Серая кошка по имени Марта

повесть в миниатюрах

1. ВИСОКОСНОЕ ЛЕТО

Високосное лето. Теперь уже далекого восьмидесятого года. Жара. Густой, душный воздух, практически лишенный кислорода. Хочется пить. Иногда, в те дни на дымящийся асфальт изливали свои хилые воды дожди. Давно. Шестнадцать лет. Сколько всего прошло за это время. Страна перевернулась и снова стала на дыбы, как лошадь, которую резко тормознули на скаку, а зачем? И снова жара, но правда вперемежку с дождями. Напряженные дни. Так и хочется написать ОКАЯННЫЕ ДНИ. Високосный год – всегда год больших перемен, переломов, особенно в судьбах людей. В сорок два ушел Высоцкий, в сорок – Джо Дассен, в тридцать восемь – Пушкин. Критический возраст для мужчин. Самый расцвет, и самый тяжелый период. Почему? Почему наступает апатия? Порой ничего не хочется делать. Дурной вопрос – зачем? Иногда хочется перевернуть весь мир, а иногда просто лечь на диван и уставиться в потолок, и смотреть, как какая-нибудь муха бродит туда-сюда от нечего делать.

Вот так и Андрей сейчас лежал на диване и глазел на эту дурацкую муху, и было ужасно тоскливо от того, что дни как-то неумело проскакивали один за другим в этой череде солнечных и дождливых дней.

Сегодня, ровно за неделю до этого события, которого все так ждут, потому что все равно никто не знает, и главное ни во что не верит. Была жара, но по небу все же плавали перистые облака, и до обеда светило солнце, а после рванул ливень. Андрей подошел к окну, которое было еще сухим, балкон как бы загораживал стекло от косых линий этого противного дождя.

Тоскливо. Одиноко. Так бывает. Пересилить себя, легко сказать, пересилить, надо ведь с чего-то начинать. А с чего? Нужна идея, идея, которая бы заинтересовала не только меня самого, но и других тоже.

Андрей стоял и тоскливо смотрел на этот нудный дождь, а в мозгах копошились неоформившиеся мысли, налезали одна на другую, перебивали друг друга и из-за этого не давали ему сосредоточиться на чем-то одном. На главном. А тут еще этот переломный момент. Куда качнется маятник. Банальная фраза, но ведь в действительности так все и обстоит. В квартире тишина. Даже музыка не звучит из динамиков. Телевизор со своим погасшим экраном ему сейчас напоминал черную глыбу антрацита. Только муха зажужжала под потолком и сорвавшись со своего насиженного места рванула в приоткрытую форточку и скрылась из поля видения.

Совсем один. Сейчас. Днем. Может выпить рюмочку массандровского вина. Бывает. Хочется. Чтобы в жилу пошло. Водки не хочется, да и голова потом будет болеть, нет, лучше немного вина, а потом сесть за машинку и начать печатать.

Бывает, так и рождаются интересные идеи…

2. ВСТРЕЧА

Мухе надоело бродить по потолку, она видно о чем-то задумалась и тут же грохнулась на пол. Немного полежала, отошла, подергала лапками и перевернувшись, снова взлетела. Правильно, не стоит унывать – подумал Андрей и улыбнулся, глядя на эту необычную муху. У неё неудержимая сила к жизни. Всё правильно. В жизни всегда побеждает сильнейший, и необязательно силой, достаточно и разума. Разум и сила! Наверное, это изумительное сочетание, но так ли всегда бывает в жизни. Правильно. Об этом больше мечтают, или для вливания в кровь адреналина смотрят по видео боевики. Говорят, помогает.

Андрей поискал глазами муху. Она давно своё отбегала по потолку и теперь лениво валялась на мягком ковре посередине квартиры.

Что только не приходит на ум, когда молча вспоминаешь то, что видел, и был очевидцем за время своей жизни. Часа два Андрей гулял по своему городу детства. Ему нравилось подчас гулять одному, бродить по улицам и переулкам, и предаваться воспоминаниям. Вот хотя бы здесь, да именно здесь, лет двадцать назад находился самый популярный в городе летний кинотеатр. Одного мороженого сколько здесь было съедено. А какие очереди в кассу за билетами там были. Да и билеты на хорошие фильмы раскупали за несколько дней вперед. Что здесь творилось, когда появилась музыкальная мелодрама с испанским певцом Рафаэлем «ПУСТЬ ГОВОРЯТ». Некоторые даже приносили портативные магнитофоны и прямо в зале записывали песни. А что было делать? Песни сразу понравились всем, их хотели слушать и слушать. А на гибкой пластинке они появились гораздо позже. Народ валил валом на этот фильм, да смотрели не по одному разу. А теперь на этом месте только растет трава. К сожалению, ни что не вечно под луной, особенно деревянные строения. Летний кинотеатр устарел и его сломали, как и другой в городском саду. А взамен, к сожалению, ничего не построили, а жаль. Жаль, когда теряешь что-то близкое и родное.

– Андрей, неужели это ты? Обращались явно к нему. Он обернулся, и увидел молодую и симпатичную женщину в легком светло-сером плаще, и такого же цвета туфлях на каблучке. Сняв очки, он стал спокойно рассматривать привлекательную женщину.

– Не узнаёшь, да? – она приблизилась улыбаясь, смотря ему прямо в глаза.

– Катя, Катюша, неужели это ты? – радость узнавания пробежала волной по лицу и застряла где-то у горла. Он чуть не поперхнулся,

– Ну слава богу, узнал очкарик. И когда ты только научишься людей замечать.

– Катя, душа, сколько лет прошло…

– Почти двадцать, у меня уже своя дочь школу закончила.

– Не может быть, господи, не верится даже.

– Если бы можно было не поверить – по-женски вздохнула она, – но такого не бывает. А ты где пропадал все эти годы?

– Да практически нигде. Никуда не уезжал, ни откуда не приезжал, не считая отпусков. Работа в столице, она, конечно, отрывает много времени. Это порой лучше, чем постоянно ходить и бывать там, где тебе подчас всё напоминает о том, о чем бы иногда хотелось бы и забыть, и не вспоминать. Жизнь-то, она такая штука, что никогда не знаешь, каким боком она к тебе повернется, Незаметно для себя они дошли до городского парка и стали медленно прогуливаться по его тенистым аллеям. Неожиданная грусть воспоминаний нахлынула на них обоих.

– Расскажи, не держи в себе. Всё легче будет.

– Не знаю, стоит ли ворошить прошлое. Вот скажи, у тебя оно вызывает только хорошие воспоминания.

– Однозначно не скажешь. Это как молодость…

– Что было, то было.

– Была дружба! – Вот это я и ценю прежде всего. К сожалению, за годами за прошедшими, этого порой, бывает просто не видно.

– И всё-таки ты вспоминаешь?

– А куда от этого денешься… Они незаметно для себя подошли к старой танцплощадке, на которой прошла их молодость. Здесь крутились пары не только в вихре вальса, бури тоже крутились будь здоров. Катя увидела, как Андрей на кого-то смотрит и посмотрела в ту сторону…

В парке, на высоком берегу реки Пахры, у танцевальной площадки стояла симпатичная девушка лет пятнадцати.

– А ты любишь заглядываться на молодых девочек, Андрей? – спросила Катя и лукаво посмотрела на своего старого школьного товарища.

– Да, люблю, а зачем это скрывать, если это девушка – моя родная дочь.

Он произнес это негромко, не отрывая взгляда от девушки. Катя просто обалдела от неожиданности. В глазах все еще стояло недоумение:

– Твоя дочь? Но почему ты тогда говоришь об этом так тихо? Ты её стесняешься?

– Нет, что ты. Просто она об этом не знает, тем более меня она не видит сейчас.

Он помолчал. Молчала и Катя. – Она не видела меня больше десяти лет, и я её тоже не видел. Совсем.

– Но ведь она сильно изменилась с детства. Как ты можешь быть уверенным том, что это твоя дочь?

– Она моя дочь, потому что очень похожа. Это раз. А потом я видел её на фотографиях, года два назад. Мне родственники показывали. А вот видеться с ней не давали. Ленка, когда замуж вышла, переехала к мужу. Я долгое время даже не знал, где она живет. Потом сжалилась однажды и показала дочкины фотографии. Поэтому я не ошибаюсь. Я понимаю, что за ошибки молодости приходится платить, но ведь не так жестоко.

Если бы я отказался от своей дочери, тогда – да, я понимаю, что не имел бы права даже видеть её. Да, я виноват в том, что ушел тогда, не сдержался, не выдержал незаслуженных обид и подозрений в измене, которой никогда не было.

Да, я наказал себя, но зачем же добивать. Я же люблю, понимаешь, люблю свою дочь, хочу её видеть, общаться с ней. Я хочу быть ей нужным! А они все решили за меня, не спросив меня. Они не понимали того, что я не хотел раздоров и ссор. Хотел, чтобы всё было благородно. Ну, пусть мы разошлись, чего в жизни не бывает, не мы первые, не мы последние, но только из-за этого не давать отцу видеться с дочерью. Как это назвать?

Катя молчала. Они медленно шли по аллее парка. Первые желтые листья уже падали с деревьев и мягко шелестели под ногами. Они вышли на высокий берег и любовались красивым изгибом своей любимой реки. Вдали, в лучах заходящего солнца виднелись две арки – как два полумесяца-моста. Река была спокойная, и никто не нарушал её зыбкую гладь в этот осенний вечер.

– Наверное, это называется черствость, – вдруг сказала Катя, смотря на реку.

– Жаль, время уходит безвозвратно, и его уже не воротишь назад. Что-то в этом есть хорошее, но и плохого предостаточно. Конечно, если бы сейчас вернуть начало восьмидесятых, я бы, наверное, не женился на Лене, но ведь и представить сложно, что не было бы этого существа, которое я качал по ночам на руках. И очень сильно любил.

– А сейчас не любишь?

– Это трудный вопрос, на который очень сложно дать простой ответ. Само понятие любви очень неопределенно. Любить можно за что-то, или если просто тебе нравится человек, без которого ты не сможешь прожить не то что дня, но и секунды. Я не могу ответить однозначно.

Это моя дочь!

И не важно, что мне не пришлось её воспитывать с четырех лет, но она моя. Она даже похожа на меня. Она мое продолжение, даже фамилию, и то она носит мою, а не приемного отца. А теперь попробуй сама себе ответить на этот вопрос – люблю ли я её? Сможешь?

– Попробую, – Катя повернулась и посмотрела Андрею в глаза. Их взгляды скрестились.

– Думаю, что любишь,

– Мы отвлеклись от того, ради чего и пришли в этот парк, – Андрей резко переменил тему разговора. – Мне хочется сегодня вспоминать о том, что было тогда, когда мы сами были мальчишками и девчонками. Когда бегали на танцы сюда в парк, знакомились, целовались. Кажется, что сейчас всё совсем не так, как тогда, а в принципе, если разобраться, молодость всё равно останется молодостью. Тогда играли ансамбли, и не называли всё это дискотекой. А также за оградой стояли все те, кто приходил не только посмотреть на танцующих, но и пообщаться среди молодежи. А помнишь, там в центре, на пятачке танцевали шейк или рок-н-ролл. Конечно было весело. Ребята курили, кто постарше, кадрились с девчатами или пили портвейн в кустах. Всё было. Мы тоже были не ангелы. И дрались не хуже нынешних. Наверное, так будет всегда. Родители будут вспоминать себя в детях. Что делали они, когда им было столько же, сколько их детям сейчас.

– Всё возвращается на круги своя. Вот как мы сейчас вновь оказались у танцплощадки. И снова эта девушка. Точнее, твоя дочь. Андрей и Катя остановились недалеко от молодой девушки.

– Андрей долго смотрел на нее, потом негромко спросил:

– О чем вспоминает такая юная девушка? Здесь. Одна. У пустой танцплощадки?

Услышав вопрос, она медленно повернулась. Посмотрела на мужчину, на секунду замерла, потом правой рукой взялась за металлический прут решетки и провела по нему ладонью.

– Пытаюсь представить, как здесь было тогда, когда моим родителям было столько же, сколько мне сейчас. Наверное, тогда было интересно, мне так кажется.

Она пожала тоненькими плечиками, улыбнулась, но промолчала.

– Вспоминать легче, представить сложно. Она ничего не ответила, а зашла внутрь танцплощадки, и словно услышав ритмы музыки, сначала медленно, а потом все быстрее стала кружиться в вихре танца.

Шестым чувством Андрей почувствовал, что его тянет туда, где танцует эта стройная и красивая молодая девушка, которая даже не догадывается, кто она.

Какая-то легкость появилась в движениях, он вспомнил, как много лет назад танцевал здесь, на этой же танцплощадке. Кружились деревья, по кругу плыли облака, а ему хотелось вернуться туда, куда возврата быть не могло. Могли быть только воспоминания. Но ведь это здорово, что можно вспоминать. Он закрыл глаза и кружился, кружился и вспоминал. Кружился и был счастлив. Не каждый мог его понять.

– Пусть не понимают! Когда он открыл глаза, перед ним стояла она, его дочь.

– Вы вспоминали себя в пятнадцать лет? В ответ Андрей только покачал головой.

– Я не ошиблась. Я догадалась. Я тоже люблю импровизировать, в танце, как когда-то это делал ты – папа! Потому что я – это ты, а ты – это я! Вот и все!

Они смотрели друг на друга молча, не прикасаясь руками, и только ветер шелестел падающими листьями у их ног…

3. ГОРОД ДЕТСТВА

Они шли по улицам родного города. Это был их город детства, город их мечты. Кто-то скажет, что это странно, ведь город мечты – это, что-то особенное, что-то необычное, даже необыкновенное. А вот, чтобы так – здесь родиться, вырасти, и чтобы это было мечтой, действительно, бывает редко. Очень редко. Они мечтали, и мечта сбывалась, она превращалась, её можно было не только ощутить, её можно было пощупать. Всё росло вместе с ними, и всё изменялось. И непросто, изменялось, – а видоизменялось. Да, каждый год на газонах росла новая трава, расцветали новые цветы. Люди больше улыбались, даже тогда, когда боролись со своими трудностями. Они их просто, с улыбкой на устах, преодолевали. Город рос. Новые здания, и новые дома, новые улицы, и новые проспекты. Даже старые, и всем знакомые улицы, преображались, расширялись. Вот недавно пустили первый троллейбус, а через старую, и любимую всеми речку, перекинули новый мост. Всё обновлялось. Всё! И даже люди!

А говорят, что мечтают только о дальних странах. Не верьте тем, кто так говорит. Можно мечтать и о городе детства, и прекрасно, когда эта мечта сбывается, и становится явью…

– Жарко. Как високосное лето, так обязательно, жара наступает. Ей, богу, с ума можно сойти от этого безумия природы. Тебе не кажется, что это повторяется с обязательной периодичностью, через равные промежутки времени…

– Скажи проще, каждые четыре года – високосное лето, и поэтому жара. Но с другой стороны, это совершенно необязательно. Может быть, а может, и не быть. Так что, определённой закономерности здесь нет. Поэтому, я как-то не согласен с твоей теорией – заключил Андрей, и посмотрел на своего старого друга детства. Тот нисколько не смутился. Да и было бы отчего. Они хорошо знали друг друга, и Валера знал, что Андрей любит идти наперекор, почти в любой ситуации. Это было без злости и зависти, а просто оттого, что оба они, любили иногда, вот так, просто ради спортивного интереса, покуражиться с философскими выкрутасами. Они никогда не обижались друг на друга, посерьёзному. Конечно, было, и поссорятся, вдрызг разругаются, и по нескольку дней не разговаривают, а потом, как это обычно бывает, между близкими друзьями, незаметно для себя, кто-то первый идёт на примирение.

Главное, преодолеть себя, и свою обиду, или, свою не правоту – если именно ты и неправ. Трудно? Трудно, но необходимо, ибо без этого, не бывает дружбы.

– Ты закончил свой роман?

– Ещё нет. И честно говоря, даже не знаю, когда закончу его. Я попал в какой-то цейтнот. Вроде всё знаю, что надо, и тема разворачивается интересно, и сюжет прописан, а вот застрял в одном месте, и всё, хоть тресни, не знаю даже, как и продолжать. Чертовщина какая-то. Из издательства уже звонили, справлялись, как у меня дела продвигаются, а я даже толком ничего ответить не смог. Работаю, и всё. А сроки то, поджимают. Через месяц, надо уже всё сдать, или же придётся заплатить большую неустойку, если не выполню условия договора.

– А кроме неустойки, ничего не будет? – Валера даже остановился, и уставился в глаза Андрея, как будто в его глазах, голубых от рождения, был написан ответ, на этот злополучный вопрос.

– Что будет? – Андрей, не останавливаясь, явно задумался, и совершенно не обращая внимания на изумлённый взгляд Валеры, произнёс: – Ты знаешь, в принципе, ничего особенного. Убить, конечно, не убьют, но в суд могут подать, это, как говорится, запросто. И ты знаешь, будут абсолютно правы. Договор есть договор, и нарушать его, себе дороже.

– А если, не напишешь. Ну, не получится, что ж теперь… В жизни всё бывает…

– А кто спорит. Бывает. Поэтому, лучше заранее предупредить: дескать, ребята извините, происходит задержка, по творческим причинам.

– Так просто?

– Нет, конечно. Я не много утрирую, но в принципе, всё именно так, а не иначе.

– Да, хорошо, что я романы не пишу.

– А, чтобы было, если бы писал?

– Слушай, Андрей, подожди, а в чём там у тебя загвоздка?

– В главной героине.

– Её, что, любовь замучила, да? – друг немного съехидничал, пытаясь поддеть

Андрея.

Но Андрей остался невозмутимым.

– Конечно замучила, а тут ещё подозрение в убийстве, которое падает на неё, а она никак не может доказать, что это не она убивала. Что её, в тот момент, просто физически не могло быть в этой комнате, где и произошло убийство. Тем более комната, была заперта на замок, а окно в комнате целое, и не разбитое.

– А почему, именно на неё, пало подозрение, а не на кого-нибудь другого?

– Её видели последней, с кем общался убитый. Более того, они были вместе в этой комнате, до убийства.

– Так, может, её просто подставили. Кому-то это было выгодно? Я прав? – чувствовалось, что Валера входил в роль следователя.

– Увы, ты прав. Но, запомни и ещё одну истину, – что в каждом преступлении замешана женщина. И здесь тоже без этого не обошлось.

– Ну, ладно, это понятно, а застрял то ты на чём?

– Она любила убийцу, но не знала, что это он убил.

– А он, почему убил?

– Потому что, она становилась наследницей большого состояния, и он подумал, что она ему, будет препятствием, а он тоже хотел его заполучить

– Так, кем же он тогда приходится убитому?

– Родным братом.

– А она?

– А она была женой убитого.

– А убийца этого не знал?

– Что она его любила?

– Ну, конечно же.

– Не знал.

– Но почему?

– Она ему не успела объясниться.

– Но почему, он не убил и её?

– Это было бы очень просто. Сюжет должен быть закручен, очень и очень круто, чтобы до самого конца, так никто и не смог догадаться, кто же настоящий убийца.

– Но ведь она не виновата?

– Это я так решил.

– Не понял? А как же тогда на самом деле?

– А вот как на самом деле, в этом и есть загвоздка. Здесь я и застрял…

Андрей не успел закончить фразу, как в него на полном ходу врезалась велосипедистка. Он отлетел в сторону, и упал на зелёную траву газона. В глазах потемнело, и всё, куда-то провалилось. По другую сторону газона ещё крутились колёса велосипеда, и рядом лежала без сознания девушка в спортивном костюме. Валера подбежал к ней, и приложил ухо к груди.

– Дышит, значит живая! – он стал рассматривать лицо. «Симпатичная» – только и успел подумать Валера, как девушка открыла глаза.

– Вы, не сильно ушиблись? Встать сможете?

– Попробую, – тихо произнесла она.

Сбоку раздалось постанывание и лёгкое кряхтение. Это Андрей поднимался с газона, потирая левый бок. Подойдя к Валере, он наклонился над девушкой, и замер от неожиданности.

– Таня, это ты?

– Андрей? – лёгкий испуг посетил её глаза, – прости меня, я совершенно случайно, отказали тормоза.

– Понимаю, бывает. Но, почему именно я?

– Это случайность!

– И как часто?

– Что случилось, Андрей? – Валера снизу-вверх смотрел на своего друга, и ровным счётом ничего не понимал, что здесь происходит.

– Познакомься, пожалуйста, это героиня моего романа…

Валера замер от неожиданности, и еле устоял на ногах.

…Чего только не бывает в городе детства…

4. ЧЕЛОВЕК НА ЛЬДИНЕ

Осенью в Питере промозгло. Ледяной ветер с Невы продирает тебя насквозь, до самых костей, даже если ты и надел тёплую куртку и толстый шерстяной свитер, а нос всё равно упорно чувствует холод, и спасаясь от него, ты волей-неволей убираешься с набережной, в любые закоулки, где нет этого противного ветра. Может здесь, под аркой, у Зимней канавки будет не так дуть, от ветра.

Пароходики и катера уже не ходят: – туристов, желающих помёрзнуть, уже нет. Скучно. И не дай Бог бессолнечный день – тогда совсем плохо. Серо и уныло!

Только ветер, везде, даже здесь. Рябит вода, колышутся волны, и ты медленно бредёшь, бредёшь, бредёшь…

Иногда хочется себя почувствовать не просто одиноким, а именно настолько одиноким и независимым, от любых обстоятельств, что готов очутиться совершенно одиноким, на каком-нибудь необитаемом острове. А если, не получается на острове, то тогда, в маленькой лодчонке, посреди бушующего моря, и чтоб ни паруса, ни вёсел, и всем нутром прочувствовать, эту бушующую стихию вокруг себя. Только ты один, и никто тебе не может помочь. Кричи – не кричи, а вокруг тебя только бешеные волны. Тебя бросает как щепку, и ощущаешь себя, словно в яичной скорлупе – такой хрупкой, и ненадёжной.

Вот она, истина познания, силы духа!

Ты, и стихия!

И больше никого!

Порой необходимо побыть наедине с самим собой, чтобы тебе никто не мешал. Может, я неправ, но не всегда надо кого-то пускать в свой внутренний мир. Поэтому, так часто и уезжаю в Питер, побродить по любимым улочкам и набережным, где мне никто и никогда не сможет помешать уединиться. Побыть одному, как тогда, осенью…

Андрей стоял в тамбуре скорого поезда, и курил. Позади было жаркое лето и изнуряющая работа над детективным романом, который, слава Богу, удалось вовремя сдать в редакцию и на полученный гонорар уехать в Северную Пальмиру, отдохнуть и расслабиться. Потом была ещё зима, редакционные командировки, и к весне его снова потянуло в Питер. Он снова задумался под этот монотонный стук вагонных колёс, и его застывший взгляд автоматически фиксировал странные похождения заблудившейся мухи поперёк оконного стекла. А там, за стеклом, вдали мелькали, словно призраки в ночи, фонари…

Апрель был на подходе. Это уже чувствовалось. Повеяло теплом. Даже солнце иногда отдавало свои лучи этому холодному и застывшему, словно сфинкс, городу на берегах коварной Невы. И всё-таки, ещё стоял март, а Нева была, как всегда, бурная, колючая и неугомонная. Она не могла очень долго терпеть на своих широких плечах этот крепкий лёд, который так мешал ей жить и чувствовать свою силу. Поэтому большие и маленькие льдины толпились, и перебивали друг друга, словно спешили кому-то рассказать что-то очень интересное и совершенно необычное…

Андрей брёл вдоль Зимнего дворца, подняв воротник тёплой куртки, укутавшись в шерстяной шарф, который был обмотан вокруг шеи. Ему совершенно не хотелось мёрзнуть, но это было против его воли, и он всё равно мёрз, и абсолютно ничего не мог с этим поделать. Хотя бы солнышко выглянуло из этого серого и такого тяжёлого неба. От этой серости на душе было тоскливо и противно. Но в тоже время, что-то удерживало его на улице, словно что-то совсем необычное ждало его впереди. Он любил Питер, довольно часто сюда приезжал, просто так, на пару выходных, погулять, отдохнуть, надышаться этим воздухом, побродить по любимым каналам и набережным.

Вот и сейчас, впервые, он приехал весной, и погода совершенно не была ему помехой, да и как она могла хоть что-то изменить в его такой необычной жизни. Жизни человека философского склада характера. Любящего всегда самому себе, задавать такие вопросы, на которые и не сразу найдёшь нужные ответы. Так думал он, бредя вдоль по набережной. Ещё раз, взглянув на шпиль Петропавловской крепости, Андрей обернулся, оценил положение на дороге – машин рядом не было, спокойно перешёл улицу, и вошёл под арку Зимней канавки.

Медленно, ударяясь о гранитные берега, проплывали одинокие льдины. Вода была тёмная, жгуче-холодная: это чувствовалось на расстоянии, так тянуло сыростью от неё. Руки в перчатках были засунуты глубоко в карманы куртки, чтобы не зябли. Пройдя ещё несколько шагов, Андрей увидел то, чего увидеть не смог бы нигде, и никогда, и что самое главное, даже за очень большие деньги: если только, может быть, в кино!

Картина была жуткая по своей простоте исполнения. Андрей остановился у парапета, и выпрямился, словно, не веря в то, что видел перед собой. А ведь действительно, поверить в это было сложно.

…На льдине, скользящей по мутной воде вдоль Зимней канавки, с палкой в руках стоял мужик и курил! Кино, да и только! Льдина медленно пробиралась вперёд, и через некоторое время должна была оказаться в раздуваемой ветрами Неве.

Мужик был с бородой, явно нечёсаной, в кирзовых сапогах и в старом пальто на ватине, а на голове красовалась старая армейская шапка-ушанка без кокарды. Он был абсолютно спокоен, и всем своим видом напоминал странника в пути. Вот только путь у этого странника был действительно странным, весной, на льдине, по каналам и куда? Мужик медленно плыл и курил, и явно не торопился выбираться на берег. Это было просто чудо! Весной, в Питере, на льдине, по каналам, плыл мужик! Совершенно один!