Курсант. Назад в СССР 8

– Будто не дом вовсе, а сарай какой-то, – поморщилась Света и передернула плечами. – И номера дома нет.

Она явно не горела желанием заходить внутрь такого сомнительного «курятника», еще были живы воспоминания о мерзком жилище Юрченко. Что ждало здесь, можно было только гадать.

– Вот тот дом одиннадцатый, а следующий – пятнадцатый. Значит, это точно он. Если хочешь, можешь меня в машине подождать, – предложил я, уловив ее нерешительность.

– Ну уж нет… – замотала она головой, разбрасывая сверкающие пряди по плечам. – Привыкла я в уютных кабинетах работать, пора спускаться на «землю».

– Да я и без девочек справлюсь. Все нормально.

Я так ее отговаривал, будто не сам только что убеждал Горохова, что мы вдвоем прекрасно справился. Но Психологиня с обстановкой действительно резко контрастировала.

– Я не девочка, а капитан милиции, – улыбнулась она. – Пошли уже.

Вместо забора – частокол из горбыля с червоточинами. В одном месте столб подгнил и накренился. Упасть ему не давали соседние столбики, что вцепились в калеку-собрата изогнутыми от времени деревянными прожилинами.

Дверь хибары оказалась на замке. Навесной, с массивной ржавой дужкой, он висел на хлипких рыжих петлях-проушинах.

– Какой смысл ставить такой здоровый замок на неухоженную фанерную дверь? – хмыкнул я. – Ее пни, она и развалится.

– Не надо пинать мою дверь, – раздался сзади чей-то голос. – Вы, извиняюсь, кто такие будете?

Со стороны куцего огородика к нам подошел неожиданно интеллигентного вида дядя. Его внешность совсем не походила на облик матерого преступника. Несуразные очочки, лицо с не по-мужски тонкими чертами. На теменной лысине одуванчиковый пушок. Одет в потертый и мятый, но относительно чистый костюм, который уже давно превратился из выходного в домашнюю одежду. Рост чуть ниже среднего, телосложением далеко не богатырь, но в руках с легкостью держал массивную кувалду. Вспомнив, как оказалась обманчива внешность, когда я повстречал Зеленоярского Потрошителя, тщедушного студента, я не стал испытывать судьбу. Грозно зыркнул на него.

– Брось молоточек, – приказал я, потянув руку к кобуре, – Милиция.

– Да, конечно, – суетливо закивал тот и аккуратно поставил на землю кувалду. – Вы не подумайте, это не для встречи гостей. Я тут по хозяйству немного занимался. Чем обязан?

– Сапожников Евгений Савельевич?

– Он самый.

– Пройдемте в дом, разговор есть.

Что-то его вежливость меня раздражала. Держись, Курсант, не распускайся.

– Если вы по поводу собаки Пантелеевых пришли – то я ее не травил. Она, конечно, весь околоток достала. Детишек покусала недавно. Как сорвется с цепи, так беда. Но я ни при чем, хотя Пантелеевы меня винят.

– Почему?

– Так я им часто высказывал претензии, что собака их по ночам гавкает и спать мешает. Вот они подумали на меня – и вас, наверное, вызвали.

– Собакой участковый занимается, – со знающим видом кивнул я.

– Вы не похожи на участковых, – из-за стекол очков на нас смотрели непонятного мутно-серого цвета пытливые глаза.

– Вы правы. Пройдемте уже в дом.

– Да там не прибрано, даже как-то неудобно, – замахал руками хозяин. – Может, здесь побеседуем?

Фразочки его меня напрягали. Видно, что паря не пролетарско-крестьянского пошиба, а выделки совсем иной. И на ранее судимого не похож. Ерунда какая-то.

– Ничего, мы привычны, – настоял я, впившись в него испытывающим взглядом.

– Если так, тогда прошу за мной, – Сапожников сдался и отпер замок.

Зачем запирать дверь, если ты тут же, у себя на подворье ковыряешься? Странно как-то.

Мы вошли в единственную комнату. Внутри хибара оказалась гораздо лучше, чем выглядела снаружи. Стены обшиты крашеным ДВП, на полу даже ковер расстелен с изображением каких-то кувшинов. На окнах белые занавески. Мои ожидания по поводу бичевника не оправдались.

– Вы сказали, у вас бардак, – холодно проговорил я, осматриваясь. – И где же он? Вполне себе прилично.

– Ну, как же? Вон на столе посуда грязная. Воды горячей нет, приходится в тазике мыть.

– Посуду мы переживем, – заверил я.

– Извиняюсь, а вас самих как зовут?

– Андрей Григорьевич, а это Светлана Валерьевна.

Мы сели на застеленный клетчатым колючим пледом диван, который ночью заменял жильцу кровать. Сапожников остался стоять, привалившись к единственному в доме столу. Из мебели был еще только трехстворчатый платяной шкаф, добротно скроенный из чистого массива дерева. Такие шкафы делали в шестидесятых, а потом уже стали клепать из листов «полировки». Лак местами облез, но стенки не покосились до сих пор.

– Аскетично живете, – я еще раз внимательно огляделся, но ничего подозрительного не увидел.

– Дом мой сожгли, пока я срок тянул, – холодно проговорил хозяин. – Пришлось потом из хлама собирать себе жилище.

Он не сетовал на тяготы или несправедливость, как будто принимая на себя меру ответственности. Но это все догадки, а надо бы от него услышать.

– За что же так с вами обошлись?

– Если вы из милиции, то наверняка знаете, – подозрительно прищурился Сапожников.

– А вы нам сами расскажите.

– Не хотелось бы вспоминать, – вздохнул он. – Но, если вы настаиваете?

– Настаиваем.

– Я убил своего ученика, – неожиданно прямо выдал он. – Я раньше в школе учителем математики работал. Параллельно вел шахматную секцию.

Так вот откуда в нем интеллигентность. Сапожников – бывший препод. Занятно. Я личное дело его еще не читал. Нам Огурцов только списочно сведения предоставил. А досье на него на зоне хранится, и в конторе участковых должно быть еще одно.

– Как это произошло? – мы со Светой с интересом на него уставились.

Психолог пока молчала, но я-то знал, что она включилась уже в работу по полной и изучает Сапожникова, как белую мышку. Стопудово уже анализирует каждый его жест и слово и составляет в голове психотип. А мы ей в этом поможем.

Глава 7

– В семидесятом дело было, я тогда только Новозыбковский пединститут закончил. – Сапожников начал рассказ неохотно, но после первой фразы будто погрузился в воспоминания и даже будто немного кайфанул.

Нечасто ему такое приходилось рассказывать, а может, и вовсе никогда. Мне показалось, что даже монстрам требуется иногда излить душу.

– Отработал в школе пару лет, – продолжал он. – А авторитета не снискал. Ни у коллег, ни у подопечных. Телом был неказист, не больше среднего старшеклассника, а душой слишком мягок. В общем, не мужик, а кусок поролона – хоть никто такого прямо не говорил, а понятно. Молодой был, неопытный. Верил в справедливость. Вот и сели мне на голову ученички. Десятый класс – лбы выросли, что некоторые выше меня на целую голову. С дисциплиной на уроках совсем беда стала. Будто учитель математики для них – пустое место. Не смог я себя сразу поставить, а потом поздно уже было что-то менять. И коллеги надо мной посмеивались.

Сапожников вздохнул, переживая былое.

– А с мальцами, наоборот, все как по маслу шло. Любили меня третьеклашки. Я у октябрят шахматный кружок вел. Вот только мой десятый «Б» совсем обнаглел. Стал меня не только на уроках цеплять, но и в коридорах школы подзуживать. Однажды, когда я вел своих мальцов в кабинет, нам навстречу попалась отъявленная троица из злополучного класса. Лидер у них был Лешка Назаров – сынок директора городской овощебазы. Мерзкий мальчик. Он мне подножку и поставил. Конечно, обиду бы я стерпел, но не на глазах своих октябрят, которые души во мне не чаяли. Я встал, отряхнулся. Вытащил из кармана складишок. Подошел к гогочущему Назарову и чиркнул по горлу лезвием. Знаете, иногда на старые фигуры шахматные снизу грязь налипает, когда уже подкладка тряпичная износилась. Вот и приходится их ножичком чистить. Поэтому складишок всегда у меня с собой был.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.