Полная версия
И это пройдет…
Пашка бросил взгляд на Аню, сегодня она показалась ему удивительно хорошенькой, хотя раньше он считал ее угловатой плюшкой. Но с недавних пор она изменилась. Он заметил это во время импровизационных этюдов, ей очень удачно удалось изобразить греческую амфору. В отличии от Оли Аня много смеялась, никогда никого не критиковала, а еще загадочно улыбалась. Полина правда недолюбливала Аню. Они постоянно соперничали за роли. Природное Полино озорство рвалось наружу, она лучше всех кричала: «Пиастры!»– чем заслужила роль в конкурсной постановке «Острова сокровищ». Там должны были играть одни мальчишки, но сестра прорвалась, она стала хитрющим попугаем Джона Сильвера, и единственной девочкой в команде пацанов. Сейчас в новогоднем спектакле Поле досталась роль Бабы Яги, и получалась, надо заметить, отменно. Но сестра была недовольна, она хотела сыграть Машу.
«Новогодние приключения Маши и Вити» были ее любимым детским фильмом. Каждый год, пока родители готовились к празднику, нарезали салаты, Поля наряжала елку, а на экране происходили волшебные приключения. Она видела себя Машей. Но эту роль отдали Ане. Она очень расстраивалась, смирение так и не пришло. Пашка вообще не понимал, как сестре удается так лицемерно лгать. Если взглянуть на их отношения с Аней со стороны, то можно подумать, что они лучшие подруги, не разлей вода. Но Паша то знал, как злобно шипит Полина, часто называет Аню дурочкой.
– Пироги будете с брусникой? Мне мама напекла, вы таких вкусных не ели, – доставая корзинку, закрытую ярким полотенцем с оранжевым петухом, спросила Аня.
– Давай, – радостно протягивая руку, ответила Полина, она так доброжелательно улыбалась, что невозможно было поверить, что между девчонками есть хоть какое-то противостояние.
Паша тоже взял пирог, он осторожно посмотрел на спустившуюся Олю. Она старалась завесить лицо своими иссиня-черными волосами. Ему стало как-то стыдно, он чувствовал, что девочка очень переживает из-за их дружбы.
Поезд тронулся, колеса медленно отстукивали глухой ритм, подобно сердцу, в такт отбивали ложечки, покачивающиеся в граненых стаканах, обнятых серебристыми подстаканниками. Дрожали занавески, за ними проплывали покрытые сугробами полустанки, тьма пожирала землю, лишь фонари разрывали плотное черное одеяло яркими желтыми всполохами.
– Паш, сыграй, – попросила Аня, ее голос звучал мягко, уже не детский, какой-то странный, сливающийся со стуком колес.
Он расчехлил гитару, белые тонкие пальцы, словно пауки подкручивали колки. Аня следила за его руками, было в них что-то загадочное, она не понимала, как он перебирает струны так быстро. Ей самой хотелось научиться, но никак не хватало времени и усидчивости, она играла на фортепиано и это занятие утомляло ее. И очень боялась, что новый инструмент ей наскучит.
Паша запел:
«Полковнику никто не пишет,
Полковника никто не ждет.
На линии огня
Пустые города,
В которых никогда
Ты раньше не бывала.
И рвутся поезда
На тонкие слова.
Он не сошел с ума,
Ты ничего не знала.14
Аня слушала его голос, следила за быстрыми переборами. Что-то в ней менялось. Ей хотелось, чтоб Оля осталась в городе, Снегурочку могла сыграть любая другая девочка. Аня икоса бросила взгляд на подругу, та явно чувствовала себя не в своей тарелке. «Так нельзя», – пролетело в голове Ани. Но вопреки принятому решению, она улыбнулась Паше. Он поймал ее томный взгляд. И слегка кивнул.
7 января 2005.
Снег рыхлой ватой налипал на ботинки, сладко скрипел. В высоких, взмывающих под самое небо соснах гуляли лучи закатного солнца, одевая стволы в красную парчу. Воздух пах морозом. Аня выскочила из концертного зала, где минут 30 назад закончилось их выступление. Это настоящее волшебство, новая сцена, волнение, другие театральные коллективы. Аня была окрылена. Но в бочке меда всегда есть ложка дегтя. Она опять потеряла шапку. «Просто наказание какое-то с ней, – думала девочка, пока лазила под всеми стульями в зале, бегала за кулисами, но так и не нашла, – почему мама постоянно заставляет меня носить ее, ведь мне не холодно?» Представляя, что ей за потерю скажут дома, размышляя о несправедливости бытия Аня шагала в сторону столовой. Вдруг она заметила Полину, через две дорожки, прямо под сенью покосившейся сосны. Девочка воровато оглянулась, и юркнула в подлесок. Аня остановилась. Очень странно, с чего бы подруге прятаться? Но тут она увидела мальчишку из другого театрального коллектива, он играл Муми – тролля. Парень пробирался четко за Полей. Аня не поверила своим глазам. Она подошла ближе, из-за деревьев было плохо видно, но кое-что разглядеть удалось. «Вот лицемерка», – подумала Аня, ведь еще пару недель назад, когда она жаловалась, что ей не очень нравится целоваться с Димкой, Полина сказала, что вообще никогда не будет обниматься и целоваться с мальчишками, что все они глупые. И вот теперь, с каким-то почти не знакомым мальчиком… Ехидно ухмыляясь Аня двинулась по дорожке.
***
Поля оглянулась, Саша шел слегка позади. Она улыбнулась. Это было такое новое неожиданное и приятное ощущение, что Полина хотела растянуть его на долго. Волнение и азарт были такими же сильными, как в тот момент, когда она неслась по сельской дороге на мотоцикле. Летом один деревенский мальчишка прокатил ее. С тех пор она заболела скоростью. Но оказалось, что не только там, можно словить это странное, томительное, перехватывающее дыхание чувство. С Сашей они познакомились в первый день фестиваля в очереди за яблочным компотом. Высокий, пожалуй, даже худой, с крупными карими глазами и пухлыми губами, он сразу понравился Поле. Она спросила его, из какого он города. Оказалось, что они земляки, только он живет в Брагино. Поля этот район недолюбливала. Там была автобаза, на которой подрабатывал отец. Иногда, когда он брал с собой Полину, они проезжали мимо серых однотипных тусклых пятиэтажек, из окон которых то и дело слышалось: «Владимирский централ, ветер северный, этапом из Твери. Зла немерено. Лежит на сердце тяжкий груз…» или «Кольщик, наколи мне купола, рядом чудотворный крест с иконою, чтоб звучали там колокола с переливами и перезвонами»15. Полина не была против шансона или песен Михаила Круга, друзья отца часто слушали эту музыку, когда приезжали к ним на дачу из машин доносились слова и позабористее. Но девочке было страшновато смотреть на синие испитые лица женщин, сидящих на лавочках у подъездов, на чернеющие от копоти дыры форточек. Если в городе что-то случалось, то можно было смело утверждать, что это произошло либо в хвосте улицы Панина, либо на Пятерке или Перекопе. Правда последнее время к числу неблагополучных район подтянулась еще Резинотехника и Липовая гора. После того, как отца очень сильно побили, когда он возвращался с автобазы, Поля с опаской и настороженностью относилась к людям, которые говорили, что живут в Брагино.
Но так или иначе, а Саша ей приглянулся, они разговорились и вот теперь у них было первое свидание. Полина стеснялась рассказать об этом подружкам. Ей казалось, что она выше примитивных девичьих разговоров. Поля высмеивала Аню с ее вечными вздохами по парням, порицала Олины страдания по брату. Что скажут девочки, если она признается, что у нее появился поклонник? Конечно, будут противно хихикать и обсуждать ее. Такого она допустить не могла.
***
Оля старалась не замечать Пашиных взглядов, обращенных на Аню, но это было практически невозможно. Мальчик словно прирос к подруге, и та не возражала. Сказать Ане, что ей неприятно, Оля не решалась, хотя считала, что это должно быть очевидно. Вечерами, когда весь коллектив собирался у них в комнате, они пили слабо заваренный чай, их руководительница называла его моча сиротки Каси, Паша играл на гитаре, Аня наклоняла голову, смотрела ему в глаза и закусывала губу. Оля знала это движение, она видела его не в первый раз. Единственным успокоением было то, что на дискотеке Аня пока танцевала с другим мальчиком. Наряжаясь на танцы, она невзначай взглянула на себя в зеркало. «Что со мной не так, – думала Оля, – я не хуже Ани, у меня не такой капризный нос, нет этих вечных дурацких кудряшек, падающих на лицо. Почему она?»
***
В большом спортивном зале поднимался синий дым, гремела музыка:
«Черный бумер, черный бумер
Стоп сигнальные огни,
Черный бумер, черный бумер,
Если сможешь догони…»16
Аня бешено трясла волосами. Она обожала танцы. Они вошли в ее жизнь после первого балета. Ей было 8 лет. Они всей семьей пошли на «Лебединое озеро». Мама, бабушка, дедушка, Аня, крестная и муж крестной. Расселись в первом ряду амфитеатра, дамы были в вечерних платья, мужчины в костюмах. Анин дедушка и муж крестной сели рядом, периодически они о чем-то перешептывались. В антракте вся семья отправилась в буфет, мама взяла для Ани потрясающе вкусный эклер, бабушка пила чай, мама и крестная заказали по бокалу шампанского, мужчины решили хлопнуть по рюмашечке коньячку. Вечер перестал быть томным в тот момент, когда семья вернулась в зал. Сначала муж крестной долго прохаживался по прическе дамы, сидящей недалеко от них, потом старался снять галстук, он уверял, что если не сделает этого, то непременно задохнется. Когда начался второй акт балета, он уже не шептал, а громко комментировал происходящее на сцене. И тут в какой-то момент один из артистов выполнил движение очень неудачно. Муж крестной хлопнул себя по коленям и обратился к Аниной маме:
– Ритка, ну ты вообще видела, как он обосрался? – громко заявил он.
Крестная, которая почти весь второй акт тихонько цыкала и толкала его в бок, взорвалась.
– Да замолчишь ты наконец или нет? – так же громко прошипела она, – мы не тебя сюда слушать пришли.
Но Аня не обращала на них никакого внимания, она всей душой была прикована к сцене, на которой порхала нежная белая балерина, ее тонкие ручки в свете софитов были похожи на крылья, а дрожащая пачка на перья. Аня верила в каждую эмоцию, переданную хрупкими пальцами. После окончания спектакля все пошли получать вещи, перед гардеробными стойками красовались огромные зеркала, в холле тихо играла музыка из балета. Аня не могла стоять в очереди, она скакала по длинному коридору, выделывала ножками па, подражая балеринам.
Сейчас Ане остро не хватало Миры, она разделяла ее любовь к танцам в отличии от Полины и Оли. Поля просто игнорировала этот вид развлечения. Оля же с печальным видом сидела на трибуне. «Ну почему она всегда такая скованная и серьезная, неужели нельзя быть проще, – думала о подруге Аня, – вот Мирка совсем другая, всегда понятно, о чем она думает, хотя последнее время кроме Вовки- ни о чем». Это была сущая правда. Аня надеялась, что парень пропадет из мыслей любимой подружки, после того как закончит 9 класс и поступит на авто-механика в колледж. Вовка ей не нравился. Она считала его быдловатым. Грубый, развязный, он почему-то страшно привлекал Миру. Она часами могла говорить о нем. Аню это бесило.
Заиграл медляк, тихий, журчащий, переливчатый. Если бы Аня играла сейчас в «Угадай мелодию», то она бы назвала песню с 1 ноты. Вот-вот должна была запеть участница «Фабрики звезд» Ирина Дубцова. «Да, уж точно, все мысли лишь о нём и о нём, – сокрушенно думала Аня, – ну почему Оле обязательно сидеть на трибуне, почему она не осталась в комнате?»
–Давай потанцуем? – прозвучало над самым ухом. Это был Паша. Аня замерла, пока они играли в переглядки, с Олей можно было не объясняться, но, если она сейчас согласится…Аня не успела дать ответ, как он уже взял ее за руку и повел танцевать.
Оля опрометью выскочила из зала. Она не хотела смотреть на это ужасное предательство. Как Аня могла с ней так поступить? Горькие слезы обиды и разочарования катились по ее щекам. Решено, она уйдет из театралки.
9 мая 2005 год
«Поздравьте меня, дорогая: я рад, что остался в живых,
Сгорая в преддверии рая средь маршалов и рядовых,
Когда они шумной толпою, в сиянии огненных стрел,
Влекли и меня за собою… Я счастлив, что там не сгорел.
Из хроник, прочитанных мною, в которых – судьба и душа,
Где теплится пламя былое условно, почти не дыша,
Являются мне не впервые, как будто из чащи густой,
То флаги любви роковые, то знаки надежды пустой,
То пепел, то кровь, а то слезы – житейская наша река.
Лишь редкие красные розы ее украшают слегка.
И так эта реченька катит, и так не устала катить,
Что слез никаких и не хватит, чтоб горечь утрат оплатить.
Судьба ли меня защитила, собою укрыв от огня!
Какая-то тайная сила всю жизнь охраняла меня.
И так все сошлось, дорогая: наверно, я там не сгорел,
Чтоб выкрикнуть здесь, догорая, про то, что другой не успел».17
Аня стояла на центральном городском стадионе. В руках она держала письмо в форме треугольника, словно только что получила его с фронта. Ветер трепал ее волосы и подол ситцевого платья, по голым рукам ползли мурашки. Единственное, что защищало девочку от пронизывающего холода, – серый пуховый платок, наброшенный на плечи. Шла финальная сцена их спектакля по мотивам повести Булата Окуджавы «Будь здоров, школяр!». Впереди «Вальс победы» и можно будет пойти домой. «Как же мерзнут ноги, черт возьми, кто придумал отмечать День Победы с размахом, 60 лет уже прошло, а носятся с войной так, как будто было только вчера! Каждый год эти концерты: Газманов со своими «Офицерами», Любе с «Батяней комбатом», по телевизору сплошная черно-белая мутотень, как будто все должны умереть во имя Памяти воевавших предков от скуки!»– Аня сделала страдальческое лицо, обычно ей трудно это удавалось, но только не сейчас, муки, переживаемые ею, в данный момент были настоящими. Она живая и веселая от природы, никак не могла взять в толк, почему нельзя почитать погибших как-то иначе.
«Весна сорок пятого года-
Как ждал тебя синий Дунай.
Народам Европы свободу
Принес жаркий солнечный май.
На площади Вены спасённой
Собрался народ стар и млад,
На старой израненной в битвах гармони
Вальс русский играл наш солдат!
Помнит Вена, помнят Альпы и Дунай,
Тот цветущий и поющий яркий май.
Вихри венцев в русском вальсе сквозь года
Помнит сердце не забудет никогда.
Легко вдохновенно и смело
Солдатский вальс этот звучал,
И Вена кружилась и пела,
Как будто сам Штраус играл.
А парень с улыбкой счастливой
Гармонь свою к сердцу прижал,
Как будто он волжские видел разливы,
Как будто Россию обнял.»18
Аня кружилась с Пашей в вальсе, рядом точно в таком же платье делала тур Полина. Ситцевые юбки, серые платки, словно кристаллы в калейдоскопе вращались по сцене.
Забравшись в автобус, где были теплые вещи и термос с чаем, Аня наконец выдохнула:
– Фу, господи, наконец-то, теперь еще год без этого кошмара, – натягивая теплые штаны, сказала она.
Поля сделала вид, что не слышит слов подруги. Для нее 9 Мая было особенным днём. Ее любимый дедушка дошел до Берлина, тогда ему было 20 лет, он потерял глаз. Поля гордилась им. Ей казалось, что то, что совершили люди его поколения, невозможно повторить. И один день в году, когда об этом говорят, – слишком мало, чтобы открыть правду великих борцов за жизнь. Но отец говорил, что те деньги, которые тратятся на организации этих праздников, надо собрать и отдать еще оставшимся в живых ветеранам, а не устраивать марши по площадям и салюты над городом. Его возмущала показушная политика государства, пафосная гордость героями, которая не сопровождалась ничем кроме помпезных гуляний. Поля же просто любила дедушку и праздник, связанный с его жизнью.
– Какая же ты дура бываешь, – рассердился Пашка, он тоже любил деда и гордился им. Для него, обожавшего «Двух капитанов» Каверина, «Судьбу человека» Шолохова, «Батальоны просят огня» Бондарева, такое отношение к празднику было практически кощунством. Несмотря на то, что он любил с Аней целоваться под лестницей в Доме культуры, в выходные зависать с ней и мальчишками на футбольном стадионе около парка, ходить на хоккей, сейчас у него возникло огромное желание дать ей громкую затрещину. «Оля бы никогда такого не сказала! – в сердцах думал он, – бывают ли девчонки одновременно красивые и умные?»
– Ань, ты знаешь, как были написаны стихи и музыка, послужившие основой для «Майского вальса», – спросила Полина, стараясь разрядить обстановку, ей не хотелось, чтоб Пашка начал выяснять отношения с подругой, – дедушка говорил, когда освобождали Вену, в старом доме солдаты нашли целое, почти не пострадавшее пианино. Так вот, один солдатик решил наиграть на нем «Венский вальс», в ответ на его музыку, откуда-то из-под земли донеслись звуки скрипки. Солдаты начали поиски, откинули паласы и нашли вход в подвал. Там они разгребли завалы и спасли семью австрийского музыканта. Люди были удивлены, что советский военный знает их музыку, они решили сыграть вместе. Тогда их мелодию на улице подхватил аккордеон и гитара. Вот так, на развалинах сраженного города снова восторжествовала жизнь. Советские солдаты несли цветы к памятнику Иоганна Штрауса.
Аня сглотнула, ей было неловко и неуютно. Она ничего не имела против героев войны, ни секунды ни отрицала их подвиги, ей стало стыдно.
***
Оля стояла за ограждением и во все глаза следила за марширующими колоннами. Ей казалось, что она никогда не видела ничего более грандиозного.
Сейчас по Красной площади тянулись машины, папа назвал их «Трехтонки», они везли ветеранов. На одной из трибун сидели лидеры почти всех европейских государств: канцлер ФРГ Герхард Шредер, премьер-министр Италии Сильвио Берлускони, вице-премьер Великобритании Джон Прескотт, президент Франции Жак Ширак, был даже президент Америки Джордж Буш. Что уж говорить о лидерах стран СНГ! из них только президент Грузии Михаил Саакашвили отказался посетить Парад Победы.
– Грандиозно, – прошептала Оля восхищенно.
– Ты так считаешь? – почесывая бороду, спросил папа.
– Ну конечно, ты только посмотри, какое великолепие, невероятная мощь машин, сколько красивых и сильных людей, готовых отдать жизнь за Родину. Здесь и сейчас представители всего цивилизованного мира признают победу России, сам канцлер Германии приехал, – с придыханием сказала девочка.
– Дочь, что ты знаешь о войне? – грустно спросил папа
– Мы победили, освободили весь Мир от фашистской заразы, – довольно пространно ответила Оля.
– Ну, во-первых, не всех победили, многие фашистские преступники смогли скрыться и жили в Южной Америке. Во-вторых, ты знаешь, что во Второй Мировой войне принимали участие 62 государства, может ли быть, чтоб победил только СССР?
– Но ведь наши солдаты освободили людей из концентрационных лагерей, обороняли Сталинград, а как же блокада Ленинграда, а взятие Берлина и флаг над рейхстагом? – вопрошала Оля, не понимая, к чему клонит папа.
– Героизм людей никто не отменяет, СССР понес 26 000 000 человеческих потерь, здесь важно именно то, почему столько людей погибло, ведь ни в одном другом государстве нет таких ошеломляющих цифр.
– Русские люди готовы были отдать жизнь за свободу и Родину, – ответила Оля, эту фразу не раз она слышала в школе, им рассказывали про самоотверженный труд детей, женщин и подростков на заводах, про самопожертвование солдат и офицеров, про отчаянный ни с чем не сравнимый подвиг русского человека и грамотность командного состава.
– Не русские, а советские, – поправил папа, грустно вздыхая, – да, мы принимаем парад победителей, но это и парад погибших, чьи останки до сих пор не опознаны, тех, кто прошел через ГУЛАГ, тех, кто на коне шел под танк. Оля, важно понимать: в хорошо организованной армии почти никогда нет места подвигу, а красная армия совершала их почти на каждом шагу. Но если вдуматься, что толкало их на это? Душевные порывы или заградительные отряды?
– Что это такое, заградительные отряды? – озадаченно спросила Оля.
– Батальоны, которые стреляет в испугавшихся и развернувшихся. Солдаты шли в бой и знали, что они неминуемо погибнут, если повернут назад. Советское командование не отличалось гуманизмом, оно вышло из соглашения по красному кресту, солдаты, попавшие в плен, не получали ни помощи, ни поддержки. И это только верхушка айсберга. После окончания войны многие люди, освобожденные из лагерей, были репрессированы. Ибо бытовало мнение, что советский человек не может попасть в плен, он скорее умрет, а те, кто выжил- добровольно в него сдались и заслуживают наказания. Ты знаешь, что в Советском Союзе лишь на юбилейные даты устраивали большие праздничные мероприятия, а вот с 1995 года мы смотрим на мощь российской армии ежегодно.
Оля отрицательно покачала головой, она не понимала, к чему клонит отец. Для нее история была однозначной. Никаких сомнений в праве на гордость за страну не возникало
***
– Полей сюда, – сказала мама, вытирая серую гранитную плиту.
Мира послушно наклонила горлышко пятилитровой пластиковой бутылки на фотографию пожилого мужчины, смотрящую с гранитной плиты в вечность. Каждый год на 9 Мая они с мамой приезжали на старое сельское кладбище. Здесь покоились ее прабабушка и прадедушка, оба участники войны, они познакомились под Польшей перед самой победой, прожили вместе долгую, трудную, но очень счастливую жизнь: построили дом, родили троих детей. А вот братья прадедушки, а их было четверо, с войны не вернулись. В деревне на мемориальной плите список из 98 фамилий, каждый раз, когда Мира проходила мимо него, к горлу подступал комок. Из пятерых сыновей выжил только один, и это- большая удача. Мира с раннего возраста мечтала, что у нее будет много детей, и, глядя на памятные таблички, она кожей чувствовала весь ужас этой трагедии. Но здесь, на кладбище, ей почему-то не было страшно. Она слышала, как в лесу перекликаются птицы, ветерок шумит в одевающихся в зеленое платье ветвях. Кругом покой и умиротворение. Зазвонили колокола, их чистый звон эхом раскатывался меж витых оградок и скромных могил. Мать выпрямилась и перекрестилась.
30 мая 2005.
В конце большого туристического автобуса было жарко. Вентилятор никак не хотел работать. Аня скинула кроссовки, подсунула ноги под себя и стянула толстовку, оставшись в легком топе на тонких бретелях. Ее мягкие волосы рассыпались по плечам, крупные кудри падали на белую кожу внезапно сильно округлившейся груди. Оля сидела рядом, демонстративно отвернувшись. Они не разговаривали уже несколько месяцев. И все из-за Пашки. Аня чувствовала себя страшно виноватой. Но она не могла удержаться. Ей очень хотелось объяснить все Оле, попросить прощения. Но та отказывалась с ней разговаривать. То, что они сейчас сидели рядом вышло случайно. Аня опять опоздала, и единственное место было рядом с Олей. Украдкой поглядывая на подругу, Аня надеялась, что дальний путь до Петербурга развяжет ей язык. Но Оля хранила молчание.
– Анька, иди к нам, – позвал ее один из одноклассников, – мы в дурака играем.
Девочка отрицательно покачала головой. Ей не хотелось сейчас кокетничать с мальчишками. За этот год Аня успела отточить навыки быстрого привлечения внимания. Они позволили ей на дискотеках танцевать все медляки, но и из-за них появились враги среди девчонок. До тех пор, пока рядом были Полина и Оля, Аня не обращала на это внимания. Сейчас же Поля укатила на дачу, а вторая подруга с ней не разговаривает. «Черт бы побрал этого Пашку», – бурчала Аня про себя, ее распирало раздражение, даже Мира, которая всегда недолюбливала Олю, ее не поддержала. Когда она рассказала про конфликт, Мирка долго смеялась, а потом заявила, что так Ане и надо, ибо нечего чужим мальчикам глазки строить. Ну разве она нарочно? Ведь он ей тоже нравился. Наконец Аня не выдержала:
– Ты вообще со мной разговаривать не планируешь? – не особо рассчитывая на ответ, спросила она.
Оля посмотрела на Аню уничижительным взглядом. В сущности, она уже сама не знала, злится ли она до сих пор. Но страх, что ее подруга может поступать по отношению к ней так скверно до конца не улегся. Оля промолчала.
– Я не знаю, как так получилось, я не хотела тебя обижать, но …– Аня запнулась, а что но? Ну да, Оля и Паша больше вместе не гуляли, но какая разница, если мальчик продолжал нравиться подруге. В голове прозвучал мамин голос: «Поступай с людьми так, как хочешь, чтоб поступали с тобой». Когда Аня поделилась с мамой причиной ссоры с Олей, то мать была крайне недовольно: «Это не по-товарищески, кто тебя только научил подобным штучкам?» Как же Ане было стыдно. Но стоило Паше взять ее за руку, приобнять за талию, чмокнуть в щеку, как все увещевания, горькие взгляды, брошенные Олей, тут же забывались.