Проклятие зеркала

Алиса поняла. Она знала, что произойдёт. Она хотела отвернуться, но не могла. Она была прикована к этому моменту предчувствия.

Видение изменило ракурс. Теперь она смотрела с точки зрения человека на балконе. Она видела спину офицера, склонившегося над рукой своей возлюбленной. Чувствовала холодную рукоять пистолета в своей – нет, в его – руке. Чувствовала жгучую ярость, отравляющую разум.

«Нет, – мысленно закричала Алиса. – Не делай этого!»

Но её мольба осталась без ответа. Рука в чёрной перчатке поднялась. Раздался оглушительный, беззвучный выстрел. Офицер вздрогнул, отшатнулся, на его белом мундире распустилось алое пятно. Девушка вскрикнула, её лицо исказилось ужасом. Танцы остановились. В зале воцарилась хаотичная паника.

Алиса смотрела, как молодой человек падает на паркет, как его возлюбленная бросается к нему, как её белое платье окрашивается в красный цвет. Она видела лицо убийцы – в нём не было раскаяния, лишь мрачное, торжествующее удовлетворение, которое тут же сменилось животным страхом, когда его схватили подбежавшие гости.

И снова. Момент, который нельзя было видеть живым. Момент смерти. Но на этот раз это была не болезнь, не тайное убийство в подземелье, а публичная, жестокая смерть, рождённая из низменной страсти.

Видение погасло. Алиса сидела, сжимая в пальцах ручку так, что костяшки побелели. Она с трудом разжала пальцы и начала писать в блокнот, её почерк был неровным, скачущим.

«Бальный зал, XIX век. Дуэль? Убийство из ревности. Офицер. Девушка в белом. Убийца в чёрном на балконе. Пистолет. Пятно крови на мундире. Публичная смерть».

Она писала, пытаясь зафиксировать каждую деталь, словно следователь на месте преступления. Это давало ей иллюзию контроля. Если она всё записывает, значит, она не просто пассивная жертва, а исследователь.

Следующие несколько дней стали для неё своеобразной «охотой». Она проводила вечера перед зеркалом, и оно, будто удовлетворив её решимость, показывало ей новые сцены. Она видела молодую женщину, тонущую в лесном озере, её лицо мелькало среди ряски на мгновение перед тем, как вода сомкнётся над ней. Она видела старого учёного в лаборатории, задыхающегося от ядовитых паров разбитой реторты. Она видела солдата, бегущего в штыковую атаку под ураганным огнём, и чувствовала его слепящий ужас за секунду до того, как пуля поразила его в грудь.

Каждую сцену она тщательно записывала. Она искала связь, общие черты. И скоро она начала замечать странности.

Во-первых, лица. Лица тех, кто умирал, она видела всегда чётко. Их эмоции, их последние мысли, казалось, отпечатывались на её сетчатке. Но лица убийц, палачей, просто свидетелей часто были размыты, скрыты тенью или повёрнуты в профиль. Как будто зеркало фокусировалось именно на жертве, на самом акте перехода.

Во-вторых, она никогда не видела «после». Смерть наступала, и видение тут же обрывалось. Не было ни похорон, ни скорби. Только кульминация. Только самый пик трагедии.

И в-третьих, самое главное. После каждой сессии видений шёпоты за стеклом становились громче. Голоса начинали обращаться к ней лично.

– Ты видишь? – спрашивал детский голосок, тот самый, что звал маму.

– Помни нас, – шептала женщина с болот.

– Почему ты не помогаешь? – вкрадчиво, с упрёком, шипел голос учёного.

Они знали о её присутствии. Они знали, что она смотрит.

Однажды ночью, когда шёпот был особенно настойчив, она не выдержала и крикнула в темноту: «Что вы от меня хотите? Я не могу вам помочь! Вы умерли!»

На мгновение воцарилась тишина. Потом раздался новый голос. Глубокий, спокойный, но от этого не менее жуткий. Он звучал так, будто его обладатель стоял прямо за дверью её спальни.

– Мы не умерли. Мы здесь. Помоги нам уйти.

Ледяная рука сжала её сердце. Она не спала до самого утра, включив свет и уставившись в стену, боясь повернуть голову.

Наступил день, когда она поняла, что больше не может это выносить в одиночку. Ей нужна была помощь. Не психолога – он бы её упёк в клинику. Ей нужен был кто-то, кто разбирается в таких вещах. В аномалиях. В призраках.

Она снова попыталась найти лавку «Табернакль», обойдя все улицы у канала. Тщетно. На том месте, где, как она помнила, была дверь, сейчас находился обычный книжный магазин, и продавец смотрел на неё как на сумасшедшую, когда она спросила о старьёвщике.

Отчаяние начало подкрадываться к ней. Она была в ловушке. Один на один с целым миром мёртвых, заключённых в куске стекла.

И тогда её осенило. Рама. Она почти не обращала на неё внимания, сосредоточившись на содержимом. Но ведь резьба – это тоже послание.

Она подошла к зеркалу и начала изучать узор с дотошностью искусствоведа. Она водила пальцами по сплетениям дерева, ощущая подушечками мельчайшие детали. И чем дольше она смотрела, тем больше ужасных сцен она обнаруживала.

Вот женщина, падающая с высокой башни. Вот человек, заживо погребённый в каменном саркофаге. Вот ребёнок, заблудившийся в тёмном лесу. И повсюду – эти гибридные существа, полурастения-полузвери, которые, казалось, наблюдали за всеми этими смертями с равнодушием древних демонов.

Она заметила одну повторяющуюся деталь. В нескольких местах, в самых скрытых уголках резьбы, было вырезано одно и то же изображение: глаз. Не человеческий. Удлинённый, с вертикальным зрачком, как у кошки или змеи. И в каждом таком глазу была вырезана крошечная, едва заметная буква.

Потребовалось увеличительное стекло и несколько часов терпеливого поиска, чтобы собрать их все. Буквы были старинными, не сразу поддающимися прочтению. Когда она наконец сложила их на листке бумаги, у неё перехватило дыхание.

Получилось слово: ПРИЗРАК.

Оно было не названием. Оно было констатацией факта. Или именем.

В ту ночь ей приснился сон. Вернее, это был не сон, а очередное видение, но на этот раз оно пришло к ней прямо в постель. Она стояла в полной темноте, а перед ней парило зеркало. Но отражалось в нём не её лицо, а множество других лиц. Все те, кого она видела: умирающая женщина, офицер, утопленница, учёный, солдат. Они смотрели на неё, их рты были открыты в беззвучном крике. Они протягивали к ней руки, цеплялись за раму, пытаясь выбраться.

И сквозь их немой хор пробился тот самый спокойный, глубокий голос:

– Освободи нас. Разбей стекло.

Алиса проснулась с этим словом на устах. «Разбей стекло». Это было решение? Или ловушка?

Она встала и пошла в гостиную. Зеркало ждало её. Оно было тёмным и безмолвным. Она подошла вплотную, глядя в своё бледное, измождённое отражение.

– Кто вы? – прошептала она. – Что вы такое?

И тогда отражение изменилось. Её собственные черты поплыли, исказились. Из глубины стекла на неё смотрел не она, а кто-то другой. Мужчина с бледным, вытянутым лицом и глазами без выражения. Его губы шевельнулись, и Алиса услышала голос не в комнате, а прямо у себя в голове.

– Мы – память. Мы – боль. Мы – цена, которую платят за бессмертие. Ты наша проводница. Ты наша надежда.

Он говорил на чистом русском, но обороты его речи были архаичными, чуждыми.

– Какое бессмертие? – выдавила Алиса.

– Того, кто создал нас. Кто заключил нас здесь. Он жив. Он среди вас. Найди его. Найди и разбей его чашу.

– Я не понимаю!

Лицо в зеркале начало таять, снова уступая место её собственному.

– Ищи того, кто не стареет. Ищи того, кто боится зеркал. В его доме ты найдёшь ответ. И нашу свободу.

Видение исчезло. Алиса стояла одна, дрожа от холода и ужаса. В голове у неё звучали последние слова. «Того, кто не стареет». «Того, кто боится зеркал».

Это был уже не просто паранормальный феномен. Это была задача. Охота. Зеркало не было проклятым предметом. Оно было тюрьмой. И она, Алиса, случайно ставшая его смотрителем, должна была найти тюремщика.

Она посмотрела на свои записи, на испещрённый узор рамы, на слово «ПРИЗРАК», выведенное на листке. Теперь у неё была цель. Страшная, невероятная, но цель.

Впервые за долгое время в её душе шевельнулось нечто, отдалённо напоминающее надежду. Или это была лишь новая, более изощрённая форма отчаяния? Она не знала. Но она знала, что не может оставаться здесь, в четырёх стенах, ожидая следующего сеанса пытки.

Ей нужно было выйти в мир. Мир, в котором, возможно, прятался тот, кто обрёл бессмертие, заплатив за него чужими жизнями, заточив их в зелёной глубине старого венецианского зеркала.

Она подошла к окну. Шёл дождь. Такой же, как в тот день, когда она принесла зеркало домой. Но теперь всё было иначе. Она была иначе.

За её спиной зеркало молчало, храня свою тайну и тайны тех, чьи голоса теперь навсегда стали частью её собственного сознания. Охота начиналась.

Глава третья. Тень без отражения

Мысль о том, чтобы выйти за порог и начать поиски, была одновременно пугающей и освобождающей. Алиса провела у зеркала почти месяц, и её мир сузился до размеров гостиной. Теперь же ей предстояло окунуться в шумный, безразличный город, неся в себе знание, которое отделяло её от других людей непреодолимой пропастью. Она была смотрителем проклятого музея, чьи экспонаты кричали в тишине её разума.

Первые дни были потрачены на бессистемные, почти инстинктивные действия. Она бродила по библиотекам, листая пыльные фолианты по истории города, искала упоминания о нестареющих людях, о странных смертях, о алхимиках и оккультистах. Она вбивала в поисковые системы странные запросы: «вечная молодость цена», «зеркала и души», «проклятие памяти». Результаты были одинаково бесплодны: либо суеверный бред, либо сухие научные статьи, не имеющие к её ситуации никакого отношения.

Она понимала, что ищет иголку в стоге сена без малейшего понятия, как эта иголка выглядит. «Тот, кто не стареет». Это мог быть кто угодно. Столетний старик в доме престарелых. Или, что ещё страшнее, человек, сохранивший молодость, живущий среди всех, ничем не выдающий свой страшный секрет. «Тот, кто боится зеркал». Как найти такого? Спрашивать у прохожих, не боятся ли они своего отражения?

Отчаяние снова начало подкрадываться, когда она, почти машинально, решила проверить старые газеты. Не современные онлайн-архивы, а микрофильмы в центральной городской библиотеке. Что-то вело её именно туда, в подвальное помещение, пахнущее пылью и озоном, где ряды ящиков с плёнками хранили историю города за последние полтора века.

Дни слились в однообразную рутину. Приход в библиотеку к открытию, коробки с плёнками, монотонное жужжание читального аппарата. Она просматривала подряд всё: светскую хронику, криминальные сводки, уведомления о благотворительных балах, некрологи. Глаза болели от постоянного напряжения, но она не сдавалась. Она искала аномалию. Повторяющееся лицо. Событие, которое не сходило со страниц газет десятилетиями.

И вот, на пятый день, она нашла.

Сначала это была всего лишь заметка в светской колонке газеты «Городской вестник» за 1898 год. Короткий абзац о благотворительном аукционе в пользу вдов и сирот офицеров. Среди организаторов упоминался некий Григорий Вальдемар, «известный меценат и коллекционер, чья моложавость и энергия вызывают всеобщую зависть и восхищение». К заметке прилагалась фотография: группа людей в парадных одеждах. В центре – мужчина лет сорока с тёмными волосами, усами и пронзительным, цепким взглядом. Лицо было харизматичным, но ничего особенного.

Алиса почти пролистала дальше, но что-то заставило её вернуться. Имя. Григорий Вальдемар. Оно показалось ей знакомым. Она не могла вспомнить, откуда.

Она продолжила поиск. 1905 год. Отчёт о открытии новой больницы. Среди почётных гостей – Григорий Вальдемар. 1912 год. Статья о выставке импрессионистов. Крупнейшим спонсором выступил Григорий Вальдемар. Фотографии. Тот же мужчина. Те же сорок лет. Тот же взгляд.

Ледяная игла тронула её сердце. Она лихорадочно проматывала плёнки дальше. 1920-е, 1930-е… Вальдемар исчез со страниц газет после революции, но появился вновь в конце 1940-х, уже под другим именем – Георгий Вальд. Он фигурировал в заметках о восстановлении города после войны. И на фотографии, несмотря на другую причёску, другую одежду, это был он. Тот же человек. Постаревший, может быть, на пять лет. Не больше.

Алиса провела в библиотеке ещё три дня, выискивая любые упоминания. Вальдемар-Вальд появлялся каждые два-три десятилетия, всегда в роли благотворителя, коллекционера, мецената. Он менял фамилии, но имя всегда оставалось на «Г»: Геннадий, Герман, Глеб. Его состояние, судя по всему, было колоссальным. И его внешность почти не менялась.

Она нашла его последнее воплощение. Глеб Вальтер. Владелец галереи современного искусства «Новый Век», расположенной в самом центре города. Статья о нём в глянцевом журнале была датирована всего двумя годами назад. Фотография. Успешный, уверенный в себе мужчина, выглядевший на сорок с небольшим. Высокий лоб, тёмные волосы с проседью у висков, холодные, светло-серые глаза. И всё тот же, несмотря на улыбку, пронзительный, цепкий взгляд. Тот самый взгляд, что смотрел на неё с пожелтевших страниц столетней давности.

У Алисы перехватило дыхание. Он. Это был Он.

Теперь вторая часть загадки: «Тот, кто боится зеркал». Как это проверить?

Она нашла адрес галереи «Новый Век» и в тот же день отправилась на разведку. Галерея располагалась в старинном особняке, отреставрированном с безупречным вкусом. Стеклянные двери, белоснежные стены, лаконичные таблички. Войдя внутрь, Алиса почувствовала лёгкое головокружение. Воздух был напоён запахом дорогого парфюма и старого дерева.

Она медленно прошлась по залам, делая вид, что разглядывает абстрактные полотна и странные инсталляции. Её цель была не искусство, а сам пространство. И она быстро заметила странность.

В галерее не было ни одного зеркала.

Ни в залах, ни в коридорах, ни даже в туалете, куда она зашла под предлогом. Стены были украшены только картинами и фотографиями. Ни одной блестящей поверхности, кроме идеально отполированного пола. Вместо зеркала в дамской комнате висел большой чёрный LCD-экран, который показывал… пустоту. Глубокую, бархатно-чёрную. Смотреть в него было даже более жутко, чем в обычное зеркало.

Это было первое подтверждение. Владелец этого места на дух не переносил зеркал.

Второе подтверждение она получила, когда её взгляд упал на небольшую витрину в углу главного зала. Там, на чёрном бархате, лежали несколько старинных предметов: веер, перчатка, серебряная лорнетка. И среди них – осколок. Небольшой, размером с ладонь, кусок тёмного, почти чёрного стекла в оправе из чёрного дерева с узнаваемой резьбой. Это был осколок её зеркала. Или его близнеца.

Алису бросило в жар. Она подошла ближе, стараясь дышать ровно. На табличке было написано: «Фрагмент венецианского зеркала, XVIII век. Из коллекции Г. Вальтера».

Её руки вспотели. Он не просто боялся зеркал. Он коллекционировал их осколки. Как трофеи? Или как способ контролировать угрозу?

Она почувствовала на себе взгляд и обернулась. Из своего кабинета на втором этаже, за стеклянной стеной, на неё смотрел он. Глеб Вальтер. Его глаза, холодные и оценивающие, скользнули по ней с ног до головы. В них не было ни любопытства, ни интереса – лишь спокойное, безразличное изучение, с каким смотрят на насекомое. Он что-то сказал своей помощнице, строгой блондинке в чёрном костюме, и та кивнула.

Алиса быстро отвернулась, сердце её бешено колотилось. Она почувствовала животный, первобытный страх. Это был не страх перед призраками или видениями. Это был страх перед живым, реальным существом, которое обладало властью, деньгами и, возможно, знанием, уходящим вглубь веков. Охотник почуяла зверя. Но в какой роли она выступала? В роли охотника или добычи?

Она вышла из галереи, не оглядываясь, и только на улице, затерявшись в толпе, смогла перевести дух. Теперь она знала, кого искать. Но что дальше? Подойти и спросить: «Извините, вы ли тот бессмертный, который заточает души в зеркалах?»

Нет. Ей нужны были доказательства. Ей нужен был план. И, возможно, ей нужна была помощь.

Вернувшись домой, она снова уставилась на зеркало. Оно молчало, но его присутствие было более весомым, чем когда-либо. Теперь это был не просто проклятый объект, а ключ. Возможно, орудие.

– Я нашла его, – тихо сказала она в тишину комнаты. – Глеба Вальтера. Это он?

Стекло оставалось тёмным и неподвижным. Но в воздухе повисло напряжение, будто призраки за стеклом затаили дыхание, ожидая её следующих действий.

– Что мне делать? – спросила она, уже не надеясь на ответ.

И тут её взгляд упал на блокнот с записями. На последнюю запись, сделанную после видения с бальным залом и убитым офицером. Там было несколько имён, которые она смогла разобрать из шёпотов. Одно из них – «Анастасия». И фамилия офицера – «Ростопчин».

Она села за компьютер и начала искать. Князь Андрей Ростопчин. Погиб на дуэли в 1843 году. Его убийца – барон Григорий Вальдемар. Стрелялся из-за некой Анастасии Орловой.

История повторялась. Вальдемар. Уже тогда.

Лихорадочно она проверила другие имена из своих записей. Утопленница в лесном озере – Елена Преображенская. Её возлюбленный, который, как выяснилось, и столкнул её с лодки, – некто Герман Вальд, студент-медик. 1901 год.

Учёный, отравившийся парами в лаборатории, – профессор Сергей Дмитриев. Его ассистент, с которым он поссорился из-за патента на изобретение, – Геннадий Вальтер. 1955 год.