Байки старого фэндома

Александр Ливенцев

Б А Й К И С Т А Р О Г О Ф Э Н Д О М А

(невыдуманные истории о писателях и читателях)

Для оформления обложки использованы изображения со следующих интернет-ресурсов:

зеленая бутылка – http://u-f.ru/news/science/u24/2017/03/17/239165

космонавт – https://weheartit.com/entry/131142762

инопланетяне – http://m.ildotm.mypage.ru/vidi_bloggerov_1.html

овен – https://heaclub.ru/kak-vyglyadyat-znaki-zodiaka-i-sootvetstvuyushhie-sozvezdiya-na-nebe-foto-zvezdnaya-karta-znakov-zodiaka

рюмка водки – https://www.liveinternet.ru/users/5656638/post383394004/

перо – https://pngimage.net/quill-png-4/

космос – https://wallpaperstudio10.com/wallpaper-category-space.html

КРАТКИЙ ФАНТСЛОВАРЬ

Фантастика – область литературы о неизведанном, небывалом, сверхъестественном. Сказки, легенды, научная фантастика, фэнтези (сказочная героическая фантастика) и другие направления литературного творчества, повествующие о том, чего не бывает в реальной жизни.

КЛФ – клуб любителей фантастики, объединение по интересам.

Фэн – человек, который любит фантастику. Фэн может быть членом КЛФ или просто любить фантастику как свободная личность, не состоящая ни в каких государственных или общественных организациях.

Фэндом – сообщество фэнов, как организованное в различные объединения, так и включающее в себя свободную массу истинных любителей фантастики. Географических границ в пределах (и за пределами) Вселенной не имеет.

Кон (конвент) – организованная встреча (семинар, фестиваль) фэнов и писателей-фантастов. Как правило, с определённой программой, которая заранее доводится до сведения всех участников.

«Аэлита» – первый и самый массовый ежегодный Всесоюзный (Всероссийский) праздник (конвент) фантастики. Проводится с 1981 года в Свердловске (Екатеринбурге). Организован по инициативе журнала «Уральский следопыт» и лично зав. отделом фантастики этого издания Виталия Ивановича Бугрова.

«Новокон» – конвент в пос. Новомихайловский Туапсинского района Краснодарского края. Проходил с 1987 по 1993 год.

ВС КЛФ – Всесоюзный Совет клубов любителей фантастики.

«Молодая гвардия» – Издательство ЦК ВЛКСМ (Центральный Комитет Ленинского Коммунистического Союза Молодёжи), призванное издавать в том числе и фантастику. Почти узурпировало это право на территории СССР, особенно в плане издания молодых авторов.

ВТО МПФ (Всесоюзное Творческое Объединение Молодых Писателей Фантастов) – объединение молодых фантастов при издательстве «Молодая гвардия», многие из которых были не совсем молодыми и не всегда талантливыми.

ЧАСТО УПОМИНАЕМЫЕ ПЕРСОНАЖИ

Аркадий Натанович Стругацкий – в особом представлении не нуждается. Кроме писательской деятельности, был председателем ВС КЛФ.

Борис Завгородний – общепризнанный фэн № 1, самый знаменитый член советского (российского) фэндома. Председатель КЛФ «Ветер времени», г. Волгоград.

Михаил Якубовский – зам. председателя ВС КЛФ, председатель КЛФ «Притяжение», г. Ростов-на-Дону, организатор конвентов «Донкон».

Николай Блохин – писатель, член КЛФ «Притяжение», г. Ростов-на-Дону.

Владимир Гопман – один из ведущих литературных критиков в области фантастики, публицист и общественный деятель, активный член фэндома.

Александр Сидорович – председатель КЛФ «МИФ-ХХ», г. Ленинград (Санкт-Петербург), организатор конвентов «Интерпресскон», книгоиздатель.

От автора

СТАРАЯ ПЕСНЯ СТАРОГО ФЭНДОМА

Слова А. Лысенко и М. Якубовского, 1987 г.

Музыка братьев Покрасс, 1935 г. («По военной дороге шёл в борьбе и тревоге боевой восемнадцатый год…»)

От родимого дома,

От Амура и Дона

Мы сюда прилетели не зря.

Что там Ялта и Сочи – 

Нам понравилось очень

Собираться в Свердловске, друзья!

Нам в копеечку стало

Долететь до Урала,

Но несём мы с достоинством крест.

И готовы на воле

Ночевать в чистом поле,

Коль не хватит в гостинице мест.

Очень здорово снова

Побывать у Бугрова,

«Следопыту» поклон передать.

Пусть с годами желтеют

Наши фото в музее –

"Аэлита" всегда молода!

Председатели клубов,

Только медные трубы

Мы, пожалуй, ещё не прошли.

Наше дело простое – 

Через годы застоя

Мы фантастики клубы вели.

Нам грозят злые кары,

Нам громят семинары,

Но мы твёрдо стоим на своём –

Все мы разные люди,

Но фантастику любим

И в обиду свой клуб не даём.

Как песенка, читатель? Уже по тексту можно понять, каким был тот, старый фэндом. Сейчас он другой. Не хуже, не лучше, просто другой. Конвенты стали не столько тусовкой исповедующих праведные идеалы фантастики фэнов, сколько встречами писателей и издателей, а также профессиональных и полупрофессиональных читателей, которые очень хотят быть писателями и издателями. Масса народу собирается, нередко тысячи, вот в Польше, скажем, до 20 000. Очень полезные и нужные встречи, кто бы спорил…

Мы в своё время о полезности как-то не задумывались, да и «массой» читателей того времени, особенно собравшихся в КЛФ, назвать было трудно. Скорее единство многих индивидуальностей. Однажды запал в душу рассказ или роман, потрясла выдумка, увлёк сюжет – и всё, пропал казак! Фэн родился. Теперь будет добывать новые книги и начинать читать ещё на улице, натыкаясь на встречных. Потом захочет обсудить, одобрить или предать анафеме прочитанное. А то и поразмышлять с друзьями о судьбе человечества, Солнечной системы, или бери круче – нам и Вселенная по зубам! Мы узнавали единомышленников по одной фразе или цитате. Этого было достаточно для понимания, резонанса, унисона, нахождения на одной волне – называйте как хотите. Но и пепел многих произведений любимого жанра стучал в наши сердца. А в пепел тогда была превращена не одна сотня рукописей в угоду идеологии, конъюнктуре, литературной жвачке и серости. Это тоже объединяло.

КЛФ стали свободной территорией свободных людей и свободных мыслей. Это была своего рода фронда, вольный читательский отряд. Нет, на баррикадах мы не погибали, хотя как сказать. Многим и очень многим крепко досталось. Не могла власть спокойно терпеть островки незалитованных текстов и неутверждённых мнений. Давили и запрещали. Но не это главное. Главное – мы победили. Фантастика выиграла, оппортунисты и старорежимные деятели ушли в небытие. Лучшие остались. В веках, в книгах, в умах. Этот небольшой цикл рассказов о том, как мы любили фантастику. Как мы за неё в огонь и воду. Как сражались, смеялись, жили, любили, пели и пили. Как мы дружили. Как мы были молоды. Все истории – правда жизни. Прошло много лет, память странная штука. Иногда она что-то опускает, а иногда дорисовывает штрихи, которых не было, но очень бы хотелось. Так что если в чём будут неточности, прошу участников тех давних славных событий меня поправить. Бейте в хвост и в гриву, друзья фантастической юности – покаюсь, исправлюсь, напишу опровержение.

У старого фэндома был дежурный тост: «За неё!». За удачу, вернее, не только за удачу. Ну, конечно, «За фантастику!». Тост вспомнился не зря. Алкоголь, к счастью или к сожалению (кому как), был неизменной составляющей всех наших конвентов. Может, поэтому почти все истории такие весёлые. Но зелёный змий не главенствовал. Важнее всего была она – фантастика. Ну, за неё!

P.S. Михаилу Якубовскому огромная благодарность за помощь в работе над книгой. Одна голова хорошо, а две памяти лучше. Вернее, даже три. Память Николая Блохина тоже присутствует. Спасибо, друзья!

ПОД ДЕРЕВОМ РАЗВЕСИСТЫМ ЗАДУМЧИВ ОН ЛЕЖАЛ

Под широкими хвойными ветками, чуть сбоку от асфальтовой тропы, ведущей в гору к лагерю, где проживали участники «Новокона-92», сладко спал гордость питерского фэндома Саша Сидорович, в просторечье Сидор. Безмятежным было его чело, румяны ланиты, выдыхаемые алкогольные пары лёгкой туманностью таяли в свежем ночном воздухе. Судя по счастливой улыбке, Сидору снились хорошие сны. Возможно, эротические – он слегка постанывал. Может, даже с приятными извращениями – не просто голые бабы, а, к примеру, расстрел обнажённых редакторов ненавистной «Молодой гвардии». Эти губители отечественной фантастики в одном исподнем (или без оного) молили о пощаде, а командовал расстрельной командой он, Сидор, лично. Трудно представить себе что-то более приятное в те далёкие годы для любого деятеля фантастического движения. Может, и что другое снилось, утверждать трудно, но сон был крепким и сладким, как у заслуженного деревенского пожарника, давно покрывшего свой каменный дом железом. Хорошо Саша спал. Никого не трогал и даже не починял примус. Ну не дошёл от моря до верхнего лагеря «Альпинист», бывает. Одно название чего стоит, по трезвому не сразу поднимешься, а уж после литра выпитой… Впрочем, литр – весьма либеральная оценка.

Тропа к морю и ночью местом была достаточно оживлённым, пара сотен участников конвента спала урывками в любое совершенно непрогнозируемое время суток. Уже в первые минуты после приземления Сашу заметили бредущие кто вверх кто вниз товарищи-доброхоты. Нет, не взяли под белы ручки-ножки, не понесли в тёплую предпохмельную койку. Фэнов хлебом не корми, дай подискутировать. Упустить такой случай было никак невозможно. Через час вокруг несчастного (или счастливого?) Сидора собралось не менее полусотни фантастических особей с разной степенью разумности в зависимости от количества принятого. Почти благородное собрание разделилось на два яростно жестикулирующих лагеря. Одни призывали проявить милосердие и отнести товарища почивать в постель. Особо упирая на то, что многие «альпинисты» имели обыкновение отходить в сторону от тропы по вполне естественному поводу, а Саша в сумерках мало заметен и его могли оскорбить действием, пусть даже без злого умысла. Другие с не меньшим упорством доказывали, что он, Сидор, свободная личность и имеет полное право спать, где пожелает. Хочет под ёлкой? Пусть под ёлкой! И нарушить это священное право означает посягнуть на его, Сидора, демократическое волеизъявление. Свободный человек спит в свободной стране под свободной ёлкой. И не трогайте Сашку своими ложно-сердобольными лапами. Атмосфера накалялась. Веки Сидора недовольно затрепетали. В его сладостный сон врывалась посконная действительность. Вокруг шумели хвойные ветви и набирающий обороты диспут: «Под ёлкой – как можно…», «Пусть и под ёлкой, хрен с ним, тепло…», «А ты под ёлкой спал…», «Да я с детства под ёлками…», «Тебе под дубом надо, ёлки-палки» и прочая ёлочная словесная шелуха. И тут свершилось чудо. Нет, не было нечисти, поднимающей Сидору веки. Он, собственно, их и не поднимал. Тем более явственно, неожиданно и громоподобно прозвучал его потревоженный голос над беснующейся толпой. И изрек этот глас истину непреложную: «Какого …! Это туя!!!». И в рифму было это изречение. И вновь впал Саша в сладкое сонное небытие, утомлённый пророчеством. Потрясённая столь просветлённым обращением и познаниями в хвойных породах деревьев толпа замолкла. Продолжать дискуссию было бы святотатством. Лучше все равно не скажешь. Несколько гуманистов смотались в лагерь и, вернувшись, повесили на хвойные лапы импровизированную табличку: «Сидор под туей. Не беспокоить. Сталкерам и прочим сыкунам с тропы не сходить». С тех пор не раз приходилось слышать коронный аргумент фэнских споров по любому поводу: « Какого …! Это туя!». Жизнь все же частенько подкидывает экспромты, которые живут дольше цветистых перлов, рождённых в творческих муках.

SIC TRANSIT GLORIA MUNDI

Так проходит земная слава (лат.)

Шла Саша по шоссе и сосала сушку… Эта абстрактная и труднопроизносимая Саша всем известна. А вот если два Саши шли по шоссе и очень хотели пива – то уже легче. Легче в плане произношения, без пива в определённых случаях, особенно с утра, ещё тяжело. Да и шоссе не то чтобы магистральное, но дорога приличная, асфальтовая, ведущая вниз от лагеря «Альпинист» к морю, где на берегу находилась вожделенная пивная точка. Итак, шли мы с Сашей Силецким (он же Шушуня Майский) вниз по дороге, предвкушая приятную тяжесть полной кружки в руке и не менее приятные ощущения вкусовых рецепторов и всего организма в целом.

На полпути к счастью догнали двух спотыкающихся на каблучках дам – скорее всего, маму с дочкой. Несчастные тоже спешили вниз – судя по чемоданам, к автобусной остановке. Всё когда-нибудь заканчивается, морской отдых тоже. Как с чемоданов начинается, так ими и заканчивается. Во всяком случае, у женщин точно, мужик может поехать на море с плавками в кармане и бутылкой в руке. Почему несчастные? Нет, не потому, что отдых закончился, хотя тоже приятного мало. Чемоданы были ещё те. Советская промышленность в конце 80-х уже освоила гигантоманию в чемоданном деле – на любой вкус и размер. Но колесики для ближайшего обозримого будущего тогда ещё оставались фантастикой. Два джентльмена не могли пройти мимо – поднатужившись, мы галантно подхватили тяжкую ношу и поволокли вниз. Про себя чертыхнувшись – не нужно объяснять, какого веса могут быть женские чемоданы для полноценного морского отдыха. Однако Саши парни были не хилые – один под центнер, другой поболее. Ну и никак нельзя ударить в грязь лицом и силушкой молодецкой даже в похмельное утро. Не подумайте плохого, вполне мы были культурны, умыты и причёсаны. Горели не только трубы, но и глаза. Разве что дышать старались в сторону, дамы вряд ли могли оценить всю прелесть утреннего коктейля из зубной пасты «Поморин» и местной виноградной водки.

Саши неплохо справились, тряхнув молодостью и желанием быстрее дойти до цели. Поставив чемоданчики на остановку, вежливо попрощались с попутчицами. И надо же мне было напоследок сообщить, кивнув на Шушуню:

– И обязательно расскажите дома, девушки, что чемоданы вам помогал нести сам писатель Силецкий!

Мама ещё ничего. Вежливо улыбнулась, чуть кивнула. Силецкий и Силецкий. Приятно, конечно, когда писатели тебе чемоданы носят. Хотя, конечно, лучше бы артисты, Тихонов или на худой конец Броневой, читалось в выразительном мамином взгляде. Но что стало с дочкой, приятной почти во всех отношениях девицей лет двадцати!

– Ой, ай… не может быть… Что вы, правда? Я думала, вы старше… (Шушуня зарделся и втянул щёки и живот). Вы даже не представляете, как я зачитываюсь вашими произведениями. Мама, дай ручку, не откажите автограф…

Саша, конечно, печатался еще с 60-х, но к такому мгновенному преклонению на улице не привык. С удовольствием что-то черкнул на каком-то листочке, обещал и дальше радовать читателей, куда-то приглашал преданную поклонницу: мол, будете у нас на семинаре в Малеевке, милости просим…

Уже, раскланявшись, уходили. Почти повернулись на 180 градусов. Кой чёрт дёрнул девицу бросить вслед:

– Да, чуть не забыла – больше всего у вас мне нравится «Трудно быть богом»! Пожалуйста, напишите продолжение!

Саша принял удар стоически. Что-то хотел сказать, но поперхнулся. Трубы-то не железные. Нервы тоже. Я быстро подхватил его под белы ручки, сообщил, что всенепременно напишет и постарается учесть все пожелания. Саша утвердительно мычал и даже помахал дамам на прощание, уже прослезившись от подступающего хохотунчика. Которому мы дали полную волю (трубы, першит!), только добравшись до живительной влаги. Набегающая на берег морская пена приятно гармонировала с пеной, стекающей с полных кружек.

– Sic transit gloria mundi, – отсмеявшись и задумчиво вглядываясь в бескрайний горизонт, сказал писатель Силецкий.

– Ita vero (ага), – поддакнул я, отдавая дань второй кружке. – In pivo veritas…

Вот скажите, Силецкий или Стругацкий, так ли уж важно в данном случае? И девушка счастлива. Пиво было холодным и вкусным. Это главное.

ВРАЧ ШИРОКОГО ПРОФИЛЯ

Москва, лето 1980-го. Александр Силецкий закончил рассказ, поставил жирную точку. Подписался любимым псевдонимом Шушуня Майский. С удовольствием крутанул вал пишущей машинки, вытащил последний лист. Это дело надо отметить. Ну и закусь нужна соответствующая. В сладостном предвкушении скорого распития спиртных напитков, весело напевая, сварил борщ. Пахучий, наваристый, с мясной косточкой. Очистил чеснок и крепко натёр им крупный ломоть бородинского. Стол накрыл в комнате, рюмочку поставил, бутылку взял из холодильника. Аж запотела, родимая. Огурчики-помидорчики на блюдечке с каёмочкой лучком, слезу источающим, пересыпаны. Приготовил подставку под горячую кастрюлю, желая водрузить главное блюдо в центр праздничного стола. Побежал на кухню и, вцепившись в ручки пятилитровой ёмкости, поволок свежесваренный борщец к месту торжества. Почему так много сварил? Глупый вопрос. А вы борщ на раз, что ли, варите? Почему тарелочку не налил и не понёс культурно в трапезную? Тоже голому ежу понятно – к чему постоянно бегать на кухню? После третьей, пятой и седьмой, дальше как получится. На этом счастливое повествование заканчивается, уступая место трагическим событиям. Увы, такова жизнь, в один миг всё может кардинально измениться.

Что заставило Сашу поскользнуться, он не помнит, очень спешил. Пока не остыло. Помнит только первый шок от жгучей боли в нижней половине могучего тела и взлетающий из кастрюли половник, который весьма ощутимо приземлился на костяшку левой ступни. Нетрудно представить, каков ожог от пяти литров опрокинутого на себя практически кипящего борща. Вернее, тем, кто не испытывал, представить трудно. Учтите, что лето на дворе, тепло. В трусах ваял нетленку и варил борщ писатель Силецкий. Хорошо ещё, в широких семейных труселях, стрингов тогда в помине не было. Всё равно коротка кольчужка… Саша взвыл и кинулся в ванную под холодный душ. Стало чуть легче, и он решился на отважную вылазку за телефоном. Слава богу, тот был на длинном шнуре, до ванной хватило. Под струями холодного водопада вызвал скорую. Скорая приехала минут через сорок. Шипя от боли, страдалец в костюме Адама быстро открыл дверь и на бегу пригласил спасителя в белом халате в ванную, благо тот оказался мужиком.

– Что делать, доктор? Помогите! – вопил несчастный.

– А хрен его знает, что делать, – задумчиво молвил эскулап. – Я гинеколог. Все на Олимпиаде.

Саша и до этого крепкого словца не чурался. А тут целитель женских недугов впервые познал всю многогранность великого и могучего русского матерного. Ну а чем доктор-то виноват? Здраво рассуждая, на Олимпиаде ему действительно делать нечего, в отличие от травматологов и прочих хирургов-терапевтов. Жертве борща, впрочем, от этого было не легче. Вколов лошадиную дозу обезболивающего, облачённого в свободный халат на голое тело пациента отвезли в больницу, где оставшиеся на страже коновалы обмазали Шушуню Майского целебным составом и заботливо укутали мягкими бинтами.

Помните слезу улетающего ввысь олимпийского мишки? Теперь она чуть ли не символ московской Олимпиады-80. А у кого-то другие ассоциации, не менее слёзные.

– Это было на Олимпиаде, когда ко мне приехал гинеколог, – говорит с тех пор Саша за рюмочкой, завлекательно начиная рассказ об этой казусной истории.

Уважаемое руководство здравоохранения, а может, даёшь гинекологов на Олимпиаду и другие менее великие спортивные события? Заодно и акушеров. Вдруг рекорды легче родятся под бдительным присмотром специалистов…

НА ДЕРЕВНЮ БОРИСУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ

«На деревню дедушке Константину Макарычу» – кто не знает этого классического символа безадресности. Но как бы удивился Чехов, узнав, что и не такое возможно. В достославные советские годы некоторые письма из-за бугра, адресованные фэну № 1 Боре Завгороднему из Волгограда, приходили с контактными данными, в сравнении с которыми деревня Ваньки Жукова покажется образцом географической точности. «СССР. Борису Александровичу». Всё. Больше никакой конкретики. И ведь доходили послания! Вскрытые КГБ, проверенные на предмет идеологической диверсии, с помарками и купюрами (не денежными, цензурными), но доходили! Так что если Константин Макарыч числился в жандармском управлении неблагонадёжным по политической части, вполне могло и Ваньки Жукова письмецо дойти. Такие вот почтовые коллизии, Антон Павлович…

БАНТИК

Гопман шёл по коридору. Пожалуйста, никаких ассоциаций. Просто совпадение со знаменитой фразой из гениального сериала. И не менее гениальный литературный критик Владимир Львович Гопман шествовал по коридору ничем не хуже Штирлица. И коридоры свердловской гостиницы «Большой Урал» (ей довелось принимать не одну «Аэлиту») были тоже ничем не хуже коридора, по которому Штирлиц шел к Мюллеру. К кому именно шёл в этот момент Владимир Львович, история умалчивает, но точно не к Мюллеру. Фантаста или активного члена фэндома с такой фамилией на «Аэлите» не было. Может, к друзьям Володя шёл или в кабак – неведомо. С товарищем вместе шёл, так что эта история имеет вполне достоверные свидетельские показания.

Времечко было не особо раннее – близилась полночь. Хотя для фантастического конвента самое начало рабочего дня, простите, рабочей ночи. И появление в коридоре шикарного розового банта, гораздо большего, чем голова его обладательницы, Владимира Львовича насторожило. Бант появился вроде как ниоткуда и топал впереди. Владелице банта было от силы лет 9-10, не более. И куда шла девочка, также осталось неизвестным, но явно тоже не к Мюллеру. Может, в родительский номер шла с какой-то поздней репетиции торжественного детского праздника. Гордо шла. Независимо. Гопман не выдержал.

– Девочка, куда это ты так поздно? И откуда у тебя такой большой красивый бант?

Худенький Владимир Львович не особо был похож на волка из «Красной шапочки», хотя текст примерно соответствовал. И надо знать Гопмана, его саркастические интонации. Тоже далеко не волчий рык. На девочку, впрочем, сладкая ехидная велеречивость никак не подействовала, шаг не замедлился, бант к Володе передом, к концу коридора задом не повернулся. Обманутый в лучших намерениях Гопман занервничал. Заботливость ведь проявил – маленькая девочка, поздний час, полутёмная гостиница… Бантик похвалил на радость ребенку. Ребенок, однако, радости никак не показывал и продолжал молча шагать в избранном направлении. Надо сказать, что Владимир Львович в силу преподавательской деятельности больше привык общаться со студентами. А тут по неопытности в педагогической работе с детьми младшего школьного возраста засуетился мелким бесом. Игнорируют ведь кандидата филологических наук, не вступают в конструктивный диалог.

– Девочка, а девочка! Ты куда так поздно идёшь? Где родители? Почему старшим не отвечаешь? И сообщи нам, в конце концов, откуда у тебя такой красивый бант? Ну очень шикарный у тебя, девочка, бантик…

Возможно, очередная похвала бантику казалась ему удачным приёмом. Девочке, впрочем, так не показалось. И при повторной грозно-сюсюкающей тираде она, не поворачиваясь, выдала. Выдала, надо сказать, весьма коротко и предельно ясно. Звонкий детский голос отразился от мощных гостиничных стен и эхом растаял в глубине коридора.

– Дядя! А не пошёл бы ты …!

Адрес был тот самый, наиболее известный, незамысловатый. Девочка спокойно скрылась за поворотом. Больше никогда Вова её не видел. Он не догонял, не пытался оправдаться, спросить: «За что? Как ты могла, дитя?!!». Тем более не пытался ответить. Застыл. Окаменел. Чисто памятник Детскому фонду. Изваяние с обиженно подрагивающими поникшими усиками. Этот вроде рядовой случай не стоил бы даже упоминания – ну послали и послали, кого только в России туда не посылали. Нет такого человека, особенно в среде творческой интеллигенции. Но, знаете, контраст возраста и ненормативной лексики, обстановка… И бантик! Бантик! Этот огромный бант никак не вязался с таким финалом. Может, девочка просто была грубой. А может, она поступила как учили, приняв заигрывавшего дядю за педофила. Хотя вряд ли ее учили именно такому способу отшить нехорошего дядю. Способ, однако, действенный. Просьба не воспринимать как инструкцию для юного поколения. Которое, правда, сегодня ещё не то выдать может.

Большое впечатление это произвело на Гопмана. Тем вечером он даже рюмочку поднимал как-то испуганно и шутить не пытался, что на него совсем не похоже. Стресс ещё тот. С тех пор Владимир Львович не любил бантов. Особенно больших розовых. Да и маленькие бантики других цветов тоже не очень уважал. Была причина. Студентки, впрочем, быстро это дело раскусили. Даже поясок бантиком не завязывали на экзаменах. Такая вот история с обычным женским аксессуаром…