Курсант. Назад в СССР 8

– Пусть только попробует на меня что-то накатать, – громко проговорил Леня, повернувшись к комнате, будто отвечал не мне. – Прибью гадину.

Я многозначительно кивнул Свете. Та поняла меня без слов и направилась в комнату вслед за хозяйкой.

– Э-э… Куда? – Леня встал, преграждая ей дорогу. – сказал же, без толку с ней разговаривать. Не в себе она, даже на работу не берут.

Я дернул его за руку так резко, что Леня бухнулся обратно на табурет:

– Жопу прижал, я сказал! Без тебя разберемся…

Света все же прошмыгнула в комнату, а Юрченко уже не отрываясь смотрел на меня налившимися кровью глазами. Диалог у нас явно не заладился, ну так и хрен с ним. Сейчас мне гораздо интереснее было узнать, что скажет Антонина. Уж Света умеет разговорить людей. Самое главное – не дать ее супругу помешать в этом. Уж больно она забитой выглядит. Куда только местный участковый смотрит. Даже если заяв нет, такую семейку профилактировать надо. Пока Юрченко здесь бурчит, Антонина чувствует угрозу. Надо как-то разрядить обстановочку.

В моей голове созрел план, как изолировать дебошира.

– Уймись, Леня, – уже миролюбивей проговорил я. – Мы же помочь хотим, а ты ерепенишься.

– Знаю я вашу помощь, – капнул ядом тот, скребя ногтями по корявому носу в красную прожилку. – Сколько лет прошло, а Вадьку не нашли. Что толку от вашей помощи?

– А как же мы его найдем, если ты нам не рад и ничего не говоришь? Давай, лучше-ка подлечись маленько. Может, вспомнишь чего…

Я взял бутылку и откупорил ее. Плеснул водки в замызганный граненый стакан с присохшими на дне чаинками примерно до трети объема.

– Один не пью, – насупился Леня. – Жену подожду.

– Давай тогда со мной, – предложил я и взял с полки стакан почище.

Брезгливо поморщился, дунул в него и вздохнул.

– Я думал, менты на службе не употребляют, – вскинул на меня мохнатые брови хозяин.

– А что мы, не люди, что ли? – я налил себе раза в два поменьше, поднял стакан и потянул руку для чоканья.

От такого жеста Леня, естественно, не удержался. Взял свою тару. Дзинь. Стаканы соприкоснулись и жалобно звякнули.

– Никогда не пил с ментом, – выдохнул Леня и умело заглотил жидкость.

Я в это время незаметным жестом выплеснул содержимое стакана под стол. Водка исчезла в частоколе пустых бутылок и грязи.

Тут же поднес пустой стакан к губам, сделал вид, что пью. Покряхтел, поморщился.

– Хреновая водка, – выдохнул я, занюхивая рукавом.

– Сам ты хреновый, – будто обиделся Леня.

– Ну, давай еще, – кивнул я. – Может, не распробовал.

Разлил. Дзинь. Трюк с выплеском под стол повторил вновь. А вот Юрченко уже засандалил полстакана зараз (я специально больше ему налил). Взгляд у него поплыл. Пока все по плану.

– Пошли покурим, – предложил я, глядя как расправляются морщины на массивном лбу неохотного собеседника.

– А сигареты-то хоть есть? Чем дымить-то будем?

– Найдем, – кивнул я, хотя последних у меня и в помине не было.

– Давай здесь посмолим, – махнул рукой хозяин и подвинул на середину стола консервную банку из-под кильки, которая напоминала обожжёного ежика, только вместо иголок во все стороны топорщились пожелтевшие бычки.

– В доме не курю. Ни в своем, ни в чужом, – отрезал я и встал, направившись к выходу, при этом громко проговорил. – Светлана Валерьевна, мы выйдем подышим.

Юрченко обеспокоенно глянул на комнату, откуда доносились приглушенные женские голоса.

– Ты идешь? – махнул я ему. – Или без курева останешься.

Тот, уже изрядно захмелев на старые дрожжи, немного раздобрел, а мысль о халявном куреве сделала свое дело. Он неловко переступил через порог:

– Иду, начальник.

Мы вышли во двор. Я похлопал себя по карманам и недоуменно проговорил:

– Черт! Сигареты в кабинете оставил.

– Ну ты растяпа, начальник, – пробубнил Юрченко и хотел тут же зайти обратно в дом.

Но я преградил ему путь:

– Пусть женщины посекретничают. Подыши воздухом.

– Э… Пропусти! – Юрченко попытался меня отодвинуть.

Я схватил его за правую кисть и вывернул рычагом наружу. Тот охнул и присел на колени:

– Пусти, начальник! Больно!

Я ослабил хватку. Детина высвободился и бросился на меня, пытаясь зарядить в глаз кулаком. Я полушагом ушел в сторону и толкнул его обеими руками. Тот с грохотом впечатался в дверь.

Развернулся и кинулся на меня снова. Я отступил, подождал, пока туша почти поравняется со мной, снова ушел в сторону, поставив подножку.

Леня кубарем скатился с крыльца, сломав еще одну доску. Кухонный боец громко матюгался и проклинал меня последними словами.

Из-за забора высунулись любопытные соседи. Отлично. Вот и свидетели есть.

– Обратите внимание, граждане, – махнул я рукой пожилой паре, что глазела на нас с изумлением. – Гражданин Юрченко, будучи в нетрезвом состоянии, напал на сотрудника милиции при исполнении.

Соседи, почувствовав, что пахнет жаренным (видно, тоже побаивались Юрченко), мигом скрылись за досками забора.

Но мне их кратковременного присутствия было вполне достаточно. Главное, чтобы Юрченко проникся ситуацией. А он, как бы громко ни пыхтел, мои слова отлично расслышал.

Я придавил коленом его к земле, завернул руки за спину и застегнул на запястьях наручники.

– За что? – вопил тот. – В собственном доме менты крутят!

– Было бы за что, вообще пристрелил бы, – процедил я. – А так посидишь сутки в обезьяннике. Для профилактики, так сказать.

– Не имеете право! – он вдруг снова стал называть меня на «вы». – Я буду жаловаться в прокуратуру!

– Могу адрес подсказать, – хмыкнул я. – И телефон.

Я выволок его на улицу и посадил в машину. Лишившись родных стен, да в оковах, Юрченко вдруг присмирел. Сопел, вздыхал и бубнил под нос что-то про беспредел милиции.

Честно сказать, он меня здорово раздражал. Сам напросился. Увезу в отдел. Там сдам участковым, те мигом нарисуют какой-нибудь левый протокольчик, например, за нахождение в пьяном виде в общественном месте.

Чую, что-то Леня недоговаривает. Надо будет с ним в «казематах» более детально поработать. Но это утром.

Минут через двадцать вышла Света. Лицо озабоченное, морщит лоб.

Мы отошли в сторонку:

– Чем обрадуешь?

– Антонина боится мужа, – ответила она.

– Это и без психологии ясно, – улыбнулся я.

– Я так и не смогла ее разговорить. Но она переживает по поводу сына. Это ее прямо гложет. И видно, что винит в чем-то мужа…

– А вот это уже интересно. Что еще рассказывала?

– Что Юрченко частенько ее покалачивает. Заявление, конечно, она на него наотрез отказалась писать, но обмолвилась, что раньше сын за нее заступался. А теперь некому. Даже расплакалась.

– Хм-м… Сколько Вадиму было? Пятнадцать? И как он с таким боровом справлялся?

– Похоже, что никак. Тоже получал от отца.

– Ясненько. Щас этого ублюдка отвезем в милицию. Там с ним побеседуем. Есть у меня мыслишка. Ты в театральном кружке когда-нибудь занималась?

* * *

На утро следующего дня я распорядился, чтобы Юрченко привели в комнату для разбора. Мрачный кабинет без окон при «обезъяннике» – то, что нужно.

Я входил не спеша. Заодно удостоверился, что вчерашнюю спесь с задержанного как рукой сняло. Трезвый и подавленный, он смотрел на меня исподлобья, ерзая на приваренной к полу скамье, перебирая «мазутными» пальцами (вчера его дактилоскопировали, а такая краска плохо отмывается). Я с деловым видом разложил на железном, выкрашенном в цвет синюшных стен столе, бумажки и сочувственно кивнул задержанному.

– Плохи твои дела. Леонид, очень плохи… Но – сам виноват.

Ничего больше не добавив, я стал заполнять бланк протокола, вписывая туда всякую белиберду, типа «мама мыла раму» и «идет бычок, качается».

– Я ничего не сделал, – испуганно таращился на меня Юрченко.

В ответ я лишь многозначительно хмыкнул и сочувствующе закивал:

– Ну-ну… Все так поначалу говорят.

– Бл*ть! Начальник! Вот те крест! Я ничего не сделал!

Дверь распахнулась, и на пороге появилась Света, она незаметно мне подмигнула и серьезным голосом проговорила:

– Андрей Григорьевич, Антонина Юрченко повторила свои показания под протокол, готова сотрудничать со следствием…

– Хорошо, – кивнул я.

Леня что-то прошипел. Почти про себя, но я явственно расслышал «сука».

Света с укоризной посмотрела на задержанного и покачала головой:

– Как же так вы могли, гражданин Юрченко. Как же так?

Тот ударил себя кулаком в грудь и замотал головой, дескать, не виноват я. Кажется, дар речи его временно покинул.

Света скрылась, а я продолжал корябать в протоколе что-то из Маяковского. Через некоторое время в кабинете нарисовался уже Погодин:

– Андрей Григорьевич, санкцию на обыск получили, вы скоро освободитесь?

– Скоро, – кивнул я.

– А это и есть тот самый? – Погодин многозначительно уставился на Леню.

– Собственной персоной, – ответил я.

– Вот гад… – прошипел Погодин и скрылся.

Никто из нас не прерывал тишины, я только ручкой скрипел. Спустя время постучался Катков:

– Андрей Григорьевич, я проверил. Пальчики оставлены гражданином Юрченко Леонидом Сергеевичем, 1940-го года рождения, три следа обнаружены на…

– Постой, Алексей, – я многозначительно кивнул на задержанного.

– А… Кхм. Это, выходит, он и есть?

Вместо ответа я махнул рукой, дескать, скройся, не до тебя. Катков изобразил виноватый вид и закрыл за собой дверь.

Через пару минут, соблюдая ритм всей нашей пьесы, появилась другая массовка в виде помощника дежурного и какого-то сержанта:

– Андрей Григорьевич, – доложил помдеж. – Камер одиночных нет, придется Юрченко в общую сажать.

– Сажайте, – пожал я плечами, не отрывая взгляда от бумаг.

– Ну как же?.. – помдеж перешел на шёпот, как будто сидевший тут же страдалец мог его не услышать. – А если задушится? Вернее, помогут ему. Не любят у нас таких. Даже бывалые сидельцы не любят.

– Что же теперь? – хлопнул я кулаком по столу. – Возле каждой мрази по милиционеру круглосуточно выставлять будем? Уводите! – кивнул я на ошалевшего Юрченко.

– Как – уводите? – пролепетал тот. – А показания мои снимать не будете? Меня-то выслушать, значит?

– А зачем нам твои показания, Леня? – сверлил я его взглядом. – Нам показаний твоей супруги хватает.

– Да врет она все! – вдруг взвизгнул здоровяк. – Врет, сука! И выродок ее такой же лживый и извортливый был. Нагуляла, паскуда, а я ростил.

– Поэтому ты убил Вадима? – спокойно и даже с некоторым безразличием в голосе проговорил я.

– Да не хотел я его убивать! Паршивец с ножом на меня кинулся. Ну я и толкнул его, спьяну дело было. Он затылком об угол табурета приложился, с лету-то. Не хотел я. Так случайно вышло… Нечего ему было лезть!

Юрченко явно был готов сейчас на всё – испугался за свою шкуру. Спектакль нельзя было прерывать, а не то я бы плюнул паскуде в лицо.

Я спокойно проговорил:

– Хочется тебе верить, Леня. За непредумышленное убийство не расстреливают. Вижу, человек ты не совсем пропащий. Рассказывай, куда труп спрятал. Мы-то уже знаем. Но ты сам давай. Облегчи душу.

– Да в погребе он!

– Как – в погребе? – опешил я. – Заморожен, что ли?

– Почему заморожен? Закопал я его. Будто похоронил. А всем сказал, что потерялся…

Леня обхватил руками голову и зарыдал. Плечи его дергались, и из груди доносилось бульканье. Я подождал несколько секунд. Неужели проснулась совесть?

– Антонина, сука… Сдала. Убью гадину, – простонал он.

Я тихо хмыкнул. Куда уж там.

– Никто тебя не сдавал, Леня, – похлопал я его по плечу. – Молодец, что сам признался. Но за Вадика ответить придется.

Глава 6

– Отлично сработали, Андрей Григорьевич и Светлана Валерьевна, – Горохов довольно пыхтел сигаретой на утренней планерке. – Раскрыли старое убийство подростка. Подозреваемый уже дал признательные показания. На следственном эксперименте поведал, как все произошло. Указал на место захоронения своего сына. Заброшенный погреб в его же дворе. Останки направили на экспертизу. Но, как вы уже догадались, товарищи, это совсем не наш Холодильщик. Почерк и мотив не те. Так что дело я оставил расследовать местным. А нам надо думать о своем и разработать план дальнейших следственно-оперативных мероприятий.

– Разрешите, Никита Егорович? – Погодин, будто в школе, поднял руку.

– Говори, Федор.

– Я проверил мясокомбинат и продовольственные склады. Прошерстил все морозильные камеры там. Выяснил, что доступ к ним имеют сразу несколько сотрудников. Маловероятно, что Холодильщик хранил трупы где-то на производстве или в подобных учреждениях. Опасно это. Скорее всего, у него дома есть подобная морозильная установка.

– Согласен, – кивнул Горохов. – Столько лет продержать тела у всех на виду – невозможно. Не то, что даже проверка найдёт, а свои же коллеги, что называется, наткнутся. Тогда слушай новую боевую задачу. Проверь все списанные за последние пять лет крупногабаритные морозильные установки. Подними акты, переговори с членами комиссии по списанию. Узнай судьбу всех подобных агрегатов, может, кто-то из работников их к рукам прибрал, или их реализовали населению.

Я чуть не присвистнул вслух. Легко начальству задачи раздавать.

– Такое трудно проверить, – опустил голову Федя. – Столько времени прошло. И если аппараты «налево» ушли, правды ни от кого не добьешься. Молчать будут, как партизаны.

– А ты надави на них, – проворчал Горохов. – Ты милиционер или комбайнер? Прояви твердость.

Никита Егорович даже по столу ладонью прихлопнул, как будто демонстрируя, как надо твердость проявлять с народом.

– Да я как-то не умею запугивать, – растерянно пожал плечами Федя.

– Ничего сложного, – фыркнул Горохов. – Все просто. Пугать надо как можно раньше и как можно чаще. У Андрея Григорьевича уроки возьми.

– Все равно, боюсь, один не справлюсь, – Погодин покосился на меня, будто ища поддержки и ожидая, что я, наконец, выскажу свое желание ему помочь в таком деле.

Но я деликатно молчал. Такие «бегательные» мероприятия не по мне. Мы их обычно перекладывали на плечи местных. А, собственно, почему бы не поступить так и в этот раз?

– Никита Егорович, – предложил я. – Давайте местный ОБХСС еще подключим. Нагрянут на предприятия с проверкой финансового движения материальных ценностей. Приемка, списание. Упор сделают на морозильники, но для вида еще что-нибудь прошерстят. Жути нагонят, как они умеют – их точно учить не надо. А когда выяснится, что морозильники списаны законно, думаю, что на радостях никто не будет скрывать их дальнейшую судьбу. Всё нам выложат.

Горохов громко хмыкнул. Кажется, моя доморощенная смекалка пришлась кстати.

– Отличная мысль, Андрей Григорьевич, – одобрительно закивал следователь и повернулся к Погодину. – Будет тебе, Федор, целая гвардия помощников. С местным начальником милиции я договорюсь насчет подспорья. Если диалог не завяжется – Звягинцев поможет. Так и быть, выделим тебе пару-тройку ОБХСС-ников. Ты за старшего будешь, так что – рули, капитан.

Федя кивнул, но все равно как-то удрученно. Не привык он руководить. Под моим непосредственным началом ему всегда работать комфортнее было. Но если Горохов не прикрепил меня с ним в пару, значит, на мой счет у него другие соображения. Подождем, что скажет. Хотя свой план в голове у меня уже, как всегда, имелся.

– Вот отказной материал по факту обнаружения трупа Ложкина, – шеф кивнул Каткову. – Изучи, Алексей, внимательно осмотр места происшествия и фототаблицу к нему. Может, что-то местные упустили. С уликами там негусто. Следов обуви нет, непогодой все смыло. Если что-то накопаешь, немедленно доложи и оформи справкой. Приложим к делу. Будем в бумажках копаться, а что делать! Экспертизы уже не назначишь. Повторно искать доказательства нет возможности. Тело захоронили, одежду уничтожили. И вот еще… Сгоняй в морг, изыми образцы одежды Тетеркина. В конце концов, волокна его синего спортивного костюма могли остаться в морозильной установке, или в машине Холодильщика. Не приволок же он тело на горбу из самого города?

– Да как же я один это изыму? – теперь уже трухнул Катков. – Я же, как эксперт-криминалист, не имею полномочий самостоятельно доказательства и объекты исследования собирать. Вы же знаете. Только в качестве специалиста могу присутствовать, под протокол, в паре со следователем.

– Ой, Алексей, – поморщился Никита Егорович. – Не нуди. Будет тебе протокол, но позже. Задним числом там дадим понятым расписаться, делов-то. Ты главное образцы отбери, пока они не похерились.

Горохов определённо прогрессировал, перенимая мои методы работы из начала двухтысячных, когда к процессуальным заморочкам относились гораздо проще (во благо общего дела, конечно, правда, не всегда).

– А если преступник не из города вовсе? – вставил я веское слово. – А из окрестных поселков или деревень, например.

– Возможно, – Горохов пощелкал костяшками пальцев и задумался. – Но маловероятно. В деревнях ведь все на виду. Машина не успела к дому подъехать, а на нее уже из-за штор с обеих сторон улицы таращится несколько пар любопытных глаз. В сельской местности у пенсионеров и детей самое интересное занятие – это за прохожими и соседями наблюдать, в окошко там или с крыльца. В городе легче затеряться и такие дела с трупами проворачивать. Но, ясное дело, в квартиру такой холодильник не поставишь. Значит, приоритетно искать надо в частном секторе. Я запрошу данные на всех ранее судимых за убийства и насильственные преступления, кто освободился за последние пять лет. Тебе, Андрей Григорьевич, самая сложная задача. Проверить их всех по месту жительства. Светлана Валерьевна тебе в помощь. Я так понял, вы с ней отлично сработались.

Горохов сказал это вроде бы и без сарказма, а Света украдкой бросила на меня взгляд и улыбнулась уголком рта. Катков и Погодин лишь вздохнули. Один из них явно хотел работать в паре со Светой, а второй – со мной. Но в этот раз им не повезло. Конкуренция в отдельно взятом коллективе, так сказать.

А мне повезло? Фиг знает. Обхаживать недотрогу – так себе перспектива. Чувствую себя пионером. Хотя мне ведь это нравится. Наверное…

– Есть проверить всех по месту жительства, – я картинно приложил правую ладонь к виску. – Просеем всю шушеру, склонную к подобным преступлениям.

– Только, боюсь, что это ничего не даст, – вмешалась Света. – как показывает практика, маньяк всегда маскируется под обычного человека. А зачастую даже под примерного семьянина и прилежного работника. Может в партии состоять. Он умен и способен манипулировать людьми. Но криминальный контингент, конечно, проверить надо.

– По крайней мере, в этом случае мы отметем часть подозреваемых, – кивнул Горохов. – Ты, Светлана Валерьевна, извини за сравнение, будто ходячий детектор лжи. Поможешь Андрею Григорьевичу разобраться, кто из откинувшихся «Фантомас», а кто нет.

Света дежурно улыбнулась. Что ж, все при своих задачах, можно браться за дела. Я оглядел своих коллег – всем как будто хотелось немножечко «дозреть», сидя в благоустроенном кабинете. Обсудить, поспорить, посомневаться.

Вот и Погодину было что сказать.

– Одного не пойму, – почесал затылок Федя. – Если Холодильщик похищает и убивает детей, зачем он их тела подбрасывает в лес? Если бы трупы не обнаружили, никто бы его не искал. Он же, фактически, запустил на себя охоту.

Вопрос действительно интересный. Я повернулся к Психологине.

– Скорее всего, он и правда желает привлечь внимание к своей персоне, – ответила Света. – Может, в детстве был обделен должным вниманием, и сейчас испытывает некий реваншизм. Он нашел способ выделиться и, вполне возможно, вовсе не причисляет себя к преступникам. Может, даже считает, что действует во благо общества.

– Какое же тут благое дело может быть? – удивился Федя.

– Нам пока не понять. Маньяк – всегда психически нездоровый человек. А если он убивает не только ради «великой» цели, но еще и ради удовольствия, то вдвойне больной…

– Так, может, нам тогда всех душевнобольных еще проверить? – предложил Федя.

– Такие люди на учете не стоят, – скептически заметила Света. – Иначе все было бы предельно просто… Они скрытны и умеют притворяться нормальными. Как и говорила, иногда просто мастерски.

– А мне вот Огурцов каким-то странным кажется, – не унимался Федор. – Вроде улыбается всегда, а глазки холодные. Как у змеи. Он может быть маньяком. Ну так? Чисто теоретически.

– Чисто теоретически, Федор, – фыркнул Никита Егорович, – Каждый из нас может быть маньяком. Ну, разве что кроме Алексея.

– Почему это я маньяком не могу быть, Никита Егорович? – будто обидевшись, пробурчал Катков, ловя на себе насмешливые взгляды товарищей.

– Нет в тебе стержня убийцы, Алеша. А вот в Андрее есть.

Я не знал, то ли радоваться, то ли расстраиваться такому комплименту. Но Алексей явно слегка поник, узнав, что карьера Потрошителя ему не светит.

* * *

Нас следующий день следователь прокуратуры Огурцов, не имевший понятия, что наш Федя готов подозревать его в самых страшных делах, лично приволок нам нужные сведения о лицах, ранее осужденных за особо тяжкие преступления против личности. Звягинцев велел использовать следака по полной, чему Иван Петрович не особо обрадовался. Но недовольство, как всегда, свое не показывал и неизменную льстивую улыбку с лица ни в коем случае не снимал.

Мы пробежались по списку и решили начать с самых «перспективных» подозреваемых. Один неоднократно сидел за изнасилование, а второй, некто Сапожников Евгений Савельевич, 1946 года рождения (то бишь 39 лет ему сейчас), оказался еще более интересным фруктом. Он десять лет отбывал наказание в колонии строгого режима за убийство. И что самое примечательное – его жертвой был подросток четырнадцати лет.

Я показал его данные Горохову. Тот внимательно прочитал мини-досье, покряхтел и стал потирать руки:

– Наш человек… Его в первую очередь проверить надо.

– Ага, – кивнул я. – И освободился в феврале 1982-го. Как раз незадолго до того, когда пропал Витя Тетеркин.

– Вот что, – Горохов озадаченно посмотрел на часы. – Я сейчас выбью вам со Светланой Валерьевной подмогу из числа местных оперативников. Одни к нему не суйтесь. Мало ли что…

– Не стоит поднимать шум раньше времени, Никита Егорович, – предложил я. – Мы со Светланой Валерьевной все по-тихому постараемся сделать. Прощупаем его, так сказать. А если в ружье поднимать всю милицию, назавтра об этом весь город будет знать. А если это не он окажется? Тогда настоящий Холодильщик затаиться может.

Начальник настороженно постучал пальцами по столу.

– Думаешь, он не знает, что его ищут? – свел брови Горохов.

– Знает, но о том, что по его душу приехала группа Горохова из Москвы – вряд ли догадывается. А с местными он будет более откровенно в кошки-мышки играть. Судя по всему, он их ни во что не ставит и не считает за равных себе соперников. Надеется легко обыграть, понимаете.

Шеф задумался, прокашлялся в кулак и кивнул:

– Ладно, давайте, только аккуратно. И Погодина с собой возьмите на всякий случай. Только пусть вооружится. А то, помню, были казусы…

– Да он мясокомбинат вместе с ОБХСС-никами на уши ставит, – отмахнулся я. – Долго его ждать придется. Мы время терять не будем. Справимся.

* * *

Наша служебная «Волга» въехала в массив частного сектора (местные называли его «урочище Листвянка»), в котором, по данным местной милиции, проживал Сапожников. Где-то здесь же неподалеку стоял дом Лёни Юрченко. Только теперь он нескоро в него вернется. Останки его сына выкопали и отправили на экспертизу. Его супруга Антонина так и не дала показаний против мужа, хотя, по нашим прикидкам, прекрасно знала о его злодеянии. При таком раскладе ей грозило привлечение к уголовной ответственности за сокрытие преступления. Но у следствия были сомнения в ее адекватности. Огурцов направил женщину на судебно-психиатрическую экспертизу в областное бюро. Сказал, что, скорее всего, там признают ее невменяемой и освободят от уголовного преследования.

– Странный поселок, – Света с интересом разглядывала старые, почерневшие бревенчатые дома, многие из которых вросли в землю, вероятно, еще с довоенных времен. – Такое ощущение, что здесь проживают все убийцы детей. Коммунной.

– Детей убили не так уж и много, – успокоил я ее. – Пока только два трупа у нас, надеюсь, что на этом все.

– Мне бы твою уверенность, Андрей, – вздохнула девушка. – Чутье психолога мне подсказывает, что это только начало…

Про предчувствия думать не хотелось. Я остановился перед несуразным домишкой, больше похожим на гигантскую собачью будку, сколоченную из досок, кусков фанеры и обшитую местами потрескавшимся рубероидом.

– Приехали, – сказал я. – Заречная, тринадцать. Адрес этот должен быть.