Купчиха. Том 2

Смотрели на неё с удивлением и завистью.

Проходя мимо гаражей, заметила машину и обомлела. Спиной к ней стоял Максим.

Задрожала, почувствовала, как земля уходит из-под ног. Качаясь, прислонилась к стене гаража.

– Живой… – прошептала она.

Максим обернулся. Уставился на Марию.

А потом отвернулся резко.

Она набралась смелости, подошла.

Воротником прикрыла шрам на щеке.

– Здравствуй, Максим! – произнесла Мария.

– Ну, здравствуй, Маша… – Максим не оборачивался. – Я вот приехал опять. Некому к вам везти провизию. Сняли меня с основного маршрута и опять сюда. Ты прости, я не выбираю, куда мне ехать.

– Да ты что! – воскликнула Мария. – Я места себе не находила, когда ты ездить перестал.

– Ну так, сама захотела. Я перевёлся на другой маршрут. В госпитале полежал и перевёлся. Вот за три месяца впервые меня сюда отправили. Я же три зимы сюда ездил. Новые водители неопытные. Условия погодные сейчас сложные. Никого не найдут – меня опять поставят.

– Хорошо, что поставят, – прошептала Мария.

– А ничего хорошего! – воскликнул Максим. – Мне жить хочется! А тут из метели пока выберешься – поседеешь.

Мария всё ждала, когда Максим опять угостит чем-нибудь, улыбнётся, дотронется нечаянно.

Но он продолжал говорить о том, как сложно работать водителем в таких условиях.

– Ну я пойду, – пробурчала Мария обиженно.

Максим не остановил её.

– Какая же я дура, – бормотала себе под нос Мария. – Придумала, что он меня любит.

Плакала всю ночь. Как назло, сильно хотелось есть. И перед глазами то и дело появлялись вкусные пирожки мамы Максима.

На следующий день Максим привёз материалы для ковров.

Мария пошла помочь с разгрузкой. Он вырвал из её рук мешок и пробурчал:

– Сам справлюсь.

Калмычке выделили отдельную комнату. Там же ей поставили кровать. Как она радовалась тому, что можно вдоволь наплакаться. Вечером готовность ковров приезжал проверять начальник.

Он подгонял Марию и говорил каждый день:

– Только попробуй время тянуть. Мне эти ковры позарез нужны.

Мария время не тянула. Совсем перестала выходить на улицу. О Максиме старалась не думать совсем. Когда было уже невмоготу, говорила сама с собой:

– Ну что мне с ним светит? Нет у нас будущего. Он свободный, я преступница.

Но разговор сам с собой облегчения не приносил. А выходить и выглядывать Максима гордость уже не позволяла.

Бывало, материалы привозили с задержкой. Но начальник всё равно подгонял Марию. За два осенних месяца она изготовила только половину первого ковра. Когда выходила на улицу, ей уже даже вслед шептали, что стала она подстилкой.

– Выделили ей отдельную комнату, ты посмотри на неё! Рожей не вышла, глаз не видно, тьфу… Ведьма.

Мария не обращала внимания. Выплакаться могла в своей мастерской, которая служила и спальней.

Как-то поздним вечером в конце ноября в дверь постучались.

Мария подумала, что приехали проверять работу. Проверку прождала весь вечер. Подумала, что из-за погоды задерживается её заказчик.

Открыла дверь. На пороге стоял Максим. Держал в руке одуванчик. Протянул его Марии и произнёс:

– Смотри, какое чудо у нас выросло! Отчим семена летом с юга привёз, мать посадила дома.

Мария одуванчики не видела очень давно. Улыбнулась, осторожно провела по ярко-жёлтым лепесткам.

– Я один незаметно сорвал и вот тебе решил показать, нравится?

Мария кивнула.

– Ма-а-а-а-ш, – прошептала Максим. – Выходи за меня замуж!

– Смеёшься, – Мария спрятала улыбку. – Издеваешься. Знаешь, что невозможно.

– А мы по-своему поженимся. Вот так на словах. Ты будешь моей, а я твоим. Вот так поживём, а дальше видно будет. Я тут поузнавал немного. Амнистию если дадут, ты выйти сможешь. Ведёшь себя хорошо, работаешь на совесть.

Мария покачала головой.

– Это всё мечты, Максим. И замужество на словах не по-людски.

– А сейчас по-людски? – завёлся Максим. – Ты тут по-людски?

Он перешёл на крик.

– Не кричи, – спокойно попросила Мария. – Зачем внимание на себя привлекать?

– Люблю я тебя, Маша, – успокаиваясь, произнёс Максим. – Я и маме уже о тебе рассказал. Правда не говорил, что ты пока несвободна. Но то, что ты калмычка, её совсем не волнует. Она сказала, что людей много разных. Она мне счастья хочет. Нам хочет счастья. У моего отчима много связей. Поможет, если я попрошу.

– Ну попроси, – сказала вдруг Мария. – Только перед прошением расскажи своей маме, кто я такая. И у неё желание отпадёт тотчас.

– Не отпадёт, – уверил Максим, – она хорошая. Иногда строгая. Так что, согласна стать моей женой?

Мария улыбнулась, кивнула. Максим взял из её рук одуванчик, скрутил стебелёк в виде колечка и надел на палец Марии.

Одуванчиковое колечко держалось на пальце недолго.

– Вот такая и любовь у нас, – прошептала Мария, поднимая упавшее колечко, – скрутила и расслабилась.

В ту ночь Максим остался с Марией. А потом ещё 5 ночей было в их распоряжении. Дороги так замело, что Максим не мог уехать обратно.

– Если ребёночка родишь, – прошептал он перед отъездом, – я его воспитаю на воле, а потом и ты к нам присоединишься.

О том, что ребёночек всё-таки будет, Мария догадалась быстро.

Максиму ничего не говорила. Да и видеться они стали реже. Марии нужно было сдавать уже 2 ковра, а она заканчивала только первый.

***

Тося не могла вымолвить ни слова. Иван заметил, как по её щекам побежали слёзы.

– Не реви, – сказал он, – не скажу никому. Ты же всю душу из меня вынула! Что же за судьба у меня такая! Все, кого люблю, мимо меня проходят. Вроде бы вот оно счастье, хвать… А хвост в руке, и счастье упорхнуло. Вот и с тобой так. Манишь меня, а носом воротишь.

Прохор Леонидович продолжал стоять за спиной Ивана. Тося слушала, но глаз с Прохора не спускала.

Иван вдруг потянул свою руку, хотел дотронуться до Тоси, но почувствовал, как чья-то тяжёлая рука легла на его плечо.

Он испугался, оглянулся.

Глаза Прохора Леонидовича сверкали, как и топор в его руке.

– Баба моя приглянулась? – голос Прохора нарушил тишину. – Душу она из тебя вынула? Уйди, Тося. Уйди к соседке.

Тося подошла к мужу.

– Проша, умоляю, отдай топор.

– Отдам, когда не нужен станет. Кому сказал, иди к соседке.

Иван побелел. Сделал шаг назад.

– Стоя-я-я-я-я-ть, – заорал Прохор Леонидович и бросился на Ивана.

Он размахивал топором, но в Ивана не целился.

– Вот так ты за добро, да? Ты ещё про меня не забудь рассказать, когда кляузничать пойдёшь. Всё расскажи! И как я притворялся, и как тушёнку советскую по десять банок жрал, и про братца моего намекни. Может, тебе шепнут на ушко, жив он или нет. Мне потом по секрету скажешь, если свидимся.

Тося рыдала. Иван не сопротивлялся, а Прохор Леонидович отбросил топор и бил Ивана кулаками по лицу.

Когда Иван уже хрипел, Прохор остановился, отошёл в сторону.

– Сказал же тебе, уйди к соседке, – крикнул он к жене.

Иван корчился на полу.

Прохор склонился над ним и произнёс:

– Ещё с Тосей заговоришь, язык оторву.

Потом подхватил Ивана под руки и затащил в его комнату.

– Оклемаешься и уходи. Мне предатели в доме не нужны. А ты, – обратился он к жене, – чтобы даже не думала за ним ухаживать. Не корми, воду не давай. Он живучий, без нас справится.

Тося кивнула, подошла к мужу, прижалась к нему.

Почувствовала, как колотится его сердце.

– Уймись, Проша! Я верна тебе, Мурлыка. Уймись.

– Всё пройдёт, Тосечка, ты только будь рядом. Привези Василька. Здоров я, притворялся, чтобы этого немого на чистую воду вывести. А то вдруг мне немного осталось, а мне бы на сына ещё поглядеть.

На следующий день Тося отправилась к родителям за сыном.

По наказу мужа к Ивану в комнату не заходила. Но сердце болело за него. На третий день после случившегося дождалась, пока Прохор уснёт. Подошла к двери. Прислонила ухо, прислушивалась.

Потом тихонько приоткрыла дверь.

Иван сидел на стуле у окна, спиной к двери.

– Уже не боишься? – промолвил он не оборачиваясь.

– Есть хочешь? – тихо произнесла Тося.

– Поел уже, пока вы спали. Думаешь, меня можно сломать? Я живучий, и не от такого выживал. А тут старик руками перед носом помахал. Старый дурак возомнил себя героем. Он помрёт, а ты что делать будешь?

Тося вышла.

Её трясло от страха. И вдруг увидела Прохора.

Он смотрел на неё строго.

– Просил же тебя, горе ты моё. Добрая ты, моя душа. Иди в комнату.

Тося послушно прошла мимо.

Прохор Леонидович заглянул к Ивану.

– Собирайся, – сказал он спокойно. – Испортишь мне жену. А я такого ангела больше нигде не найду.

– В ночь никуда не пойду, – вздохнул Иван. – Дай до утра дожить.

– Ну до утра, так до утра, – кивнул Прохор. – Ты меня прости, всё-таки жизнь с тобой была интересной. Прости, что попрекнул тебя куском хлеба. Всем было тяжело, и мне тоже. Неизвестно, что было бы со мной. Но держать тебя в своём доме я больше не хочу. У меня семья. Тосю нервировать не хочу. Молоденькая она. Запутается, закрутят её чувства неизвестные. А я без неё умру.

Утром Иван попрощался с Прохором и Тосей.

***

Февраль 1930 года был ветреным. Холод пронизывал, одежда не спасала. Иван уже стал замерзать, когда увидел на дороге обоз.

По пути до родной деревни Ивана подвезли на этом обозе сразу к дому председателя.

Председатель, молодой мужчина с уродливым шрамом на лице, выслушал Ивана. Записал всё, что тот умеет. Заинтересовался тем, что Иван владеет кузнечным искусством.

– Я давно хочу восстановить кузницу. Была тут до революции. Умер кузнец, а замены хорошей не нашли. Ты пока составь мне список всего, что нужно, да сходи посмотри, что там осталось от бывшей кузницы.

Иван вышел на улицу. Справа от дома председателя возвышался дом Полянского. И нахлынули на кузнеца воспоминания.

Долго смотрел он на этот дом. Когда шёл по улице, никого уже не узнавал. Да и его все забыли. За столько лет Иван изменился до неузнаваемости.

От кузницы, которую специально для Ивана оборудовал Полянский, почти ничего не осталось.

Навес покосился, вот-вот готов был рухнуть под толстым слоем снега.

Каменные стены были частично разобраны, деревянные ворота тоже.

Внутри в углу была свалена куча металла, ржавые тяпки и грабли. Повсюду валялось какое-то тряпьё.

От внутреннего «убранства» Ивану стало не по себе. Вспомнил вдруг, как обустроено всё у Степана. И появилось огромное желание возродить это место, сделать его нужным ради памяти отца, ради того, чтобы не сойти с ума от одиночества и неразделённой любви.

Вернулся к председателю. Быстро написал ему всё, что нужно для восстановления. Тот, воодушевлённый своей давней мечтой, тут же стал писать письмо в райотдел.

Поселили Ивана в дом, где до ссылки жили Мария и Корней. Окна и двери были забиты досками.

И опять воспоминания надолго отключили Ивана от реальной жизни.

Он вспомнил Джурыка и его мать. С благодарностью помолился за них. Вспомнил и Марию. Решил по возможности узнать о её судьбе.

Когда сошёл снег, Иван принялся за восстановление кузницы. В помощь ему дали одного подростка. Вместе с ним они восстановили каменные стены, починили ворота, исправили навес. Подросток оказался обучен резьбе по дереву.

В апреле 1930 года обновлённая кузница уже выпускала резные деревянные полки с коваными подвесами.

Иван с головой окунулся в работу.

Когда обустраивал дом Марии, нашёл в погребе знакомые документы Полянского.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.