Ты мой худший вариант

У меня перед глазами темнеет. Что он себе позволяет?!

– Я не буду такое делать! – яростно шиплю я. – Я не скажу такое! Никогда!

– Сразу видно – хорошая девочка, мамина радость, – издевательски шепчет Громов, наклоняясь ко мне так близко, что я чувствую жар его дыхания и терпкий древесный запах одеколона. – Заменим на слово «дурак»? Так согласна играть?

– Нет!

– Выиграешь – будешь свободна от меня. Обещаю.

Я закусываю губу. Это заманчивое предложение. Ужасно заманчивое. Я ведь и так уже опозорилась – дальше некуда. Надо просто дойти сейчас до конца и избавиться от присутствия Громова в своей жизни раз и навсегда.

– Обещаешь? – с сомнением спрашиваю я.

– Клянусь.

И что-то в выражении зеленых глаз заставляет поверить ему.

Я неловко киваю и тихо, одними губами шепчу:

– Дурак.

Смотрю при этом на Громова, чтобы он не сомневался, кого я имею в виду.

– Дурак, – отзывается он чуть громче.

У меня сильно колотится сердце, ладони становятся влажными, и я торопливо вытираю их об юбку. Мы отвратительно себя ведем, так нельзя! Но почему меня так манит вызов, который горит в его взгляде? Почему мне так страшно и сладко одновременно?

Это неправда, что у дьявола красные глаза. У дьявола глаза – зеленые. С карими прожилками, черными дырами зрачков и бессовестно длинными и пушистыми ресницами.

– Дурак!

Меня уже слышат студенты на соседних партах и недоуменно оборачиваются в нашу сторону. Громов ухмыляется и шепчет мне "умница".

– Дурак! – говорит он затем еще громче. Уже почти в полный голос.

Преподаватель нас пока не слышит, он увлеченно пишет что-то на доске, параллельно рассуждая о том, какая формула тут подойдет лучше всего.

– Дурак! – я повышаю голос, как могу, но он все равно предательски дрожит.

А взгляд все не отрывается от Громова и одобрительной усмешки на его лице.

Спина преподавателя напрягается, и он перестает писать.

Вокруг становится шумно, все начинают шептаться.

– Это что? Пранк?

– Зак, ты че? Поспорил?

– Слышь, это же дочка завучихи…

Громов тоже смотрит мне в глаза, медлит, и на мгновение я ощущаю триумф. Кажется, в победила! Он побоится сказать громче, особенно когда идет занятие, и его недавно отводили к директору, и…

– Дурак!!! – громко, очень громко орет он.

Вот теперь лекция точно прерывается, потому что преподаватель разворачивается и смотрит на нас с яростью. На нас – на меня и на Громова.

Мне ужасно стыдно, я злюсь, что проиграла, злюсь, что вообще позволила себя во все это втянуть, боюсь, что сейчас могут вызвать мою маму…И поэтому…Поэтому я решаюсь на мелкую месть, заодно надеясь, что это переключит внимание преподавателя.

Я встаю и четко говорю:

– Я прошу прощения, но студент Громов только что уверял меня, что все, что вы рассказываете, он уже знает. И что только дурак не решит этой задачи. Разрешите ему продемонстрировать это?

Глава 5. Когда я опять рискую

Тонкие губы преподавателя внезапно кривятся в неприятной усмешке.

– Что ж, я всегда готов дать шанс студентам продемонстрировать свои знания, – тянет он зловеще. – Прошу вас к доске, Громов. Считайте, что экзамен начнётся для вас прямо сейчас. Без права пересдачи.

Черт, кажется, это было не самой лучшей идеей.

Я не ожидала, что преподаватель решит именно сейчас отыграться на Громове за все: и за сорванную лекцию, и за опоздания, и за хамство.

Ну почему я вечно все порчу?!

Я на сто процентов уверена, что Зак откажется выходить к доске, и уже лихорадочно думаю, как бы получше разрешить эту ситуацию и стоит ли опять приплетать сюда маму, как он вдруг резко поднимается и идет по проходу между партами.

Судя по ошарашенному лицу препода, он тоже не ожидал такого развития событий.

И поэтому тупо смотрит на Громова, когда тот протягивает к нему руку.

– Что?

– Маркер дайте, блин, – неприязненно бросает он. – Чем я, по-вашему, должен по доске корябать? Членом?

Преподаватель краснеет неровными пятнами, молча пихает ему в ладонь маркер и отходит в сторону, скрещивая руки на груди.

– Посмотрим, как вы это решите, – зловеще говорит он. – Это вообще-то новая тема!

– Смотря для кого, – ухмыляется Громов. – Я тут, блядь, не первый год.

И начинает со скучающим видом строчить на доске решение.

Судя по перекосившемуся лицу препода – правильное.

Он молча следит за рукой Громова, а едва тот дописывает, тут же начинает забрасывать его вопросами, в которых мелькают такие ужасные слова, как «параметрические методы», «многофакторный анализ» и «независимые выкладки». Я слабо понимаю, о чем речь, потому что предмет мне совсем не знаком, но, кажется, это что-то среднее между математикой и экономикой.

Но удивляет не это. А то, что Громов, не моргнув глазом, отвечает на все эти вопросы. Причем очень хамским тоном и с презрительной усмешкой на красивом лице.

– Достаточно, – наконец выдыхает преподаватель, сверкая разъяренными глазами из-под очков и нервно ероша свою прилизанную челку. – Я… я ставлю вам автомат, Громов. К сожалению, заслуженный, так что вы можете больше не ходить на мои занятия.

– Думаете, я собирался? – приподнимает он бровь и демонстративно зевает. – Тут скучно пиздец, мухи дохнут. В прошлом году как-то поприкольнее этот курс читали, а вы гоните голую теорию и все. Какой это, блядь, прикладной анализ данных, если тут нет нихера прикладного?

У молодого препода краснеют уши, и, кажется, если бы он мог, он бы Громова ударил.

Но я почему-то думаю не об этом, а о том, что загадочный ПАД, оказывается, расшифровывался как «прикладной анализ данных». А еще думаю о том, что Громов прекрасно об этом знал. И название предмета, и сам…предмет…

Не обращая больше внимания на преподавателя, Громов поворачивается ко мне и смотрит так, что у меня мороз идет по коже. В этом взгляде и плохо скрываемое торжество, и обещание расплаты, и еще что-то темное, жуткое, до мурашек.

Сейчас я понимаю как никогда, почему именно он стал прототипом моего героя-мага: Громов не просто красив, он буквально излучает природный магнетизм, силу и власть, и это неизбежно притягивает, хоть и пугает до ужаса.

– Лекция окончена, все свободны, – с ненавистью бросает преподаватель, хватает свои бумаги и первый выскакивает из аудитории.

Остальные студенты лениво собирают вещи, о чем-то разговаривая, но я их практически не замечаю, потому что Громов подходит еще ближе и усаживается на край парты.

Называется, отделалась от него…

Только еще сильнее влипла.

– Значит, проиграла и решила меня подставить, кукла? – насмешливо интересуется он. – Обидно, что не вышло, правда?

Я не решаюсь поднять на него взгляд. Вижу только по-мужски широкую ладонь, которой он упирается в парту, и смуглое, увитое венами предплечье.

– И что теперь? – тихонько спрашиваю я.

– Штраф, – по голосу слышно, что Громов ухмыляется. – А ты как думала? Отрабатывать будешь свои косяки, Люда.

– Мне ужасно не нравится имя «Люда», – вздыхаю я. – Может, вернёмся к Лоле? Или как ты меня называл в прошлый раз?

Громов хохочет – неожиданно громко, открыто и искренне, а потом вдруг цепляет меня пальцами за подбородок, заставляя поднять голову и посмотреть на него.

– Сегодня в семь за тобой заеду, – говорит он.

– Зачем? – у меня сердце сейчас, наверное, из груди выскочит.

Он слишком близко, он касается моей кожи своими сильными горячими пальцами, и это переворачивает все внутри меня с ног на голову.

– В клуб со мной поедешь, – лениво роняет Громов и убирает руку с моего лица.

– К-какой?

– Шахматный.

– Правда?!

– Блядь, ну нет, конечно.

– А в какой? – глупо спрашиваю я.

– В ночной.

– Нет! – я в панике хватаю его за руку. – Пожалуйста, нет, меня не отпустят! Давай я лучше еще с тобой на пару пойду!

– Милое предложение, жаль, что я сегодня больше не планирую учиться, – скалит зубы Громов. – Есть дела поинтереснее. Так что в семь стой у подъезда, заберу тебя.

– Но я не могу!

– Можешь, – в его взгляде приказ и жесткая категоричность, которую он смягчает обаятельной улыбкой. – Давай, кукла, потусишь со мной еще разок, и отпущу тебя.

Мой мозг работает на полную мощность, лихорадочно перебирая и отбрасывая варианты. Как отпроситься у мамы в ночной клуб, если это невозможно? Как уехать из дома незамеченной, если это невозможно?

– Из колледжа, – непослушными губами произношу я, но мой голос звучит твердо.

– Что? – непонимающе хмурится он.

– Заберешь меня в семь из колледжа. Не из дома.

– Почему?

– Потому что у меня тоже есть дела.

Мама закончит работу в пять и уедет домой. Я скажу ей, что надо готовиться к курсовой и останусь в библиотеке, а потом совру, что Аня позвала нас с Таней к себе в гости. За город. И что потом меня на такси привезут домой. Так на самом деле уже было пару раз, поэтому мама мне скорее всего поверит. Я ведь никогда не врала ей. Раньше.

– А ты не планируешь переодеться перед клубом?

– Нет.

– Поедешь вот в этом? – он со снисходительной усмешкой смотрит на мой бесформенный темно-синий пиджак, и я непроизвольно краснею и нервно вцепляюсь в край юбки, которая по виду ничуть не лучше пиджака.

– Да! – с вызовом отвечаю я. – В этом! А что?

Его красиво очерченные губы расплываются в улыбке.

– Ничего. Так даже забавнее будет. До вечера, Лина.

И, не дожидаясь моего ответа, он разворачивается и идет к двери.

– До вечера, Гробов, – мстительно бормочу я себе под нос, но только тогда, когда его широкая спина исчезает из поля зрения.

Кажется, я на сегодня и так достаточно нарвалась, не стоит рисковать еще больше.

***

– Что за странная идея? – голос мамы звучит недовольно. – Завтра рабочий день, а вы вдруг собраться решили. Нет, я понимаю, что Аня не учится и не работает, но она могла хотя бы про вас подумать…

– Мам! – жалобно прошу я. – На выходные у девочек другие планы, а я ведь правда редко куда-то хожу…

– Редко, не поспоришь, – мама вздыхает как-то виновато. – Хорошо. Но допоздна не засиживаться, Лия! Поняла? Написать мне, как приедешь, написать, когда поедешь. Обратно на такси. Или тебя водитель Анин привезет?

– На такси, – поспешно говорю я. – Спасибо, мам! Все, пока!

– Хорошо проведите время, – напутствует она.

Я кисло улыбаюсь и кладу трубку.

Боюсь, слово «хорошо» к сегодняшнему вечеру подходит мало. Зачем Громов меня тащит с собой? Снова придумает какую-то идиотскую игру, чтобы надо мной посмеяться?

Лучше не думать. Так будет легче.

Без десяти семь я выхожу на крыльцо колледжа, а через несколько минут туда подъезжает вип-такси, и из него выходит Громов. Вот он явно заехал домой переодеться, потому что теперь на нем вместо привычной кожаной куртки синий с белым спортивный бомбер, на ногах светлые джинсы и белые кроссовки, а волосы по-модному взъерошены. Он выглядит расслабленнее, чем в колледже, и ему это все просто возмутительно идет.

Я теперь рядом с ним выгляжу еще хуже, и радости мне это не добавляет.

– Привет, кукла, – широко ухмыляется Громов, распахивая перед мной дверцу дорогой машины. – Готова повеселиться?

– Готова выполнить нашу договоренность, – упрямо отвечаю я. – До скольки я там должна быть?

– Пока мне не надоест, – лениво отвечает он с переднего сиденья, и это не тот ответ, который мне хочется услышать.

Мне нельзя задерживаться, иначе мама узнает, где я.

И тогда будет катастрофа.

Я обещаю себе, что буду очень скучной и постараюсь надоесть Громову еще до того, как мы приедем в клуб.

Вывеска «Брусника» сияет неоновым светом, и поэтому ее хорошо заметно на старинном здании в центре города. Я слышала про этот клуб, он даже среди наших студентов считается очень престижным. Во многом потому, что вход туда разрешен только по клубным картам и только с двадцати одного года, а значит, раньше четвертого курса попасть в «Бруснику» просто нельзя.

– Меня не пустят, – с плохо скрываемым облегчением говорю я. – Мне девятнадцать.

– Поспорим? – спрашивает он, поворачивая ко мне голову. Отблеск фонарей падает на крошечного дракона в правом ухе, и тот вспыхивает серебряными искрами.

Я молчу.

Хорошо, что не стала спорить, потому что стоит Громову показать черную с золотым тиснением карту, как его и меня пропускают без всяких разговоров. Кажется, он сюда ходит на каких-то особых условиях.

Здесь три этажа, на каждом свой бар, своя музыка и свои… фишки, которые Громов лениво перечисляет, пока мы поднимаемся по лестнице.

– На первом после полуночи бои можно посмотреть, видишь в углу ринг? Все официально, со ставками. На втором тусят любители таблеточек и всяких стимуляторов, зато и диджеи здесь всегда самые прикольные.

Я вздрагиваю.

Нет, мама никогда в жизни не должна узнать, где я сегодня была. Ни за что на свете.

– А на третьем? – с волнением спрашиваю я, потому что мы идем именно туда.

– Стриптиз, эротические шоу и вип-зоны, – скучающим голосом говорит Громов. – Наша вот здесь.

Зоной он называет столик с несколькими диванами, огороженный от остального пространства невысокой прозрачной стеной. Там пока никого нет. На маленьких площадках, предназначенных, видимо, для выступлений, тоже пока пусто, только металлические шесты блестят в лучах софитов, намекая на то, какого рода тут проходят танцы.

Я сажусь на край диванчика, чопорно одергиваю юбку, и складываю руки перед собой, как прилежная ученица. Громов же расслабленно разваливается рядом со мной, несмотря на то что свободных мест еще куча, и двигает ко мне меню в толстой кожаной папке.

– Выбирай, что хочешь.

– Я не буду ничего.

Он поднимает на меня опасный взгляд.

– Выбирай, что хочешь, кукла, или я сам сделаю заказ и тебе придется это съесть. Нравятся улитки в соусе?

Меня передергивает, и под смех Громова я быстро заказываю себе самое простое, что нашла в меню – гриль-стейк из цыпленка и мини-картофель.

– Что желаете из напитков? – услужливо интересуется официант в брусничного цвета смокинге.

– Просто воду, – неловко говорю я.

– Воду и бокал просекко, – поправляет меня Громов. – А мне виски.

– Вам Макалан, как обычно, или, может быть, хотите Гленморандж?

Голос официанта неуловимо меняется, когда он обращается к Громову, становясь буквально шелковым.

– Макалан.

– Конечно.

Он с достоинством кивает и уходит за напитками, которые оказываются у нас на столе почти моментально. Еду мне тоже приносят достаточно быстро, и под насмешливым взглядом Громова мне приходится не только съесть все, что было в тарелке, но и сделать несколько глотков из бокала.

Я еще никогда не пробовала алкоголь и жду какого-то острого противного вкуса, но просекко пахнет фруктами и почему-то сеном и вспыхивает на языке приятными пузырьками. Это неплохо. И вообще все довольно неплохо: мы тут вдвоем, Громов ведет себя спокойно, даже шуточек не отпускает, у меня по телу растекается приятное чувство сытости и расслабленности, и я даже позволяю себе подумать, что вечер и правда может пройти хорошо.

Но именно в этот момент до нас доносится волна шума: по лестнице поднимается галдящая компания человек из шести. Шикарные девчонки, надменные парни, они переговариваются, хохочут и направляются…

«Нет, только не к нам!» – мысленно бормочу я.

Но пора уже привыкнуть к тому, что высшие силы меня игнорируют, потому что подходит эта компания именно к нам.

– Зак!

– Здорово!

– Привет, зай. Шикарно выглядишь!

– Ты рано!

– Уже заказал бухло?

И только тут эта компания вдруг замечает меня и замолкает. Вид у них у всех такой, будто они в коровью лепешку наступили. Я слышу сдавленные смешки, вижу презрительные удивленные взгляды, которыми они ведут, будто липкими руками, по моим собранным в пучок волосам, по моему лицу без косметики, моему бесформенному пиджаку…Это ужасно. Это унизительно.

Громов меня для этого позвал? Чтобы они все надо мной посмеялись?

– Зак, а это кто вообще? – спрашивает с кривящейся мордочкой какая-то миниатюрная брюнеточка.

– Мой телохранитель, – не моргнув глазом, отвечает Громов. – Элитный, как вы понимаете. Экстра-класса. Отец других на работу не берет. Садитесь, чего застыли.

Глава 6. Когда я вступаю в игру

Тишина воцаряется такая плотная, что ее можно резать ломтями и продавать. Например, в школы. Уверена, спрос был бы огромный.

Господи, да что за ерунда лезет мне в голову?

И что за ерунду несет Громов?! Он совсем крышей поехал? Хочет еще сильнее надо мной поиздеваться? Мало ему того, что я тут выгляжу абсолютной уродкой по сравнению со всеми и что даже у уборщицы этого клуба, которая протирает пол возле сцены, вид лучше, чем у меня?

Но внезапно компания Громова, вместо того, чтобы заржать, осторожно переглядывается, и та самая брюнетка, которая только что кривила личико, вдруг робко делает шаг вперед и неуверенно говорит:

– Здрасьте. А нам сесть можно или ты нас сначала досмотреть должна? Мы если что через металлоискатель проходили.

До меня только через секунду доходит, что это она меня спрашивает. Не Громова. Меня!

– Можно, садитесь, – ляпаю я.

И ловлю краем глаза его искрящийся смехом взгляд, при том, что лицо у Громова абсолютно серьезное. Но глаза! Они же выдают его с потрохами! Неужели этого никто, кроме меня, не замечает?

Ребята быстро рассаживаются, заполняют все свободные места, и я оказываюсь с одного бока притиснута к твердому бедру Громова, а с другой на меня дышит приторными духами и мятной жвачкой рыжая кудрявая девушка.

Она же с любопытством поворачивает ко мне голову и спрашивает:

– А как тебя зовут?

– Лара, – отвечает за меня Громов.

– Лия, – на автомате поправляю я.

– У нее много имен, – поясняет Громов таким скучным и обыденным голосом, что его почти невозможно заподозрить во лжи. – Конспирация.

– А я Мари, – рыжая аж подпрыгивает от любопытства. – А пиджак – это у тебя специальная форма такая?

– Это чтобы удобнее было оружие прятать, – объясняет Громов небрежно.

Несколько девушек за столом ойкают, а парни обращают на меня заинтересованные взгляды.

– И че, типа все прям так серьезно, что пушку надо таскать, да? – тянет один из них, с кольцом пирсинга в носу и ярко-зеленым ежиком волос.

– Да, – осторожно отвечаю я.

– А какая модель?

Громов хмурится и уже открывает рот, чтобы меня спасти, но я его опережаю.

– Glock, – небрежно говорю я, хотя у самой колотится сердце. – Семнадцатый.

От парней раздается уважительное «уууу».

– А можно посмотреть ствол? – спрашивает какой-то белобрысый раскачанный лось.

– Вон у Бори его ствол посмотри, – вдруг рявкает Громов. – И свой ему можешь заодно показать, если так интересно. А от моего телохранителя отвянь.

– Э, Зак! Да ты чё бесишься, я ж просто спросил, – успокаивающе гудит лось. – А с какого вдруг твой отец нанял ее? Проблемы?

– Конкуренты, угрозы, – туманно отвечает уже успокоившийся Громов и внезапно пристраивает свою ладонь мне за спину. Незаметно для остальных. – Решили перестраховаться.

– А не слишком ли она мелкая для телохранителя, Зак? – высокомерно спрашивает молчавшая до этого красотка с глубоким декольте и медным каре. – Выглядит, как школьница.

– Алис, ты бы не лезла туда, в чем не разбираешься, – ухмыляется он. – Лика закончила женскую академию на военной базе под Саратовом. А туда набирают с семи лет.

Пока Громов врет свои друзьям и не краснеет, его ладонь внезапно начинает гладить меня по спине, но жест получается не провокационный, а наоборот, успокаивающий. Он как будто предлагает мне не бояться, а включиться в его игру.

И я почему-то вдруг решаюсь. Возможно, всему виной просекко, которое все еще туманит голову, возможно, щекочущий кончики пальцев адреналин… А возможно, ладонь Громова, от которой растекается тепло между лопатками.

Но я вдруг педантично поправляю его:

– База у нас под Самарой вообще-то, но это секрет. И в академию только с восьми лет принимают.

– Точно. Все время путаю, – кивает он.

И дарит мне короткую заговорщицкую усмешку, от которой меня вдруг насквозь прошибает электричеством.

Мне задают еще несколько вопросов. На некоторые я в ответ выдаю развесистую ложь, а на некоторые просто качаю головой и строго говорю «подписка о неразглашении». И мне верят.

Это так странно. И смешно.

Когда удовлетворено основное любопытство, про меня в компании все быстро забывают: заказывают себе кучу разного алкоголя, какие-то закуски, начинают пить, обсуждать незнакомых мне людей и хохотать над неясными мне шутками.

Мне снова становится скучно и слегка неловко.

Клуб уже заполнился людьми. Со второго этажа доносятся крики и отдаленная долбежка музыки, а на нашем этаже приглушается свет, и к шестам выходят три девушки и двое парней. Они откровенно одеты, а движутся еще более откровенно, так что я, сначала залипнув взглядом на их пошлом танце, тут же вспыхиваю и отвожу глаза. Если не смотреть, то нормально. Можно даже расслабиться и спокойно пить второй бокал просекко, который Громов уже успел мне заказать.

– Зай, пойдем потанцуем! – капризно тянет девушка с декольте и медными волосами, перегибаясь через столик и хватая Громова за рукав. – Скукота так сидеть. Ты же обещал мне в прошлый раз!

Внезапно его ладонь ложится мне на колено и сжимает его. И в сочетании с коротким взглядом, который он на меня бросает, это похоже на определенный приказ.

– Никаких танцев, – говорю я строго, надеясь, что верно поняла пожелание Громова. – Слишком велика вероятность нападения в толпе.

– Прости, Алис, – тот изображает раскаяние, но взгляд у него довольный донельзя. – Я с ней не спорю, себе дороже, сама понимаешь.

– Понятно, – шипит она, тут же хватает сидящего рядом с ней зеленоволосого за плечо и бросает ему: – Тогда ты, Боря. Шевелись. Пойдешь со мной.

Тот, просияв, подскакивает и увлекает ее на танцпол. А Громов награждает меня еще одной быстрой усмешкой, от которой внутри меня что-то плавится.

Мы сидим еще примерно час, во время которого я пишу маме покаянное сообщение, что еще немного побуду в гостях, что все у нас замечательно и что ничего страшного в моей задержке нет, ведь домашку на завтра я уже сделала. «Я ложусь спать», – наконец отвечает мама. – «Приезжай, как приедешь. Утром поговорим».

Ничего хорошего эти слова не предвещают, но я решаю не париться о том, на что все равно уже повлиять не смогу. Тем более, что у меня есть другая причина для забот – более острая и насущная. Я хочу в туалет. Очень хочу.

Но мне безумно неловко встать и прямо при Громове сказать, куда я направляюсь. Вот и терплю. Он же выйдет из-за стола рано или поздно? Правда?

– Зак, – вдруг к нашему столу спешит тот самый белобрысый лось, причем лицо у него почему-то растерянное. – Братан, проблема! Поможешь?

Из его сбивчивых рассказов я понимаю, что он что-то разбил в баре, что это было случайно, а они хотят денег, а у него как раз отец блокнул карту, и может ли Зак разрулить все, он же четкий пацан…

– Блядь, – резюмирует Громов со вздохом. – Ладно, пошли, разберемся.

И едва я обрадованно выдыхаю, как он вдруг приближает губы к моему уху и шепчет:

– Чтобы ни шагу из-за стола, кукла. Поняла?

Я послушно киваю, совершенно не планируя в этот раз слушаться, и Громов вместе с лосем уходят.

Но едва я подрываюсь вскочить, чтобы поискать заветный туалет, как ко мне приклеивается та кудрявая рыжая, которая сидит сбоку от меня.

– Слушай, – заговорщицки улыбается она, – а можешь помочь мне, как девушка девушке?

– Да, – машинально отвечаю я, мечтая поскорее от нее отвязаться.

– Не знаешь, с кем Зак планирует сегодня на вписке быть, раз Алиску он отшил?

– Почему я должна это знать? – неожиданно резко спрашиваю я.

– Ты же его телохранитель, – удивляется она. – Я думала, ты должна заранее знать, с кем он будет трахаться, чтобы проверить ее, разве нет?

Я едва не давлюсь воздухом.

– Это секретная информация, – строго отвечаю я, хотя меня это все почему-то ужасно раздражает.

– Блин, хоть бы я, – искренне вздыхает девушка. – Я уже две недели как в рыжий покрасилась, а Зак хоть бы посмотрел в мою сторону!

– Зачем в рыжий? – вырывается у меня.

– Ты что! – он смотрит на меня так, будто всерьез сомневается в моей квалификации. – Зак ведь только с рыжими девчонками мутит, фетиш у него такой!

Меня сначала разбирает смех, а потом злость.

Вот же Громов скотина! Значит, в колледже он всем заливает, что ему нужны брюнетки, тут в клубе ему рыжих подавай, а на самом деле кто его любовь? Блондинки? Лысые?