Курсант. Назад в СССР 7

А в очереди стоять к начальнику горрайоргана можно часами. Еще по прошлой жизни знаю. Поэтому сделал ход конем. Дождался, когда из кабинета выйдет посетитель (рыжеусый майор с пузом как у стандартного начальника штаба) и, вытащив удостоверение, вежливо обратился к коллегам, что уже тянули шеи, заглядывая внутрь кабинета начальника:

– Извините, товарищи, я прибыл из Москвы по чрезвычайно срочному делу, – и прошел вне очереди.

– Разрешите? – приоткрыл я дверь, ведь стучать в мягкую обивку смысла нет.

На меня с любопытством уставился хозяин кабинета, признав во мне милиционера. Я в гражданке, но обращение уставное. Он сразу понял, кто пришел.

Небольшого роста ширококостный крепыш в массивных очках на половину лица кивнул:

– Проходите, вы лейтенант Петров?

– Он самый, здравствуйте, – я прошел и, не дожидаясь приглашения, сел на стул перед приставкой к столу.

– Михаил Олегович, – начальник протянул мне через стол руку.

– Андрей Григорьевич, – пожал я в ответ пухлую ладонь.

– Знаю, наслышан. Из Москвы звонили, просили оказывать вам всяческое содействие. Только не пойму, чем наше захолустье заинтересовало знаменитую межведомственную группу Горохова?

– Прям уж знаменитую? – улыбнулся я.

– Ну как же, – начальник развернул журнал, на обложке которого красовался возрастной улыбающийся сержант на фоне Кремля. – Вот, и в «Советской милиции» о вас пишут.

– Это старый номер, – я мельком глянул на статью с заголовком «Отпор преступности дает межведомственная следственно-оперативная группа». – Решили узнать о нас побольше?

– Нечасто к нам Москвичи приезжают, – подполковник продолжал улыбаться. – Да еще и такого уровня.

– Михаил Олегович, – я решил перейти к делу, не любил выслушивать комплименты, тем более еще не понял, искренние они или меня по отработанной схеме, как с проверяющими, задабривают. – Мы расследуем убийство некого Артура Дицони. Птица невысокого полета, но по некоторым причинам дело поручили нам. По нашим сведениям, примерно полгода назад он останавливался в вашем городе и был задержан сотрудниками милиции.

– Было дело, – закивал Караваев. – Я уже дал команду, чтобы собрали нужную для вас информацию. Я вам поясню про него.

– Уже?

– Я же говорю, мне звонили. Так вот. Гражданин Дицони 1957 года рождения действительно провел ночь у нас в камере за пьяный дебош, который учинил в ресторане гостиницы «Меридиан». Рядовое происшествие. Административка. Утром его выпустили. Чем интересен этот человек? Почему вам поручили расследовать его убийство.

– Вы не в курсе?

– Нет, – на виске подполковника выступила капелька.

– Артист, – не стал я раскрывать пока все карты. – В Большом театре выступал. Хотя многие его считали бездарностью.

– Кого попало в такое заведение не возьмут, – замотал головой Караваев. – Видно, у него были другие достоинства.

То ли он меня прощупывает, то ли вправду не в курсе, кто у Артурчика покровитель. Я пока не понял и решил не торопить события. Такое ощущение, что начальник ГОВД что-то не договаривает.

– А почему на пятнадцать суток его не оформили? – спросил я. – За хулиганство.

– Штрафом отделался, он не слишком в ресторане отличился, – развел руками Караваев. – Так, поскандалил немного выпивши.

– Ясно, спасибо за информацию, – я встал.

– Счастливого пути, – подполковник улыбнулся и протянул мне руку.

– А разве я сказал, что уезжаю?

Улыбка на миг сползла с лица начальника, но он быстро вернул уголки рта на нужное место.

– Нет, но… У вас здесь еще какие-то дела?

– Город, например, хочу посмотреть? – я тоже улыбнулся.

– Да что тут у нас смотреть? Ну, на ГЭС съездите. Комсомольцы такую махину отгрохали. Со всей страны приезжали. А так, у нас ничего особенного. Глубинка. Тишь да благодать.

Я даже шагнул к окну, как будто собирался удостовериться, что ничего тут интересного нет.

– А я слышал, что у вас с раскрытием убийств проблемы. Много темных висит.

Караваев поморщился:

– А вы отлично осведомлены, Андрей Григорьевич, но с убийствами мы сами разберемся. Потерпевшие – люди обычные, не ваш профиль, так сказать.

– Позвольте полюбопытствовать, Михаил Олегович. Сколько за последние два года у вас висяков с убийствами?

– Навскидку не скажу, – отмахнулся Караваев.

Неужели начальник милиции не знает о таких тяжких темнухах на своей территории? Что-то здесь нечисто, – подумал я, а вслух произнес:

– Тогда, если не возражаете, я переговорю по этому поводу с начальником вашего розыска. В каком он кабинете обитает?

– В десятом, – наморщил лоб Караваев. – Только какое отношение это имеет к Дицони?

– Никакого, просто хочу попробовать коллегам помочь, так сказать, в качестве обмена опытом.

Конечно, выполнять чужую работу я вовсе не собирался, а щупал подполковника, давя на больную мозоль. Его слабое место – куча нераскрытых убийств, о которых я узнал заблаговременно, когда просмотрел статистику по Зеленоярску перед отъездом. Хотел понять, какие криминальные веяния царят в этом городке.

– Спасибо, конечно, Андрей Григорьевич, но по делам работал наш лучший сыскарь Вахрамеев. Не думаю, что вы сможете нам чем-то помочь.

– Посмотрим, – улыбнулся я и пожал начальнику ГОВД руку. – До скорой встречи, Михаил Олегович.

Я вышел из кабинета и направился к начальнику розыска. Но того не оказалось на месте. Сослуживцы сказали, что он в областную управу уехал. Некого сыщика Вахрамеева на месте тоже не было. Создавалось ощущение, что они от меня прятались. Ну не исчезли же они, как в булгаковском домоуправлении при “нехорошей” квартире!

Вполне возможно, что притаились намеренно. Если Караваев им позвонил и дал соответствующую команду. А может, я просто себе надумываю лишнего. Черт его знает.

Вернулся в гостиницу «Меридиан» и прямиком направился в ресторан. Нужно побеседовать с персоналом. Может, помнят они, как Дицони у них тарелки бил. Или что он там делал? На столе танцевал? Узнать не мешает.

Глава 6

Но оказалось, что ресторан закрыт средь бела дня, хотя тут же на двери указано было, что работать должен с десяти до двадцати трех. Я подергал стеклянную дверь – все глухо. Повернулся, пошел к администратору гостиницы спросить, что за вольный график у их общепита. Почти уже очутился в холле, как услышал сзади щелчок замка. Обернулся и увидел, что, дверь ресторана открылась, и оттуда выскользнула широкозадая тетя с пухлыми загребущими руками. Она быстренько замкнула дверь и поспешила к выходу, еле волоча увесистую сумку из пюрешно-желтого кожзама.

– Гражданочка, – окликнул я ее. – Милиция. Постойте.

Тетка охнула и выронила сумку. Оттуда выкатилось колечко колбасы. Судя по раздавшимся дерматиновым бокам, в сумке такого добра было битком. Она даже не застегивалась.

Я подошел, поднял сумку и вручил ее женщине. Та хлопала на меня выпученными глазами, будто увидела привидение.

– Чем же я так вас напугал? – улыбнулся я, налаживая контакт с возможным свидетелем. – Давайте вернемся в ресторан, у меня к вам есть вопросы.

– Так зачем вопросы, товарищ милиционер? Это вот возьмите для Виктора Петровича. Привет ему большой от заведующей ресторана, – тетка протянула мне сумку обратно.

– Я не из ОБХСС, я вообще не из местного ГОВД. В командировке здесь, из Москвы приехал.

– Фух! Напугал ты меня, соколик, я-то думала… – тетка оживилась, и глаза ее встали на место.

Теперь она не напоминала мадагаскарского лемура, а, наконец, стала похожа на типичного работника советского общепита.

– А ресторан почему не работает? – поинтересовался я, разглядывая висевшую возле входа рисованную стенгазету «Молния», где говорилось о том, что сантехник Иванов бессовестно позволяет себе прогуливать рабочие дни, тем самым подставляя под удар номерной фонд гостиницы. Дальше говорилось, что на прошлой неделе на третьем этаже прорвало кран, и экстренно устранить аварию удалось только благодаря одному из проживающих – по фамилии Рукосуев. Под текстом фломастером был нарисован отважный постоялец в тельняшке, что грудью закрыл напор воды, хлещущий из крана, как из пожарного брандспойта, а ниже лежал в обнимку с бутылкой человек с красным носом и разводным ключом (очевидно, прогульщик Иванов).

– Так в шесть снова откроем, – выдохнула тетя, – раньше народ не собирается. Клиентов нет.

– Отлично. Считайте, что я клиент! Пройдемте в зал, поговорим.

Тетка не решилась включить стандартный режим халды-общепита, все же я не простой клиент, а власть. Хоть и не колбасу ее караулил, но в случае чего могу ведь и сообщить куда надо.

Она снова отперла дверь ресторана, и мы вошли внутрь. Пустой зал встретил белыми скатерками, скучающей барной стойкой, за которой на полках красовались пустые бутылки с красивыми этикетками и накрепко склеенные коробки из-под конфет.

– Меня зовут Андрей Григорьевич, – мы уселись за один из столиков, на котором стояла одинокая металлическая черная обезьянка, державшая в одной руку солонку с перцем, а в другой с солью.

– Марь Иванна, – приветливо кивнула работница ресторана.

Я улыбнулся. Сразу вспомнились анекдоты про Вовочку, которые скоро будут в ходу. Считается, что прототипом для героя послужил мальчик Володя из Симбирска, который хорошо учился, слушал папу и маму, закалялся, был сильным и смелым пионером.

– Вы не знаете этого человека? – я положил фото Артурчика на стол. – Примерно полгода назад его задержали в вашем ресторане за нарушение общественного порядка.

– Конечно, помню! – Марь Иванна вцепилась в фотокарточку. – Это же артист! Не помню имени, но как он пел, как пел… Каждый вечер у нас отдыхал. Как выпьет, так на сцену лезет, – женщина кивнула на приступок в глубине зала, где из полумрака торчала нехитрая звуковая аппаратура в виде колонок, барабанной установки, ионики и прочих микрофонных стоек. – Наши музыканты ему аккомпанировали. У нас даже солист после этого уволился, публика его не воспринимала, после того, как артист уехал.

Интересная картина, а в театре меня убеждали, что работать он не любитель. А тут глотку за просто так драл.

– Так что насчет дебоша? – продолжил я.

– Не было ничего такого, – пожала плечами заведующая. – Вполне себе культурный мужчина. Чаевые щедро раздавал. Правда, каждый раз с новой женщиной от нас уходил к себе в номер. Но это нас не касается, не правда ли.

– Вот как? – я задумчиво щёлкнул по носу обезьянку, что слушала нас, развесив уши. – Никаких неприятностей он вам не доставлял?

– Какие неприятности? С его приездом у нас клиентов стало больше! Всем хотелось услышать итальянца, что поет на чистом русском.

– А кто вам сказал, что он итальянец?

– Так он сам и сказал.

Очевидно, она нисколечко не сомневалась в правдивости гостя.

– Спасибо, Марь Иванна, вы мне очень помогли.

– А случилось-то чего?

– Итальянца этого, Артура Дицони, убили.

– Как – убили? – женщина снова стала похожа на лемура. – Такого мужчину!

– Вот то-то и оно. У него точно не было здесь конфликтов?

– В нашем заведении – нет. А вот когда он уехал… Выяснилось, что девчонка одна от него, говорят, забрюхатела.

– Кто такая?

– Да не знаю я. Может, это вообще слухи. Ну я же говорю, у нас все чинно было, благородно. И вы из самой Москвы ради этого приехали?

– А чему вы удивляетесь?

– Я думала, вы из-за девушек.

– Каких девушек?

– А вы не знаете? – Марь Иванна посмотрела на меня как на школьника Вовочку, а затем придвинулась поближе, хотя мы были абсолютно одни, и шепотом проговорила. – Городок у нас небольшой, тихий. Только за последний год трех девиц убили. Так и не нашли, кто.

– Интересно…

– Прирезали их ни за что, ни про что, а милиция так и не нашла душегубов. Мне теперь самой страшно на улицу вечером выходить.

– Вот как?

– А еще недавно адвоката убили. Ножом прямо в сердце.

Собеседница моя сначала показала на грудь, будто себе туда кинжал втыкала, а потом едва заметно перекрестилась. Впрочем, руки она быстро спрятала под стол.

– Тоже не нашли убийцу?

– Слава Богу, нашли. Электромонтер оказался. Гришка Лаптев, одноклассник мой. Мужик он спокойный, но как выпьет, вожжа под хвост попадает. Кулаками машет, один раз даже на дружинников кинулся. С работы его все уволить не могли, дело он хорошо свое знал, но водку любил пуще жены. Из вытрезвителя на него бумаги по месту работы писали, что, дескать, опять ваш электрик у нас протрезвление проходил, примите меры общественного воздействия. Но все без толку.

Марья Ивановна с отстраненной горечью махнула рукой.

– А адвоката он за что убил?

– А кто его знает. Я же говорю, как выпьет – другой человек. Будто бес вселяется. Вот как бывает-то, – Марь Иванна вздохнула, уставившись невидящим взглядом в пустоту зала, будто вспоминала Гришку и школьные годы, где он был обычным пионером, чеканил речевки про отряд и не дружил еще с водкой.

– Ясно, спасибо еще раз…

– А колбаски вам не надо? – женщина извлекла из сумки палку сервелата и промасленный бумажный сверток с запахом буженины. – Денег с вас не возьму. Милиции помогать надо. Особенно московской.

* * *

Я направился на Главпочтамт и заказал междугородние переговоры. Можно было, конечно, позвонить Горохову из ГОВД, но там вряд ли бы получилось все обсудить без лишних ушей.

– Москва! Пятая кабина, – прозвучал гнусавый голос оператора, перекрикивая шум из соседних «скворечников». Отовсюду слышались крики, типа «Зина, Зина! Ты меня слышишь? Ваську поцелуй за меня! Скоро приеду», «Але! Але! Виталик! С днем рождения, друг!».

Я поплотнее закрыл дверь, снял черную увесистую трубку.

– Никита Егорович, – орать я не стал, в советский телефон чем громче блажишь, тем хуже слышно.

– Привет, Андрей Григорьевич, – голос следователя был невесел, и вместо того, чтобы выслушать мой доклад о проделанной работе, шеф вдруг стал сам мне докладываться. – У нас пока неважно дела идут. Луцкую Алевтину убили.

– Как убили? Кто?

– Не нашли пока. Дело не у нас. Районный отдел занимается. Из Москвы-реки выловили труп. Задушенная. Черненко Алексей Владимирович приходил, мы с ним вместе версии прикинули – нет подходящих пока для серьезной работы.

– Может, это сделал тот, кто убил Дицони? Устранил ее как свидетеля?

– Вряд ли… Почему он сразу тогда так не сделал? Только после того, как она у нас побывала. И потом, почерк разный: удушение и нож. А еще дело наше по цыгану на контроле у Щелокова. Все-таки Галина бучу подняла знатную.

– Не сомневался, – ответил я, вдавливая трубку в лицо и к уху (хотя если надо, нас прослушают и так), говорят, она с его женой очень дружна. Подружки, вроде…

– Тоже об этом слышал, – голос Горохова сник. – Боюсь, как бы меня на пенсию не турнули. Кровь из носу нам это дело раскрыть нужно, иначе прицепятся.

– Никита Егорович, стопроцентной раскрываемости не бывает. Это всем известно.

– Сам понимаешь, если под тебя копать начали – любой повод найдут… Вот ты сколько в системе? Три года? Скоро поймешь, что я прав. Может, быстрее, чем я думаю.

Я лишь тихо усмехнулся, оторвавшись на секунду от трубки, но вслух сказал:

– У меня пока тоже глухо, но есть некоторые странности. Дицони этот в Зеленоярске чуть ли не душой компании был.

– Что он там вообще делал?

– Пока не выяснил, работаю. Местная милиция явно что-то умалчивает. Поэтому я пока как в потемках. Оперативные позиции с гражданскими буду налаживать, ну и сводки старые просмотрю. Дела оперативного учета мне никто, конечно, не даст глянуть. Местные, скорее всего, уже получили указания от начальника держать язык за зубами. Но что-нибудь придумаю. Постараюсь всё же не задерживаться здесь.

Я понимал, что и там я очень нужен.

– Давай, Андрей Григорьевич, работай. На тебя надежда. Только аккуратнее там. На рожон не лезь. Завтра доложишь.

– Есть.

* * *

На следующий день я снова направился в ГОВД Зеленоярского горисполкома. Сразу прямиком к начальнику. Снова у его двери толпился народ, а я проскользнул без очереди по старой схеме.

– Что же вы, Михаил Олегович, не все мне рассказали? – с порога перешел я в наступление. – Я тут справочки некоторые навел – никто из ресторана «Меридиан» за буйства цыгана не забирал. Наоборот. Говорят, он там очень даже вписался в праздный антураж заведения и выступал за спасибо. А девушка, что от него забеременела, как мне ее найти? Поможете? Или мне самому опять тропку протаптывать?

– Нет этой девушки больше, – нахмурился Караваев, отчего его лысина съехала на лоб.

– Как – нет? – я сел за приставной стол. – Только не говорите, что тоже убили.

– Что значит – тоже? – опешил местный начальник.

– Насколько я знаю, у вас три трупа женщин с колото-резаными и мертвый адвокат за последний год.

– Да это все бытовуха. Шлялись по ночам, вот и нарвались, наверное, на хулиганов.

– И адвокат шлялся?

– Его дома нашли… Там и подозреваемый у нас есть. Задержан.

– Так что насчет беременной?

– Непутевая она была. Гулящая. Повесилась спьяну дома на люстре. Там никакого криминала нет. Суицид чистой воды. Отказной материал могу предоставить.

Караваев при этом сделал жест, как бы отмахиваясь – мол, совершенно нечего там смотреть.

– Спасибо, я, если что, в штабе в архиве его попрошу, сошлюсь на вас, если не возражаете. И мне бы еще по убийствам девушек посмотреть дела.

– В прокуратуре они. Мы только оперативное сопровождение осуществляем, – вздохнув, выдал Караваев прописные истины, будто не понимал, что я всю эту кухню давно знаю.

– Ну так вы туда позвоните, попросите, чтобы мне краем глаза взглянуть. А то вашего начальника розыска днем с огнем не сыщешь.

– У нас с местной прокуратурой напряг, – поморщился Караваев. – Не задалась как-то дружба.

* * *

– Алло! Никита Егорович, – для переговоров с Москвой мне снова попалась пятая кабина, я уже начинал считать ее личным кабинетом. – Как у вас там? Ничего нового… У меня все интереснее становится. Березова Олеся Александровна – девушка, что крутила роман с Дицони, повесилась у себя дома месяц назад. Я отказной проверил, там все чисто. И заключение СМЭ, и осмотр, все говорит о суициде. Да и дверь была заперта изнутри, когда ее хватились. Слесаря из ЖЭКа вызывал участковый, чтобы в квартиру проникнуть. Но странное дело. Местный начальник милиции сообщил, что она, якобы, непутевая была. Чуть ли не проститутка. Я тут ее по месту жительства посетил. В квартире никого не оказалось. Поговорил с соседями, они пояснили, что девушка была приличная. На швейной фабрике работала. Даже вроде там на доске почета висела, еще не проверял, правда. Жила с отцом. Матери нет.

– Очень мне непонятна позиция местных. – пробурчал Горохов. – Что сам думаешь?

– Отца ее отыщу, переговорю. И вот еще что… Темные убийства не дают мне покоя. Хоть они и не связаны с Дицони, но хочу проверить, что там местные наработали. Для успокоения души, так сказать.

– Хрен с этими убийствами, Андрей Григорьевич, – я даже через трубку видел, как Горохов трясет головой и мнет в пальцах куцый окурок. – У нас самое главное – по цыгану раскрыть, иначе разгонят всех к чертям собачьим и на заслуги прошлые не посмотрят.

Голос его мне совсем не понравился.

– Я понимаю, – всё-таки решил я настаивать, – но копнуть поглубже надо. Чую, что там нечисто. Может, и по Дицони что-то всплывет прицепом. Сами знаете, как у нас иногда бывает, куда только кривая не выведет.

– Ладно… Твои предложения?

– Продлите мне командировку, с гостиницей я сам вопрос решу. Но самое главное, оформите приказом Главка цель командировки, как оказание практической помощи в раскрытии особо тяжких преступлений, совершенных с прошлого года по настоящее время. Вы ведь это сможете.

– Вот любишь ты нагружать себя, Андрей, ненужной работой, – вздохнул следователь. – Ладно, будет тебе новый приказ и новое командировочное удостоверение.

– Если можно, то завтра с водителем отправьте.

– Вот ты шустрый! Там приказ-то согласовывать надо, по кабинетам побегать. Еще вопрос, подпишут ли его вообще, в свете последних событий.

– Ну, я же знаю, Никита Егорович, вашу пробивную способность. Надеюсь на оперативное разрешение этого вопроса, – бодро улыбнулся я в трубку.

Глава 7

На следующий я день решил снова наведаться к отцу Березовой Олеси, к той девушке, что успела закрутить быстротечный роман с Дицони. Может быть, в этот раз застану его дома.

От гостиницы его дом был совсем близко. Решил прогуляться пешком. Длинная пятиэтажка с еще незастеклёнными балконами и подъездами, выкрашенными в цвет молодой петрушки. Еще чистые и не замшелые. Только на площадке второго этажа красной краской вкривь и вкось выведен текст с потеками: «Вожатая дура!».

Наш человек всегда любил писать на заборах. Как там у Высоцкого в зарисовке? «… в общественном парижском туалете есть надписи на русском языке».

Нажал кнопку звонка, особенно и не надеясь, что кто-то мне откроет. От двери этой несло нежилым. От других квартир пахло жареной рыбой, подгоревшим молоком или просто был слышен гул телевизора и визги детей да брань супругов. А тут тишина. Мертвая.

Но, на мое счастье, замок щелкнул, и на пороге появился хмурого вида мужик в затертой до дыр тельняшке и вытянутых трениках. От него пахнуло водкой и солеными огурцами. Все-таки есть жизнь в квартире Березовых. Отлично.

Несмотря на свой гардероб, алкаш оказался подтянут, гладко выбрит, а морда будто вырезана из базальта. Правильные углы черт, как шахтер или комбайнер с плаката.

– Здравствуйте, – я раскрыл удостоверение. – лейтенант милиции Петров. Березов Александр Александрович?

– Он самый, – хозяин зыркнул на меня недобрым взглядом и добавил, будто докладывал. – Одна тысяча девятьсот тридцать седьмого года рождения.

– Можно войти? У меня есть несколько вопросов по поводу вашей дочери.

– Входи, начальник… – хмуро кивнул тот и зашагал в зал.

Я разулся и огляделся. Холостяцкая берлога выглядела просто, но чисто. Только темновато. Видно, шторы задернуты.

Я вошел в комнату за хозяином. Тот уселся в кресло, продолжая на меня коситься исподлобья. Но молчал. Что же он так меня невзлюбил прямо с порога?

– Вам знаком этот человек? – я показал фотокарточку Дицони.

Александр безразлично пожал плечами.

– Это Артур Дицони, – добавил я.

– Цыган, что ли? – нахмурился Березов, играя желваками. – И почему я его должен знать?

– Потому что он встречался с вашей дочерью. Недолго. Примерно полгода назад. Вспоминаете?

– А-а… Так тот самый артист? Заезжий.

– Вы его все-таки знаете? – карточку я все ещё держал в руке, чтобы хозяин квартиры мог всмотреться, если все-таки захочет.

– Дочь что-то рассказывала. Когда жива была, – ровно проговорил Березов.

– Его убили в Москве. Неделю назад.

– Туда ему и дорога, – буркнул тот.

– А что так? – я внимательно следил за его реакцией.

– Приехал, хлыщ столичный! Поматросил и бросил.

Он зло, размашисто махнул рукой. Кажется, стена показного безразличия начала рушиться.

– Расскажите про вашу дочь. Какой она была?

– Зачем? Я думал, вы пришли по поводу ее самоубийства. А вы смерть этого урода расследуете? При чем тут моя Олеся?

– Почему сразу урода?

– Я даже свою дочь не хоронил, – прошипел Березов. – А вы ко мне с этим цыганом прицепились.

Он воткнул взгляд в пол, в потертый линолеум.

– Мне жаль, – сказал я искренне, – как так получилось?

– А то ты не знаешь, лейтенант, – скривился Березов.

Интересно – звания отец Олеси хорошо различает, да и людей в форме, кажется, недолюбливает.

– Нет, – коротко объяснил я. – Я здесь в командировке. Из Москвы.

Сейчас не нужно было ничего объяснять, нужно было дать ему заговорить. Собственно, если б мог, я бы и столицу нашей родины не упоминал. Но Березов посмотрел на меня каким-то другим взглядом. Может, понадеялся, что я тут “за старшего”? И в чем-то таком разберусь…

– А-а… – смягчился тот. – В СИЗО я проторчал. Месяц целый. Как раз, когда дочь погибла. Чтоб всем пусто было…

Зубы его скрипнули, слова как будто не шли на язык, но он продолжил, хоть и коротко:

– Дело мне шили твои коллеги. Но отделался штрафом.

– Что за статья? И почему избрали против вас такую меру пресечения, как арест, если в итоге штраф получили? – недоумевал я.

– Водки будешь? – неожиданно предложил Березов.

Я на секунду задумался. Разговор как-то у нас с ним не клеится. Может, если чокнемся разок-другой, как водится в нашей могучей и необъятной, и дело лучше пойдет? После совместного возлияния люди братьями сразу становятся, и разговоры за жизнь по накатанной прут.

– Наливай, – кивнул я. – И давай на «ты». Меня Андрей зовут.