Ни сна, ни яви

Лен Хардин

Ни сна, ни яви

У порога

– Ты только посмотри! – завороженно прошептал Стефан. – Мы все-таки дошли…

“Да, дошли, – обреченно подумала Юна. – Дошли, хотя дойти не должны были. Черт бы побрал эту дорогу, этот замок и ту тварь, что лежит в самых высоких покоях…”

Пока Стефан, наследник великого витязя Югорского, восторженно таращился на огромный чертог, Юна спешилась со своей кобылы и взяла под уздцы боевого жеребца своего спутника. Глупая животина опять тянулась красивой, породистой мордой к зарослям шиповника, не догадываясь, что одного лишь укола хватит, чтобы уснуть вечным сном.

– Юна, мы дошли! – повторил Стефан совершенно счастливым голосом.

Он внезапно соскочил с коня, схватил Юну в охапку и закружил по поляне. Витязич был высокий и статный, а Юна тощая и безумно уставшая…

– Милая моя, драгоценная, сокровище мое! Ты провела меня, ты смогла! Ты самая лучшая, моя дорогая, моя любимая…

У девушки закружилась голова. То ли от безумного господского танца по поляне, то ли от усталости… но, скорее всего, от Стефановых слов.

– Стеф, мне надо отдохнуть, – прошептала Юна. – У меня сил совсем нет, Стеф, и голова кружится…

Наследник, опомнившись, аккуратно поставил спутницу на траву и озабоченно вгляделся в ее лицо:

– Юн, ты как? Ты… не укололась?

– Нет, я просто очень устала, не волнуйся. Дай мне немного времени посидеть, и мы пойдем за твоей наградой…

– Милая, отдыхай, отдыхай сколько душе угодно! Я пока коней напою, костер сложу… а, вино! У нас же осталось немного! Сейчас мы тебя мигом на ноги поставим…

Глядя, как высокородный господарь Югорский неловко привязывает лошадей и роется в седельных сумках, Юна испытала очередной прилив жгучей любви и бескрайней боли. И опять в очередной пожалела, что их путь заканчивается так скоро.

***

У Юны не было фамилии, не было родителей, не было даже права распоряжаться своей жизнь.

Ее воспоминания начинались с милосердного дома, куда отдавали всех детей, имеющих наклонность к ведовству. Но не было в тех домах ничего милосердного, ничего доброго и ничего святого. Высохшие от времени и обозленные от собственной поганой судьбы, монашки приучали “меченных” детей к повиновению палкой, огнем и ошейниками с лунь-камнем. От последних было гаже всего – тяжелые кандалы с бледно-серыми валунами не давали вдохнуть полной грудью, давили любую волю и дурманили разум.

С той поры у Юны остались самые тягостные воспоминания: темные, утопленные в землю бараки, вонь и побои, бесконечный страх и едкая боль. И нельзя было спастись или выслужиться, можно было только терпеть.

И она вытерпела. В четырнадцать лет Юну, как примерную воспитанницу, продали витязю Югорскому. И это, как потом выяснилось, было весьма редким явлением: ученых колдунов, как правило, скупали в войска, на тяжелые работы в рудники или на торговые баржи. Словом, везде, где требовалась грубая и очень послушная разрушительная сила. А зачем ручной колдун в домашнем хозяйстве, когда есть обычные слуги? Более дешевые и менее опасные.

Но Юна тогда не задумывалась об этом. Из грязных и тесных бараков она попала в просторный господский дом, где было чисто, светло и красиво. Ей отвели собственные покои, одели в дорогую и теплую одежду, а вечером даже посадили за один стол с витязевой семьей…

Тогда-то Юна и увидела Стефана, наследного сына витязя Югорского.

Он был всего на год ее старше, а выше на целую голову. Красивый, с густыми темными кудрями, очень улыбчивый и вежливый, даже с рабыней – он сразу завоевал Юнино сердце. Там же она увидела и своего хозяина – вдовца Немала Югорского, великого витязя, седого и грозного владетеля. Две его дочки, шестилетние близняшки Нима и Лорана, весело болтали и явно намеревались завести с гостьей дружбу.

Как же все отличалось от рабской обстановки милосердных домов! За столом свободно разговаривали, смеялись, даже суровый старый витязь обращался к рабыне будто бы на равных…

Три года Юна прожила как в прекрасном сне. Она будто бы стала равноправным членом семьи, любимой и нужной. Юна лечила болячки старого витязя, развлекала близняшек мелкими фокусами, гадала всей витязевой челяди… а потом и гуляла долгими ночами со Стефаном. В какой-то момент Юна почти поверила, что ее взяли в эту семью не как рабыню, а как будущую невесту прекрасного, сильного, великолепного Стефана…

В конце концов, разве можно найти лучшую жену? Столь же верную и могущественную…

Оказалось, можно. На следующий день после восемнадцатилетия наследника, господин Немал позвал Юну в свои покои. И рассказал, что род его угасает. Что Стефан – единственный наследник, но кладовые его дома пусты, земли бедны, а близняшек надобно выдать замуж с приличным приданым – которого нет и не предвидится. Не может витязич Югорский жениться на рабыне… как не может он жениться и на богатой купчихе. Только высокородная достойна стать его невестой, но обычная господарыня не выйдет замуж за такого бедняка. Но есть та, что спит в шиповнике…

Юна тогда опешила. Всему княжеству была известна эта история – страшная, кровавая и темная.

Почти двадцать лет назад владетельный князь устроил большой праздник для своей единственной дочери. Были приглашены родственники и особо приближенные…. но князь не позвал дальнюю родственницу, которая оказалась злой ведьмой. В ярости она явилась на праздник и прокляла княжну, наказав ей скорую смерть от укола и тут же подарила девочке веточку с пышным цветком шиповника. Но, перед тем, как несмышленый ребенок укололся о колючку, самая молодая гостья успела принести свой дар. Она заменила смерть на сон, который прервет поцелуй любви. Но девочка уже схватилась за красивый цветок и упала на землю от укола отравленного шипа.

А затем колдовской шиповник начал расти столь быстро, что ни пеший, ни всадник не могли от него укрыться. Всю ночь раздавались в столице вопли людей, погибающих на острых кольях, а с рассветом на месте величайшего города королевства оказались непроходимые заросли шиповника.

А дальше сказка превращалась в быль. Известно, что в столицу никто так и не смог попасть – ни армия, ни отдельные искатели приключений. Дальний родственник князя, приняв власть, заключил с советом договор: оставить проклятые земли как есть, а силы направить на укрепление новых границ. Это было мудрое решение – неприступный город стал естественным щитом княжества с одной стороны, избавив казну от расходов на крепость и гарнизон. Так из угрозы родилась стабильность.

И Юна все поняла. Княжич попытает счастье, а домашняя рабыня-колдунья обеспечит успех походу.

***

Неделю назад под шипастую тень колдовской рощи въехал сильный отряд из дюжины хорошо вооруженных воинов, одной колдуньи и одного витязича. Два дня спустя от отряда осталось ровно половина – такой дорогой ценой далось знание, что даже самый легкий укол шипа погружает любое живое существо в беспробудный сон, похожий на смерть. Еще трое погибли от местной воды и пищи, ведь все это было густо приправлено древним проклятьем. А вчера последние два воина внезапно сошли с ума и бросились на Стефана… Юна испепелила их зеленым колдовским огнем.

И вот они у чертога. Вдвоем. Счастливый Стефан и несчастная Юна.

Юна тяжело вздохнула, пытаясь привести мысли в порядок. Она никогда не обманывала себя, она выплакала все еще тогда, в ночь после восемнадцатилетия Стефана. Она понимала, что ее любимый достоин большего, чем жена-рабыня, усмиренная ошейником с лунь-камнем.

Но как же тяжело!

Юна с ненавистью обозрела огромный замок, возвышавшийся над шипастыми кронами. На пути через чащу она видела множество разных построек, оставшихся от старой столицы, и они были величественными… двести лет назад. Сейчас от них остались лишь гнилые остовы да разбросанные камни. Но эта проклятая башня все стояла на месте, скрепленная побегами шиповника, и века были над ней не властны.

Значит, и та, что внутри, также ждет своего спасителя…

Стефан с широкой улыбкой принес своей домашней рабыне полный кубок дорогого господского вина и целый ломоть сушеного мяса. Юна поблагодарила и принялась за еду, но не переставала думать и вспоминать…

Старая сказка это всего лишь сказка. В ней очень много лжи и несостыковок… и все они могут стать либо источником их общего счастья, либо уничтожить его окончательно.

Что же здесь произошло на самом деле?

Здесь, на пороге древнего проклятого чертога, Юна кожей ощущала опасность и ложь. Убедить бы Стефана повернуть назад…

– Стеф…

– Что такое, милая? Тебе получше?

– Стеф, нам не стоит идти туда, – с трудом произнесла Юна, вглядываясь в любимое лицо.

Лучистые глаза Стефана потемнели, и он стал похож на своего гневного отца.

– Юна, что ты такое говоришь? Мы же дошли…

– Но там опасно, там очень опасно! Ты не чувствуешь, а я…

– А ты должна меня защитить, – низким чужим голосом произнес княжич и поднялся в полный рост. – Разве не это твоя задача? Разве не за этим мой отец тебя купил?

Юна отшатнулась, увидев на лице любимого то же выражение, что и у милосердных матерей. Не хватало лишь палки и раскаленного прута…

– Там – моя судьба, моя суженая! Там спасение для моего рода! Столько людей погибло: Фаль, Дараган… А сейчас, когда мы у цели, ты хочешь сбежать?!

– Стефан, господин мой! – простонала Юна, хватая его за край плаща. – Ведь это все – желание твоего отца! А ты сам.. ты сам хочешь этого? Мой милый…

– Юна, не смей больше поднимать эту тему, – отрезал Стефан голосом великого князя. – Я хочу процветания своему дому. И я хочу твоего счастья… во имя всего того, что у нас с тобой было. Но я не хочу безвестным крестьянином жить с рабыней в лачуге. Извини, Юна. Но ты просишь слишком многого, и ты сама это понимаешь. А сейчас – отдыхай и набирайся сил. Через час мы выдвигаемся.

Юна приникла к кубку с вином. Сталь дрожала в ее руках, стучала о зубы. Горячие слезы капали в дорогое господское вино. Из-за шипастого частокола вставало бледное мертвое солнце, и начинался день, который должен был стать для нее последним.

Прекрасный сад

Юна настояла на том, что не стоит идти через парадный ход. Ее пугали узкие ворота, высокие стены со стрельчатыми бойницами, откуда смотрела тьма и шипы. Она издалека видела темные всплески кустов шиповника, проросшие прямо через каменную кладку брусчатки, а на них – скелеты в истлевших одеждах и ржавых доспехах. И ей удалось убедить Стефана.

Они пошли в обход.

Высокая крепостная стена замка, видимо, когда-то была окружена аккуратными цветущими лугами, но сейчас это были унылые поля с лежалой грязно-серой травой. Юна вся напряглась, прощупывая дорогу взглядом, обонянием, ведовским чутьем… но здесь ничего не было. Просто мягкие слои старой и мертвой травы.

Наконец, они нашли подходящее место – крошечную дверь, совсем рассохшуюся от старости. Юна первая скользнула в проем, осторожно прокралась по полумраку коридора и выглянула на свет.

Кажется, она взвизгнула или громко вздохнула. Стефан окликнул ее пару раз, и, не услышав ответа, двинулся следов с мечом наперевес. Но на Юну никто не нападал и не от кого было защищаться, она просто застыла от удивления. Пораженный Стефан опустил меч и встал рядом с ней.

Это был княжеский сад. Когда-то, наверное, он был аккуратным и требовал ежедневного внимания десятка садовников… но годы свободы сотворили с ним нечто непередаваемо-великолепное.

Незнакомые заморские деревья закручивали ветки в диковинные спирали и стремились к небу, а с них на землю падала темно-алая листва. Кустарники стелились по земле тысячью полозов, а цветы…. боги, как много было цветов. Они переродились за годы невмешательства, и Юна, насмотревшись на все виды красоты в витязевом саду, с трудом узнавала растения. Розы вместо больших бутонов обратились в крошечную россыпь, лилии были огромны, а посреди этих благородных цветов буйно разошлись взрывами красок самые простецкие васильки, ромашки и тысячелистники.

Но здесь ощущение пустоты пропало.

Здесь что-то было…. или кто-то.

Юна, как и все воспитанники дома милосердия, обучались только одному – сдерживать свою силу, держать ее под контролем. Палками и лунь-камнем, голоданием и молитвами дети смиряли в себе этого демона, но здесь была крайне тонкая грань – и Юна видела, к чему приводят ошибки. Она видела сошедших с ума, пожирающих свои пальцы, и таких, которые резали свою плоть, пытаясь избавиться от страшного зуда колдовства. Эта грань была не толще волоса – использовать проклятую силу, но в рамках допустимого. Доказать свою нужность этому миру и не напугать его инородной мощью.

Поэтому она сейчас ощущала себя как мечник с холщовым мешком на голове на поле брани. Он слышит звон враждебной стали, чувствует кровь убитых до него, но, слепой, ничего не может сделать.

Ну как же? Может.

Юна знаком велела Стефану двигаться точно по ее следам и не произносить ни звука.

Шелковые, колючие, бархатные, неуловимые – тысячи разных растений Юна раздвигала руками на своем пути, поднимая в воздух облака пыльцы. От запахов слегка кружилась голова… но у нее была природная устойчивость. Юна не боялась ядовитых грибов, жгучих растений или чего-то подобного – они на нее просто не действовали.

Но нечто инородное накатило на не волной, и Юна увидела мир чужими глазами…

Молодая женщина с длинными черными волосами пряталась в розовом кусте, как простая служанка. Через переплетения цветов и шипастых ветвей она смотрела и ждала его – и, наконец, увидела.

Он был очень высоким в свои восемнадцать лет. Его лицо сочетало древнюю породу с красотой юности – величественный профиль в обрамлении сверкающей молодости. Но в его темно-серых глазах уже поселилась тоска… он многое понимал, слишком многое…

Князь Деян задумчиво вытащил меч из ножен и взмахнул им, со свистом рассекая стылый осенний воздух. Губы его неслышно произносили слова, и женщина в розовых шипах знала, что он поет:

“ Слава в веках – юдоль моя,

Кровь на руках – юдоль моя,

Я не хотел, любовь моя… “

Эту песню она придумала для него и вложила его в уста пришлого певца. Она хотела его утешить… ибо княжич, имеющий все, не имел самой простой отрады.

Из глубины замка послышался требовательный возглас, и князь торопливо ушел обратно. Женщина в розах раздраженно передернула плечами, узнав голос вдовствующей княгини-матери. Эта женщина после смерти князя то ли состарилась, то ли впала в детство… но ее желание постоянно видеть сына рядом мешало абсолютно всем.

Женщина поднялась, задумчиво касаясь крупных розовых бутонов кончиками пальцев.

То, что поначалу казалось игрой, переросло в проклятье.

Она оберегала молодого наследника давным-давно и привыкла к нему. Но после смерти старого князя и восстания тот мальчик умер, а вместо него появился сильный и благородный властитель. Умный, сильный и восхищающий – особенно с учетом краткого человеческого века.

Она видела его лицо во снах и искала его наяву. И, да, сидела в кустах, как презренная простолюдинка – лишь бы увидеть его истинное лицо. Лицо ни вершителя, ни князя, ни палача – но его собственное, слишком рано повзрослевшее, но еще не утратившие надежду.

Шорох заставил ее насторожиться, и ее опасения усилились от появления матриарха.

Уйма Вара выглядела лет на шестьдесят, но все знали, что ей намного больше. Большие бледно-зеленые глаза старшей женщины рода смотрели всезнающе и безжалостно.

– Ты вновь здесь? – спросила она. – Зачем? Он ведь давно вышел из возраста опеки.

– И что? Он – наша надежда. Ты хочешь обвинить меня в излишней осторожности?

– Хочу обвинить тебя в ее отсутствии. Я вижу твои глаза, а значит – и твою душу. Ты делаешь то, что причинит тебе боль.

– Что плохого в моем внимании? Ты знаешь, что я способна уберечь его от всех опасностей мира…

– Это мне известно, милая, ты ведь очень сильная девочка… слишком сильная. И тратишь свои усилия не туда. Скоро он получит жену…

– Кого?!

– По роду лучше всего для него девица Адина, наследница княжества Селимского. Так одной свадьбой мы удвоим наши территории…. и пусть ее отец пока противится, но Соль уже там, а значит – все решено. А если все же что-то пойдет не так – то есть Роксандра, истинная красавица и дочь мятежного военачальника Сорки. Они плодовиты, а Сорку надобно обратить на нашу сторону.

– Так вы уже все решили, – грозно произнесла молодая женщина, резко перекидывая через плечо литую черную косу. – А у него вы спросили? Чего желает сам князь?

– Милая моя, – произнесла матриарх, и ее бледные глаза засветились раздражением. – Князь желает ровно то же, что и любой человек. Долгой жизни. Достатка и власти. Здоровья своим потомкам. Наследия. В его желаниях нет ничего нового – и нет ничего того, чего бы мы не могли исполнить. Ты слишком долго смотрела в его глаза и увидела там того, чего нет….

Женщина вновь передернула плечами, и розовый куст за ее спиной ощетинился неестественно большими шипами.

– Ты права, Уйма. Я слишком долго смотрела в его глаза.

Юна пришла в себя так же внезапно, как и потеряла сознание. Кажется, она даже не сдвинулась с места – лишь ветка розового куста, за который она уцепилась, чуть пострадала.

А вот Стефан в своем боевом облачении явно страдал. Густые заросли очень мешали, и парень пыхтел как загнанная лошадь, пару раз ругнулся, несмотря на запрет, ножны его меча издавали едва слышный лязг, который для Юны был подобен грохоту лавины.

Но ничто пока на них не бросилось. И это было очень странно…

Наконец кусты разошлись, и Юна со своим рыцарем вывались на аккуратную полянку у маленькой двери в замок. Ворчащий, гремящий и пыхтящий Стефан, видимо, решил что это конец пути и яростно плюхнулся на скамейку, подняв тучи пыли, что окончательно вывело девушку из себя.

– Я же велела вести себя тихо! – яростно прошипела Юна, напрочь забыв про уважение и титулы. – Какого черта ты так шумишь?!

– Да как в этих зарослях вообще можно пройти?

– Тихо! Молча! Придерживая свои железяки! Я же не просто так просила тишины, я кого-то чую здесь. Твое пыхтение и ругань мешают мне, понимаешь?

– Юн…

– Я не хочу ничего слышать, кроме “Я все понял и буду делать так, как ты скажешь”! – рявкнула Юна. – Ты, Стефан, кажется, все еще считаешь этот поход легкой прогулкой на сеновал?! Так я напомню тебе – еще недавно нас было четырнадцать, а сейчас осталось двое. А это был только чертов лес! Место, где проклятие идет на убыль, где просто разрастаются шипы с его остатками. И даже клочки проклятья убили двенадцать человек! А мы сейчас в самом сердце проклятья! Того самого, что уничтожило тысячи людей и сделало из серебряной столицы мертвую чащобу. А еще никто не знает, как именно заколдовали твою княжну, и стоит ли вообще ее будить! Стой! Не спорь со мной, Стефан! Просто делай отныне так, как я скажу, тогда у нас будет шанс! Тебе ясно?!

Юна очнулась только к концу тирады и сама не понимала, откуда у нее взялась такая злость. Она прощала Стефану все, но сейчас как с цепи сорвалась… и ей самой было стыдно за свои гневные слова.

Но, раньше, чем она открыла рот для извинений, высокий витязич Югорский склонил перед ней свою породистую голову и пристыженно произнес:

– Я все понял, Юна. Ты ведешь, а я за тобой – тихо, осторожно, ничего не касаясь.

От такого расклада Юна застыла, не понимая, что сказать.

Шум сбоку избавил ее от необходимости отвечать.

Кусты роз резко дернулись, и на поляну неслышно шагнул высокий высохший старик в каких-то обмотках, на которых с трудом угадывался княжий герб. В его руках были огромные и блестящие от заточки садовые ножницы… но, раньше, чем Юна и Стефан успели испугаться, он рухнул перед ними ниц и прохрипел:

– С возвращением, госпожа!

Верный слуга

Его звали Ванко, и он сошел с ума давно и бесповоротно. Настолько, что посчитал Юну в ее дорожных одеждах – госпожой, а Стефана в дорогом доспехе – сопровождающим охранником. Ее он усадил на единственный стул в каморке, а витязичу указал стоять у двери и караулить.

Тот даже не стал спорить – настолько это все было дивным и непонятным.

Ванко обитал в небольшой, заставленной всяким хламом комнате. Из мебели здесь был только стол, стул, да трухлявый тюфяк на таком же древнем сундуке. Но среди садовничей утвари были и предметы, которые подходили Ванко так же, как корове – золотые подковы. Юна с удивлением рассматривала огромный серебряный канделябр, потемневшие от времени картины, куски золотой парчи и очень дорогие безделушки. Всего этого добра могло хватить на покупку хорошего дома в новой столице, но старик просто шаркал мимо и хвалился.

– Это все за службу, за долгую и верную службу, государыня! Не извольте беспокоиться, я чужого отродясь не брал! Даже с чужаков, кои в сад лезли, ни монетки не забрал. Со всем их добром похоронил, можете увериться…

– Чужаков? – подал голос Стефан. – Каких еще чужаков?

– А таких, что в сад лазали! – сварливо отозвался Ванко. – Твоего брата стражника давно не дозовешься, совсем службу забросили! Я даже в казармы ходил жаловаться, да там нет никого, все ушлялись! Ну ничего, теперь то закончилась их ленивая жизнь! Вы, госпожа, так княгине и скажите – Ванко один сад охранял, пока стража свои задницы где-то попрятала!

– Ванко… А давно ли ты видел княгиню? – осторожно спросила Юна.

– А как же, недавно! На юбилейные сто лет княжьего рода, на большом празднике! Княгиня меня тогда даже миловала честью руку целовать и одарила кафтаном гербовым!

Юне многое стало ясно – столетние именины отмечались за несколько лет до трагедии. Кажется, разумом бедный садовник все еще в тех летах – благополучных и спокойных. Оттого стоило быть особенно осторожной, ведь любое неправильно сказанное слово повергнет старика в ужас и лишит остатков разума.

Она знаком дала понять Стефану, что следует помалкивать, и продолжила разговор:

– Ну, теперь то и верно все поменяется – я доложу княгине о твоей верной службе. А что ныне в замке творится? Кого ты видал, кто еще следит за порядком?

– Ох, молодая госпожа, у нас ныне тихо и не слыхать никого. Слуги ко мне сюда и раньше редко заглядывали, а ныне совсем перестали. А я так считаю – оно и к лучшему! После этих девах со своими дружками все кусты помяты были да цветы поломаны. Из-за стены приходили всякие разбойники, но ваш Ванко никого на порог не пустил! Вы не глядите, что я тощий да старый – у меня весь инструмент режет, как бритва, а через заросли я хожу тихо, как мышка… Но я вам вот что скажу – через главную лестницу идти остерегитесь, там все заросло проклятым шиповником. Такая дрянь! Ни ножницы, ни топор его не берут! Скажите княгине, чтобы наказала слугам его самим убирать. Это не растение вовсе, это как сталь или камень, а, значится, – не моя работа…

– Скажу, все скажу. А как же нам добраться до покоев княжны? Мне первым делом нужно к ней, ээээ….. засвидетельствовать свое почтение.

Лицо Ванко отобразило целую бурю эмоций – от ужаса до удивления. Он надолго замолк, и Юна уже испугалась, что затронула нечто запретное…. как старик зашептал:

– Зря вы сразу так к княжне… Она спит, сны видит, и лучше бы так и оставалось. Хотя, видят боги, от снов ее одна беда приходит. Но я слыхал, что после пробуждения ее беда может быть стократ сильнее. Вы бы, молодая госпожа, поначалу княгине поклон отбили…

– А почему не князю?

– А-а-а-а! Хитра молодая госпожа, но я хитрее! Ванко родственницам господарыни всегда был первый помощник, вы не сомневайтесь! Я правильный ответ знаю! Вам к княгине надо ибо она мать, и только она над княжной силу имеет. Молодая господарыня всегда только свою великую мать слушалась. Поэтому, коли вам надо к ней – сначала попросите княгиню. Она знает, она умеет… А не то быть беде. Нрав-то у княжны…

Юна мельком глянула на Стефана, и спросила:

– Какой же нрав у княжны? Расскажи мне, Ванко, я же давно уехала. И не трясись, тебя за мой добрый прием еще и наградят…

– Ох, да вы и не знаете? Так девочка, как из младенчества вышла, начала странности всякие учинять. Учителя у ей менялись постоянно, причем кто сам убег, а кого и вперед ногами выносили. Только няньку свою терпела, да мать слушала, остальные ей были – что сор под ногами. Как-то она захотела рубиновое ожерелье жены посла иноземного, а та не отдала, мол, фамильная драгоценность. Три дня княжна кричала так, что весь замок слышал, а потом вроде бы успокоилась… но потом на госпожу посланницу дерево упало, прямо здесь в саду! Я первый ее нашел, и вижу – бедняжку раздавило так, ажно брызги во все стороны! А рядом с ней княжна стоит, уже с ожерельем, а оно в кровище все…