторые библейские истории или посмотрев эпизоды из картин вроде мультфильма «Принц Египта», чувствуешь себя ребенком и задаешься вопросом: «Значит, Бог все-таки злой?» Нет, Бог лишь позволяет Сатане испытывать нас. До конца. Очевидно, только благодаря вере можно утверждать это с полной уверенностью.

История дьявола

Древний барельеф с изображением Нергала, «жестокого владыки великого города», или, другими словами, ада

В мифологии и религии Древнего мира присутствовали фигуры, своим видом и характером напоминающие христианского дьявола, – речь идет о персонажах, игравших важную роль в верованиях Среднего и Ближнего Востока.

Шумеры и ассиро-вавилоняне

У шумеров мы находим самые ранние иллюстрации демонологии и ангелологии, которым было суждено повлиять на ассиро-вавилонян, а затем на еврейский мир вплоть до христианства.

Зачастую демонические существа у шумеров ассоциировались с конкретными явлениями (болезнями, стихийными бедствиями и т. д.). Поэтому их роль была однозначно негативной, понятной всем и не нуждалась в разъяснениях. Например, существовал Хумбаба, который отождествлялся с бурей в пустыне.

Хумбаба – ураган его голос,Волнует море, колеблет землю,…И все живое уходит в ущелья,Уста его – пламя, смерть – дыханье15!

Археологи обнаружили несколько важных находок, которые могут пролить свет на роль демонов в ассиро-вавилонской культуре. Например, это тексты экзорцизмов. Экзорцизмы использовались для очищения людей, одержимых злыми существами, напоминавшими дьявола в нашем представлении.

Самой жуткой фигурой в верованиях древних народов Ближнего Востока был Нергал, чье имя можно перевести как «жестокий владыка великого города». Под «великим городом» подразумевался ад, который у ассиро-вавилонян имел и другие названия: «невиданная страна», «нижний мир» – царство мертвых, из которого нет возврата. Согласно легенде, ужасный Нергал спускался в подземный мир в день летнего солнцестояния (месяц таммуз, который соответствует периоду, включающему наши июнь и июль) и снова поднимался из него в конце месяца кислев (между ноябрем и декабрем). Вместе со своей демонической свитой Нергал приносил людям болезни и эпидемии.

До появления Нергала в подземном царстве безраздельно царствовала Эрешкигаль, «владычица ада». Ей приписывалась роль судьи душ, попадавших в царство теней. Демоны входили в мир живых через конкретные явления: производимое зло было физическим, следовательно, объективным, а потому не было необходимости в его этическом и моральном осмыслении.

Зло не было объектом философского исследования, оно представляло конкретное магическое воплощение. Таким образом, борьба с демонами трансформировалась в экзорцизм, превращалась в лечение недугов и болезней, которые, как считалось, были вызваны гнусными действиями демонических существ. В дошедшем до наших дней памятнике на сорока табличках Sakikkū – Са-гиг – есть описания как врача-экзорциста, который должен во время осмотра понять, с каким демоном имеет дело, так и некоторые описания этих чудовищ. В книге Джовани Петтинато, специалиста по ассирийской культуре, есть описание демона головной боли:

«Он срывает, как тростник, человека, который не боится своего бога, как стебель хны, проходит через него с головы до ног; Он разрушает мышцы тех, у кого нет богини-покровительницы.

Человек, пораженный им, не может больше пить, не видит приятных снов во время отдыха, не может двигать конечностями.

Эта болезнь калечит конечности, как глиняный горшок, забивает ноздри, как пыль, ломает пальцы, как натянутая на ветру веревка, рассекает грудь надвое, как стебель хны» 16.

Встречались разные методы борьбы с такого рода хворью. Например, один из них заключался в попытке переселить демона головной боли в лепешку, в состав которой входили морковь и различные виды зерновой муки. Лепешку клали на голову одержимого.

Альфонсо Мария Ди Нола (1926–1997), известный исследователь религий и антрополог, указал на факт, который довольно любопытен для понимания роли демона мигрени: «Вероятно, когда в многочисленных вавилонских текстах говорится о головной боли, это не просто мигрень и недомогание, а цереброспинальные явления, сопровождающие солнечный удар, частый в стране высоких температур» 17.

Гораздо опаснее были последствия действий злого Намтара, демона шестидесяти болезней, и в том числе чумы. Он считался слугой богини Эрешкигаль. Намтара играл роль посла из подземного мира, но после событий, описанных в «Поэме о Нергале и Эрешкигаль», демон разгневался, и никто его не мог успокоить, кроме Нергала. В вавилонской версии мифа об Атрахасисе Намтар представлен как исполнитель воли бога ветра и воздуха Энлиля.

Энлиль слышит людской гомон,Богам великим молвит слово:«Шум человека меня донимает,Спать невозможно в таком гаме!Прикажем – пусть-ка чума нагрянет!Пускай-ка Намтар уменьшит их гомон!Подобно буре по ним пройдутсяМор, болезни, чума и язва!»18

Демон гневался и слал недуги, пока Атрахасис не воздвиг ему храм и не возложил почести.

Франсиско Гойя. Святой Франциск Борджиа помогает умирающему нераскаявшемуся. 1795. Кафедральный собор Валенсии

Асакку (Ашакку) насылал таинственную инфекционную болезнь. Нельзя установить ее точное название, но нам известно, что она приносила вред и людям, и животным. Те, кто страдал от влияния Асакку, чаще всего порицались обществом.

Львиноголовая демоница Ламашту поражала беременных женщин лихорадкой и насылала болезни на детей. В народной традиции сохранились многочисленные свидетельства о магическо-демонических персонажах, способных вызвать прерывание беременности или подорвать здоровье новорожденного. До сих пор подобные мотивы прослеживаются в западной крестьянской культуре. Практики защиты от демонических атак при деторождении широко распространились главным образом из-за большого количества естественных рисков, связанных с родами. Перенос этих рисков из реальной жизни в символизм привел к осознанию того, что человек обладает средствами защиты от темных сил и может вмешиваться в естественные процессы, которые, как считалось, управляются магическими действиями демонов и колдуний.

Пазузу – повелитель демонов ветра в ассирийской и вавилонской мифологии – изображался с большими крыльями, лапами и когтями. Его облик повлиял на образ дьявола в христианстве.

Лилит: ночной демон

Из шумеро-аккадской мифологии берет свое начало и знаменитая Лилит, которая впоследствии стала, как мы увидим, частью древнееврейской культуры. Демоницы Лилиту и Ардат лили соблазняют по ночам беззащитных во сне мужчин, а также (в свободное от этого занятия время) вредят роженицам и младенцам.

«Эти демоны нарушили физиологический порядок любви, основу семейной и общественной жизни, и поэтому, в частности, Ардат лили – это девственница без молока, женщина, которая соединяется с мужчиной, никогда не будучи в состоянии стать матерью; и которая, разжигая похоть в мужчине, не удовлетворяет его» 19.

У ассиро-вавилонской богини Иштар была служанка-демон в образе прекрасной проститутки, называемой по-семитски Лилиту (Лилит), она воплощала похоть. Кроме того, Лилиту ассоциировалась с некоторыми животными, в первую очередь с пантерой.

В шумерской культуре «Лилу, Лилиту, Ардат лили, возможно, первоначально олицетворяли ветер и ураган, но в результате их семитизации они стали олицетворять похоть, исключающую возможность зачатия» 20.

На немногочисленные указания из Ветхого Завета накладываются бессчетные традиции, превратившие Лилит в фантастическое существо из народных фантазий, своего рода ночного демона, обитающего среди руин и на кладбищах.

Древний Египет

Мир египетских богов был очень сложным, но в то же время представлял собой гармоничную единую систему. Это позволяло включить «другую вселенную» в жизнь как простого человека, так и фараона или жреца.

В сложном религиозном лабиринте божества, почитамые по всей стране, сосуществовали с местными, менее значимыми божествами. Следует помнить, что египетская религиозная культура характеризовалась двумя важными, отличными друг от друга последовательными фазами. Первая фаза относилась к миру кочевников и охотников. Из этого мира происходят многочисленные божества, связанные с животными, как домашними, так и дикими. Вторая фаза, более обширная, характеризовала период, когда постепенно укреплялась земледельческая цивилизация. На этом этапе поклонялись божествам – воплощениям природных стихий, земли и неба, луны и солнца и так далее.

Сюжет борьбы между добром и злом, соответствующий четкому противопоставлению божественных персонажей, возникает в египетской религии несколько раз. Среди богов вселенной Гор, изображаемый в виде сокола или с головой ястреба, имеет своего противника в лице Апофиса [также Апоп. – Прим ред. ] и борется с враждебными силами, жаждущими разрушить основанный на тепле и свете космический порядок. Поэтому он прогоняет бури, дождь, град и мороз и, в конце концов, побеждает Апофиса.

Еще более отчетливо возникновение темных энергий проявляется в мифе о борьбе между Осирисом и Сетом. Сет – бог войны, брат Осириса. Его изображают по-разному, обычно с головой птицы, и его сопровождают животные (крокодил, черная свинья, гиппопотам), среди которых особо выделяется волк с длинными ушами, со стрелой вместо хвоста и с ожерельем на шее 21.

Важным аспектом религии Древнего Египта являлась очень развитая зоолатрия – поклонение животным, считавшимся священными и обожествляемыми. По сути, египетская религия была основана на осознании того, что все в природе – проявление божественного и заслуживает почитания, а значит, обязательно присутствует в жизни каждого человека.

Культ мертвых сильнее других влиял на жизнь египтян. Изначально он затрагивал только фараонов, поскольку они считались равными божествам, но постепенно культ мертвых охватил все социальные слои.

Ричард Уэстолл. Фауст и Лилит. 1831. Лондон, Королевская академия художеств

У некоторых божеств египетского пантеона также можно заметить демонические черты. Конечно, следует упомянуть львиноголовую богиню Пахт, которая, согласно традиции, обитала в пустыне и обладала способностью вызывать бури. Подобной Пахт была богиня Сехмет. Она порождала ненависть между людьми и разжигала войны.

Поэтому древние египтяне использовали магические формулы экзорцизма, чтобы отогнать демонов, стремящихся проникнуть в мир живых из вселенной теней. В этой связи мы находим интересные указания в «Книге мертвых», сборнике погребальных текстов. Более точный перевод этого общепринятого названия – «Сказания о восхождении во свет». «Книга мертвых» возникла на основе традиции погребальных манускриптов, первыми из которых были «Тексты пирамид». Смысл заключался в том, чтобы помочь умершему фараону занять свое место в божественном пантеоне. В эпоху XVII династии атрибутика «Книги мертвых» распространялась уже не только на фараонов, но на вельмож и чиновников.

Исследователи обнаружили множество таких книг, написанных иероглифическим, демотическим и иератическим письмом. Обычно это были сборники заклинаний, дополненные рисунками. Чтение специальных формул должно было помочь в путешествии в загробный мир. Жрец зачитывал текст в соответствии с четко регламентированной ритуальной процедурой, с целью наделить умершего «свободой передвижения» в мире мертвых и помочь ему приобрести «то, что было бы полезно» в его вечном доме. Вопреки распространенному мнению, эти сборники текстов не являлись для египтян такими священными книгами, как Библия, Коран или Веды у других народов. Единственным сходством было утверждение о «божественном вдохновении», благодаря которому якобы возник текст. «Книга для выхода на свет дневной» открывается главой «Формулы, произносимые в день похорон, по достижении гробницы и перед уходом в мир иной» и представляет очень обширное собрание практик и указаний. Все они в совокупности важны для знакомства с безграничной мифической вселенной древнеегипетской культуры.