Стихотворения

Обезьяна

Была жара. Леса горели. НудноТянулось время. На соседней дачеКричал петух. Я вышел за калитку.Там, прислонясь к забору, на скамейкеДремал бродячий серб, худой и черный.Серебряный тяжелый крест виселНа груди полуголой. Капли потаПо ней катились. Выше, на заборе,Сидела обезьяна в красной юбкеИ пыльные листы сирениЖевала жадно. Кожаный ошейник,Оттянутый назад тяжелой цепью,Давил ей горло. Серб, меня заслышав,Очнулся, вытер пот и попросил, чтоб дал яВоды ему. Но чуть ее пригубив —Не холодна ли, – блюдце на скамейкуПоставил он, и тотчас обезьяна,Макая пальцы в воду, ухватилаДвумя руками блюдце.Она пила, на четвереньках стоя,Локтями опираясь на скамью.Досок почти касался подбородок,Над теменем лысеющим спинаВысоко выгибалась. Так, должно быть,Стоял когда-то Дарий, припадаяК дорожной луже, в день, когда бежал онПред мощною фалангой Александра.Всю воду выпив, обезьяна блюдцеДолой смахнула со скамьи, привсталаИ – этот миг забуду ли когда? —Мне черную, мозолистую руку,Еще прохладную от влаги, протянула…Я руки жал красавицам, поэтам,Вождям народа – ни одна рукаТакого благородства очертанийНе заключала! Ни одна рукаМоей руки так братски не коснулась!И видит Бог, никто в мои глазаНе заглянул так мудро и глубоко,Воистину – до дна души моей.Глубокой древности сладчайшие преданьяТот нищий зверь мне в сердце оживил,И в этот миг мне жизнь явилась полной,И мнилось – хор светил и волн морских,Ветров и сфер мне музыкой органнойВорвался в уши, загремел, как прежде,В иные, незапамятные дни.И серб ушел, постукивая в бубен.Присев ему на левое плечо,Покачивалась мерно обезьяна,Как на слоне индийский магараджа.Огромное малиновое солнце,Лишенное лучей,В опаловом дыму висело. ИзливалсяБезгромный зной на чахлую пшеницу.В тот день была объявлена война.1919

Дом

Здесь домик был. Недавно разобралиВерх на дрова. Лишь каменного низаОстался грубый остов. ОтдыхатьСюда по вечерам хожу я часто. НебоИ дворика зеленые деревьяТак молодо встают из-за развалин,И ясно так рисуются пролетыШироких окон. Рухнувшая балкаПохожа на колонну. Затхлый холодИдет от груды мусора и щебня,Засыпавшего комнаты, где преждеГнездились люди…Где ссорились, мирились, где в чулкеЗамызганные деньги припасалисьПро черный день; где в духоте и мракеСупруги обнимались; где потелиВ жару больные; где рождались людиИ умирали скрытно, – все теперьПрохожему открыто. – О, блажен,Чья вольная нога ступает бодроНа этот прах, чей посох равнодушныйВ покинутые стены ударяет!Чертоги ли великого Рамсеса,Поденщика ль безвестного лачуга —Для странника равны они: все той жеОн песенкою времени утешен;Ряды ль колонн торжественных иль дырыДверей вчерашних – путника все так жеИз пустоты одной ведут они в другуюТакую же…Вот лестница с узоромПоломанных перил уходит в небо,И, обрываясь, верхняя площадкаМне кажется трибуною высокой.Но нет на ней оратора. – А в небеУже горит вечерняя звезда,Водительница гордого раздумья.Да, хорошо ты, время. ХорошоВдохнуть от твоего ужасного простора.К чему таиться? Сердце человечьеИграет, как проснувшийся младенец,Когда война, иль мор, или мятежВдруг налетят и землю сотрясают;Тут разверзаются, как небо, времена —И человек душой неутолимойБросается в желанную пучину.Как птица в воздухе, как рыба в океане,Как скользкий червь в сырых пластах земли,Как саламандра в пламени – так человекВо времени. Кочевник полудикий,По смене лун, по очеркам созвездийУже он силится измерить эту безднуИ в письменах неопытных заноситСобытия, как острова на карте…Но сын отца сменяет. Грады, царства,Законы, истины – преходят. ЧеловекуЛомать и строить – равная услада:Он изобрел историю – он счастлив!И с ужасом, и с тайным сладострастьемСледит безумец, как между минувшимИ будущим, подобно ясной влаге,Сквозь пальцы уходящей, – непрерывноЖизнь утекает. И трепещет сердце,Как легкий флаг на мачте корабельной,Между воспоминаньем и надеждой —Сей памятью о будущем…Но вот —Шуршат шаги. Горбатая старухаС большим кулем. Морщинистой рукойОна со стен сдирает паклю, дранкиВыдергивает. Молча подхожуИ помогаю ей, и мы в согласьи добромРаботаем для времени. Темнеет,Из-за стены встает зеленый месяц,И слабый свет его, как струйка, льетсяПо кафелям обрушившейся печи.1919–1920

Стансы

Уж волосы седые на вискахЯ прядью черной прикрываю,И замирает сердце, как в тисках,От лишнего стакана чаю.Уж тяжелы мне долгие труды,И не таят очарованьяНи знаний слишком пряные плоды,Ни женщин душные лобзанья.С холодностью взираю я теперьНа скуку славы предстоящей…Зато слова: цветок, ребенок, зверь —Приходят на уста все чаще.Рассеянно я слушаю поройПоэтов праздные бряцанья,Но душу полнит сладкой полнотойЗерна немое прорастанье.1918

Анюте

На спичечной коробке —Смотри-ка – славный вид:Кораблик трехмачтовыйНе двигаясь бежит.Не разглядишь, а верно —Команда есть на нем,И в тесном трюме, в бочках, —Изюм, корица, ром.И есть на нем, конечно,Отважный капитан,Который видел многоНепостижимых стран.И верно – есть матросик,Что мастер песни петьИ любит ночью звезднойНа небеса глядеть…И я, в руке Господней,Здесь, на Его земле, —Точь-в-точь как тот матросикНа этом корабле.Вот и сейчас, быть может,В каюте кормовойВ окошечко глядит онИ видит – нас с тобой.1918

«И весело, и тяжело…»

И весело, и тяжелоНести дряхлеющее тело.Что буйствовало и цвело,Теперь набухло и дозрело.И кровь по жилам не спешит,И руки повисают сами.Так яблонь осенью стоит,Отягощенная плодами,И не постигнуть юным, вам,Всей нежности неодолимой,С какою хочется ветвямКоснуться вновь земли родимой.1920

Без слов

Ты показала мне без слов,Как вышел хорошо и чистоТобою проведенный шовПо краю белого батиста.А я подумал: жизнь моя,Как нить, за Божьими перстамиПо легкой ткани бытияБежит такими же стежками.То виден, то сокрыт стежок,То в жизнь, то в смерть перебегая…И, улыбаясь, твой платокПеревернул я, дорогая.1918

Хлебы

Слепящий свет сегодня в кухне нашей.В переднике, осыпана мукой,Всех Сандрильон и всех Миньон ты крашеБесхитростной красой.Вокруг тебя, заботливы и зримы,С вязанкой дров, с кувшином молока,Роняя перья крыл, хлопочут херувимы…Сквозь облакаПрорвался свет, и по кастрюлям меднымПучками стрел бьют желтые лучи.При свете дня подобен розам бледнымОгонь в печи.И эти струи будущего хлебаСливая в звонкий глиняный сосуд,Клянется ангел нам, что истинны, как небо,Земля, любовь и труд.1918

Тяжелая лира

Музыка

Всю ночь мела метель, но утро ясно.Еще воскресная по телу бродит лень,У Благовещенья на Бережках обедняЕще не отошла. Я выхожу во двор.Как мало все: и домик, и дымок,Завившийся над крышей! Сребро-розовМорозный пар. Столпы его восходятИз-за домов под самый купол неба,Как будто крылья ангелов гигантских.И маленьким таким вдруг оказалсяДородный мой сосед, Сергей Иваныч.Он в полушубке, в валенках. ДроваВокруг него раскиданы по снегу.Обеими руками, напрягаясь,Тяжелый свой колун над головоюЗаносит он, но – тук! тук! тук! – не громкоЗвучат удары: небо, снег и холодЗвук поглощают… «С праздником, сосед». —«А, здравствуйте!» Я тоже расставляюСвои дрова. Он – тук! Я – тук! Но вскореНадоедает мне колоть, я выпрямляюсьИ говорю: «Постойте-ка минутку,Как будто музыка?» Сергей ИванычПерестает работать, голову слегкаПриподымает, ничего не слышит,Но слушает старательно… «Должно быть,Вам показалось», – говорит он. «Что вы,Да вы прислушайтесь. Так ясно слышно!»

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.