Любовь под прицелом

Александр Абросимов

Любовь под прицелом

1. Знакомство

– Да что за день сегодня такой? – рычу, включаю поворотник и сигналю разжопившейся впереди меня «Тойоте».

Я – заведующий травматологическим отделением.

Час назад я принял роды у жены друга, хотя я нихрена не гинеколог. А сейчас лечу на работу, потому что сегодня у меня проверка по жалобе. А я, как назло, попал в самый час пик и уже прилично опаздываю.

Мой телефон уже оборвали звонками, потому что никто не знает без меня, что делать и как привечать дорогого гостя.

Будто в первый раз ждем проверку. Как дети, ей-богу.

Обычно приезжает уже хорошо знакомый всем Лев Петрович, с которым можно поговорить по душам и обсудить глобальные проблемы человечества за уютным столом с коньячком и шашлыком из ближайшего кафе.

Наконец, миновав затор, я сворачиваю на второстепенную дорогу и спустя десять минут уже подъезжаю к нашей богодельне. Лихо заворачиваю за угол на свое парковочное место – оно первое от стены здания, и его никто никогда не занимает, но сейчас там откуда ни возьмись торчит блестящий зад новенькой «Лады».

Выжимаю педаль тормоза до упора и завороженно смотрю, как машина-оккупант с глухим «бам» легонько дёргается вперёд.

– Твою ж мать! – рычу, дергая ручник и вылезая из внедорожника.

Подхожу к капоту своей машины и со вздохом смотрю на бампер, который аккуратненько вмял госномер «Лады» в дверь багажника.

Может, никто не заметит?

– Вы что творите?! – открывается водительская дверь пострадавшей машины, и из неё выскакивает какая-то мелкая дерганая тётка с огромными вытаращенными глазищами.

– Это вы что творите? – нависаю над ней и показываю рукой на знак на стене. – Это парковка для служебного транспорта. А это вообще моё место.

– А-а, – язвительно усмехается дама, – так это вы Добрынский Кирилл Сергеевич? Так ваше место уже час как на работе.

Молча смотрю на неё и понимаю, что, похоже, это и есть проверяющая, и тёплой душевной беседы, как со Львом Петровичем, у нас, увы, не получится.

– Давайте вызывать ГАИ? – растягивает она губы в улыбке. – Мне показалось, или от вас пахнет алкоголем?

– Это антисептик… – закатываю глаза и лезу в машину, чтобы заглушить двигатель. – А нюх как у собаки.

Я вчера знатно погудел в бане у друга и еще не успел проветриться.

Правда, весь мой алкоголь быстро выветрился на стрессе, когда у жены друга начались стремительные роды и в ожидании скорой я принимал их с акушеркой на телефоне. Но шлейф-то остался, конечно.

– Холодно. – возвращаюсь и хмуро смотрю на короткую модную куртку проверяющей. – Идите в отделение, не мерзните, я сам вызову патруль.

Женщина дарит мне недоверчивый взгляд, но, немного помедлив, всё же скрывается в здании. А я набираю номер друга-гаишника и, нервно измеряя шагами пространство, жду его ответа.

– Падре, доброе утро! Неожиданно, – раздается его бодрый голос. – Чем обязан столь раннему звонку?

– Лёха, ты на работе? – оборачиваюсь на крыльцо приёмного покоя и смотрю, чтобы не было посторонних ушей. – Я попал в аварию прямо возле дверей своей работы. Нужно оформить. Но я с таким амбре, что если ваши учуют, меня, нахер, прав лишат.

– Понял. Сейчас пришлю кого-нибудь из своих, – деловито отзывается друг, и мы прощаемся.

Немного остыв, захожу в здание своего отделения и натыкаюсь взглядом на проверяющую. Она стоит, разглядывая плакат про бешенство.

Со второго взгляда она уже не кажется мне такой тощей. Просто какая-то очень миниатюрная. Но не доска. Наоборот, достаточно фигуристая. Жопка, я бы сказал, даже в моём вкусе. Ножки стройные. Грудь прикрыта шарфиком, и тут делать прогнозы сложнее.

Да и личико такое… ничего. Красивая баба, короче. Строгая, чересчур, правда, но я бы тоже морду кирпичом сделал, если бы мне кто-то в зад въехал.

Как теперь исправить первое впечатление о себе – вот вопрос. Надо бы наладить контакт, включить всё своё обаяние на максимум. Как это сделать с перегаром на километр – ума не приложу.

Почувствовав мой взгляд, проверяющая оборачивается, и её глаза тут же сужаются в недобром прищуре.

– И снова здравствуйте, – вздыхаю и направляюсь в её сторону. – Мне кажется, мы как-то не с того начали. Позвольте узнать, как вас зовут.

– Елена Александровна, – чеканит она таким тоном, что хочется передернуться.

– Елена Прекрасная, значит… – улыбаюсь самой обаятельной улыбкой. – Леночка.

Тяну ей руку, и когда она подаёт свою, наклоняюсь, галантно касаюсь губами прохладных костяшек. А когда хочу отстраниться, Елена внезапно обхватывает меня за шею и, придерживая в полусогнутом состоянии, касается моей щеки своей.

– Елена Александровна. А за Леночку я с вас три шкуры спущу, – обещает она шёпотом, приятно щекоча своим дыханием мое ухо. – Где предпочитаете начать? Тут или в ординаторской?

2. Стерва Александровна

– Кто сверху? – усмехаюсь, снимая со своей шеи её ладонь, а она лишь недовольно дергает уголком губ. – Елена Александровна, вы плакат про бешенство с какой целью разглядывали? Симптомы у себя искали? Я могу три навскидку назвать: агрессия, раздражительность, лицевые судороги. Скоро до галлюцинаций дойдёт. Хотя, подождите, вам уже запахи всякие чудятся. Вторая стадия.

– Обожаю хамов. – губы проверяющей снова кривятся в нервной ухмылке. – Их так приятно обламывать.

Тяжело вздыхаю, взъерошив пятерней волосы. Что за эмансипированная беда на мою голову?

Что плохого в "Леночке"? Хотя, если учесть, что я не заметил на её безымянном пальце кольца, возможно, она просто разведённая стерва?

– Стерва Алекс… То есть, Елена Александровна… – устало тру лицо ладонью и смотрю, как выразительно выгибается её бровь. – Доставайте уже свои розги и пойдёмте снимать с меня шкуру, – делаю приглашающий жест вперёд, – а то, знаете ли, вас, желающих, много, а я один. Мне ещё, возможно, дежурить.

– Отлично, – улыбается она и идёт следом за мной по коридору. – Значит, у меня будет достаточно времени, чтобы повнимательнее всё изучить.

"Да, блин…" – вздыхаю мысленно и закатываю глаза.

– Я бы на вашем месте не засиживался допоздна. Райончик у нас не очень благополучный. Могут и колёса скрутить, и кошелёчек подрезать. – пугаю её всем, что приходит на ум.

Хотя доля правды в моих словах всё же есть. Иногда чаю спокойно не дадут попить.

– Ничего страшного, – пожимает она плечами и поправляет свою сумку. – Я могу и здесь с ночёвкой остаться.

– А как же семья? – с сомнением оборачиваюсь к ней.

– У меня нет семьи, – снова пожимает она плечами.

А-а, так вот где собака порылась!

– Повезло вашей семье, – усмехаюсь.

Проверяющая внезапно тоже, будто оценила шутку. А я тут же жалею о сказанном, потому что не люблю наступать людям на больные мозоли. Сам дожил до сорока и не обзавёлся ни котёнком, ни ребёнком.

В принципе, меня устраивает моя холостяцкая жизнь, но иногда накатывает. Думаю о том, что было бы, если бы у меня была любящая жена.

Я достаточно самостоятелен, чтобы приготовить себе поесть и не ходить, как грязный бомж Петрович – любимец нашего отделения. Но время от времени просто хочется ощущать уютную тёплую жопку под боком по утрам.

– Проходите, раздевайтесь, – открываю дверь кабинета и пропускаю женщину вперед. – Трусы можно оставить.

– Очень смешно, – Елена Александровна скидывает куртку и тянется к вешалке, что приспособлена под мой рост. – Вы, наверное, слишком большую премию получаете, раз не боитесь наговорить в минус.

– Я ничего не боюсь, – усмехаюсь и, забрав у нее куртку, помогаю повесить на крючок. – Пуганный.

– Конечно, раз живого пациента на вскрытие отправили. Я так понимаю, вас на этом месте держат связи и блат?

– Ну, почему сразу блат? Сестла. – отвечаю внезапно вспомнившейся фразочкой. – Да что я, не человек что ли? Подумаешь, ошибся маленько. Не вскрыли ведь.

На самом деле, новая медсестричка перепутала каталки и отправила в морг тяжелого вместо скончавшегося. Кипеж потом был на всю больницу. Главврач орал, виновница рыдала, зато мы с патологоанатомом ржали до слез.

Ну и что? Взял я вину на себя в итоге. Сказал, что это я перепутал и отдал распоряжение. Медсестричка хорошая, работящая, а в травме работа паскудная, мало кто выдерживает.

– Ну, если бы вскрыли, к вам бы уже из другой организации приехали, – усмехается Елена Александровна.

– И я бы не познакомился с такой прекрасной женщиной, как вы? – вздыхаю, игриво стреляя глазами в вырез ее блузки. Все-таки там троечка. Подумать только – мой любимый размер! Будем очаровывать, чо уж. – Чай, кофе?

– Принесите мне карты пациентов, – демонстративно отворачивается от меня проверяющая и обрабатывает руки антисептиком, а я вспоминаю, что много чего не доделал в документах, некогда было.

Надо куда-то на время переключить ее внимание. Обычно у меня нет проблем в общении с женщинами. Захотел – взял. Все. Если эта одинокая, то быстро сломается под моим напором. И не такие крепости брали.

– Елена… Александровна, – подхожу к ней со спины, сжимаю хрупкие плечи ладонями, склоняюсь ближе и глубоко вдыхаю нежный и немного пряный аромат ее волос. – А поехали в ресторан? Я такой голодный. А ты так аппетитно пахнешь.

3. Каменный век

– А зачем нам ресторан? – выдыхает проверяющая томно. – Давай прямо здесь потрахаемся.

– Да? – недоверчиво заглядываю ей в лицо и хмурюсь, убирая руки. – Так сразу?

– А что такое? – усмехается она, оборачиваясь. – Ты не такой? Тебя сначала покормить надо?

Смотрю на нее и вздыхаю.

– Елена Александровна, ты, конечно, очень красивая, веселая и позитивная женщина, и шутишь очень смешно, – ухмыляюсь, – но давай лучше деньгами.

– У тебя столько нет. – одергивает она пиджак и садится за мой стол. – Неси карточки.

Вот же вредная баба!

– Они в ординаторской, сейчас принесу. – проигрываю этот раунд и выхожу из кабинета. Захожу в соседнюю дверь и сгребаю с тумбочки карточки.

– Кирилл Сергеевич! – слышу вопль медсестрички. – У нас по скорой, авария!

– Прекрасно, – вздыхаю и бросаю взгляд на часы. – Сегодня что-то припозднились.

Возвращаюсь обратно в свой кабинет и с громким шлепком кладу стопку карточек на стол перед носом проверяющей.

– Приятного времяпрепровождения, Елена Александровна. Чай, кофе в вашем распоряжении. – ухожу к двери.

– Подождите, а вы куда? – зовет она меня.

– У меня пациент после аварии.

– Пусть его примет другой доктор.

– Проктолог? – усмехаюсь.

– У вас что, других врачей нет? Вы мне тут нужны. – возмущается проверяющая.

Закатываю глаза и, сняв с вешалки халат, молча ухожу, хлопнув дверью.

– Давайте его на рентген, – командую медсестрам, расписываясь в документах скорой. – Потом в реанимацию сразу.

– Кирилл Сергеевич, там дед буянит, – заглядывает в кабинет Ванька, наш юный медбрат, ученик медицинского колледжа.

– Революционер какой. Вколи ему релаксант. – усмехаюсь, а Ванька кивает и тут же исчезает. – Да я шучу! Подойду сейчас! – кричу вслед, а то вколет еще на самом деле, не умеючи. Глаз да глаз за этими свежими кадрами.

– Хорошо.

– Здравствуйте, можно? – заглядывает в кабинет молоденькая девчонка с красными глазами по пять рублей.

– Что случилось? – отзывается медсестра Зинаида из-за стойки регистрации.

– У меня ребенок упал, плачет.

– Документы с собой? – снова дежурно уточняет Зина.

– Заводи, – машу ей рукой, а она заносит на руках девочку лет трех. – Откуда упала?

– На ровном месте упала и теперь руку не дает согнуть, плачет.

– Раздевай, – командую и присаживаюсь на корточки перед малышкой с покрасневшим от недавних слез носом. – Ну, что? Под ноги совсем не смотришь?

– На меня опеку вызовут, – внезапно всхлипывает молодая мать. – А она… на ровном месте. А вдруг она руку сломала?

– Так, спокойно, – успокаиваю родительницу, беру девчушку за травмированную руку.

Определяю подвижность суставов. У локтевого нарушена. Вывих. Одним быстрым движением вправляю локоть на место. Девчушка начинает хныкать.

– Все. – встаю.

– Что “все”? – неверяще смотрит на меня девушка.

– Все иди, – усмехаюсь. – За эту руку не води несколько недель, а то сустав может опять вылететь.

– Спасибо, – вскакивает девчонка, прижимая к себе дочь.

– Кирилл Сергеевич, оформлять будем? – смотрит на меня Зинаида, а девушка замирает. Отмахиваюсь.

Непутевых сразу видно. А тут просто несчастный случай.

– Спасибо большое! – снова всхлипывает она и быстро уходит.

– Кирилл Сергеевич, Петрович пришел! – кричит охранник из коридора.

– Сейчас приду, – усмехаюсь и ухожу в процедурную.

Возвращаюсь из нее с рюмахой и пузырьком спирта.

– Ки-ки-ки, – трясется перед входной дверью наш любимчик с жесточайшим похмельем.

– Здрав будь, Владимир Петрович, – вздыхаю и тяну ему рюмку. – И где же ты успел так погудеть, счастливый человек?

– Да-да-да, – выдыхает он, потом отмахивается и залпом выпивает рюмаху.

– Понимаю. – усмехаюсь. – Не понимаю, на какие шиши.

Выждав несколько минут, наливаю еще одну рюмку.

– Где гулял?

– Да это там, – отмахивается Петрович, поднимая трясущейся рукой рюмку к губам и снова опрокидывает в себя. – Ох, хорошо.

– Полегчало?

– Ага.

– Ну все, жить будешь, – забираю рюмку и смотрю на него серьезно. – Иди, проспись у Николавны. Потом покажешься.

– Дай бог тебе здоровья, – выдыхает он искренне и телепается к выходу.

– Иди, дорогой, иди, – провожаю его, – не отсвечивай, у нас проверка сегодня.

– Ууу, – печалится Петрович, качая головой.

– Ууу, – соглашаюсь, а когда оборачиваюсь, напарываюсь на пристальный взгляд Стервы Александровны.

– Что это было? – скрестив руки на груди, медленно направляется она в мою сторону.

– Профилактика развития острой сердечной недостаточности на фоне абстинентного синдрома.

– Вы в своем уме? – недобро щурится проверяющая. – Я впервые вижу приемный покой, в котором дают опохмелиться, а не выводят человека из состояния острой алкогольной интоксикации с помощью капельниц и сорбентов.

Глубоко вдыхаю и выдыхаю, пытаясь сдержаться.

– Кирилл Сергеевич, там дед бунтует! – выглядывает из-за угла Ванька. – Ой.

– Привяжи тогда. – рычу, зыркнув на него. – Позови медсестру, пусть она поможет.

– Ага, хорошо.

– Вы в каменном веке застряли? – округляет глаза проверяющая.

– Вам из вашей шарашкиной конторы, видимо, виднее, в каком я веке застрял. – цежу медленно. – Не хотите посмотреть, сколько препаратов мы заказываем и что нам выдают по итогу?

– Это не в моей компетенции, – дергает Елена Александровна бровью.

– А тогда иди в кабинет и карточки свои разглядывай! – не сдержавшись, срываюсь на крик, отчего она подпрыгивает и отступает на шаг. – Там дед с деменцией, он постоянно пытается куда-то убежать, его приходится фиксировать. Это, – машу рукой на входную дверь, – бомж. Он не пришел прокапаться. Он ищет, где выжрать. И я не хочу, чтобы его смерть была на моей совести, если он не найдет! Поняла?!

– Вы как со мной разговариваете?! – повышает голос проверяющая, хватая ртом воздух.

– А какого хера ты суешься туда, где нихрена не понимаешь?! – рявкаю и оборачиваюсь на скрип двери. – Привыкла сидеть, бумажки перебирать.

– Кирилл Сергеевич, – забегает с улицы наша санитарка, – кажись, Петрович помер!

4. Протокол

– Да ну, что ты такое несёшь-то? – рычу на неё и быстро выхожу на улицу.

Ещё только этого мне не хватает! Если Петрович реально откинулся у меня под окнами отделения в день проверки, я поверю, что меня кто-то проклял.

Мой клиент только и успел, что перейти небольшую дорогу и завалился возле бордюра. Смотрю на его несуразно и неестественно вывернутую фигуру и мысленно готовлюсь к худшему.

Ускоряюсь и, перейдя на небольшую рысь, добираюсь до него в считанные секунды. Сажусь на корточки, кладу на спину и трогаю сухое жилистое запястье, пытаясь прощупать пульс. Ничего не чувствую. Перемещаю пальцы под челюсть и молча считаю слабые удары.

Со вздохом встаю и смотрю на мертвецки пьяного Петровича, который спит беспробудным сном.

– Ну что вы стоите? – раздаётся сзади голос моей ненаглядной Елены Александровны. – Срочно нужно проводить реанимационные мероприятия!

Оборачиваюсь и наблюдаю, как она спешит ко мне в этой своей тонюсенькой блузочке, трепещущей на ветру. Ну куда вот прется в таком виде? Замерзнет же!

– Какие? – усмехаюсь.

– Сердечно-лёгочную реанимацию, какие же ещё! – возмущённо пялится на меня проверяющая.

– Ты мне предлагаешь бомжу искусственное дыхание сделать? – хмуро смотрю на нее исподлобья. – То есть, его тебе жалко, а врача-травматолога – нет?

– По протоколу положено реанимировать в течение тридцати минут после клинической смерти. – женщина опускается перед Петровичем на колени и трогает его за запястье.

– Не, – усмехаюсь, – я к нему не прикоснусь.

– Это подсудное дело, – бросает на меня быстрый взгляд Елена Александровна.

– Я лучше сяду, – вздыхаю, скрещивая руки на груди. – Я не знаю, чем Петрович может болеть. Он же у нас как кот, который гуляет сам по себе.

– Сделайте хоть что-нибудь!

– Запросто, – оборачиваюсь за спину и вижу столпившийся на крыльце приёмного покоя и за нашими спинами медперсонал. – Каталку привезите и отвезите его в морг!

– Кирилл Сергеевич, вы же врач, – взывает к моей совести Елена Александровна, хлопая Петровича по щекам. – Так нельзя.

– Ну вообще-то вы тоже врач, – с наслаждением наблюдаю, как у Елены Распрекрасной лицо вытягивается от изумления. – Раз вы точно знаете, как нужно реанимировать, тогда вперёд – покажите нам мастер-класс.

– Да он из-за вас умер! – выдыхает проверяющая, не находя других аргументов, и с сомнением косится на бомжа, роется у себя в карманах, а после вытаскивает из одного платок и расправляет его. – Совести у вас нет!

– Вот такая я циничная мразь, – усмехаюсь. – Я бы на вашем месте потом флюорографию сделал.

Елена Александровна молча зыркает на меня, укладывая платок на рот Петровичу, а я едва сдерживаю смех.

Вижу наших с каталкой и подхватываю проверяющую под мышки ровно в тот момент, когда она со всей своей возможной силы пытается надавить ничего не подозревающему Петровичу на грудь.

Ставлю женщину на ноги.

– Что вы делаете? – выдыхает она и начинает брыкаться, потому что я разворачиваю её за плечи и веду в сторону приёмного отделения.

– Вы, конечно, героическая женщина, – миролюбиво бубню над её головой, – но я бы вам посоветовал помыть руки с мылом раза три, а то подхватите ещё чесотку какую-нибудь или вши.

– Мы обязаны провести реанимацию, – беспомощно оборачивается она на Петровича, но покорно переставляет ноги в нужном мне направлении.

Саму, видать, воротит от всего этого с непривычки.

– Да всё сделают, не переживай, – усмехаюсь и веду ее к умывальнику.

Смотрю из-за спины проверяющей в зеркало на её растрёпанный и слегка бледный вид теперь немного иначе. Конечно, пульс у нашего внезапного пациента следовало бы проверить более тщательно. И всё же она отважно ринулась спасать жизнь человеку.

– Нужно вызвать полицию, – она снова оборачивается и замирает, серьезно глядя на меня.

– Это потому что протокол? – усмехаюсь, глядя в ее глубокие серо-голубые глаза, и тоже начинаю мыть руки.

Нормальная баба. Зачем строит из себя не пойми кого?

– Да нет, – вздыхает она и отводит взгляд. – Человек же, как-никак. Хоть и без документов. Может, хоть родственников найдут.

– Ладно, не переживай ты так, – успокаиваю её, сжалившись. – Живой он. Пойдём, я тебя чаем с печеньем напою.

– В смысле живой? – ахает проверяющая и медленно разворачивается ко мне, сжимая кулаки. – В смысле живой?!

5. Натура

– Ну, тише, тише! – прижимаю все-таки взбесившуюся Елену Александровну к себе.

– Ты в своем уме?! Негодяй! – брыкается она, упираясь ладонями в мою грудь и всячески пытаясь отстраниться. – Это низко – так поступать с женщиной! Пусти меня! Неандерталец!

– Нет, пока не успокоишься. А то укусишь еще, придется прививку от бешенства ставить. – усмехаюсь, глядя на нее, раскрасневшуюся и теперь еще более растрепанную.

Как с цепи сорвалась, честное слово. Совсем не понимает тонкого медицинского юмора.

– Я тебя не только укушу! Я тебе!.. Я тебя!.. Убью!

Ох, хороша! А с виду такая прям вся холодная и высокомерная леди.

– Елена Александровна, не вынуждай меня вызывать санитаров, – прижимаю ее голову к своей груди и глажу по волосам, а она внезапно замирает и просто тяжело дышит. Тело, натянутое как тугая тетива, немного расслабляется. – Ну, пошутил, да. Кто же знал, что у тебя с юмором не очень?

– Это у меня с юмором не очень? – опять каменеет она и с новыми силами отталкивается от меня, умудряясь вырваться из рук. – Это у вас с юмором не очень!

– Ну, не дуйся, – улыбаюсь и хочу ей поправить выбившуюся прядь, но она отступает, тяжело дыша, и смотрит на меня, как на врага народа. – Хочешь, жалобу на меня напиши.

– Да идите вы!.. – зло выдыхает проверяющая и быстро выходит из кабинета, а я аж застываю от изумления, провожая ее взглядом.

Так ты еще и крепким словцом приложить можешь, Елена Прекрасная? Неожиданно!

– Куда мне идти-то, Елена Александровна? – выхожу из кабинета и иду следом за ней. – Мой кабинет вы оккупировали.

Леночка ничего не отвечает, лишь быстро идет по коридору вперед, цокая невысокими каблучками по кафелю. Ее аппетитная жопка сердито виляет в такт шагам, привлекая к себе повышенное внимание.

Завернув за угол, проверяющая заходит в мой кабинет и громко хлопает дверью, а я прохожу мимо и иду в палату к нашему самому пожилому пациенту, который то и дело намеревается совершить диверсию.

– Ну что, отец? – ставлю стул и сажусь рядом с кроватью, со вздохом расстегивая фиксаторы на его запястьях. – Опять хулиганишь? Тебе мало было черепно-мозговой?

– Да мне домой надо, – бьет он себя кулаком в грудь. – У меня курятник.

– Ну какой курятник? – вздыхаю.

– Как какой? Дом для кур, ты что, не понимаешь что ли? Идиот столичный. Куры передохнут!

Смотрю на него с жалостью и понимаю, что я не хочу дожить до такого возраста. Страшно. Тут хоть дети адекватные, а у меня никого нет.

– Тебя зовут как?

– Петр Семенович.

– А лет тебе сколько?

– Пятьдесят шесть.

– Петр Семенович, у тебя детям уже столько. Тебе восемьдесят шесть лет, ты живешь у дочери, в городе. Помнишь, как дочь зовут?

– Машенька.

– Правильно. Так вот, Машеньке уже пятьдесят лет. Давай я позвоню ей, а ты прекратишь убегать, иначе будешь лежать привязанный к кровати. Пока голова не заживет, я тебя никуда не отпущу.

– А куры как же? – хмурится дед, пока я набираю номер его дочери.

Вздыхаю.

– Мария Петровна, я все понимаю. И что у человека травма головы, и возраст. – ухожу в свой кабинет после того, как дед поговорил с дочерью и ему вкололи успокоительное. – Но и вы меня поймите: у нас нет такой услуги. Были бы сотрудники в достатке, я бы вам организовал сиделку, но у нас нехватка кадров. Медбрат не может дежурить рядом с Петром Семеновичем круглосуточно. У него полно других обязанностей. И держать пациента зафиксированным постоянно мы же тоже не можем. Давайте-ка подыскивайте хоспис. Мы его уже ловили два раза за эти дни. А если сбежит? А если покалечится? Меня же посадят. – кошусь на Елену Александровну, которая демонстративно не смотрит на меня, склонившись над карточками. – Да, конечно, мы его лечим. Но толку-то? Разбитую голову вылечить можно, а вот все остальное… Я правда искренне вам сочувствую, но это в ваших же интересах. Тем более, что есть реально хорошие заведения, где и уход, и лечение.

Вздохнув, сажусь на диван в углу кабинета и откидываю голову на спинку. Спать хочу ужасно. А тут эта мадам.

– Табель учета рабочего времени есть у вас? – уточняет она.

– Сейчас найдем, – киваю, не открывая глаз, и проваливаюсь в темноту.

– Кирилл Сергеевич! – просыпаюсь и резко выпрямляюсь от окрика из коридора. – Перелом.

Бросаю взгляд на тихо шуршащую бумагами проверяющую и смотрю на часы. Минут десять подремал. И на том спасибо.