Два лика Новогодья

Ника Веймар, Мария Волконская, Макаревич Юлия, Лина Смит, Aksana Art, Дарья Жук, Диана Лебедь, Кристина Зданович, Эль Рудая, Виолетта Гузино, Ирис Харди

Два лика Новогодья

Два лика Новогодья

Существует поверье, что в новогоднюю ночь грань между мирами истончается. Древние духи зимы являются в своём истинном облике: одни – чтобы благословить, другие – чтобы увлечь за собой в метель.

Этот сборник проведёт вас по обеим сторонам зимней магии.

От праздничного света гирлянд и запаха мандаринов – к глухой ночи и скрипу веток за окном.

От историй, согревающих душу, – к сюжетам, от которых стынет кровь.

От светлых сказок, искрящихся бенгальскими огнями, – к тёмным легендам, приходящих с метелью.

Зимний подарок от признанных мастеров слова и ярких новичков. Возьмите плед, заварите какао и приготовьтесь к встрече с двумя ликами Новогодья.

Ника Веймар «Хранитель Йоля»

Пролог

Я не застала ту зиму. Знала о ней лишь по рассказам бабушки и воспринимала их, как увлекательные и немного пугающие сказки у камина. Уютный треск поленьев, мягкие отблески огня на стенах и потолке, мелькающие в узловатых пальцах спицы, клубок пряжи в корзинке – и неторопливые сказания о морозном времени, когда сугробы были выше крыши, звёзды звенели, точно стекло, а дыхание застывало на губах. В деревне шептались, что злые псы зимы сорвались с привязи и рыщут по земле, охотясь на живое тепло. И всё больше становилось домов, в которых поутру не зажигался свет…

«…В ту зиму трое старейшин собрались в священной роще, чтобы попросить защиты у того, кто был старше снега и древнее льда. Того, кто сумел бы отпугнуть вечно голодные тени холода с ледяными клыками. И он откликнулся.

Йольский Кот. Древний дух, суровое воплощение беззвёздной зимней ночи. Вспыхнули во тьме два янтарных глаза, сверкнули серебром когти. И договор между людьми и могущественной сущностью был заключён.

Всю ночь сердито и бессильно выл ветер, швыряя снежные сети на скалы и тёмные крыши домов. Ловил Кота, да не поймал, и к утру сдался. Утихла злая метель, отступил холод. А вместе с ночной бурей ушёл Йольский кот, оставив лишь глубокие отметины от когтей на прибрежных скалах. И с тех пор ни одна зима не брала плату с нашей деревушки человеческими жизнями».

На этих словах бабушка обыкновенно заканчивала историю, трепала мои волосы и долго молчала, глядя в огонь. Вязаные шарфы и носки она развешивала на ветвях за деревней. Мне казалось, это странное чудачество. Но однажды, когда мне исполнилось пятнадцать, бабушка рассказала историю целиком. Та морозная ночь унесла двенадцать жизней. Такова была плата за спасение всей деревни. И моя бабушка была одной из старейшин, давших согласие на эту цену. Старая сказка оказалась былью.

С тех пор каждую зиму я слышала за стенами мягкие шаги, видела, как кошки у дверей выгибают спины, настороженно прислушиваясь к тому, что бродит в ночи. И уже я вязала носки, рукавицы и шарфы, оставляя их на прибрежных камнях, на ветвях деревьев. И больше не удивлялась тому, что поутру они исчезали.

Теперь мои волосы стали белее снега, глаза утратили былую остроту, а руки не так быстры. И зимними вечерами, когда ветер дует с моря, я всё чаще вижу его. Йольский Кот, огромный, словно ожившая гора, идёт по льду, и усы его сияют серебром, а глаза – холодным янтарём. И я знаю: срок близок.

Старый договор истекает. А голод у зимы – вечен.

Глава I

Я никогда не любил зиму. В городе она пахла реагентами и выхлопными газами, а не морозной хвоей и мандаринами. А за городом снегопад превращал небольшие посёлки в одну огромную снежную ловушку. Но Анни, моя дочь, целый месяц трогательно упрашивала меня поехать на новогодние праздники в бабушкин дом. Представляла, как мы нарядим ёлку прямо на улице, как праздничная ночь расцветёт огнями фейерверков, и разноцветные отблески будут падать на белый снег, как хорошо будут видны звёзды… И я поддался на уговоры. К тому же, бывшая жена планировала провести зимний уик-энд в компании своего жениха, и присутствие Анни было совсем некстати.

Так мы отправились в Эйстрифьордюр. Маленький рыбацкий посёлок, затерянный среди прибрежных скал. Крошечная точка на карте, где барахлили мобильная связь и навигатор. Я вёл машину, поглядывая в разложенную на коленях старую бумажную карту, Анни на заднем сидении, прильнув к окну, без умолку щебетала, предвкушая настоящие зимние каникулы! Наконец я свернул возле нужного указателя. Дорогу почистили совсем недавно, потому машина шла легко. Мимо проплыла автобусная остановка, украшенная весело переливающейся гирляндой.

– Папа, папа, смотри! – Анни с восторгом указывала на торчащие из сугробов фигурки животных. – А вот там кот!

На площади действительно стоял гигантский соломенный кот с янтарными глазами. Выше человеческого роста, выкрашенный в чёрный цвет. Столь искусно сделанный, что казался почти живым. Над ним красовался баннер с надписью «К Йолю – с теплом».

– Это Йольский кот, Анни, – пояснил я. – Сколько я себя помню, местные всегда ставят его фигуру в новогодние праздники. С ним связано старое поверье: в праздники обязательно нужно обменяться новыми вещами с самыми близкими. Поделиться теплом.

– Он как будто дышит, – заворожено прошептала дочь.

– Это просто ветер шевелит солому, – пояснил я, хотя внутри на миг возникло странное чувство: Кот и впрямь словно смотрел прямо на нас и принюхивался.

Я не был в Эйстрифьордюре уже лет пять – с тех пор, как не стало отца. Он переехал сюда, чтобы ухаживать за бабушкой в последние годы её жизни, да так и остался. Прирос душой к этим скалам, причалу с длинным рядом рыбацких лодок, простому и понятному неторопливому укладу. Когда я пытался убедить его вернуться в город, лишь отмахивался и шутил, что отвык видеть воздух, которым дышит. В общем-то, с моего последнего визита ничего не изменилось: те же невысокие домики, сейчас увенчанные снежными шапками, точно сахарной глазурью, запах копчёной рыбы и дыма.

Дом встретил нас жарко натопленной печью – соседка, которую я предупредил о скором приезде, позаботилась о нас с Анни, – и особым запахом нежилого помещения. Дочь тут же умчалась исследовать комнаты, а я принялся переносить вещи из багажника. И не заметил, как в дом проскользнула чёрная, точно смоль, кошка с янтарными глазами. Наверняка соседская – откормленная, гладкая, с тонкой полоской ошейника. И ни единой светлой шерстинки. Точно такая когда-то была у бабушки: почему-то она любила именно чёрных кошек, без единого белого пятнышка. Я обнаружил незваную гостью лишь когда та мягко запрыгнула на кресло и громко замурлыкала.

– Эй, подруга, ты домом не ошиблась? – спросил я, опускаясь напротив кошки на корточки. Та смерила меня высокомерным взглядом, отвернулась и принялась вылизываться. – Ладно, погрейся немного.

Когда Анни вернулась, я выдал ей кусок колбасы и велел угостить нашу усатую гостью на крыльце. Кошка благосклонно принюхалась, вышла следом за Анни, а потом ещё долго сидела на подоконнике, наблюдая, как мы обживаемся. Я не заметил, в какой момент она исчезла. Ночью мне казалось, что под окнами, мягко ступая, бродит какой-то зверь, но проснувшись, я увидел на снегу лишь цепочку кошачьих следов.

До обеда Анни успела подружиться с местными ребятишками и, вернувшись, взахлёб рассказывала мне про новых друзей, про то, как они все вместе бегали к старой Ульфе, живущей за церковью, и как много у неё котов.

– Она сказала, что кошки это стражи, представляешь, папа? – тараторила дочь. – Их мурлыканье защищает от злых духов. А ещё она подарила мне новые рукавицы, она их сама связала. Лёгкие, как пух! Я дала монетку, как ты учил, но она не взяла. Сказала, что это оберег. А ещё сказала, что кот всегда голоден. Папа, мы ведь можем оставить кошкам еды на крыльце?

Надо же, старая ведунья ещё жива! А ведь ей уже за девяносто. Я кивнул и подумал, что непременно нужно навестить Ульфу. Но она пришла сама, когда Анни, поев, вновь умчалась играть с деревенской ребятнёй. Вручила и мне пару рукавиц и не отказалась от чая с пастилой.

– Новый год будет морозным, – проскрипела она, грея сухонькие ладони об пузатую чашку. – Договор истекает, а кот голоден… – И внезапно остро глянула на меня: – Зря ты приехал, Марк. В городе бы он до вас не добрался.

– Вы про Йольского кота? – усмехнулся я. – Выдумки маркетологов, чтобы продать побольше всякой всячины.

Она лишь покачала головой и поднялась. Положила на стол мешочек с сухими травами и велела:

– Повесь над дверью. Может, обойдёт стороной… – Взглянула на меня и передумала: – Нет, сама повешу. Так надёжнее.

– Если вам так спокойнее…

Я пожал плечами, не мешая ей. Многие в столь почтенном возрасте начинали чудить и верить в странные легенды. К чему обижать старого человека? Но в ту ночь я впервые увидел Его, когда перед сном заглянул в комнату Анни, чтобы погасить ночник. Огромная чёрная тень с янтарными глазами медленно прошла мимо окна, остановилась, принюхиваясь, и стекло тут же покрылось инистыми узорами.

– Глупости, – прошептал я, и вздрогнул, когда льдистое кружево бесшумно разорвали четыре тонкие полоски.

Свет я той ночью так и не погасил. А наутро деревню огласили тревожные крики. Ночью пропал младший сын одного из рыбаков. Следы вели к роще, и там обрывались. Лишь на одной из веток болталась одинокая красная рукавичка.

– Его забрал Кот, – прошептал кто-то, и остальные закивали.

– Да что за ересь?! – я не выдержал. – Надо звонить в полицию!

Достал телефон, но экран лишь мигнул и погас. Проклятая современная техника с её чувствительностью к холоду! И идиотские местные суеверия! Ругаясь про себя, я направился домой. Проходя мимо площади, случайно бросил взгляд на соломенную фигуру Йольского Кота, и едва не поскользнулся. В его глазницах то и дело вспыхивали ярко-оранжевые огоньки. Но мы с Анни подходили к нему вчера и видели, что за стекляшками нет никаких ламп.

– Чертовщина какая-то… – Я зябко передёрнул плечами и застыл, лишь сейчас заметив яркое пятно у лап фигуры.

Там лежала вторая рукавичка. Пара той самой, что принадлежала пропавшему мальчику.

– Марк, – раздался за спиной надтреснутый голос. Я обернулся и увидел Ульфу. – Пойдём. Пришло время для серьёзного разговора.

В её доме пахло сушёными травами и имбирным печеньем. А ещё здесь действительно было множество кошёк. Белые, рыжие, пёстрые. И ни одной чёрной. И, к моему облегчению, Анни и другие дети тоже были здесь. Хрустели печеньем, играли с кошками.

– Ты ведь думаешь, что мальчика похитил человек? – спросила Ульфа, проводя меня на кухню и заваривая какой-то ягодный сбор.

Я молчал. Мой привычный мир трещал по швам.

– Я на твоём месте думала бы так же, – продолжила старуха. – Да вот только год назад Кот забрал внука моей сестры. Они приехали в гости, хоть я им запрещала. Забрал бы моё дитя, да вот только у меня с семьёй не сложилось…

Я вскинул голову.

– Мы с Анни уедем.

– Поздно, – скорбно качнула головой Ульфа. – Он вас не отпустит. Дорогу заметает, Марк. Машина застрянет, а ночью Он вас найдёт.

– Ладно… – Я запустил руки в волосы и нервно взъерошил их. – Допустим. Допустим, эта ваша тварь существует. Но почему ей нужна моя дочь?

– Это долгая история, – вздохнула Ульфа. – Однажды наши предки заплатили Коту кровью, чтобы держать холод за порогом. Трое старейшин с согласия всей деревни заключили договор. Сто лет спокойствия в обмен на дюжину жизней. И кое-что ещё… – Она поднялась, покопалась в ящике старинного шкафа и вытащила оттуда пачку пожелтевших бумаг, перетянутый бечёвкой. – Вот. Это страницы из приходской книги. Многие записи уничтожены, но кое-что моя семья сохранила. Смотри. Видишь знакомые имена?

Почерк был неразборчивым, полустёртым, но я сразу увидел знакомую фамилию среди трёх, что стояли особняком. Айсгерсент. Астрид Айсгерсент. Так звали мою прабабушку.

– Она была одной из старейшин? – спросил я, уже зная ответ.

Ульфа кивнула.

– И сто лет истекают в этом году, – подытожил я, взглянув на дату. – Да бред же! Мы современные люди! Какой, хлад его подери, Йольский кот?

– Пришло время завершить круг, – произнесла старуха. – Сейчас Кот ищет живое тепло, чтобы играть с ним. А в ночь на первое января он придёт за кровью потомка той, чья подпись стояла на договоре.

– Я в это не верю, – отчеканил я, отодвигая бумаги.

– А ему всё равно, веришь ты или нет, – отозвалась Ульфа. – Он просто придёт за тем, что считает своим.

Ночью я долго сидел у кроватки Анни, оберегая её сон. Компанию мне составляла та самая чёрная кошка, вновь проскочившая в дом. Лежала в изголовье, точно на страже, чутко прислушиваясь к завыванию ветра. Я собирался её выгнать, но передумал: от тихого размеренного мурлыканья становилось спокойней. А перед рассветом я вновь увидел Йольского Кота. Вначале показалось, что это снег скатился с крыши соседского дома, открыв тёмную черепицу, но через мгновение я понял: это спина. Кот несколько минут смотрел прямо в окно комнаты Анни, а после неторопливо ушёл в сторону пристани. Взвился стеной снег, скрывая всё вокруг. Лишь тогда я перевёл дыхание и повернулся к дочери. Чёрной кошки рядом с ней не было. Анни улыбалась во сне, а рядом с её головой на подушке лежал моток серой пряжи.

Глава II

Я никогда не верил в сказки. До той зимы я вообще не верил ни во что, кроме цифр и фактов. Вслед за ночью наступит утро, за зимой – весна, а чудовища из древних легенд не приходят после полуночи, чтобы забрать человеческую жизнь. Но сейчас у меня не оставалось выбора, кроме как признать невозможное – и выступить против него. Я не собирался расплачиваться за прегрешения предков и отдавать дочь твари из страшных сказок.

Планировал уехать ранним утром, но машина лишь пару раз чихнула мотором и заглохла окончательно. И связь так и не появилась. А когда я вышел за ворота, оставалось лишь бессильно выругаться. Дороги больше не было. Её замело. А над деревней висела тревожная тишина. Такая плотная, что от неё звенело в ушах. И лишь чёрная кошка сидела на заборе, презрительно щурясь на свет.

– Ты! – прошипел я, вспомнив клубок у изголовья дочери. – Ты его посланница? Ты привела его к моему дому?

Кошка посмотрела на меня почти с человеческим недоумением, а затем сбросила к моим ногам ещё один клубок пряжи.

– И что ты хочешь этим сказать? – я нахмурился.

Кошка мягко спрыгнула на снег и, задрав хвост, направилась к дому. Нетерпеливо царапнула дверь. Я впустил её, прислушиваясь, не проснулась ли Анни. Но сверху не доносилось ни звука. Чёрная кошка тем временем по-хозяйски прошла в гостиную, запрыгнула на книжную полку и сбросила оттуда книгу. Сборник скандинавских сказок. При падении та раскрылась аккурат на легенде про Йольского кота. Кошка довольно мяукнула, нетерпеливо глядя на меня. Я поднял книгу и пробежался взглядом по строчкам. Йольский кот не терпел лентяев и пожирал тех, у кого к празднику не было новой вязаной вещи. Но это я уже слышал. Кошка тем временем притащила в зубах одну из рукавичек, подаренных Ульфой, и уронила у моих ног. Но стоило мне наклониться, как по руке ударила когтистая лапа, и кровь брызнула прямо на рукавичку. Кошка тут же подхватила её и бросилась к двери. Повисла на ручке, заставляя её поддаться, выскочила на улицу и остановилась у ворот, нетерпеливо дожидаясь меня. Она явно хотела, чтобы я последовал за ней.

Кошка привела меня к площади, к соломенной фигуре Йольского кота. Уронила окровавленную рукавицу у его лап и закрутилась у моих ног.

– Мр-р-р-р, – довольно затарахтела она, заглядывая в глаза. – Миу-р-р?

– Ты предлагаешь отдать твоему гигантскому собрату вязаную вещь и кровь? – спросил я.

Кошка довольно прищурилась и неторопливо направилась к ближайшему дому. А я пошёл к Ульфе. Мне требовалось ещё раз взглянуть на записи и задать старой ведунье несколько вопросов. Та открыла сразу, точно ждала моего прихода. А, быть может, и впрямь ждала.

– Это ведь ты его позвала.

Я не спрашивал, утверждал.

– Нет, Марк, – покачала головой старуха. – Я же сказала: договор истекает, и Кот собирает потомков тех, кто когда-то подписал его, чтобы круг замкнулся. Твоя дочь – последняя. Мне жаль, что вы приехали.

– Чёрта с два он её получит! – прошипел я.

– Но договор нельзя разорвать, – напомнила Ульфа. – Иначе я бы это уже сделала.

– Его можно переписать, – произнёс я. – На новых условиях. И, кажется, мне подсказали, как именно. Ты знаешь, кто третий потомок старейшин, подписавших договор?

– Я. – Ульфа едва заметно улыбнулась. – Сын одной из старейшин взял в жены мою мать. Два рода слились в один, и родилась я. Моя сестра родилась позже, у меня есть право говорить за нас обеих, как у старшей.

– Нужны новые вязаные вещи и нож.

С каждым словом внутри крепла уверенность, что я всё делаю правильно. Может, и глупо это было – верить какой-то непонятной кошке, но отчего-то я не сомневался: она пришла неспроста. Ульфа пристально взглянула на меня и кивнула, соглашаясь с моим планом.

– В полночь, – произнесла она. – Полночь – это Его время. Не стоит тревожить Кота днём.

Вернувшись домой, я почти не удивился, увидев, что Анни увлечённо лепит во дворе снеговика под наблюдением всё той же чёрной кошки.

– Присмотришь за ней? – беззвучно, одними губами спросил я у кошки, и, могу поклясться, та согласно кивнула.

Время до вечера пролетело быстро. Я пытался отыскать подробности легенд о Йольском Коте, но сеть всё так же не ловила. Пришлось довольствоваться книгой. Я лишь надеялся, что у Ульфы больше знаний как про эту тварь, так и в области проведения всяких обрядов и ритуалов. Ближе к полуночи я вышел из дому. Анни спала под присмотром чёрной кошки, и в этот раз я не боялся оставлять дочь одну.

Ульфа ждала меня на крыльце своего дома. Я думал, мы пойдём в рощу – туда, где, по словам ведуньи, всё началось, но она повела меня на площадь, пояснив, что там уже есть воплощение Йольского Кота. Она зажгла двенадцать свечей, расставив их полукругом у его лап, а затем подожгла ту самую страницу из приходской книги, хранившую имена трёх старейшин и их подписи. Глаза Кота вспыхнули янтарным, из груди раздалось тихое ворчание. Хлопья пепла вспорхнули серыми мотыльками. Следом к лапам воплощения зимнего духа легла пара рукавиц, а я, под одобрительный взгляд Ульфы, повязал на шею Кота новый шарф, купленный за пару дней до поездки. Как знал, что пригодится!

– Теперь кровь, – тихо прошептала ведунья и протянула мне нож.

Я без страха кольнул палец, и несколько алых капель упали у лап Кота. Вернул нож Ульфе. Мгновение – и её кровь тоже обагрила снег.

– Мы пришли, чтобы переписать договор, – произнёс я, глядя прямо в глаза слишком живой фигуре Йольского Кота. – Никаких жизней, никаких пропавших детей. Мы заплатим тебе теплом, которое создали наши руки. Мы заплатим своим трудом.

Кот продолжал глухо, недовольно рычать.

– У нас есть право, – добавила Ульфа, и голос её прозвучал неожиданно сильно. – Мы – потомки тех, кто заключал с тобой сделку. И не только в твоей власти диктовать условия.

Глаза Кота вспыхнули ещё ярче, а сам он увеличился в размерах и, казалось, стал выше домов. Но в его взгляде больше не было ярости. Он смотрел на нас, как на равных. И, наконец, склонил голову, признавая наше право перезаключить договор на новых условиях. Порыв ветра взметнул снег, ослепляя, а когда я вновь открыл глаза, соломенная фигура вновь была обыкновенной и неподвижной. Лишь свечи и вязаные вещи исчезли без следа.

– Принято, – прошептала Ульфа. – У нас получилось.

– Бабушка! – раздалось позади. – Бабушка Ульфа!

Мы обернулись, чтобы увидеть подбегающего мальчика, по виду, немного старше моей Анни.

– Сван! – неверяще выдохнула ведунья, заключая ребёнка в объятия. – Ты вернулся!

– А я и не терялся, – бойко отозвался мальчуган. – Я просто гулял, а потом увидел тебя… Бабуль, почему ты плачешь?..

Высоко над домами в ночной тьме мелькнули два ярких глаза.

– Спасибо, – прошептал я.

Другой пропавший мальчик, сын рыбака, тоже вернулся домой. Родители нашли его утром мирно спящим в своей кроватке. Как и Сван, он ничего не помнил. И каждую зиму с тех пор мы с Анни проводили Йоль в Эйстрифьордюре. Вся деревня собиралась на площади, у статуи огромного соломенного кота. Люди приносили новые шерстяные вещи и складывали их в специальную корзину. К утру та неизменно оказывалась пустой, лишь рядом на утоптанном снегу оставались следы когтей зимнего духа. Он соблюдал новый договор и больше не забирал жертв. А со временем я и вовсе осел в Эйстрифьордюре. Привык к размеренному деревенскому укладу и завёл чёрную кошку. Теперь мы вместе ждали в гости наших родных, и меня больше не пугал шорох невидимых мягких лап в ночной тишине.

Эпилог

Двадцать лет спустя

– Анни, Сван, – я поспешил навстречу дочери с зятем. – Как я рад, что вы приехали!

Гости выбирались из машины, радостно улыбаясь. Внуки с писком и визгом, торопливо обняв меня, бросились в дом – здороваться с кошкой. Очень зря: та всегда чувствовала приезд гостей и наверняка предусмотрительно спряталась в одном из тайных убежищ.

Старый дом ожил, наполнился голосами и смехом. Вспыхнули гирлянды, запахло имбирным печеньем и пирогами с корицей. А вечером внучка, не утерпев, с гордостью вручила мне шерстяные носки – с кривоватым узором, немного разного размера, зато связанные собственноручно.

– А котику я связала шар-р-рф, – старательно выговаривая Р, призналась она. – Как думаешь, деда, он будет доволен?

– Конечно, – заверил я, глядя в окно.

Тьма во дворе мягко шевельнулась и сверкнула янтарными глазами. Стекло затянуло морозными узорами, и я улыбнулся, увидев, как льдистое кружево бесшумно разорвали четыре тонкие полоски. Йольский Кот одобрял новых хранителей договора.

Мария Волконская «Белый иней, чёрный след»

Пашка ненавидел, когда взрослые говорили шепотом. От этого у него внутри все сжималось, по телу пробегали дрыжики, и хотелось спрятаться.

Последние две недели родители шептались на кухне вечерами, хоть и замолкали сразу же, как только Пашка входил.

– Что опять? – устало вздыхала мама.

– Водички, – сонно улыбался Пашка.

Мама наливала ему теплой воды из чайника и совала в руки кружку с Человеком-пауком.

– Пей и шуруй в кровать, понял? – притворно хмурился папа.

Пашка цедил воду маленькими глотками, пытаясь разобрать отдельные фразы, чтобы потом пересказать Андрею. Он на целых три года старше – разберется.

– А если она газ забудет выключить? – говорила мама. – А если дверь не закроет? Обворуют еще…

– Да что там брать-то, – раздражался папа. – Ну куда ее, Ксюша? Самим развернуться негде.

– Это на две недели максимум, пока путевку в «Березку» не оформят. Она же не помеха, спит почти все время… – тихо ответила мама. Пашке показалось, что она готова расплакаться.

Слово «помеха» Паша понял. Оно означало что-то лишнее, что мешает пройти, вроде велосипеда посреди коридора или неубранных перед сном лего.

Сегодня Пашка не находил себе места. Андрей уткнулся в свой телефон, не обращая на брата внимания. Ловил момент, пока родители уехали. Бесило то, что он даже не разрешал Пашке понаблюдать за игрой, отворачивая экран.

– Давай я тебе стишок расскажу? – спросил Пашка.

– Ты его уже десять раз рассказывал, успокойся, – буркнул Андрей.

– А вдруг забуду? – Пашке стало очень тревожно. Вдруг и вправду забудет? Тогда никаких подарков от Деда Мороза не получит. – По сугробам напрямик шел веселый снеговик…

– Пашка! Ну хорош уже!

Пашка осекся и надулся. Раньше брат не был таким вредным. Мама говорила, что так проявляется «переходный возраст». Что бы это ни означало, Пашка таким противным никогда не будет.

Послышался звук папиных бряцающих ключей. Входная дверь скрипнула, и в зал вошли родители.

За ними, маленькая и сгорбленная, вошла бабушка. Она несла в руках клетчатую сумку, набитую до отказа, и смотрела себе под ноги, будто боялась споткнуться.

Квартира, и так заставленная детскими вещами, книжными стеллажами до потолка и гигантским угловым диваном, съежилась еще сильнее.

– Мама, садись.

Бабушка опустила авоську на пол, села на край дивана, не снимая пальто, и сложила руки на коленях. Раньше Пашка не замечал, какая у нее сухая кожа, вся покрытая темными пятнышками.

– Давай переоденемся, и я тебя укрою.

Мама говорила с бабушкой громко и четко, как в рекламе йогурта, а та смотрела куда-то в сторону и молча жевала беззубым ртом вафлю. Крошки сыпались на новый, купленный специально к ее приезду плед.