Курсант. Назад в СССР 9

Я слышал, как скрежетнули от боли его зубы. Противник охнул и подался за заломленной кистью, а я снова уложил его на ковер, на миг почувствовав себя стариной Сигалом.

Наступила гробовая тишина. Никто так и не понял, что я такого сделал.

Рукопашка еще не распространена, а первый фильм с Сигалом выйдет через пару-тройку лет примерно.

– Ах ты, с-сука! – вскочил на ноги Альберт. – Он мне чуть руку не сломал! Вы видели?

И снова «танк» ринулся на меня. Я не стал дожидаться удобного ему захвата и контратаковал. Бросился на него, до минимума сократив дистанцию. Чем стремительнее сближение, тем лучше. Бум! Как бы невзначай залепил ему локтем в живот, но при этом одновременно схватил за отвороты куртки, будто в них-то и целился. Не особо видно, как мой локоть вмазал его по «солнышку». Можно сказать, будто он сам напоролся.

Противник охнул и словил спазм диафрагмы. Я, не дав ему опомниться, поставил банальную подножку, делая вид, что я такой неуклюжий, и моя нога просто случайно оказалась у него на пути. Тут же подтолкнул, как бы сам пытаясь удержаться. Он споткнулся о мою ногу и снова завалился.

Присутствующие загудели, а Альберт корчился от боли на ковре, сыпя в мой адрес проклятия.

Встал, пошатываясь. Чуть отдышался и уже хотел броситься на меня с кулаками. Но между нами встал тренер (жаль, кулаки – моя стезя, хотя я уже и так наворотил, не стоит переигрывать):

– Закончили! – рявкнул он. – Альберт, иди в душ, а ты. – Палыч повернулся ко мне. – Бороться ты не умеешь ни фига, но как ты это сделал? Конечно, не по правилам сработал, но… Как так у тебя получилось?

– Не знаю, – я растерянно пожал плечами. – Как-то само собой вышло. Просто испугался. И вспомнил, как боксера доской шахматной отлупил. Новичкам везет…

– Тебе конец, салага, – буркнул через плечо Альберт, удаляясь в раздевалку под смешки собратьев.

Я же, как ни в чем не бывало, уселся на край ковра среди прочих «самураев», которые почтительно раздвинулись, уступая мне место.

Стал наблюдать, как проходят другие поединки. Мотал на ус и запоминал. Вроде ничего сложного. Почти все броски основаны на захвате за одежду и пояс. Удушающие разрешены, а это я умею. Болевые на руки тоже можно, только на ноги нельзя. Запоминал я на всякий случай, возможно, придется прийти сюда еще раз или два. А может, и того больше.

После тренировки тренер записал мои данные в растрепанную тетрадь. Я представился Андреем Разиным. Что первое в голову пришло, любил я «Белые розы». Студент политехнического института, Андрей Разин.

– Все, студент, – кивал тренер. – Я тебя беру. Есть в тебе что-то скрытое. Хоть и припозднился ты со спортом, но попробуем. Только дома отжиматься нормально научись. На кулачках, конечно же.

– Это я запросто, – кивал я. – Включу отжимания в утреннюю зарядку. Ее по радио передают, но отжиманий там не было…

После тренировки все заперлись в душ. На мое удивление, в этой дыре он имелся. Но, как и полагается, со всеми атрибутами подвального спортивного зала: отколотый местами кафель, гнутые, плещущие куда попало душевые лейки и полное отсутствие чего-то похожего на полочки для мыла.

Не хотелось толкаться с голыми мужиками в холодной душевой, но для роли придется. Разделся и прошел в помещение с тремя душевыми кранами без всяких перегородок. Протиснулся бочком по стеночке и сразу поспешил намылиться, чтобы шрамы свои пулевые и колото-резанные не палить. Благо лампочка в помещении еле горела и вода изрядно парила. На мое счастье видимости почти нет.

Мужики галдели, травили анекдоты, только Альбертик был невесел. Увидев меня, все ненадолго замолчали.

– Слышь, шахматист, – наконец проговорил один из них. – А ты не такой хилый, как кажешься.

– Так я же деревенский, – улыбнулся я, выдумывая на ходу, чем оправдать свою внешнюю физическую форму. – Покосы, дрова и прочий навоз. Работенка тяжелая по хозяйству.

Но и у этих ребят было, чем меня удивить, кроме бравады и ловких накачанных рук и ног. Я пригляделся к намыленным телам и охренел. У троих из них, в том числе у гранитного Альбертика, на правом плече красовалась татуировка. Оскаленная волчья голова. Почти как на убитом Бочкине и других трупах. Я ее хорошо запомнил, пока в блокноте рисовал.

Опа! Как, говорит Вася Жмых, ядрен пистон! Это я удачно зашел!

Глава 6

Я плескался под струей воды с привкусом железа и старался не смотреть на татухи. Они явно настоящие, и относительно свежие, штрихи еще не поблекли.

Альберт шакалом косился на меня, но больше не пытался задеть. Делал вид, что ничего такого на тренировке не произошло. В общем, внедрение в секцию прошло даже лучше, чем я ожидал. Вот только вопросов у меня к ребятам образовалось множество. Но пока рано в лоб спрашивать – новичку доверия нет. Буду прощупывать постепенно.

После душа, когда почти все разбрелись по домам, я снова подошел к тренеру:

– Я тоже себе хочу татуировку, как у вас. Раньше хотел ферзя вытатуировать, но родители запрещают. А у вас волчок знатный. Это даже лучше, чем ферзь.

– Куда? Не заслужил, – буркнул тот.

– А, понял… Она у вас что-то вроде клейма «ОТК»? Если хороший борец, то отдел контроля прошел. Так? – я бесхитростно улыбался.

– Вроде того, – отмахнулся тренер.

Что ж… Все это становится интересным. Но карты вскрывать рано. Нельзя, чтобы они поняли, что я здесь из-за расследования.

* * *

На следующий день я рассказал о тренировке нашим на планерке. О странных возрастных дзюдоистах, о татушках в виде оскаленных волчьих голов.

– Отлично, Андрей Григорьевич! – Горохов даже по плечу меня похлопал. – Есть теперь у нас зацепка, главное – их не спугнуть.

– Теперь надо поискать что-то общее между жертвами и борцами, – высказался я. – И личность их всех установить по-тихому, пробить по базе. Кто, чем дышит, понять. Вот только как это сделать? Все фамилии у тренера в личной тетради записаны. Он с ней не расстаётся. Выкрасть ее проблематично, да и сразу на меня подумают, как на свежую кровь.

Горохов походил, попыхтел, разгоняя мыслительные процессы в своей голове.

– Придумал! – следователь поднял указательный палец вверх в знак своего озарения. – Я свяжусь с областным спорткомитетом, попрошу их с ревизией в эту секцию нагрянуть. Должны же они контролировать спортивные организации. Пусть под видом проверки списки занимающихся глянут.

– Думаете, они так просто побегут выполнять вашу просьбу? – я скептически поморщился. – Судя по всему, в исполкоме кто-то этих дзюдоистов прикрывает. Ведь не детям спортзал с душем отдали, а сомнительным личностям с татуировками. Звонить в спорткомитет точно бесполезно. Нужно отправить туда ОБХСС-ников. Тоже, вроде, с проверкой. На каком основании они выделили помещение не детско-юношеской организации, а великовозрастным мужикам, которые в федерации дзюдо, уверен, не числятся.

– Хорошо, – одобрительно кивнул следователь. – Многоходовочка такая получается. Надавим на местный спорткомитет, а те на дзюдоистов. Так и сделаем. Поговорю с начальником милиции, пусть выделит нам пару инспекторов. И наверняка у него уже есть кое-какая информация про этих самых дзюдоистов.

Горохов даже хмыкнул про себя – хорошо, мол, когда шаги какие-то вырисовываются, и подчиненные без дела не сидят. Теперь мне казалось, что и не было этого перерыва в несколько месяцев, никуда Никита Егорович не уходил. Был с нашим отделом всегда, и будет всегда.

– Я уже все узнал про них, – вдруг торжественно заявил Вася. – Дзюдоисты эти – работники инкассаторской службы. Организовали секцию своими силами. Главный у них – Воеводин Лев Павлович. Тоже инкассатором работает, ну и тренирует их.

Мы с удивлением уставились на Жмыха.

– Что вы так смотрите? – поймав на себе недоуменные взгляды, сказал он. – Я же не первый год работаю. – Оперативные связи, информаторы. Все имеется.

– У тебя? – вскинул на него бровь Горохов. – Оперативные связи?

– А что такого?

– Ничего, ты, вроде, с ГАИ совсем недавно перевелся. И сразу, как я понял, в начальство попал. Когда же ты успел оперативные позиции наработать? И за какие-такие заслуги тебя начальником УГРО поставили? – прямо спросил Никита Егорович, хотя ответ он и так знал, ведь племяшное родство с начальником милиции очень, как правило, хорошо влияет на карьеру.

– Ой, да ладно вам… – отмахнулся Вася. – Ладно… Расскажу. Просто у меня жена в госбанке работает. Знает этих инкассаторов. А что касается должности, то я слишком не напрашивался. Мне и в ГАИ неплохо жилось, бывало, за один день… – Вася осекся, чтобы не сболтнуть лишнего. – В общем, поставили меня начальником, потому что больше некого было назначать. У одного меня высшее образование из всего уголовного розыска. Агроном я.

– Ну, давай, докладывай, агроном, – улыбался следователь. – Что ты там еще нарыл?

– Я еще не сказал вам самого интересного, – Вася аж привстал. – Воеводина, тренера, то есть, чуть не посадили за изнасилование.

Горохов перестал прохаживаться по кабинету, а застыл напротив Васи.

– Давай подробнее, не тяни. Подозрения подозрениям рознь.

– В общем, там непонятная история была. Лет пять назад. Он тогда студентов мединститута тренировал. Вроде как, к одной своей подопечной пристал. В раздевалке с ней заперся. Та заявление сначала написала, а потом забрала его. Вроде как он заплатил ей или чем-то другим мотивировал, не знаю. Короче, сухим из воды вышел, дело даже не успели возбудить. Но скандал все же небольшой поднялся, его из Федерации дзюдо и поперли. Теперь он не в тренерском штате, а как бы на общественных началах секцию ведет.

– Интересный фрукт, – Горохов задумчиво закивал. – Несостоявшийся насильник. На плече пресловутая татуировка. На телах жертв, как мы знаем, следы от бросков и такие же наспех нарисованные татуировки. Вот вам и первый подозреваемый, товарищи.

Следователь повернулся ко мне:

– Андрей Григорьевич, когда у тебя следующая тренировка?

– Завтра, – ответил я.

Никита Егорович покусал губу:

– А каждый день нельзя ходить?

– Рад бы, но понедельник-среда-пятница. Золотой стандарт советских секций, чаще только серьезные спортсмены занимаются, а там сегодня избушка на клюшке. Подвал, в смысле.

Никита Егорович пожал плечом – мол, ну ладно, так и быть, будем приспосабливаться к обстоятельствам.

– Присмотрись к этому тренеру, а мы пока остальных пробьем.

Горохов постоял, подумал и поднял глаза на Каткова:

– Алексей, что там с анализом красителя? Готов?

– И да, и нет, – оживился тот, он явно был рад, что наконец очередь дошла и до него. – Пока состав красящего вещества установить не удалось. Под «Радугу» и прочие чернила не подходят. Работают еще химики.

– А много там вариантов? Поторопи их, – нахмурился Горохов. – Возможно, этот самый краситель и есть наша ниточка. – И еще… Нам нужно повторно осмотреть места всех убийств. Осмотры проводили разные следственные группы, кто дежурил, тот и выезжал. Вы же помните, тогда серия не прослеживалась, могли что-то упустить.

– И что мы там будем искать? – недоуменно хмыкнул Погодин. – Сколько времени уже прошло с момента первого убийства. Следы – штука тонкая.

– Не так уж и много, всего две недели. Я навел справки. Все это время в Михайловске не было дождя. Засуха больше двух недель стоит, – Горохов повернулся к криминалисту. – Готовь, Алексей, чемодан и фотоаппарат. Проскочим по всем местам, где были обнаружены трупы. Конечно, маловероятно, что что-то там найдем, но проверить надо. Знаю, как для галочки делаются у нас порой первичные осмотры.

– Можно с вами? – вызвался я. – У меня сегодня тренировки нет, так что я относительно свободен.

– Хорошо, – кивнул Горохов. – Тогда собирайся.

– А мне чем заняться? – пожал плечами Федя.

– А ты с Василием Николаевичем найди ту самую студентку, которой домогался Воеводин. Разузнайте все подробности. Особенно – почему она забрала свое заявление.

– Заявление нельзя забрать, вы же знаете, – блеснул знаниями Федя. – Можно только второе написать, что претензий не имею, отказываюсь и привлекать к уголовной ответственности не желаю.

– Все правильно, – кивнул Горохов. – Но в простонародье это называется забрать заявление. Не будем углубляться в процессуальные тонкости, главное – установить причину, почему она так поступила.

* * *

Местом первого убийства оказалась подворотня, образованная глухими стенами пятиэтажек, забором и прилегающими гаражами. Здесь проходила тропинка, на которой и придушили первую жертву – инженера.

С виду обычный проулок. Под забором заросли крапивы, над которыми неровная надпись, выведенная мелом: «Вожатая – дура!». Рядом пририсовано сердечко, пронзенное стрелой. Ну явно кто-то влюбился в вожатку и таким способом выражал свои чувства.

Мы втроем облазили все вокруг в радиусе двадцати метров. Ничего примечательного: окурки, битые «чебурашки», несколько обломков кирпичей и прочий мусор. На заросли крапивы прицепились бумажки: обертки от конфет, порванная детская раскраска и игральная карта. Последнюю, скорее всего, принесло ветром из гаражей, где мужики любили «вешать погоны» под пивко с вялеными лещами.

Горохов с хмурым видом ходил и «пинал» мусор, заглядывая в каждый уголок. Естественно, никаких следов уже и в помине не было. Да их здесь, на притоптанной до почти асфальтной плотности тропинке, и вовсе не оставалось. Так что я энтузиазма Алексея вовсе не разделял.

– Никита Егорович, фотографировать будем что-нибудь? – поинтересовался Катков.

Ему непременно хотелось что-нибудь щелкнуть на новенький «Зенит», который он получил вместе с криминалистическим чемоданом совсем недавно.

– Ничего тут нет, – разочарованно пыхтел следователь. – Не надо пленку переводить. Поехали на следующее место.

Мы сели в «Волгу» и переместились на другую точку нашего маршрута. Она оказалась недалеко, буквально в километре от первого места происшествия.

Это был безлюдный переулок. Даже в дневное время лишь редкие прохожие появлялись здесь. Мимо прошмыгнула стайка пионеров со скрипками в черных футлярах и проковылял пошатывавшийся мужичок с фингалом под глазом и со свернутой газетой в руке. Гляди-ка, вроде алкаш, а газеты читает. Ан нет, ошибочка вышла. Из свернутой газеты прозаично торчал рыбий хвост.

Окрестности почище, но тоже ничего интересного. Обычный тротуар с потрескавшимся асфальтом и вросшим в землю бордюрным камнем. На асфальте начертаны «классики».

Обшарили территорию. Ничего необычного. Над тротуаром склонился солидный клен. Старый, с обломанными сучьями. С дерева на паутинке спустился паук-крестовик. Грозно посмотрел на нас, мол, приперлись тут и всех мух распугали.

– Ну что, Восьмилапый? – спросил я паука. – Давно здесь живешь? Видел, как человека убивали? Всяко видел. Жаль, что разговаривать не умеешь.

– Ты что? – удивился Катков, – С козявкой разговариваешь?

– Со свидетелем, – хмыкнул я.

– Тоже мне, нашел свидетеля. Толку от такого свидетеля, как от балерины на пахоте.

Паук обиделся и поспешил наверх. Загребал лапками шустро, будто торопился что-то мне показать и доказать свою полезность. Я проводил его взглядом. Он забрался на край расщелины в стволе и уже оттуда зыркал на нас. За его спиной что-то белело.

Опа! Интересно, что там? Я подошел ближе и протянул руку. Паук, конечно, смылся, а из расщелины я вытащил игральную карту. Это была десятка пик.

– Хм! – Катков почесал макушку. – Какой дурак ее сюда засунул?

В моем мозгу щелкнуло. Так! На предыдущем месте ведь тоже была игральная карта. Только какого достоинства, не обратил внимания.

– Никита Егорович! – позвал я следователя. – Смотрите, что нашел!

– Десятка? Из колоды? – повертел в руках карту следователь. – Ну и что?

– Она на дереве была.

– Ну, допустим, ребятишки баловались и прицепили ее, – пожал плечами Горохов.

– Да, только на прошлом месте преступления тоже карта валяется.

– Как? – Горохов озадаченно одернул пиджак. – Где? Почему сразу не сказал?

– В зарослях травы. Принял ее за мусор, естественно. Хотя это, может, и есть мусор, но вот – и тут карта. Совпадение?

– Не бывает таких совпадений, Андрей Григорьевич. Поехали назад скорее, изымем ту карту.

Мы молнией вернулись в подворотню. Я подобрал карту, рассмотрел ее, и по спине пробежали мурашки. Это была… девятка пик.

– Интересненькое дельце, – пыхтел Горохов. – Тут девятка, там десятка. И масть одна. Что все это значит?

– Зуб даю, – сказал я, – что на третьем месте преступления мы найдем валета пикового.

– Почему?

– Карты разложены по возрастанию достоинства. Не случайно, что сначала девять, а потом десять. Значит, следующим должен быть валет.

– Логично, – одобрительно закивал Горохов. – Вот только, может, они давно тут лежат? Со времен царя Гороха. Вон сколько тут всякой шелухи. И почему отсчет начинается с девятки? А не с шестерки, например.

– Не знаю, почему с девятки. Но карты тут лежат не так давно. Сами же говорили, что дождя нет две недели. Карты сухие, не размокшие, значит, появились тут относительно недавно. Например, в день убийства.

– Ага… – Горохов достал из папки бланк протокола осмотра места происшествия. – Изымем их официально, дополнительным осмотром. Андрей Григорьевич, организуй понятых. Алексей, сфотографируй объект как положено. И пальчики на них проверь.

– Да какие пальчики на замызганной бумаге? – пожал плечами криминалист. – Не будет там ничего, сто процентов. Я, конечно, проверю, но это только в кино пальчики везде остаются. А для потожировых следов поверхность нужна гладкая, чистая, почти глянцевая, сами же знаете.

– Знаю, но все равно проверь, на всякий случай.

– Тогда лучше в лабораторных условиях, – кивнул Катков. – Раствором нингидрина обработаю. Дактилоскопический порошок бумагу не возьмет.

Закончив оформлять изъятие, мы тут же выдвинулись на третье место преступления. На нашу беду днем это оказалась оживленная улица. Сновали машины, пешеходы. Посреди проспекта – скверик с жестяным гербом СССР. Под ним жестяные же буквы: «СССР – оплот мира».

– Так… Труп обнаружили возле этого памятника, – Горохов разочарованно обвел окрестности взглядом. – Твою дивизию! Если карта и валялась где-то, то дворники наверняка все подчистили. Тут ни соринки, ни пылинки, будто не рядовой сквер, а площадь перед исполкомом. Не думал, что когда-нибудь расстроюсь из-за чистоты и порядка.

– Нужно искать не на земле, – уверенно заявил я.

– Это почему?

– Убийца неспроста оставляет карты, он что-то хочет нам этим сказать. Это знаки. Значит, он должен быть уверен, что карта попадет нам в руки. В подворотне он швырнул ее на землю, потому что там дворниками и не пахнет. В переулке, где могут ее смести, уже прицепил на дерево, а здесь…

– Здесь только кусты, – Горохов уже ломился через заросли бузины. – Реденькие. Сквозь них карту видно было бы и дворник убрал, наверное.

– Герб! – воскликнул Катков. – Нужно его проверить.

Мы окружили жестяной двухметровый памятник и, на удивление прохожим, стали осматривать каждый сантиметр, каждый загиб жестяного листочка. Я даже на колени встал, чтобы заглянуть снизу.

– Нашел! – радостно воскликнул Катков, аккуратно, за уголок, чтобы не оставлять своих следов, он выудил из пучка жестяных гербовых колосков карту. – Это валет пик! Как ты и сказал!

– Отлично! – воскликнул Горохов. – Девять, десять, валет!

Осталось только пропеть вот это сакраментальное, про три карты. Но наше веселье по поводу так блестяще найденных улик быстро прервалось.

– Граждане шулеры, – к нам подошел милиционер в звании сержанта. – Позвольте полюбопытствовать. Что вы здесь делаете?

Глава 7

– Сержант, – Горохов чинно выпрямился. – Я старший следователь по особо важным делам прокуратуры СССР Горохов.

– Ну да, конечно, – хмыкнул милиционер. – А меня зовут Феликс Эдмундович.

Никита Егорович гневно на него зыркнул и выудил из кармана новенькое удостоверение. Развернул и, ткнув корочками сотруднику в улыбающееся лицо, пробурчал:

– Представься, как полагается!

– Виноват, товарищ Горохов, – вытянулся в струнку милиционер, отдав воинское приветствие. – Сержант Пряденко!

– Вот что, Пряденко, – Горохов кивнул на парочку прохожих. – Организуй-ка нам понятых. Срочно. Будем осмотр под протокол проводить. Как положено.

Милиционер все еще стоял, раскрыв рот, вглядываясь то в лицо следователя, то в наши «шулерские» физиономии, потом еще потоптался на месте и отрапортовал:

– Есть организовать понятых! – а потом добавил. – Так вы и есть та следственная группа, которая из Москвы приехала? По убийствам?

– Много вопросов задаешь, сержант, сначала понятые, вопросы потом, – отмахнулся Горохов.

– Есть, сначала понятые.

Милиционер поспешил «отлавливать» подходящих граждан и вскоре привел двоих студентов с отросшими патлами и жиденькими усиками.

Карту мы сфотографировали и изъяли как положено. Упаковали в конверт. Клапан оклеили бумажками с оттиском печати и скрепили подписями понятых.

– Я все в толк не возьму, – бормотал Горохов, заполняя протокол осмотра места происшествия. – Почему отсчет начинается с девятки?

– Может, это количество жертв? – предположил я. – Если так, то еще будут жертвы. По крайней мере, дама, король и, последним, туз. Всего выходит шесть человек.

Таким ответом начальник доволен не был.

– Думаешь, убьет еще троих?

– Как минимум, да.

– Обычно маньяки не ограничивают себя в количестве жертв, – Горохов задумчиво погрыз кончик авторучки. – Но даже если так. И как нам узнать, кто следующий? И самое главное, кто этот самый туз, на котором все должно закончиться? Или на другие масти перейдет? На червы, например?

Понятых, получив от них подписи, мы уже отпустили, так что можно было не стесняться в версиях. Горохов подытожил наши с ним размышления:

– Такое впечатление, что убийца идет к своей неизвестной нам цели. К тузу… Хотя, возможно, это все наши домыслы. Но определенно карты такого достоинства выбраны не случайно. В этом я точно уверен.

Вернувшись в отдел, в кабинете мы застали праздных Федю и Василия. Они вальяжно потягивали чай вприкуску с гематогенками.

– Я не понял, работнички, – нахмурился следователь. – Почему не работаем?

– Так мы все сделали, – Жмых протянул шефу надкусанную «кровяную шоколадку» – Будете, Никита Егорович?

– И ту девушку уже опросили? – скептически поинтересовался Горохов. – До которой Воеводин домогался?

– Почти, – пробубнил Жмых с набитым ртом. – Только она нам ничего не сказала. Не помню, говорит, ничего такого. Раз не помню, значит, этого не было. Вот и весь сказ. Только время с ней потеряли.

– Интересно, – следователь сел на стул и разложил перед собой материалы из папки. – И это, выходит, результат работы. Плохо, товарищи, вы сработали. Неквалифицированно, так сказать. Не смогли найти подход к свидетелю. Что ж… Тогда в ход пускаем тяжелую артиллерию. Андрей Григорьевич, Светлана Валерьевна, навестите эту даму сами. Похоже, что-то она темнит. Не договаривает.

* * *

Дверь квартиры распахнулась, и на пороге появилась девушка в домашнем халате и тапочках.

– Миронова Юлия Андреевна? – спросила Света (инициативу общения я решил передать ей, с «трудными» людьми у нее лучше получается).

– Да, – вдруг насупилась хозяйка квартиры.

Вроде как, если мы так официально спрашиваем, ничего хорошего не жди.

– Мы из милиции, – Света показала удостоверение. – Можно задать вам несколько вопросов?

– А-а-а… – Миронова озадаченно нахмурилась, отчего вмиг стала похожа на молодую старушку. – Так приходили уже ваши. Спрашивали меня. Это по поводу Воеводина?

– Юлия Андреевна, – Света невозмутимо смотрела ей прямо в глаза, но не с вызовом, а как-то по-женски, понимающе. – Мы расследуем тяжкое преступление. Возможно, к нему причастен Воеводин. Нам очень нужна ваша помощь.

Хозяйка квартиры закусила нижнюю губу, выглянула в подъезд, будто высматривала там кого-то, и тихо проговорила:

– Входите, только, если можно, недолго. Пока муж с ребенком гуляет.

Мы вошли внутрь. Обычная двушка-распашонка. Светлая, но шторы задернуты, и казалось, что здесь всегда полумрак и вечер.

Расположились в зале на диване. Хозяйка встала напротив и мелко заламывала пальцы. Явно волнуется.

– По нашим сведениям вы занимались в секции дзюдо в студенчестве и подверглись домогательству со стороны тренера, – прямо высказалась Света. – Расскажите, пожалуйста, об этом.

– Вообще-то Лев Палыч много к кому клеился, – пожала плечами Юлия. – Такой уж он человек. Ловелас. Любил студенток.

Света только кивнула.

– А что произошло с вами?

– Да ничего особенного, оказывал знаки внимания. Когда приемы показывал, слишком уж тесно на контакт шел. Как бы невзначай. Вот я секцию и бросила.