Поход самоубийц

Илья Попов

Поход самоубийц

Пролог

Дачс сидел за массивным столом и теребил пальцами приколотую на вороте серебряную брошь в виде дубового листа, как делал всегда, когда нервничал.

Признаться, получив поручение отправиться в Келлен, он рассчитывал, что ему придется договариваться о поставках на королевский двор пряностей из Брониша, зерна из Химлара или же древесины из Тэлля. В общем – очередная донельзя скучная и рутинная работа, в ходе которой можно было разве что любимый плащ придорожной пылью запачкать да шишки на заду набить, трясясь в экипаже по ухабистым дорогам. Неприятно, но не более. Грязь можно и отскоблить, причинное место же у Дачса было привыкше к подобным незаурядицам, как бы двусмысленно это не звучало, так как оное – чуть ли не главный инструмент любого более-менее опытного чиновника.

Первая нехорошая мысль закралась в голову Дачса, когда монарх отказался сообщить истинные мотивы нежданного путешествия. Но то, что дело предстоит серьезное, стало понятно сразу, ведь иначе бы зачем отправлять в такую даль цельного первого советника, по сути правую руку короля и его законного регента, а не какого-нибудь мелкого сановника.

После Дачс едва не словил заворот кишок, узнав, что вместе с ним в Келлен едет Лукаш Гейнбекер, верховный главнокомандующий всей адринской армии. И дело было вовсе не в том, что Дачс терпеть не мог Лукаша – впрочем, как и он его – а потому что ради этой поездки Лукаш отложил свой визит на север, где хлынувшие из Хвори твари уже сровняли с землей Шерель и теперь двигались прямо к Катваласу. А это значило, что успех таинственного предприятия, в чем бы оно не заключалось, был для владыки всего Адрина куда более важен, чем четвертый по численности город его государства.

Но совсем худо Дачсу стало после прибытия в Келлен, где он вместе с Лукашом познакомился с человеком, представившимся как Гессер – невысоким сухим мужчиной лет пятидесяти, с проседью на коротком «ежике» жестких волос, водянистыми глазами и крепким рукопожатием – что встретил их в городской ратуше и вкратце объяснил, на что именно – а точнее сказать, на кого – король решил потратить целое состояние.

Так как Дачс и Лукаш приехали в город инкогнито – насколько это было возможно с их многочисленной охраной, разумеется – радушных приемов столичным чиновникам не оказали. Бургомистра же они и вовсе увидели одним глазком. Пролепетав какое-то невразумительное приветствие, толстяк с потешным пушком на щеках заперся в своем кабинете, явно избегая и Гессера, и мрачных вооруженных до зубов громил, караулящих каждое окно и дверь. На городское ополчение или цеховиков они не походили, скорее на бандитов, и Дачс смутно подозревал, что притащил эту мутную братию сюда именно Гессер.

Потратив какое-то время на обязательные светские расшаркивания друг перед другом, Дачс Лукаш и Гессер заняли большой кабинет, в котором тот сразу же рассказал, что собственно происходит и по какой причине они тут все собрались. После того, как Гессер умолк, в комнате наступила звенящая тишина.

– Кажется, вы остались не в восторге от этой идеи, – хмыкнул он, когда молчание уже изрядно затянулось.

– Разумеется! Да за такие деньги я могу собрать целую тьму наемников! – проворчал Лукаш, который, скрестив руки на груди, терзал сидевшего напротив Гессера тяжелым взглядом, даже не прикоснувшись к предложенному кубку с вином.

– Можете. А что толку? – пожал плечами Гессер. – Сколько месяцев они смогут сдерживать чудовищ? Месяц? Два? Три в лучшем случае – однако все мы прекрасно понимаем, что любое войско рано или поздно падет под натиском демонов, изменившихся и умертвий. Понимает это и Адриан – иначе бы он даже не стал выслушивать мое предложение.

– А я думал, после потери Шереля мы стали брать верх над напастью… – слегка разочарованно протянул Дачс.

Он, конечно же, не был идиотом – хотя Лукаш явно считал иначе, не забывая время от времени напоминать о том своему закадычному «приятелю» – и тоже испытывал немалый скепсис по поводу последних известий с запада, в которых сообщалось, что доблестная адринская армия одерживает победу за победой, уверенно тесня ужасные орды обратно в Хворь.

Об этом трубили гонцы на всех площадях, подвиги солдат воспевали барды во всех мало-мальски популярных столичных кабаках, а иной раз очередной покрытый шрамами муж, выпивающий третью кружку эля за счет какого-нибудь сочувствующего, уверял сгрудившихся вокруг зевак, что не сегодня-завтра последняя тварь падет под мечами храбрых воинов и те вернутся домой, растить детей и вспахивать землю.

После слухов об ужасной участи жителей Шереля, из которых выжили не больше одной десятой, посланцев, песняров и ветеранов стало еще больше, и нести всем и всюду вести о неминуемой победе они стали куда более усердно, надрывая глотки так, точно от этого зависели их жизни.

Впрочем, быть может, то было недалеко от истины.

Помнится, при правлении Сэппеля Третьего, деда Адриана, один посол недостаточно веселым тоном отчитался тому о подавлении восстания какого-то мелкого барона, что в возмущении от очередного повышения налогов поднял под знамена скучающих рыцарей, собрал с деревень крестьян, вручил им топоры с вилами и несколько недель грабил соседние княжества, пока бунтовщиков не втоптала в землю королевская конница. Сэппель в то утро пребывал в весьма благодушном настроении, поэтому всего лишь приказал прижечь герольду пятки раскаленной кочергой и отпустить на все четыре стороны.

Что уж говорить – последующие доклады еще долго сопровождались едва ли не танцами и громким гоготом.

– Бросьте, – отмахнулся Гессер. – Морочить людям мозги можно довольно долго, но когда на горизонте появятся демонические отродья, вымышленными триумфами от них не отгородишься.

– Неужели вы думаете, что горстка каких-то головорезов помогут объединенным силам трех держав? – недоверчиво спросил Дачс. – Да и каким именно образом шестеро оборванцев смогут уничтожить легионы чудовищ?

– Я не думаю. Я – знаю, – отрезал Гессер. – Что же касается деталей плана… Раскроем карты чуть позже, когда все будут в сборе. Один из участников будущего отряда запаздывает, а я терпеть не могу повторять одно и тоже по нескольку раз. Позвольте пока что я немного расскажу вам о наших героях, прежде чем вы сможете познакомиться с ними лично. Итак…

На стол лег портрет, нарисованный углем. Рисунок был достаточно прост, но талантлив. Он изображал мужчину средних лет. Массивный нос, мощные надбровные дуги, нахмуренный взгляд, поджатые губы. Практически налысо обритая макушка, если не считать пучок волос на затылке. Шрау, догадался Дачс. И оказался прав.

– Архан, жрец-шрау, бежавший из Синета – городка на юге Тэлля – после того, как там начались погромы, устроенные сторонниками Троицы, которые радостно резали нелюдей, алхимиков и любого, кого можно было хотя бы заподозрить в колдовстве. Даже после Катаклизма Тэлль долгое время придерживался веры в Создателя, однако после того как к власти пришел Григор Седьмой, ярый троицист, чаша весов постепенно склонилась в сторону Новой Веры. В поисках укрытия Архан случайно повстречал сородичей, также спасающихся от преследования, и предложил им укрыться в монастыре, в котором провел по юности несколько лет.

Однако как оказалось, местный главный настоятель одним из первых отрекся от Создателя и сдал нежданных гостей своим новым друзьям. Задержавшийся Архан, завидев тела соплеменников, выставленных на корм птицам, впал в ярость и в одиночку вырезал практически всю святую обитель. Подоспевшая инквизиция сумела заковать шрау в кандалы, пускай и потеряв нескольких людей. С тех пор Архана держали в казематах для самых опасных колдунов и еретиков, подвергая каждодневным пыткам. Что уж и говорить – человеколюбия ему это не прибавило.

– Вы уверены, что хотите довериться синерожему? – в сомнении произнес Лукаш. – Помнится, еще моя бабка говаривала, что от их взгляда молоко киснет и лошади срутся.

– Именно поэтому настоятельно рекомендую держать подальше своего скакуна и не употреблять подобных выражений в присутствии Архана, если не хотите разделить участь несчастной кобылы, – усмехнулся Гессер. – Но если серьезно: Архан могучий колдун и хорошо обученный воин, и, я уверен, внесет незаменимый вклад в общее дело.

Не обратив внимания на недовольный взгляд Лукаша, Гессер достал новый рисунок с мужчиной лет тридцати – распущенные до плеч волнистые волосы, острое лицо, легкая улыбка на губах. Всем своим видом незнакомец излучал радушие и внушал доверие. Спустя несколько мгновений Дачс понял, что еще никогда так не ошибался.

– Морган фон Корво. Потомок одного очень знатного, но обедневшего рода. В девять лет потерял отца, в одиннадцать – мать и после этого был сплавлен заботливыми родственниками в школу писарей при аббатстве Святого Рето, откуда сбежал через полгода, прихватив с собой церковную казну, – продолжил Гессер. – Несколько лет бродяжничал, подворовывая то тут, то там, и даже какое-то время путешествовал вместе с бродячей ярмаркой, где быстро научился акробатическому ремеслу, что весьма помогло в его дальнейшей «карьере».

В девятнадцать лет спутался с Гарфанским картелем, с которым и провернул свое первое крупное дело – кражу Черной Слезы, бриллианта размером с мой кулак. Вот только Морган не смог договориться с подельниками о его доле в добыче, за что и получил нож под ребра, правда, чудом выжив – а вот его приятелям повезло куда меньше, так как Морган спустил на них конкурентов. С тех пор он работал в одиночку, однако для нас любезно согласился сделать исключение.

«Что ж, – вздохнул про себя Дачс, – хоть вор и разбойник – но зато благородный по крови человек. Быть может, с ним можно будет даже перекинуться парой-тройкой слов».

Рядом с ликом скатившегося в преступность аристократа тем временем легло изображение юноши не старше двадцати лет, со вздернутым носом, цыплячьей шеей и копной кудрявых волос. Малец смотрел недоверчиво и чуть испуганно. Дачсу даже стало слегка жаль паренька, которому предстоит якшаться с нелюдями и преступниками. Уж очень юнец напомнил Дачсу его старшего сына, которому прошедшей осенью исполнилось пятнадцать лет.

– Теодор Явлински, школяр Эллерского университета. Днем изучал философию и точные науки, ночью – оккультизм и черную магию. Ему удавалось довольно долго скрывать свои тайные увлечения, однако в конечно итоге на него вышла инквизиция и Тео, чтобы спасти собственную шкуру, заключил сделку с могущественным демоном: девять тысяч девятьсот девяносто девять душ в обмен на жизнь. До полной выплаты долга осталось девять тысяч восемьсот пятьдесят одна.

Теперь Дачс посочувствовал уже спутникам Теодора. Великий Создатель… Дачс просто не представлял, в какой отчаянии должен был быть человек, чтобы по собственной воле подписать договор с демоном. И искренне надеялся, что до конца своих дней так и останется в блаженном неведении.

– Далее хочу представить вам Зверя, – Дачс вздрогнул, увидев вытянутую морду с оскаленной пастью, полной острых как кинжалы клыков. – Большую часть времени он выглядит как обычный человек – не считая парочки мелких изъянов – но не смейте себя обманывать. При желании он может принять облик существа, способного голыми лапами разорвать человека пополам. Не люблю жаловаться, но разыскать его и уговорить хотя бы выслушать меня было той еще задачей.

– Вы же не хотите сказать, что где-то в городе сейчас находится оборотень? – вздрогнул Дачс.

– Скажу больше – сейчас он прямо в этом здании, – лицо Гессера осталось непроницаемым, но в глазах мелькнули веселые огоньки, хотя поводов для смеха явно не было; ну или же он обладал каким-то извращенным чувством юмора.

Дачс с шумом сглотнул и переглянулся с Лукашом, который слегка побледнел и положил ладонь на рукоять меча. Если поначалу Дачсу казалось, что вся эта затея дурно пахнет, то теперь он просто-таки был уверен, что воняет она хуже сточной канавы, в которой на солнцепеке неделю пролежал захлебнувшийся нечистотами бродяга.

– Спайк. Уроженец Падсбурских островов, потомственный пират, – перед глазами Дачса между тем оказалась квадратная морда грэлла, с заостренными ушами, в которых болталось разом несколько колец, плоским носом и толстыми губами. – С юности наводил страх на торговые пути Викхейма и Брониша, пока его не предала собственная команда. Спайка отвезли в Босдон для публичного суда и казни, однако он умудрился сбежать и перебраться в Адрин, где осел в столице и прибился к уличному воротиле по имени Логан, который на тот момент управлял всем преступным миром Нимлеры. Благодаря своим незаурядным «талантам» Спайк быстро дослужился до личного телохранителя Логана, но после, в силу определенных обстоятельств, остался без работы и до недавнего времени зарабатывал на жизнь подпольными боями. И, наконец, последний член будущего отряда…

Дачс с легким разочарованием разглядывал чуть вытянутое худое лицо миловидной женщины со впалыми щеками и короткой мужской прической. Неужели она тоже окажется чернокнижницей, убийцей или воровкой? Увы, он не ошибся.

– Белани, более известная как Птаха. Дочь того самого Логана. Мать Белани скончалась при родах от потери крови, так что Логану пришлось воспитывать дочурку в одиночестве – за исключением толпы головорезов вокруг, разумеется. Ну он и научил ее всему, что умеет.

К семнадцати годам Птаха стала одной из самых смертоносных наемных убийц. Вот только некоторые считали, что Логан уж слишком засиделся на своем месте и в один прекрасный день старик проснулся с кинжалом в сердце. Сказать, что Птаха была в ярости – не сказать ничего. За неполные сутки она вырезала всю преступную верхушку Нимлеры – не говоря уже о сошках помельче и продажных стражниках, попавшихся под горячую руку – а после ушла в тень. С тех пор о ней никто и никогда не слышал. До этого момента.

– И с чего вы решили, что все эти люди… и не только согласятся на нас работать? – спросил Лукаш, с презрением оглядывая лежавшие на столе рисунки. – Да и если так – вы всерьез считает, что шестеро оборванцев смогут помочь нам остановить лавину нечисти, прущую из проклятого города? Бред!

– Во-первых – уже согласились, – одними уголками губ улыбнулся Гессер. – Во-вторых – понимаю ваш пессимизм, но иглой латают дыры, а не заколачивают гвозди, если вы понимаете, о чем я. Предлагаю продолжить разговор в другом месте. Прошу.

Плетясь позади Гессера, который шел по ратуше с таким видом, словно бы она была его родовым поместьем, Дачс невольно подумал, а не постигла ли Адриана участь деда, который к концу жизни окончательно выжил из ума, подозревая всех и каждого – даже борзых на псарне – в заговоре против своей светлейшей персоны. Конечно, Адриан еще ни словом, ни делом не выказывал хоть малейшего признака безумия, однако и покойный ныне Сэппель когда-то был весьма благоразумен. Ну, по своим меркам. Во всяком случае до того момента, как повелел заковать в кандалы свою тень, обвинив ее в шпионаже на Брониш.

Вскоре Дачс, Лукаш и Гессер зашли в просторный зал, который, судя по размерам, служил для пиров, советов и прочих официальных церемоний. Обстановка вокруг была вполне неплоха – по меркам провинциального городка, разумеется. Свет уже не лился сквозь разноцветные стекла, так как свечерело, поэтому над головами горели бронзовые люстры, висевшие под сводчатым потолком, покрытым резьбой, стены же украшали картины в золоченых рамах, которые изображали как повседневные сюжеты – мужчин в дорогих одеждах, загоняющих кабана вместе с борзыми, рыбаков, бредущих на улов с сетями и удочками, юных девиц, отплясывающих в длинных юбках – так и деянья Божьи.

Вот Благодетель, скрывающийся под личиной нищего, одаривает золотом крестьянскую семью, что согласилась приютить случайного бродягу. Рядом – Карательница в шипастых доспехах изумрудного цвета обрушивает пылающий меч на уродливое рогатое чудовище с синей кожей, напоминающее помесь человека и жабы. Далее висело изображение Судьи, что беспристрастно взирал с высокой трибуны на толпящихся внизу людей, покорно ожидающих его решения: место рядом с небожителями, коль человек при жизни неусыпно соблюдал все правила Новой Веры, либо же вечные муки в темной бездне, где души грешников терзали на части демоны, упиваясь страданиями несчастных.

Чуть поодаль по правую руку стоял вытянутый овальный стол из красного дерева, за которым находились пятеро. Дачс никогда не видел шрау и поэтому, разумеется, сразу же зацепился взглядом за Архана, что сидел во главе стола, одетый в длинный почти до пят черный плащ, под которым был строгий камзол темно-серого цвета. Выглядел шрау точь-в-точь как на своем портрете, разве что голову его покрывала щетина темных волос. Закрывший глаза и скрестивший руки на груди, казался он спящим, однако отчего-то Дачс знал, что шрау внимательно следит за всем, что происходит вокруг.

По левую руку от Архана сидел грэлл, положивший ноги прямо на стол и попивающий что-то из большой кружки. Морду его пересекала свежая рана, деля левую щеку надвое, одет же он был на манер адринских модников: подвернутые по щиколотку кожаные штаны, высокие сапоги и расстегнутую рубаху, открывавшую мощную грудь, на которой болтались несколько амулетов – огромный клык, костяные бусы и ожерелье из деревянных разноцветных бусин. Похоже то был Спайк, бывший пират и гладиатор. Скользнув по Дачсу и Лукашу презрительным взглядом, Спайк вновь уткнулся в стакан, видимо посчитав вошедших не достойными его внимания.

Напротив Спайка восседал мужчина с аккуратной клиновидной бородкой и длинными кудрявыми волосами, что спускались до плеч. На нем был алый кафтан и такого же цвета шляпа, в которую было воткнуто ярко-зеленое перо. Морган – очевидно, что это был он – заметив взгляд Дачса склонил голову в знак приветствия и поднял перед собой изысканный фужер, а после хищно улыбнулся, завидев блестевшие на его пальцах перстни; тот же ответил коротким кивком и не медля спрятал руки в карманы. Так, на всякий случай.

В самом дальнем углу прямо на полу устроился хмурого вида незнакомец, чья кожа, включая бритую налысо макушку, покрывали многочисленные глубокие шрамы, что, переплетаясь, походили на какой-то дивный и жуткий узор. Неужто это тот самый Зверь? Конечно, завидев подобную рожу в темном переулке, Дачс поспешил бы поскорее перейти на другую сторону улицы, однако на кровожадное чудовище мужчина не походил. Во всяком случае, на первый взгляд.

Задумавшись на несколько мгновений, Дачс осторожно опустился на стул рядом с юношей в длинной мантии с широкими рукавами. Пальцы его покрывали чернильные пятна, кудрявые волосы цвета свежей коры торчали во все стороны, а худое лицо выражало предельную задумчивость.

Да, пускай Теодор и был демонологом, но он единственный из присутствующих – за исключением Лукаша, разумеется – не вызывал у Дачса желание тотчас кликнуть стражу и спрятать подальше свой кошель. Поймав взгляд Дачса, Тео даже выдавил слабую улыбку – а после вновь погрузился в раздумья.

И только спустя несколько минут, когда слуга принес Дачсу стакан с вином, он заметил, что тень у его соседа какая-то… неправильная. Точно живущая сама по себе. Да и почему у нее вытянутая морга и рога?.. Однако не успел Дачс как следует об этом поразмыслить, как Гессер хлопнул в ладоши и произнес:

– Что ж, господа, мы практически в сборе. Осталось лишь дождаться нашу последнюю гостью, которая, увы, немного… А вот и она!

Скрипнула дверь – и в залу вошла невысокая фигурка, кутающаяся в черный плащ.

А через несколько мгновений внутри начался настоящий хаос.

Глава 1

До Келлена Птаха добралась без приключений. Если только не считать таковым сломавшееся колесо, из-за чего пассажирам экипажа, в котором ехала Птаха, пришлось несколько часов провести по щиколотку в придорожной грязи, выжидая, покуда возница со своим помощником возятся над лопнувшим ободом.

Однако Птаха не чувствовала холода, хоть в ботфортах ее уже хлюпало, а добротные крепкие штаны, скорее всего, придется сушить у камина целую ночь. Но Птахе было плевать и на это, и на прочие неудобства. Все мысли ее занимала Эмили. Дочь, которую у нее отнял тот вероломный ублюдок…

При мысли об Алане Птаха невольно сжала кулаки, скрипнув перчатками. А ведь когда-то она любила его.

Доверяла ему.

Верила.

Он же взамен…

Птаха глубоко вдохнула, задержала дыхание на десять ударов сердца и медленно выдохнула, дабы унять разгорающуюся внутри нее злобу. Хватит. Необузданная дикая ярость Птахи в свое время доставила ей множество неприятностей. Быть может, не устрой она тогда кровавую баню в Нимлере, мстя за убитого отца, Эмили бы до сих пор была с ней. А ведь Алан предлагал Птахе просто уехать…

Глупо сожалеть о том, чего не исправишь. Забравшись обратно в повоз и поерзав на неудобной узкой скамье, Птаха накинула капюшон, привалилась головой к стенке экипажа и незаметно для самой себя задремала. Открыла глаза она уже около въезда в Келлен. Спрыгнув на землю, Птаха проскользнула сквозь ряды крестьян и торговцев, сунула сборщику податей несколько монет и направилась вдоль замызганной широкой улицы.

После городка, в котором она провела последние пять лет, Келлен казался просто огромным. Признаться, Птаха уже успела отвыкнуть и от галдящих школяров, шайками блуждающих по улицам в поисках приключений, подворовывая по мелочи тут и там у лавочников, и от вопящих пекарей, зазывающих попробовать их товар, и от уличных попрошаек, взывающих к милосердию проходящих мимо бюргеров, которые только брезгливо морщили нос и ускоряли шаг. Какой-то бродячий монах – пузатый дед в черной рясе, воняющий вином и салом – отчитывал богато одетую госпожу за ее слишком разнузданное платье; та же в ответ грозилась пожаловаться мужу-ратману, если святой брат не отстанет от нее и не пойдет своей дорогой.

Щегольски одетые мужчины – очевидно, дворяне – не спеша прохаживались под ручку со своими дамами, что хихикали в рукава, когда их кавалеры отпускали едкую шутку в сторону спящего прямо на дороге бродяги или какого-нибудь крестьянина, что, по их мнению, был одет словно огородное пугало. По другую же сторону улицы, у местной аптеки, над входом в которую висели едко-пахнущие пучки высохших трав, босоногая детвора самозабвенно резалась в какую-то только им понятную игру с веточками и камушками, иногда используя их для разрешения споров на счет того, кто ж все-таки выиграл очередной кон.

Толкаясь средь горожан, Птаха чувствовала себя меленькой песчинкой, которую нес куда-то вдаль людской поток. Наконец, вдоволь попетляв по кишкам Келлена, Птаха-таки смогла выспросить дорогу и вскоре вышла на главную площадь, где на лотках, в телегах или же просто на земле продавалось все, что стоило хотя бы осьмушку орена: снедь и выпивка, украшения, оружие, одежда всех мод и расцветок, живность, чучела и лекарства. Что уж говорить – гвалт в воздухе стоял такой, что у Птахи поначалу заложило уши.

Однако ее интересовали не покупки, а ратуша: грузное трехэтажное здание из серого камня, поддерживаемое толстыми колоннами и смотрящее ввысь остроконечными башнями, над одной из которых развевался фиолетовый флаг. Поднявшись по длинной лестнице, ведущей в пристройку сбоку, где и располагался главный вход, Птаха толкнула тяжелые двери и вошла в широкий коридор, освещаемый несколькими люстрами. Должно быть, ее ждали. Белобрысый парень в потрепанном полукафтане подскочил к Птахе не успела она снять капюшон, и, не задав ни единого вопроса, жестом пригласил ее следовать за собой.

Слуга привел Птаху к большим дверям и исчез, напоследок отвесив полупоклон. Он же положила ладони на рукояти Близняшек, осторожно ступила в большой зал и огляделась. Разговоры тут же смолкли, а взгляды присутствующих устремились к Птахе.

Первым ей в глаза бросился шрау. Птаха едва ли не присвистнула от удивления при виде синекожего гиганта. Она-то думала, что святоши очистили Адрин от бывших хозяев, перебив большую их часть, а оставшихся отправив на сульфитовые рудники. Похоже, кому-то все же удалось избежать столь печальной участи.

Рядом друг с другом сидели два напыщенных хлыща – один постарше и повыше, выправкой походивший на солдата, второй потолще и помоложе, смахивающий на канцелярскую крысу. Рядом с последним покачивался на стуле худой паренек, уставившийся куда-то в стену отстраненным взглядом. Юнец еще, скорее всего даже бриться не начал.

Чуть поодаль, сложив ногу на ногу, вальяжно развалился на стуле какой-то франт, который, поймав взгляд Птахи, подмигнул ей и отпил из бокала. Она в ответ лишь скривилась. Подобных прохвостов, думающих, что смазливой мордашки, не испещренной шрамами от оспы, достаточно для того, чтобы засадить свой болт любой встречной бабенке, Птаха на своем веку повидала немало.

Как правило, после второго выпитого стакана они решали, что можно начать распускать руки.