Корабельные будни офицера 7-го ВМФ

Три коротких звонка и один длинный звук, проникающие во все отсеки, выгородки, кубрики и каюты линкора, которые, как говорится, «и мертвого разбудят», на мгновение приковали Виталия к палубе.

– Это звук «Учебной боевой тревоги», – пронеслось в голове. Так и есть, динамики боевой трансляции проревели: «Учебная боевая тревога!.. Учебная боевая тревога! и затем новая команда: «Корабль к бою и походу приготовить!». Начинался поход… По сигналу «Учебная боевая тревога!» тысяча с лишним человек экипажа линкора «Севастополь», застигнутые сигналом в разных местах корабля, бросились к трапам, горловинам, люкам, переборочным и каютным дверям, чтобы в считанные минуты занять свои места, на боевых постах, в соответствие с корабельным расписанием.

По сигналу «Учебная боевая тревога!» офицеры и матросы линкора задраивались в отсеках, казематах и башнях, включали механизмы своих боевых постов и по готовности докладывали по корабельной связи: «Боевой пост номер такой-то к бою готов!». Корабельный курсант мичман Виталий Лоза знал, что вереницы таких докладов поступали в боевую рубку линкора к старшему помощнику командира и только после того, как проходил последний доклад, старпом обращался к командиру линкора капитану 1 ранга Беляеву: «Товарищ командир! Корабль к бою и походу готов!»

Капитан 1-го ранга Б.П. Беляев был назначен командиром линкора «Севастополь» в феврале 1947 года. Борис Павлович окончил ВМУ им.М.В.Фрунзе в 1934 году. Командовал эсминцами «Рьяный» и «Решительный», а с 1940 года – лидером «Баку» на Тихоокеанском флоте. После перевода в 1942 году лидера «Баку» и эскадренных миноносцев «Разумный» и «Разъярённый» Северным морским путем с Тихоокеанского флота на Северный флот, Б.П. Беляев воевал на Севере. Участвовал в 17 операциях, провел 14 конвоев в общем составе свыше 100 транспортов. Награжден орденом «Ленина» тремя орденами «Красного Знамени», орденом «Нахимова II степени», орденом «Отечественной Войны II степени, двумя орденами «Красной Звезды».

В назначенное время 14 июля линкор «Севастополь», вместе с другими кораблями, покинул Севастопольский рейд и ушел на полигон в район Тендровской косы у берегов западной оконечности Крымского полуострова. Накануне похода Виталий писал:

«Сегодня уходим на Тендру и будем там загорать до 19. Нужно сказать, что кроме комаров, притом таких нахальных, просто жуть, больше ничего нет. Все кругом пустынно и голо».

После того, как по корабельной трансляции прозвучал сигнал: «Готовность номер два. От мест отойти», Виталий Лоза покинул башню главного калибра и по нескольким трапам поднялся на площадку формарса на командно-дальномерный пост артиллерии главного калибра. При взгляде вниз, высота кружила голову, а открывшаяся морская ширь поражала воображение. Море было спокойно и величественно. Второй день держался штиль…

Виталий Лоза, видел, что линкор «Севастополь» двигался в кильватер флагманскому линкору «Новороссийск», который, как говорили офицеры, еще недавно был итальянским линкором «Джулио Цезаре» и который, при разделе итальянского флота, в феврале 1949 года, был передан Советскому Союзу, а в марте приказом Командующего Черноморским флотом ему присвоили новое имя – «Новороссийск». Именно командир линкора «Севастополь» капитан 1 ранга Б.П. Беляев с февраля по март 1949 года выполнял Правительственное задание по приемке в Албании кораблей бывшего итальянского флота в должности командира линкора «Джулио Цезаре».

Никто не мог предположить, что через несколько лет флагманский линкор советского Черноморского флота «Новороссийск» разделит трагическую судьбу флагманского линкора Российского Императорского Черноморского флота – «Императрица Мария», взорвавшегося и затонувшего осенью 1916 года в Севастопольской бухте. Линкор «Новороссийск» тоже осенью, только 1955 года подорвется и затонет в бухте Севастополя на той же самой якорной стоянке, что и «Императрица Мария».

С площадки формарса Виталию Лозе хорошо были видны эсминцы, сопровождавшие линкоры, и двигающиеся в походном ордере крейсера. Учеба эскадры шла по плану боевой подготовки Штаба флота.

Историческая справка.

В 1949 году на Черноморском флоте наиболее крупным корабельным оперативно- тактическим объединением была эскадра. В черноморскую эскадру кроме линкоров «Новороссийск» и «Севастополь» – ее основы, входили две дивизии крейсеров и две бригады эскадренных миноносцев. Одну из дивизий крейсеров, составляли крейсера старой, дореволюционной постройки, названные в Красном флоте – «Красный Крым», «Красный Кавказ», а также крейсера «Ворошилов» и «Молотов», построенные незадолго до Великой Отечественной войны. Во вторую дивизию крейсеров входили крейсера новой постройки – «Куйбышев», «Фрунзе» и полученный, после раздела союзниками итальянского флота, крейсер, названный «Керчь».

Взгляд Виталия скользнул вниз. Под ним башнеподобные надстройки линкора – ходовой мостик, флагманский мостик, сигнальный мостик, нижняя площадка формарса, верхняя площадка формарса с командно-дальномерными постами и постами связи. Виталий задрал голову. Выше площадки формарса, на которой он стоял, был еще командный пункт зенитного дивизиона и антенны радиосвязи, а дальше фок мачта линкора, возвышающиеся на высоту тринадцатиэтажного дома, уходила своим клотиком в безоблачную синеву неба.

На Тендровском полигоне на линкор передали почту и свежие газеты.

На следующий день мичман В.Лоза проводил политические занятия с личным составом своей артиллерийской группы, посвященные предстоящему Дню Военно-Морского флота. Он зачитал матросам статью вице-адмирала А.Николаева, напечатанную в «Красной Звезде» № 164 за 14 июля. В статье, озаглавленной: «Партия Ленина-Сталина – организатор и руководитель Военно-Морского Флота» говорилось: «…Под руководством большевистской партии народ продолжает развивать и укреплять свой Военно-Морской Флот. В законе о пятилетнем плане восстановления и развития народного хозяйства СССР поставлена задача: «Всемерно развивать отечественное судостроение. Увеличить судостроение в 1950 году вдвое по сравнению с 1940 годом. Обеспечить строительство в СССР сильного и могучего флота» … и далее: «За жизнью флота внимательно следит товарищ Сталин, проявляя отеческую заботу о личном составе Военно-Морских Сил. Побывав в 1947 году на Черноморском флоте и посетив крейсер «Молотов», он, обращаясь к тов. Косыгину, сказал: «Познакомьтесь поближе с жизнью, питанием, обмундированием и бытовыми условиями моряков. Они достойны, чтобы о них заботились». Матросы одобрительно зашумели. Виталий восстановил тишину и закончил читать статью. Отпустив матросов, он сделал отметку в тетради политинформации. План партийно-политической работы перед Днем флота был выполнен.

Действительно, забота партии и правительства по повышению мощи советского военного флота, несмотря на тяжелейшую послевоенную разруху, выражалась, прежде всего, в закладке крупных серий надводных кораблей.

В 1949 году в Ленинграде на заводе № 190 началось строительство серии из 70 эсминцев проекта «30 бис». Так же в Ленинграде, на заводе № 189 заложили головной легкий крейсер проекта «68 бис» «Свердлов», а на заводе № 194 – «Орджоникидзе». На заводе № 5 Министерства Судостроительной Промышленности спустили головной катер серии торпедно-артиллерийских катеров проекта «183».

На вооружение военно-морского флота были приняты: система управления торпедной стрельбой ПУТС «Мина-бис» для эсминцев проектов «30» и «30 бис»; радиолокационная станция обнаружения воздушных и надводных целей для крейсеров «Гюйс-2»; первый в стране автоматический прокладчик «Путь-1»; первый автоматический радиопеленгатор АРП, поступили: парогазовая торпеда 53-39ПМ калибра 533 мм, многоствольная бомбометная установка МБУ-200, одинарный неконтактный петлевой трал ПЭМТ-4 и другая военная техника. Это было связано со все большим обострением международной обстановки. В апреле 1949 года в Вашингтоне по инициативе США был подписан Североатлантический договор о создании военно-политического блока западных стран, получивший название НАТО, в который вошли США, Канада, Великобритания, Франция, Бельгия, Нидерланды, Люксембург, Италия, Норвегия, Португалия, Дания, Исландия. Все понимали, что блок НАТО направлен в первую очередь против СССР.

17 июля линкор «Севастополь» ушел из района Тендровской косы, но тревоги и учения продолжались. Корабельный курсант мичман В. Лоза находился в четырехместной каюте своего командира группы, которую тот делил еще с двумя лейтенантами. Три койки были обжиты, а четвертая оставалась резервной. Виталий иногда пользовался и каютой, и резервной койкой. Каюта была маленькая, без иллюминатора. Два спаренных шкафчика для одежды, умывальник с зеркалом, письменный стол, два стула, книжная полка и вентилятор с черными резиновыми лопастями, привинченный к переборке. Но мичману Лозе каюта нравилась. Она располагалась в самых «низах» линкора, поэтому была спокойной. Никто не дергал, не отвлекал по мелочам, и строгий глаз линкоровского старпома не часто заглядывал сюда. Виталий, готовился к политзанятиям с матросами своей боевой части – писал конспект, когда по кораблю объявили боевую тревогу. Резкий ревун, резанул тишину…

Виталий со всех ног бросился по коридорам и трапам вверх. По боевой тревоге корабельный курсант мичман Лоза расписан в башне главного калибра. С чавканьем захлопнулась броневая дверь, лязгнули замки. Виталий огляделся: личный состав башни находился на своих местах: тесно сидели и стояли командиры орудий, замочные, наводчики, досыльщики снарядов, визирщики, дальномерщики. В воздухе висела напряженная тишина. От матросского дыхания потом пошла масляная краска и потускнели от конденсатной влаги плафоны светильников.

Виталий видел, как мерно подрагивали и передвигались стрелки приборов, принимая в башне задачу Центрального Поста. Сработали автоматы, и орудия перешли на «Огонь».

Ревун! Залп! Ревун! Залп… Пороховые газы с колоссальной силой выбрасывали гигантские снаряды из стволов, открывшиеся затворы наполняли башню едким запахом раскаленного металла. Слышалось шумное дыхание мокрых от пота матросов. Густой запах тел, нагревшейся матросской обуви и разогретого металла заполнили башню, проникая в легкие, тошнота подступила к горлу Виталия, во рту стало сухо. Очень хотелось пить, но воду в башне держать запрещалось. Ревун! Залп! Ревун! Залп… Виталий мысленно пытался представить себе сложнейшую траекторию движения снаряда и силы, действующие на него в момент полета, когда, вдруг, отчетливо вспомнил, что уже читал об этом:

– Да, точно, в «Капитальном ремонте», Соболева, – припомнил Виталий, – Именно на страницах этого романа подробно описывается траектория полета снаряда главного калибра линкора.

Советский писатель-маринист Л. Соболев, учившийся до революции в Морском Корпусе в романе «Капитальный ремонт», подробно описал выстрел орудия главного калибра линкора типа «Севастополь»: «Вылетев из дула орудия с превосходящей воображение скоростью одного километра в секунду, он (снаряд – А. Л.), опережая звук выстрела, рождая свой собственный гром, подымался высоко в небо, почти по прямой линии. Но неуклонная сила земного тяготения потянула его вниз, сгибая все круче и круче линию его полета. Он наклонился остроконечной головой к воде – раскаленный, громыхающий, бешено вращающийся объект сложной невидимой борьбы многих механических сил: взрыва пороховых газов, силы земного тяготения, сопротивления воздуха, наклона оси орудия, инерции корабля в момент залпа и собственного своего вращения. Сложение всех этих сил, заранее рассчитанное по таблицам артиллерийской стрельбы, направило снаряд к щиту и швырнуло около него в воду. Вода всплеснулась на месте падения беззвучным, светлым столбом серебряных брызг».

Да, лучше, пожалуй, вряд ли можно описать полет снаряда главного калибра линкора, орудия которого, до появления ракет, были одними из самых дальнобойных в мире. Несмотря на усталость и хроническое недосыпание настроение у корабельного курсанта мичмана Виталия Лозы было приподнятое. Только сейчас, заканчивая училище, выполняя обязанности по офицерской должности, он как-то по-особенному, по-настоящему взглянул на свою будущую службу и жизнь. Может чуть наивно, по-юношески романтично, но от чистого сердца, он писал Лиде:

«18.07.49 г. Черное море.

… Вчера ушли с Тендры и второй день бродим. Тревоги, учения, это обычное явление и к ним я уже привык. Вот она наша стихия, наша жизнь и мое будущее.

Какое оно большое. Нет ему ни конца, ни края, оно уходит вдаль, и как море, сливается где-то далеко, далеко на горизонте с небом. Как крепко, как плотно они связаны между собой – море и будущее. Море бескрайно, но и будущее, так же уходит вдаль, сначала ясное, а чем дальше, тем расплывчатее и туманнее, и, наконец, вовсе скрывается где-то там вдали за легкой серой дымкой жизни. Сейчас я знаю, что будет, что ждет, это я ясно вижу, а вот, что будет там дальше за гранью будущих 10 лет. Это уже скрыто дымкой, но я не сомневаюсь, что там тоже все прекрасно. Ведь наше будущее не может быть плохим и темным. Оно светлое, оно очень хорошее и красивое. Его нельзя не любить, к нему нельзя не стремиться. Ради этого будущего я пошел служить на корабли, а ты станешь учителем. Я – чтобы оберегать, хранить будущее, а ты – чтобы строить его. Как это прекрасно».

На девятый день похода, 22 июля 1949 года корабли вернулись в Севастополь. Миновав боновое противоторпедное заграждение и противолодочные сети, через небольшие ворота, открытые по приказанию оперативного дежурного, дежурным буксиром, «Севастополь» втянулся в акваторию Большого внутреннего Севастопольского рейда, где находились якорные стоянки линкоров и крейсеров.

Якорные стоянки располагались в обширной западной части Северной бухты, ближе к входу и выходу из гавани по обе стороны ее главного, входного – выходного фарватера ориентированного по Инкерманским створным маякам. Стоянки были оборудованы двумя линиями попарно установленных – носовая и кормовая – стационарных якорных (швартовных) бочек. Линкоры и крейсера швартовались к ним – удерживаясь между бочками с помощью заведенных с них бриделей. Эти бочки отстояли в своих линиях друг от друга на 2-3 кабельтова, то есть около 500 метров. Южная линия парных бочек с нечетными номерами № 1, № 3 и № 5 проходила вдоль южного берега бухты и немого не доходила до Угольной пристани. Северная линия якорных бочек, имевших четную нумерацию №№ 2, 4, 6, 8, 10, 12 и 14 находилась возле северного берега бухты.

Боцманская команда линкора «Севастополь» завела швартовы на носовую и кормовую бочки якорной стоянки № 1, вахтенный офицер перебрался с ходового мостика на ют, и линкор замер, отдыхая после похода в глубине Северной бухты напротив Корабельной стороны и Военно-морского госпиталя.

Удивительно, но вот так, незримо, преемственность морской практики царского флота военно-морским флотом СССР, выражалась и в том, что, несмотря, на смену политических и экономических формаций в стране, якорные стоянки кораблей практически не менялись и линкор «Севастополь» стоял в Северной бухте на том же месте, где когда-то становились на бочки корабли Российского Императорского флота, в том числе и линкор «Императрица Мария».

Сразу после постановки линкора на бочки командир капитан 1 ранга Б.П. Беляев убыл на катере на Графскую пристань в Штаб флота. К Графской пристани, рядом с которой в здании бывшей гостиницы «Кист», в те годы располагался Штаб Черноморского флота, разрешалось подходить только катерам с командирами кораблей и вышестоящими начальниками. «Севастополь» тяжеловесно и молчаливо застыл на рейде. Совсем близко от линкора на песчаном берегу Аполлоновой балки белели ялики жителей Корабельной стороны с удивительно милыми названиями: «Катя», «Маша» …

По приходу, увольнения личного состава в город не было. С юта линкора Виталий Лоза смотрел на уходящую к Инкерманским скалам Северную бухту. Вдали, на холме Северной Стороны, виднелась пирамида церкви Святого Николая – памятника погибшим в Первую оборону Севастополя в 1854-1855 годах, а еще дальше, на мысе бухты Голландия, какое-то величественное здание, длиной не менее полукилометра, разрушенное с южной оконечности, но с сохранившимися колонами и портиком в центральной части. Виталий пристально вглядывался в это здание. Даже в таком виде, оно производило сильное впечатление. Виталий не знал, что видит полуразрушенное войной здание Севастопольского Морского Корпуса. Да и мы, курсанты, обучаясь в конце 60-х годов прошлого века, в стенах этого восстановленного после войны, великолепного здания, тоже практически ничего не знали о Морском Корпусе Севастополя, но меня всегда поражало место, выбранное для этого красивого, величественного здания, в плане напоминающего орла, раскинувшего свои крылья на высоком мысу Севастопольской бухты. Из окон училища открывался захватывающий вид на Севастопольский рейд, на крейсера и эсминцы, стоявшие на тех же исторических местах, что и корабли Российского Императорского Черноморского флота.

У меня – курсанта, всегда вызывало сомнение, что это огромное, длинной более полукилометра, белокаменное здание, спроектированное профессором архитектуры А.А. Венсаном в классическом стиле, с портиком и колоннадой, было построено просто так. Все в этом здании говорило о более высоком его предназначении, чем быть обычным утилитарным строением. Теперь мы знаем, что в Севастопольском Морском Корпусе учились будущие офицеры Российского Императорского флота, и должен был учиться Наследник Цесаревич Алексей. Революция упразднила Морской Корпус, но корпус вновь открылся в Севастополе трудами белых офицеров в октябре 1919 года, а в ноябре 1920 года был эвакуирован из Севастополя с кораблями Черноморского флота и продолжил свою деятельность в далекой от России Бизерте на берегу Средиземного моря в Тунисе.

Удивительно, как «судеб морских таинственная вязь», связывает порой события и человеческие судьбы. В своей книге «Терновый венец офицера русского флота» я упомянул о судьбе старшего лейтенанта А.Р. Гутана, служившего в 1919 году в белой Флотилии Северного Ледовитого океана вместе с лейтенантом Б.-С.А. Садовинским. После выхода книги откликнулся Александр Сергеевич Гутан, сын, младшего из трех братьев Гутан. Двое старших братьев служили морскими офицерами и в дальнейшем воевали на фронтах белой борьбы, а младший брат, став инженером – строителем участвовал, еще до революции, в постройке Морского Корпуса в Севастополе. А.С. Гутан передал мне сохранившуюся в архиве РГА ВМФ характеристику на Сергея Рудольфовича Гутана – своего отца, бывшего в то время студентом Института гражданских инженеров, лично написанную рукою главного строителя здания Севастопольского Морского корпуса А.А. Венсаном 21 октября 1917 года, за четыре дня до Октябрьского переворота.

Гражданский инженер Севастополь 21 октября 1917 г.

Александр Александрович Венсан.

Строитель

Морского кадетского корпуса в гор. Севастополе. №…

Предъявитель сего студент Института Гражданских Инженеров

Сергей Рудольфович Гутан состоял на руководимой мной постройке Морского

Кадетского Корпуса в Севастополе в течение летних месяцев 1915, 1916 и 1917 годов.

Поручавшиеся ему работы исполнял с полным рвением и пониманием дела.

Инженер А. Венсан

Так, через 90 лет, протянулись и пересеклись нити человеческих судеб: через трагическую судьбу русских морских офицеров А.Р. Гутан и Н.Р. Гутан – членов семьи человека, строившего здание Севастопольского Морского Корпуса, перед революцией, через меня, учившегося в этих исторических стенах в Севастопольском ВВМИУ и служившего в ВМФ СССР в 1968-1995 годах и пишущего эту книгу, о судьбах офицеров служивших в советском флоте в 1950-х годах прошлого века.

Ближе к вечеру с линкора съехали на берег семейные офицеры. Спустились сумерки, сильно запахло морем… Все, кроме вахты, лежали горизонтально – отсыпались. Ведь, как говаривали в то время: «на флоте от сна еще никто не умер» и, что «горизонтальное положение вредно лишь для откупоренной бутылки». Корабль затих…

На следующий день, 23 июля 1949 года разрешили увольнение на берег. Корабельный курсант Виталий Лоза с нетерпением ждал возможности побывать в городе на почте и получить заветное письмо от Лиды. Он был уверен – письмо обязательно будет.

Чтобы избежать неожиданностей при осмотре старшим помощником, Виталий подготовился к увольнению особенно тщательно: форменка отбелена, стрелки на брюках наведены, чехол фуражки белоснежен, ботинки блестят, будто облитые лаком. Корабельная трансляция объявила построение увольняющихся. Виталий быстро окинул себя взглядом, глянув на ходу в зеркало, привинченное над умывальником: чисто выбрит, подстриженный затылок, форменный воротник – гюйс, хорошо лежит на крепких плечах и еще пахнет утюгом. Виталий остался доволен своим видом. Увольняемые на берег матросы и курсанты выстроились на левом шкафуте. Старший помощник корабля принял рапорт дежурного и двинулся вдоль строя увольняемых. Справа и слева от него – начальники служб и командиры боевых частей. Матросы знали строгий нрав и высокую требовательность к внешнему виду моряков своего старшего помощника и замерли в строю в полной тишине. Старпом медленно продвигался, останавливаясь против того или иного матроса, который, на его взгляд, не был готов к увольнению. Хотя со стороны и не было заметно, но Виталий сильно волновался – в город ему надо было позарез. Наконец, старший помощник закончил осмотр, дал команду распустить строй и приказал дежурному по кораблю:

– Дежурным баркасом всех увольняемых отправить на берег.

– Есть! – ответил дежурный. В душе Виталий ликовал. – Как мало, – думал он, сжимая в ладони заветный металлический жетон, с выбитой на нем литерой, дающий право на увольнение, – как мало надо человеку, уставшему до крайности от многодневного похода, от дежурств и вахт, от учений и постоянных тревог, от обилия писанины: конспектов, планов, тезисов, которыми загрузил его командир группы, как мало надо человеку для радости – всего лишь, что бы грозный взгляд старпома скользнул мимо!

Предчувствие не обмануло Виталия. На берегу его ждал желанный конверт с обратным адресом: Кременчуг.

«Кременчуг 19/VII-49 г.

Виталька, Родной мой, здравствуй!

…Мой милый, любимый, друг черноглазый мой, как хочется тебя увидеть, поговорить, помечтать. У нас сейчас стоят чудесные погоды, свободно можно идти купаться, но я такая черная, что не охота больше загорать.

Витуська! Вот сегодня купила исключительный букет цветов, розы, жасмин, пионы, ну такой чудесный. Витусик, как сейчас хорошо вокруг, лето, тепло… Вот сегодня… открытие Зеленого острова на Днепре. Милый мой, ну, когда же ты уже приедешь, ну так хочется тебя обнять, поцеловать крепко, крепко…»

Виталий жадно вчитывался в бегущие строчки округлого Лидиного почерка и на сердце разливалась радость от ее теплых, нежных, согревающих душу слов… В ответном письме Виталий писал Лиде:

«25.07.49 г. г. Севастополь.

…Пришли в Севастополь только двадцать второго, а сойти на берег мне удалось на следующий день. И вот я как угорелый лечу на почту. О! Какое счастье!!!

Здесь на почте разрываю конверт и начинаю читать. Читаю, стараясь прочесть сразу все. Глотаю букву за буквой и, наверное, сам крокодил из Нила позавидовал бы моему аппетиту. Прочел молниеносно раз. Нет, думаю, так не пойдет. Хватаю фуражку и выхожу на улицу из этого шумного заведения. Пошел на Приморский бульвар, выбрал здесь тихую, уютную скамеечку и здесь уж я наслаждался, впитывая в себя каждую букву медленно, с чувством, с толком с расстановкой…».

Дальше он описывал, как провел этот день – пятницу 23 июля в городе, в увольнении:

«В этот день сходил в кино посмотрел еще раз «В шесть часов вечера после войны». Какая чистая, какая искренняя любовь, а вечером пошел на исторический бульвар, на массовое гулянье, потанцевал, повеселился, если можно так сказать о веселье человека, который оставил сердце и душу в Кременчуге, у своей любимой и бесценной Лидочки».

Кроме как в кино и на танцплощадку Исторического бульвара в 1949 году в Севастополе матросам пойти было практически некуда. Курсант Каспийского ВВМУ Октябрь Бар- Бирюков, стажировавшийся в Севастополе вместе с Виталием Лозой, а после выпуска из училища направленный служить на Черноморский флот, вспоминал о послевоенном Севастополе следующее:

«Гражданского населения в городе, закрытом сразу же после возвращения в него главных сил флота, проживало тогда мало. В основном это были еще довоенные жители, пережившие войну, в большинстве своем уже пожилые люди, ютившиеся в полуразрушенных жилищах. … Молодежи среди жителей Севастополя в те годы почти не было, в особенности представительниц прекрасного пола. В береговое увольнение ходили преимущественно лишь те моряки, которым посчастливилось заиметь на берегу хоть какое-то знакомство.

Уличного освещения тогда в городе не было, и с наступлением темноты передвигаться по нему приходилось лишь ориентируясь на лунный свет, да с помощью карманных электрофонарей, которые были лишь у военных патрулей, выделявшихся с кораблей и частей для обеспечения порядка (в том числе и ночью) в городе.