Курсант. Назад в СССР 7

– Я?

– Ваш профессиональный круг общения, возможно, будет для нас полезен. Посплетничайте с «напарницами», может, кто-то слышал про Артурчика что-нибудь интересное. Про его делишки, чем жил, чем дышал. Про врагов и недоброжелателей. Я так понимаю, он часто пользовался услугами таких как вы. Только не понимаю, зачем. Мужчина видный, артист. Поклонниц и так должно быть воз и маленькая тележка.

Луцкая хмыкнула – хотела, наверное, незаметно, но вышло громко, разве что не нарочито.

– Поклонниц у него много было, это правда, – кивнула Алевтина. – Только Артур боялся с ними дело иметь. Им любовь подавай до гроба. Если что не так, то ославить его могут на всю Москву. А если слухи до Галины дойдут, то она его вмиг уничтожит. Частенько его своей ревностью изводила. Бывало, оставляла его на голой театральной зарплате на целый месяц.

– Кошмар, – закивал Горохов. – Целый месяц на зарплате. Бедный Артурчик.

– А мы не гордые, – продолжала путана, пропустив мимо ушей колкость. – Мы язык за зубами умеем держать, когда клиенты к нам со всей душой и с деньгами. Думаете, только такие как Артур к нам захаживают? Знаете, сколько мы номенклатуры перебрали?

– Обмельчали партийцы, – скривился Горохов.

– Да и не только они, – улыбнулась путана. – Вашего брата тоже хватает. Прокуроры и менты высокопоставленные.

Кажется, эти откровения доставляли ей истинное удовольствие. Света бы тут сказала про какую-нибудь компенсацию или сублимацию, ну а мне просто казалось, что Луцкая пыталась всех вокруг обмазать грязью, чтоб самой не выглядеть очень уж чумазенькой. Известная человеческая хитрость.

– Ну так что, Алевтина? – Горохов вернул разговор в прежнее русло. – Договорились? Будем сотрудничать?

– А вы точно не обманете?

– У вас выбора нет, но, если будете нам помогать, слово я сдержу. А когда поймаем убийцу, вы поможете его опознать.

– Я же говорю, что даже не разглядела.

– Но глаза-то вы запомнили?

– Это да… – Луцкая передернула плечами и поежилась. – Но вряд ли такого можно поймать.

– Это вы нам оставьте, – прищурился следователь, – каждый должен заниматься своим делом… Если понадобится, будете по зенкам узнавать.

– Это как? – опешила девица.

– Пока сам не знаю, но что-нибудь придумаем.

– Я согласна, – еле слышно пробормотала задержанная.

– Вот и славно, – потирал руки Горохов. – Андрей Григорьевич, собирайся за подвеской.

* * *

По просьбе Горохова МУР отрядил нам в помощь десяток оперативников, чтобы отработать гостиницу «Россия». Опросили всех, от горничных до начальников отделов и их заместителей. Прошлись по постояльцам соседних номеров и завсегдатаев гостиничного ресторана. Но никто ничего не видел и не слышал. Дело осложнялось тем, что примет преступника не было. Ведь не будешь всем рассказывать про гипнотические глаза, увиденные в наркотическом “приходе”.

Черненко тоже подключил своих людей. Нередко, опрашивая кого-то, мы натыкались на недоуменные возгласы, что, дескать, они уже только что рассказали все сотрудникам в шатском. Алексей Владимирович рьяно взялся за дело. Вроде не его стезя. Либо на него сверху надавили, либо он не хотел пускать ментов на свою территорию без присмотра. Ведь в гостинице номер один всея СССР частенько приключалась масса нештатных и курьезных ситуаций, о которых официально говорить было совсем не принято. Именно там порой пересекались интересы государства и криминала. Высокопоставленных партийных работников и теневиков. Отсюда постоянный интерес со стороны противоборствующих МВД и КГБ. А уровень ответственности высок, ведь гостиница стала маленьким городком, этакой крепостью посреди Москвы, постоянно встречающей и провожающей высокопоставленных чиновников из-за рубежа, иностранных туристов и знаменитостей.

Шерстили «Россию» днем и ночью, работая со сменами обслуживающего персонала, заступавшими вечером. Отработали также и круг общения Артура в Большом театре.

Мы с Погодиным тоже навестили театр – старались застать его художественного руководителя. Кабинет его оказался на четвертом этаже, куда мы добрались витиеватыми коридорчиками с красными дорожками. Окон нет, свет от настенных канделябров создавал атмосферу далекого прошлого, будто попал в девятнадцатый век. Но двери кабинета оказались по-советски просты и непритязательны. Еще висевший рядом плакат с красным шрифтом типа «молот», «Уходя, гасите свет» выбивала из антуража.

На двери табличка на шурупах: «Художественный руководитель Чернопольский Валентин Савельевич».

Я постучал и открыл дверь:

– Можно?

Из глубины кабинета послышалась возня, будто кошек застукали на хозяйском столе. Только звона тарелок не хватало.

– Минуту! – ответил мне испуганный мужской голос.

Но было поздно, я уже вошел. Кабинет был неправильной формы, напоминал ход шахматного коня, то есть закуток с загибом уходил за угол. Оттуда и слышно шебуршание, женский вздох, бряцание пряжки ремня наспех натянутых брюк.

Я понял, что совсем не вовремя, но сами виноваты, замыкаться надо.

– Я в коридоре подожду, – крикнул я и потащил к выходу таращившегося во все глаза Погодина.

Закрыл за собой дверь. Через некоторое время из кабинета выпорхнула растрепанная балерина. Скользнув по нам виноватыми глазками, ланью поскакала прочь, тряся слоями белоснежной пачки, как страус перьями.

– Входите! – послышался из глубины кабинета голос.

Дубль два. Вошли снова. Кабинет увешан огромными фотографиями из сцен «Садко», «Спящей красавицы» и прочих «Щелкунчиков». За столом, уставленным статуэтками, развалился худрук. Взгляд ленив, будто только отобедал и его в сон клонит. Но грудь вздымается, как после стометровки.

На вид лет сорок, очёчки круглые и хохолок начесан. Стоит на лаке, наверное. Хотя сейчас немного сбит, после «поединка» с балериной. А так – вылитый Грибоедов, как его нам в учебниках изображают.

Завидев нас, товарищ Чернопольский с облегчением выдохнул и перестал прикидываться валежником, поправил перекошенный галстук:

– Вы кто, товарищи?

– Милиция, – корочки я доставать не стал, худрук и так был рад, что не начальство к нему в такой момент неподходящий нагрянуло. – Хотим вам задать несколько вопросов по поводу Артура Дицони.

– Ах, этот Дицони! – всплеснул руками «Грибоедов». – Этот бездарь, наконец, нас покинул навсегда! Простите, товарищи. О мертвых либо хорошо, либо никак, но я всегда говорил директору, что это была плохая идея – брать в основной оперный состав человека с непонятным баритоном и проблемами ритмики.

– А по мне, так все оперные певцы поют одинаково, – ухмыльнулся Погодин. – Слов никогда не разберешь. Будто не на русском. Особенно женщины непонятно поют.

– Что вы понимаете, молодой человек? – всплеснул руками Чернопольский. – Оперный голос – это искусство и сила. Во время выступления ему нужно перекрыть целый оркестр. И огромный зал без микрофона наполнить. Вы представляете? Какая мощь! Просто исполнительницам приходится модулировать свой голос, прибегая к резонансу для усиления звучания в верхнем регистре так, что все гласные становятся похожими одна на другую. Это школа.

– Ну я же говорю, – кивнул Федя. – Ничего не понятно. Особенно по радио.

– Слушать оперу в приемнике – это кощунство. Вы приходите к нам на спектакль, у нас прекрасная “Тоска” сейчас, а какие декорации, собор какой! Художник мне всю кровь за него выпил, но собор вышел, что надо.

– Давайте к делу, – прервал я спор о высоком. – Валентин Савельевич, расскажите все об Артуре. Чем жил, чем дышал. С кем общался.

– Театром не жил он, это точно, – по-дирижёрски взмахнул руками тот. – Этому хлыщу было абсолютно наплевать на то, что его удостоили чести работать бок о бок с такими корифеями сцены, как Григорьев и Ведерников. У нас народные артисты, а не табор.

– Зачем же вы его взяли?

– Это было указание, вы понимаете, оттуда, – понизив голос, худрук ткнул пальцем в потолок. – Говорят, он знаком с Галиной Брежневой. Прихоть у нее такая была, чтобы Дицони выступал на большой сцене. Хотя сам он к этому совсем не стремился – у нас ведь пахать надо, вы понимаете, а у него даже не бас, чтобы вот так, в расслабленной манере. Да, что я вам говорю. Я думаю, он даже бы уволился, но, видно, не только нас обязали…

– А общался он с кем?

– Да ни с кем. Цацки дорогие любил и девочек.

– Ну, девочек любить – не порок, – улыбнулся я. – Многие этим грешат. Сами понимаете.

– Ах, оставьте пустые домыслы, – прижал руки к груди Чернопольский, будто отыгрывал партию на сцене. – Верочка ко мне за советом приходила.

– Да-да, конечно… А в поведении Артура ничего вам странным не показалось? Были у него здесь недоброжелатели?

– Бог с вами, милейший, кто же будет желать зла фавориту первой леди Москвы. Мы не самоубийцы, но и не убийцы, если вы про это. Артисты – люди тонкой душевной организации. Ну и что, что страстные, у них работа такая. Они котенка не обидят, не то что сына цыганского барона. Нет, никаких недругов. А вот странности у Артура были. Вернее, наклонности криминальные.

Худрук поводил пальцами в воздухе, на что-то намекая.

– Это уже интересно, – кивнул я. – Что же он такого тут натворил?

– Здесь – ничего, а вот примерно полгода назад он не явился на генеральную репетицию. Ну, вы представляете, что это такое!

– Нарушение трудового режима? – хмыкнул я.

– Все ведь уже наверняка отрепетировано, – поддержал меня Погодин.

Как видно, Чернопольский на этом только уверился, что мы – кто угодно, но точно не театралы.

– Спектакль – это сложный механизм, это почти живой организм, где важно буквально все. Сотни людей заняты, костюмы, грим, машинерия, и все нужно проверить перед представлением. Уж, конечно, его неявка нам дело осложнила, но что тут сделаешь, заменили временно вторым составом.

Он вздохнул, будто долго читал лекцию и уже устал.

– Потом Дицони явился и сказал, что его милиция задержала, и он ночь провел в КПЗ. Мы конечно, подумали, что брешет, но он справку какую-то предоставил. С печатью. Что действительно был задержан.

– Хм-м… Странно. Московская милиция не знала, кого задерживает?

– В том-то и дело, справка была с печатью не столичной, а из Зеленоярска.

– Ого… Так это же километров триста-четыреста от Москвы.

– Вот там-то Артура Дицони никто и не знает. Местные милиционеры его и сцапали.

– Спасибо, не густо, – разочарованно поморщился я.

– Так вы не будете проверять эту информацию? – с некоторым возмущением воскликнул худрук.

– Вряд ли. Мало ли, за что его там задержали. За какое-нибудь мелкое хулиганство, скорее всего.

Чернопольский с хитрым видом покачал головой и даже как-то вздохнул – мол, боже, какие плоские фантазии.

– Нет, – Валентин Савельевич действительно будто оскорбился моим предположением, – Вы не знали Артура. Он слишком себя любил и никогда до пьяного дебоша не опускался. – Говорят, там скверная история с ним приключилась. В этом самом Зеленоярске.

– Какая?

– Вы же из милиции, а не я… Вот и узнайте. Только после возвращения из Зеленоярска Дицони сам не свой был почти неделю. Уж не знаю, что там с ним приключилось, он никому не рассказывал.

– Спасибо, Валентин Савельевич, мы обязательно проверим этот факт.

* * *

– Привез? – Горох встретил Каткова пытливым взглядом.

Тот, раздувая щеки и борясь с одышкой после преодоления ступенек, вошел в кабинет, радостно размахивая портфелем.

– Так точно, Никита Егорович, на Пятницкую в НИИ смотался, заключение забрал.

– Быстро они состряпали, – одобрительно закивал следователь. – Два дня только прошло. Могут, когда хотят. Ну давай уже, доставай, что там медики написали.

Горохов чуть ли не выхватил из рук криминалиста бумаги, отлистал в конец документа и жадно пробежал глазами вывод:

– Все так, как при предварительном осмотре. Причина смерти – колото-резаное повреждение грудной клетки с повреждением левого желудочка. Удар однократный, с погружением однолезвийного клинка в объект на глубину чуть более двадцати сантиметров. А это значит, что рука убийцы твердая. Есть силушка.

– А что насчет живота? – спросил я.

– Порез поверхностный. Без проникновения в брюшную полость.

– Жаль, – сокрушался Погодин.

– Почему? – с удивлением уставился на него Горохов.

– Я думал, может, у цыгана в животе камешки были. Тогда бы мотив был ясен.

– Это явно не ограбление, – кивнул Горохов. – Если Луцкая не врет, в ту ночь кто-то целенаправленно пришел убивать Дицони.

– Вы ей верите, Никита Егорович? – спросил Погодин. – Почему тогда он оставил в живых свидетельницу?

– Видно, совсем уверен в своей неуязвимости, – Горохов задумчиво зажевал кончик галстука, который до этого мусолил в руке. – Либо за ним кто-то стоит очень влиятельный. Либо…

– Либо, – за следователя продолжила Света, – он считает себя правым. Уверен в своих поступках и никогда не раскаивается. Такое бывает у психопатов. Люди в их жизни – лишь пешки, которыми они манипулируют.

– Вот только психов нам не хватало, Светлана Валерьевна, – вздохнул Горохов.

– Не псих, а психопат. Это человек с патологией в самом характере, проще говоря, он обделен совестью и моральными качествами. В наборе его чувств нет любви и привязанности. Он вступает в контакт только для получения необходимого ему ресурса. Например, денег, материальных благ и получения эмоций за счет подавления других. Его внутренний мир пуст и бесцветен, потому ему приходится отбирать яркие краски у других.

– Нда-а… – Горохов поскреб подбородок. – Одно радует. Что психопата будет легче поймать.

– Отнюдь, – возразила Света. – Нельзя недооценивать их ум и харизму. Они живут среди нас, и выглядеть могут очень обаятельными и доброжелательными.

– Эх… – Горохов закурил. – Знать бы мотив, считай, полдела сделано. А так… Кого искать? Черт его знает. Окружение Дицони отработали и гостиницу перевернули. Списки всех постояльцев, проживавших на момент убийства, запросили, проверяем пока. Но толку нету.

– Не всех еще отработали, – сказал я. – Его любовница не опрошена.

– Вот не начинай, Андрей Григорьевич, – у следователя в пальцах сломалась сигарета. – Не дави на больное. Кто же нас подпустит к ней. Или ты предлагаешь сюда ее вызвать? Повесткой?

Дверь распахнулась, чуть на пришибив Каткова, что стоял рядом со входом. На пороге появилась широкомастная дама возраста предпенсионного, но со статью императрицы Екатерины.

Глава 5

За дамой переминался с ноги на ногу местный начальник ГУВД – целый генерал-полковник. Он попытался проскочить вперед дамы, но не успел. Женщина по-хозяйски вошла первой и остановилась посреди кабинета.

– Прошу вас, Галина Леонидовна, проходите, – генерал, наконец, протиснулся и, стоя чуть позади, незаметно махнул нам рукой, дескать, встаньте, товарищи, и поприветствуйте высокую гостью.

Но никто из нас не оторвал от стула пятую точку. Все, конечно, опешили, увидев, кто к нам заявился, но сделали вид, что не узнали Брежневу. Ждали, что будет дальше.

Та брезгливо поджала губы, огляделась и, обернувшись на провожатого, громко спросила:

– Это и есть ваша хваленая следственная группа?

– Это лучшие специалисты, – закивал генерал. – Встаньте, товарищи, у нас сама Галина Леонидовна.

– Здрасьте, – скептически произнес Горохов, чуть оторвавшись от стула.

Мы последовали его примеру.

– Кто у вас главный? – Галина прошла вперед тяжелой поступью, размахивая сумочкой из крокодиловой кожи. Стройняшкой она не была, так что объемное платье из дорогой ткани напоминало парашют, а бусины из крупного жемчуга на шее только подчеркивали второй подбородок. На внешность не красавица, но харизма прослеживается. На голове – копна. Хоть и аккуратная, но объемная, будто с начесом.

– Старший следователь по особо важным делам Горохов Никита Егорович, – представился наш шеф. – Чем обязаны?

– Вы что, Горохов? Не узнали меня? – сверкнула глазищами Галина.

– Узнал, – невозмутимо кивнул тот, – поэтому и спрашиваю. У нас рабочий процесс, так сказать. Тайна следствия. Гражданским сюда нельзя…

– Это я-то гражданская? – Галина махнула ручищами, будто ветряная мельница.

Ветерок достал и до меня. Катков даже на секунду зажмурился, но Никита Егорович с каменным лицом сел за рабочее место и смотрел на гостью не мигая, будто участвуя в битве взглядов.

– Совсем охамели! – Брежнева повернулась к генералу. – Плохо воспитываете свой личный состав!

– Галина Леонидовна, – поспешил заверить тот. – Это не мои сотрудники, они только дислоцируются на Петровке, а, согласно межведомственному приказу, подчиняются начальнику ГУУР МВД СССР.

– Бардак, у тебя генерал, – поморщилась Галина. – Значит, так, – она снова повернулась к Горохову. – Даю вам неделю, чтобы найти, кто убил Артура.

– У нас свое начальство, Галина Леонидовна. Задачи оно нам ставит.

– Ну ты посмотри на него, – включила опять «мельницу» первая леди, обращаясь снова к генералу. – Какие бестактные у вас сотрудники.

– Галина Леонидовна, – начальник управления приложил руку к сердцу. – Не мои они.

– Да поняла уже, – отмахнулась от него Брежнева, и, посмотрев Горохову прямо в глаза, отчеканила. – Если не раскроете – вашей хваленой спецгруппе хана. А сами на гражданку пойдете с волчьим билетом.

Тяжелое молчание на секунду все же прокралось в кабинет, но Никита Егорович быстро его оседлал.

– Мы всегда делаем свою работу, как положено, – пробубнил Горохов будто по учебнику.

– И вот еще что, – Галина поправила сбившиеся бусы. – Слышала, вы нашли подвеску Артура. Ту, что с бриллиантами. Я пришла ее забрать.

– Извините, Галина Леонидовна, но ее могут получить только родственники убитого. Вы не имеете на нее имущественного права.

– Черт знает что! – Брежнева фыркнула, резко развернулась, обдав нас колыханием «парашюта», и решительно шагнула к двери, чуть не раздавив по пути генерала. Тот успел шмыгнуть к выходу и по-лакейски распахнуть перед ней дверь.

Бум! – дверь громко захлопнулась за посетителями, Катков вздрогнул, а мы облегченно выдохнули.

– Скверное дело досталось нам, товарищи, – до этого невозмутимый Горохов теперь раздувал щеки, натирал взмокшую макушку и лоб клетчатым платком, даже снял пиджак и закурил. – Если не найдем убийцу, думаю, что нас и вправду могут расформировать.

Я задумчиво смотрел в стену перед собой.

– Да кто она такая? – хорохорился Погодин. – Пусть не лезет в дела милиции. Где это видано, чтобы гражданские нами помыкали?

– Вот в следующий раз так ей и скажешь, – улыбнулся Горохов. – Когда снова к нам заявится.

– Я? – Федя опустил глаза, взгляд его забегал. – Но вы же у нас старший, Никита Егорович, как я могу поперек батьки? Не положено…

– Ну так я тебе могу делегировать часть своих полномочий, – хитро щурился Горохов. – Будешь от нашего имени вести переговоры с гражданскими. Как тебе такая идея?

– Да я и говорить-то толком не умею, – замахал руками Погодин. – Во всяком случае, не так красиво, как вы и Петров. Вот Андрей бы лучше с этим справился, – Федя с надеждой посмотрел на меня.

– Ладно, шучу я, – отмахнулся следователь. – Давайте думу думать, товарищи. Есть у кого свежие мысли по убийству Артурчика? Чтоб ему пусто было… Нельзя так о мертвых, но… Эх…

Я взял слово:

– Его художественный руководитель сообщил, что Дицони полгода назад в Зеленоярске застрял. Ночь в КПЗ провел, генеральную репетицию пропустил. И справка у него была.

– Вот как?.. – глаза Горохова блеснули. – Далеко его занесло, в захолустье.

– Не такое уж это и захолустье, городок молодой, тысяч на пятьдесят, хотя сейчас уже больше, скорее всего. Данные на семьдесят девятый год, когда последняя перепись была.

– Это, получается, день пути от Москвы? – Горохов подошел к карте, висевшей на стене.

– Меньше четырехсот километров.

– Молодец, Андрей Григорьевич, уже справки навел… А в местный ГОВД звонил? Узнавал, что да как?

– Звонил, но странное дело. Там сказали, что никакой Дицони у них в КПЗ не проходил.

– Может, проглядели? Журнал регистрации задержанных пролистнули не в том месте. Давай-ка официальный запрос сделаем. По телефону на отшибись могли сказать.

– Я лучше туда смотаюсь, на месте осмотрюсь. Может, что полезное накопаю. Разрешите?

Горохов задумался, покряхтел, а затем глянул на Погодина:

– Ну вот, Федор Сергеевич, ты теперь по оперативной линии у нас временно за старшего. Пока Петров в командировке будет.

Федя удрученно кивнул. Не хотелось ему в передовиках сейчас быть, после впечатлений от Галины Леонидовны.

– Андрей Григорьевич, возьми нашу служебную машину, – продолжил Горохов. – Путевку оформим.

– Я думал, на поезде. А как же вы без транспорта?

– У нас МУР-овцы на подхвате. Перебьемся их транспортом.

* * *

Выехал я на утро следующего дня. Дорога заняла часов шесть. Зеленоярск раскинулся на берегу реки и стоял немного обособленно от областных трасс и городов. Окружен деревеньками и поселками. Когда-то и город был таким же, пока там не построили гидроэлектростанцию, которая взрастила рабочий поселок, превратив его в городок, состоящий в основной массе из пятиэтажных панелек и множества деревянных бараков. Те, конечно, возводились как временное жилье для строителей гидростанции, но обросли постоянными жильцами и, скорее всего, доживут до двухтысячных. Как говорится, нет ничего более постоянного, чем временное.

Несмотря на всю провинциальность, Зеленоярск мог похвастаться довольно сносной гостиницей. Служила она пристанищем, в основном, для приезжих инженеров и других квалифицированных специалистов, что частенько посещали ГЭС. Внушительная гидростанция, гордость и краса области, перекрыла в паре километров от города реку Обинку.

Впрочем, заселился я в гостиницу без брони. Огромное здание с рестораном и холлом в комсомольском стиле (по стенам мозаика с изображением факелов и фигур советских строителей коммунизма) почти пустовало. Туристов здесь отродясь не было, а после завершения глобальной стройки наполняемость гостиницы «Меридиан» резко упала.

В любом другом крупном городе я бы натолкнулся на вечную проблему нынешнего Союза – табличку «Мест нет». И если нет заблаговременной брони (как командировочного), то заселиться в гостиницу зачастую можно было, только прошептав администратору магическую фразу – «Здравствуйте, я от Иван Петровича», ну, или дав взятку в виде бутылки коньяка, коробки конфет, а иногда и наличности. И место чудесным образом всегда находилось, а для остальных была стандартная отговорка, что все занято, так как грядет симпозиум лакировщиков глобусов, конференция слесарей-испытателей или прочие спортивные сборы космонавтов-альпинистов.

В СССР самые лучшие и самые доступные по ценам гостиницы, а буржуйские отели Европы и США и в подметки им не годятся. Так трубили советские СМИ. Насчет доступности – не спорю, а вот хорошим сервисом (за исключением некоторых крупных заведений, где часто принимали высоких гостей) и не пахло. Потому что клиент никуда не денется, ведь от Калининграда до Находки везде ждет его одно и то же. А короче говоря – тут вам не “Интурист” и уж тем более не “Россия”.

За два рубля в сутки в двухместном номере я оказался один. Одноместный был дороже, и бухгалтерия, как всегда, со скрипом оплачивала такие «излишества». Но, на мое счастье (не люблю храпящих под боком мужиков), администратор, отвлекшись от вязания под стойкой какого-то шарфика, заверила, что подселять ко мне никого не будут. Номерной фонд свободен, так что уплотнения проводить ни к чему.

В комнате две кровати, возле каждой тумбочка, а между ними – стол и пара стульев. В углу шкаф. Стандартная комплектация советского номера. Без кондиционера. Что ж, лучше, чем общага (хотя общага на Войковской в Москве, мне уже как родная), ведь имеется свой санузел, до потолка зашитый бледно-голубым кафелем.

На полу номера красный палас, а на стене картина с грустной босоногой Аленушкой, что присела на камень у пруда. Классика.

Принял душ, перекусил «Завтраком туриста» из консервов и направился в местный ГОВД, который оказался почему-то на окраине города. Хотя это было не далеко, ведь весь Зеленоярск на машине вдоль и поперек проехать можно было минут за десять. Маленький тихий городок. Очень тихий.

Милиция располагалась в двухэтажном здании с непомерно широкими коридорами, похожими на взлетку, будто дом переделали из казармы.

Кабинет начальника ГОВД я нашел без труда. Пухлая дверь, обшитая черным грубым дерматином, сразу бросалась в глаза на фоне прстой дощатости остальных дверей. На стене табличка: «Начальник подполковник милиции Караваев М. О.».

Никакой приемной и секретарши и в помине, естественно, нет. Возле кабинета толчется парочка милиционеров с бумажками на подпись. Лица печальные, как у Аленушки с картины. Видно, по материалам что-то накосячили и грустят в ожидании взбучки.