Десятый круг

Когда стрёкот стих, я с удивлением обнаружил, что стою на берегу лавовой реки. На том же месте, где Тамиш поведал новости о Ркулосе.

– Собирай войско. Выдвигаемся после первой вспышки, – обратился я к генералу.

– Что ты творишь? – вскинулся Диинтас не дожидаясь, пока мы останемся наедине. – Разве ты не знаешь, что её копьё закалено в кузне Флумейна и пробивает любую броню?

– Знаю. Ксафан предупредил меня.

Упрёк охладил его пыл.

– Кстати, надо бы его проведать, – я отмахнулся от неловких извинений и направился к убежищу демона.

От хлипкого укрытия пахло серой и кровью. Сотканная пламенем иллюзия развеялась, обнажив круг из камней с чёрным рисунком в центре. Между вершинами пятиконечной звезды лежало маленькое тельце. Грудь едва заметно вздымалась, выдавая слабое дыхание. Лапки зажимали глубокую рану в груди.

– Господин, – тихо пропищал Ксафан.

– Ты хорошо поработал.

– Благодарю. – Он склонил окровавленные усики, принимая похвалу.

– Нужно отправить его на третий круг. В столице о нём позаботятся. – Диинтас опустился на колени рядом с раненым демоном.

– Мой заказ готов? – спросил я.

Ксафан щёлкнул пальцами, в ладони появился десятигранный кубик.

– Плата. Как обещал. – Я протянул ему руку.

Искры пробежали по предплечью, приятно щекоча кожу. Сладостное тепло внутреннего огня расползлось по телу, приводя разум в дикий, первобытный экстаз.

Пламя души – единственная мера силы в Аду, что делает его удобной разменной монетой. Всякий торговец от первого круга до девятого с удовольствием прикарманит частичку чужого огня, найдись глупцы, готовые с ней расстаться. По стечению обстоятельств я оказался в их числе.

Янтарные капли просочились сквозь кожу, тонкими ручейками потекли по пальцам. Ксафан вытянул лапу навстречу. Лента яркого пламени соединила наши ладони. Он присосался точно пиявка, жадно впитывая крупицы моей души. Я ощущал каждую кроху огня, что покидала тело, чувствовал удары сердца, что понемногу становились слабее и тише.

– Вы очень щедры, господин. – Демон прервал связь, блаженно прикрыв четыре глаза. – А теперь, с вашего позволения, я перемещусь в Тиземпсис.

Я коротко кивнул.

– Буду рад услужить в будущем.

Дым окутал залитый кровью рисунок. Громкий хлопок возвестил об исчезновении демона.

Диинтас смахнул россыпь камней, сел на землю, не заботясь о размазанных краях пентаграммы.

– Ты растрачиваешь пламя понапрасну, – проворчал он.

– Лучше перестраховаться. – Я подбросил кубик.

– Ксафан мог предать.

– Вряд ли. Он дорожит репутацией, а я весьма щедрый клиент.

– В отношении Содт ты тоже не пожадничал, но она предаст при первой возможности. – Диинтас поднял голову, уставился в небеса. – Это была не проверка, а реальная попытка тебя прикончить. В следующий раз она будет бить наверняка.

– Именно поэтому мы предадим её раньше.

Планария. Деревня Ортис

Карета остановилась между кустами молодых кипарисов. Мальчишка в бледно-голубой рясе ловко спрыгнул с облучка, выставил обтянутую тканью подножку. В квадратном окошке показалась физиономия лорда.

Я представляла его иначе: пузатым стариком с холёными усами и обвисшим подбородком, при чьём появлении полагалось падать ниц и умолять о милости. Внешний вид Дуана стал неожиданностью.

Худощавый мужчина вышел из кареты, надменным взглядом оценил окрестности. Он сморщил нос, сухие губы скривились в неприязни, на заветренном лице проступили глубокие морщины. Слуга подал ему трость. Лорд неспешно закатал рукава белой рубахи и, припадая на левую ногу, поковылял к дому.

Отец встретил именитого гостя радушной улыбкой и подобострастным поклоном. Сбивчиво представив супругу и дочерей, пригласил пройти на летнюю кухню, где ломился от блюд давно накрытый стол.

Ужинали согласно традициям: мужчины обсуждали дела, женщины в смиренном молчании меняли посуду и подливали вино в опустевшие бокалы. Дуан говорил мало – коротко отвечал на вопросы, часто хмурился и избегал разговоров о свадьбе. Меня он даже не замечал.

Ходили слухи, что в столице женщин начали притеснять, сместив с почётных постов и запретив участвовать в церковных собраниях, но я не думала, что новые устои однажды доберутся до нашей глубинки, и не предполагала, что мне доведётся испытать подобное пренебрежение на собственной шкуре. Не меньше удивляла позиция Эпарха, неожиданно выступившего в поддержку знати и нового порядка. Глава церкви объявил о предрасположенности женщин к ереси и начал всячески поощрять публичные казни отступниц. Каждое лето предательниц веры судили, лишали милости Отца и сжигали на кострах. Святые шествия волной прокатывались по крупным городам, напоминая грешницам о каре, пробуждая желание покаяться, призывая усердно молиться.

Глядя на суровое лицо лорда, нелепые байки переставали казаться вымыслом. Одно его присутствие погружало в состояние гнетущего отчаяния и абсолютной беспомощности. В памяти некстати всплыли слова Рейза. Я покосилась на лежавший у тарелки нож.

Дуан заметил мой взгляд, седые брови сошлись у переносицы.

– Я намерен отбыть сразу после церемонии, – буднично произнёс он, обращаясь к отцу. – Вам лучше заранее проститься с дочерью. Сомневаюсь, что она когда-либо вернётся сюда. Я крайне занятой человек и не могу тратить время на бессмысленные поездки в другой конец мира, а о путешествии в одиночку не может быть и речи.

– Понимаю, – согласился отец.

Лорд жил в поместье где-то на берегу северного моря. Состояние унаследовал от родителей, в раннем возрасте вступил в ряды священнослужителей, в юности получил высокий ранг при дворе Эпарха и по сей день разъезжал по аббатствам, испытывая на прочность веру эктелеев. Это всё, что мне было известно о будущем муже. Узнав о частых поездках, я тешила надежду, что Дуан запрет меня в особняке, отбудет с очередной церковной миссией и издохнет где-нибудь на задворках далёкой рыбацкой деревушки. Или в пути с ним приключится неизлечимая хворь, которая непременно сведёт старика в могилу. Тогда молодая вдова облачится в траур и будет вечно скорбеть об утрате, лёжа на песчаном пляже, вкушая виноград и любуясь пунцовыми закатами.

Мысли о наследстве помогли скоротать время. К общей радости, угрюмый гость не стал задерживаться и засобирался сразу после трапезы.

Прощание вышло не теплее приветствия. Все приложили руки к груди, вознесли хвалу Отцу. Женщины низко склонили головы, поблагодарили достопочтенного господина за визит.

Прибывший с лордом слуга открыл дверь кареты.

– Чуть не забыл, – обернулся Дуан, ступив на подножку. – Завтра в Акри-ту-Натоу соберутся эктелеи всего кинотийского побережья для прочтения «Прощённой молитвы». Я бы хотел, чтобы ваша дочь там присутствовала. Экипаж заберёт её на рассвете.

Светловолосый мальчуган хлопнул дверью, путаясь в рясе, вскочил на облучок. Карета с мерным стуком покатилась по дороге.

Я в растерянности смотрела ей вслед, будучи не в силах пошевелиться. Тёплые ладони Клер обвили мою руку, мягко потянули за собой. Она шептала что-то ласковое и успокаивающее, но слова всё больше походили на невнятный, назойливый шум. Словно овечка на привязи, я послушно побрела к дому, поднялась в комнату. Мама помогла мне раздеться, уложила на кровать. Сестра задула свечи.

За окном быстро стемнело. Голоса родных давно стихли, уступив место надрывной трели соловья и звенящему стрекоту сверчков. Бледный диск луны перекочевал на запад; холодный свет наполнил спальню, взобрался по одеялу, вальяжно разлёгся на подушке, отогнав пугливую дрему.

Проворочавшись несколько часов, я оставила попытки уснуть – слишком тревожно было на душе.

Первое, что меня беспокоило – это визит в Акри-ту-Натоу. Уединённое аббатство не славилось гостеприимством и открывало двери исключительно для титулованных священнослужителей. Дуан принадлежал к их числу и производил впечатление человека щепетильного, рьяно почитавшего святые догматы, отчего приглашение на таинство женщины, пусть и будущей супруги, выглядело шагом крайне опрометчивым. У встречи была цель, и заключалась она не в прослушивании «Прощённой молитвы».

Песнопение стало второй причиной для тревоги. Каждый месяц эктелеи съезжались в аббатства, где торжественно читали строки Авесты, отпевали умерших и молились о здравии живых. «Прощённый» стих звучал один раз в год и подразумевал снятие грехов с душ раскаявшихся. Место проведения выбирал Эпарх, дату держали в тайне. Так какова вероятность, что обычный врачеватель мог знать о скором собрании? Более того – знать, что меня туда пригласят. Конечно, Рейз мог быть довольно состоятельным человеком, и щедрое пожертвование могло обеспечить ему приглашение и доступ к списку гостей. Однако это совсем не объясняло его заинтересованности. Единственная причина, по которой врачеватель наведался бы в аббатство – желание получить прощение Отца за жизни, что он не сумел спасти.

И всё же с благородным порывом очистить душу никак не вязался вскользь брошенный Рейзом совет. Я не представляла ситуации, в которой прихожане обнажили бы оружие в святом месте. Не существовало мотивов и оправданий для подобного зверства. Преступления жестоко карались церковью; я не могла вспомнить, когда в последний раз слышала об убийстве или краже. Да и какая польза от ножа в руках женщины, если ей противостоит закалённый в боях мужчина. Пожелай Дуан навредить мне, я едва ли смогу оказать сопротивление. Эктелей не пойдёт против воли лорда, семья за меня не вступится. Остаётся верить в порядочность жениха.

Со стыдом я осознала, что вера моя хрупка. Накинув халат, я украдкой спустилась на первый этаж, стащила из шкафа плоский нож и торопливо вернулась в комнату.

На то, чтобы смастерить ножны, ушло почти два часа. Обрывок старой простыни сгодился в качестве мешочка для лезвия, тонкий кожаный ремень заменил портупею. Холодная рукоять плотно прилегла к внутренней стороне бедра, стоило мне застегнуть пряжку. Дальше выбор встал за платьем. Церковь не жаловала броские наряды, пышные юбки не отличались удобством, лёгкие ткани не могли скрыть оружие. До первых лучей солнца я примеряла сарафаны, пока не нашла подходящий.

Кружевной воротник туго застегнулся под горлом. Широкие бретели укрывали плечи, край тёмно-синего подола, щекоча, касался щиколоток. Серебряный медальон вызывающе поблёскивал на груди. Я намеренно не стала убирать священный символ под одежду: пусть каждый видит, что я верна Отцу и чту заветы Авесты.

Экипаж прибыл без опозданий. Мальчишка, вчера сопровождавший лорда, приветливо улыбнулся, помог мне устроиться.

Кони живо побежали по сонным улочкам. Вскоре мы выехали за пределы Ортиса.

Привычные цветочные аллеи и пышные сады сменились бескрайними лугами. Зелёный ковер простирался до горизонта, желтея на склонах холмов, укрываясь под кронами редких деревьев. Изнеженные солнцем туи несли одинокий дозор, взирая на разбитые вокруг деревни плантации.

Южные земли Планарии издревле славились изготовлением отборного оливкового масла. Регион жил за счёт торговли, отправляя длинные вереницы караванов в засушливые северные земли и каменистые пустыни на западе. Кочевники охотно скупали товар, обменивая пузатые бутили на драгоценные камни. Находчивые купцы сбывали сокровища в Риме, откуда возвращались домой с плотно набитыми кошельками. Часть вырученных денег местные богачи жертвовали церкви, остатки – тратили на благоустройство поселений, попутно отстраивая поместья на побережье. Но даже несмотря на ухищрения, край процветал.

Лёгкая прохлада утра быстро развеялась. Открытые окна кареты не спасали от духоты. Сославшись на невыносимую жару, я пересела к извозчику.

Мальчика звали Анвелл. В прошлом году его назначили анерхом при господине Дуане, и пока начинающий служитель церкви совмещал хлопотливую работу кучера, посыльного и слуги. Его не смущало пребывание в низшем ранге, не обижало отношение лорда – он гордился службой, с достоинством принимая ниспосланные Отцом испытания.

Я слушала сдержанные ответы, невольно восхищаясь его слепой, непоколебимой верой. Именно таким человеком мне виделся Эпарх: кротким, благочестивым, святым. В столице, должно быть, разглядели потенциал молодого послушника, направив в услужение к лорду, а не рядовому эктелею, в чьей пастве с трудом набиралось с десяток прихожан. Опыт и знакомство со знатью приблизят анерха к священному престолу лучше любой молитвы.

За невинной болтовнёй остались позади пять лиг пути. Анвелл натянул поводья, уводя коней на старую просёлочную дорогу. Экипаж затрясло. Пушистые ветви можжевельника сомкнулись над головой, окутав тенью и свежим ароматом хвои.

– А вот и аббатство, – анерх указал на просветы в кронах, где виднелись высокие остроконечные шпили.

Мне доводилось видеть Акри-ту-Натоу только на картинках. Вблизи оно было поистине гигантским.

Здание из белого камня венчали крутые крыши. Серая черепица, подобно костяной броне, покрывала башни. Из провалов зубчатых парапетов наблюдали за гостями горлицы. Шумно хлопая крыльями, они взлетали с уступов, описывали полукруг над двором и, неустанно воркуя, рассаживались на выступающие части барельефов. Особо наглые приземлялись на головы скульптур, что ровным рядом выстроились над входом. Птицы опасливо озирались на витражные окна, вытягивали шеи, присматривались к остановившейся у ворот карете.

Дуан встретил нас с бесстрастным выражением лица. Сухо приказав анерху сменить лошадей, он стукнул тростью по брусчатке, вытянул руку, приглашая меня войти. Ни приветствия, ни улыбки – только безмолвное распоряжение и короткий, требовательный жест.

В зале было пусто и тихо. Эхо робких шагов отражалось от высокого потолка, скользило по колоннам, проносилось между ножками низких скамей. На канделябрах неподвижно висели голубые ленты. Место алтаря занимал величественный бюст Отца. Огромная статуя локтями опиралась на ступени, в раскрытых ладонях лежал один из экземпляров священного писания. Солнечный свет пробивался сквозь два витража под самой крышей. Синие блики мозаики медленно сползали по каменному лицу, чтобы к полудню замереть на чуть прищуренных глазах.

– «И под святым взором Его…», – прошептала я шестую строку Авесты.

Лорд обернулся, замедлил шаг, позволив мне полюбоваться зрелищем.

Отсюда мы свернули в боковой коридор, углубляясь в святая святых. Миновав полутёмную галерею, Дуан привёл меня в небольшое помещение со стеклянным куполом. Тяжело ступая по ковру, он обогнул пьедестал с фонтаном, положил жилистую ладонь на ручку, с усилием толкнул окованную металлом дверь.

Круглая комната походила на молельню. Ещё одно изваяние Отца застыло напротив входа. На сей раз его изобразили в полный рост, с широко разведёнными руками, протянутыми к двум статуям поменьше.

Лорд указал на стулья, в беспорядке составленные у стены, приказал ждать и чинно удалился.

Минуты предательски растянулись. Я вслушивалась в тишину, ожидая шума приближающихся шагов и мерного стука трости, гадала, когда начнётся чтение молитвы, и молчаливое аббатство содрогнётся от пения эктелеев. Но время шло, а Дуан не спешил возвращаться.

Солнце выползло из-за башни, лучи пробрались сквозь пыльные стёкла, наполнив комнату теплом и светом. В маленьком помещении быстро стало душно. Отодвинув щеколду, я толкнула створку узкого окошка. Вбитая в раму доска помешала ей сдвинуться с места. На фоне строгого убранства подобная небрежность выглядела вопиюще варварской.

Я отошла в тень, приблизилась к статуям. Отец в задумчивости взирал на накрытый белой тканью алтарь, по краям стояли два незнакомых мне изваяния. Скульптор намеренно сгладил их черты, сделав лица гладкими, словно маски, заострив внимание на жестах. Человек слева держал одну руку у уха, вторую – ладонью кверху направлял на алтарь. На пальцах вытянутой руки выделялся перстень с буквой «К». Статуя справа в точности повторяла позу, но руку держала у рта, будто собираясь закричать. На перстне виднелась затёртая буква «М». Схожее украшение носил Дуан – серебряное кольцо с буквой «М» из бледно-голубого камня. В первую встречу я приняла его за памятную безделушку.

Из-за двери донеслись голоса.

Чувство тревоги ядовитой змеёй закралось в душу. Я впопыхах вернулась к окну, опустилась на стул, замерла в ожидании.

В комнату вошёл старик. Редкие седые волосы едва прикрывали лысину, впалые, гладко выбритые щёки, придавали лицу болезненное выражение. Поношенная ряса шлейфом волочилась по полу, широкие рукава мешками болтались на щуплой фигуре. В руках он держал накрытый тканью поднос.

– Приветствую, дитя, – его удивительно живые глаза вцепились в меня, будто коршуны – в желанную добычу. – Здесь тебе нечего бояться.

Он потеснился, пропуская двоих мужчин в бесформенных холщовых одеяниях.

– Когда говорят, что бояться нечего, обычно оказывается в точности наоборот, – ответила я, с опаской поглядывая на тонкие цепи, подпоясывающие рясы. Полумесяцы на концах металлических плетений тихо позвякивали в такт движениям.

Старик снисходительно улыбнулся.

– Мы находимся в праведном месте, куда прихожане мечтают попасть всю свою жизнь. Тебе выпала огромная честь, но ты не сможешь осознать этого, покуда душу твою терзают сомнения.

– Мне было велено прибыть в Акри-ту-Натоу, но не озвучены причины для столь любезного приглашения, – сдержанно ответила я. – Если бы вы согласились просветить меня, душе моей стало бы спокойнее.

– Отец ведёт нас непостижимыми путями. «Обрати взор в душу свою, но не окружающих, ибо истина сокрыта в каждом из нас, и верой непоколебимой она разбужена будет», – он назидательно привел слова священного писания.

– Хватит разговоров, займитесь делом, – в комнату зашёл Дуан.

Мужчина в рясе закрыл дверь за лордом, второй – молчаливой тенью направился ко мне.

– Что происходит? – я поднялась, отступила на шаг.

– Спокойно, дитя, – ответил старик, – всё закончится быстро.

Послушник схватил меня под локоть и потянул к алтарю.

– Отпустите, – я отдёрнула руку. – Не знаю, что вы собираетесь делать, но я не хочу в этом участвовать.

– Раэль, ты ничего ей не рассказал? – в голосе старика прозвучало осуждение.

– Не было времени, – отрезал лорд. – Да и незачем.

Дуан кивнул послушнику. Сильные руки вцепились мне в плечи.

– О чём не рассказал? Отпустите! – я попыталась вырваться; затрещала ткань.

– Укладывайте лицом к Отцу, – распорядился старик.

Меня грубо развернули, поволокли к алтарю. Я кричала, извивалась, но не могла освободиться из хватки. На помощь быстро подоспел второй послушник, подхватил меня за ноги.

Холодный камень обжёг спину даже через два слоя ткани. Пугающие изваяния хищно нависли над головой. Скрипучий голос старика затянул строки «Прощённой молитвы», в костлявых руках мелькнула рукоять кинжала.

Липкий ужас на мгновение парализовал тело. Крик застрял в горле. В панике я заметалась по алтарю. Подол платья задрался, обнажив привязанный к ноге нож. Краткого замешательства послушников хватило, чтобы я извернулась, оттолкнулась от камня и рухнула к ногам Отца, утянув за собой полог. Мужчина успел схватить меня за запястье.

– Что за представление вы устроили? – рявкнул Дуан.

Лорд стоял в стороне и равнодушно наблюдал, как служители церкви намереваются совершить убийство в стенах аббатства. Человек, что избрал путь борьбы с еретиками, добровольно давал согласие на попрание священных заветов. Всё происходило с его дозволения, по его воле.

Страх и отчаяние обуяли меня. Выхватив нож, я полоснула послушника по руке. Он отпустил меня, грязно выругался. Путаясь в пологе, я на коленях проползла между статуями, оттолкнула спешащего навстречу старика и бросилась к лорду. Не раздумывая, я вонзила нож ему под ключицу, в ужасе взвизгнула, отшвырнула оружие и побежала к дверям.

– Еретичка! Схватите её!

Дверь не поддалась. Борясь со слезами, я лихорадочно задёргала ручку.

Мощный рывок опрокинул меня навзничь. Не дав опомниться, послушник за волосы поволок меня обратно. Ноги безвольно потащились по полу. Взвыв от боли, я судорожно замахала руками в попытках высвободиться.

Словно тряпичную куклу меня бросили у подножия алтаря. Ледяная цепь обвила шею. Задыхаясь, не различая лиц сквозь застилающие взор слёзы, я услышала дрожащий от гнева голос Дуана.

– Ритуал не поможет. Заприте её.

Петля сдавила шею. Боль вспышкой растеклась по затылку. Я упала к ногам послушника.

Фоэдо. Тлеющее кладбище

Солнца в этой части круга опускались к горизонту и занимали большую часть небосвода. Воздух прогревался настолько, что привычная жара превращалась в настоящее пекло, способное расплавить не только старые кости, но и саму плоть мира. Простирающееся внизу поле боя медленно тлело, горячий пар поднимался от земли, стирая границы видневшегося вдалеке плато. Тёмная воронка врат маняще пульсировала на его вершине. Мне хватило бы одной вспышки, чтобы преодолеть кладбище, подняться по склону и, упиваясь триумфом, прикоснуться к витым рогам, поддерживающим портал. Если бы путь к заветной цели не преграждали легионы вислу и не желавший подыхать дракон.

План был продуман до мелочей. С ближайшей вспышкой Тамиш начнёт наступление. Объединённые силы соллини и вислу пройдут через древний могильник, чтобы навязать Ркулосу ближний бой – пока жива Зонтаноста, дьявол нас не интересует. Отчаянная лобовая атака приведёт к значительным потерям и логично захлебнётся, получив решительный отпор. Тамиш прикажет отступать в южном направлении. Содт уверена, что Ркулос не упустит возможности расправиться с заклятым врагом и отправит в погоню большую часть войска. Северный и центральный фланги станут уязвимы.

Несмотря на первоначальный протест, дьяволица всё же согласилась привлечь к сражению червя. Неожиданная атака из-под земли посеет хаос и привлечёт внимание дракона. Честь выманить старуху с плато ожидаемо выпала мне. Выброса демонического пламени должно хватить, чтобы она соизволила поднять свои кости и выйти на северную часть кладбища. В нужный момент вислу обрушат подземные опоры. Соприкоснувшись с магмой, магия рассеется, и с Зонтаностой будет покончено.

Дальше наши с Содт пути расходятся. Она, вероятно, попытается меня прикончить – лучше возможности не представится. Здесь в игру вступит Диинтас. Пока мы продвигались по пустошам, демон успел купить лояльность нескольких приближённых к Содт соллини и позаботиться, чтобы они защищали дьяволицу во время боя. Мне останется лишь вкусить плод чужой победы.

Поглощение её пламени послужит сигналом для начала заключительного этапа сражения. Верный мне авангард армии Ркулоса обернётся против своего командира, резерв нанесёт удар с юга. При удачном стечении обстоятельств Тамиш пленит дьявола, и я смогу насытиться второй душой.

Низкий гул наполнил раскалённый воздух.

– Пора, – коротко произнёс Диинтас.

Отвесный утёс был последним рубежом пустошей. Каменистая тропа крутым серпантином спускалась по уступам к затянутому маревом подножию. Казавшиеся крошечными насыпи по мере спуска вырастали в груды обугленных костей и остовы чудовищных скелетов – немых свидетелей некогда отгремевших битв. Плоть поверженных существ давно иссохла, прах пылью осел на останках. На смену стойкому запаху серы пришёл сладкий смрад гнили.

Солнце вспыхнуло. Струи багрового пламени лентами разлетелись по небесному полотну. Земля содрогнулась. С диким грохотом волна жара пронеслась по кладбищу, тараном врезалась в скалы.

Диинтас помог мне удержаться на ногах.

Мы двинулись на север по заранее оговорённому маршруту. Идти пришлось практически вслепую. Генерал отклонил предложение разведки выделить отряд для расчистки пути, разумно опасаясь разделения сил Ркулоса. Поджидавшие впереди засады подвергали кампанию меньшему риску, нежели столкновение с противником на двух фронтах.

У остова грудной клетки, принадлежавшей по меньшей мере детищу дракона, нас нагнала Содт. Дьяволица, поджав колени к плечам, проползла вдоль хребта, повисла на стыке позвонков. Глаза затерялись в копне раскачивающихся волос.

– Тамиш начал атаку, – прострекотала она. – Поторопись, если не хочешь пропустить веселье.

– Как быстро он продвигается? – Диинтас первым ступил в чрево скелета.

– Проще, чем ожидалось.

Содт выплюнула ответ, словно бросила кусок мяса голодному псу – не то она прознала о его маленькой подлости, не то общение с рядовыми демонами считала ниже своего достоинства.

– А Зонтаноста? – я последовал за демоном.

– Взгляни сам, – съязвила она.

Я злобно фыркнул, махнул Диинтасу. Чёрная тень проскользнула между толстых рёбер, зацепив хвостом рассыпающийся хрящ. Дьяволица ловко увернулась от столкновения.

– Не отпускай его далеко, – ласково промурлыкала она. – Впереди небезопасно, а ты единственный, кто не удосужился обзавестись крыльями.