Тень Лаборатории Z

– Фасад, – пробормотал Том, глядя на изображение. – Крепость, притворяющаяся оранжереей.

– И не просто фасад, – Камилла увеличила одну из фотографий. На ней была запечатлена группа ученых на фоне огромного окна. – Смотрите. По официальным планам, это южное крыло. Исследовательские лаборатории. Но если верить геологическим картам этого района, которые были в архиве отца, именно под этим крылом находится система старых военных бункеров времен Холодной войны. Идеальное место, чтобы спрятать что-то… или кого-то.

– Они даже не скрывают этого, – сказал Раф, указывая на другую фотографию. – Периметр. Двойное ограждение, датчики движения, тепловизоры на вышках. Это не для защиты от белых медведей. Это уровень охраны военной базы.

Я вглядывалась в фотографии, пытаясь увидеть то, что видел мой отец. Он был фотографом. Он учил меня читать изображения, видеть то, что скрыто между пикселями, в игре света и тени.

– Майя? – голос Тома был тихим. – Ты что-то видишь?

Я молчала, увеличивая изображение с панорамным окном. Что-то было не так. Блики. Отражения. Они были неправильными.

– Камилла, можешь наложить на это фото тепловую карту здания? У отца в архивах были какие-то спутниковые снимки, он купил их у одной частной компании.

Камилла удивленно посмотрела на меня, но кивнула. Ее пальцы снова забегали по клавиатуре. Через минуту на экране поверх глянцевой фотографии легло изображение в красно-синих тонах. Большая часть здания светилась синим и зеленым – холодные зоны. Но южное крыло… оно было темно-красным. И под ним, глубоко под землей, пульсировало еще одно багровое пятно. Огромное.

– Что это? – прошептала Камилла. – Такая теплоотдача… Там должен быть или реактор, или…

– Или огромный лабораторный комплекс, работающий на полную мощность, – закончил за нее Раф. – Проект «Химера».

– Но это не все, – сказала я, указывая на панорамное окно на фотографии. – Смотрите сюда. Стекло… оно не отражает тепло. На тепловой карте оно абсолютно черное. Это не обычное стекло. Это какой-то композитный материал. Он блокирует любое излучение. Они построили клетку Фарадея, замаскированную под окно. Они прячут не только то, что внизу. Они прячут то, что происходит прямо за этим стеклом.

Мы уставились на экран. Стеклянная гора. Гора, которая была слепа для внешнего мира. Непроницаемая.

Внезапно в моей голове снова возник тихий, нарастающий гул. Белый шум. Я непроизвольно потянулась к рюкзаку, где лежал кристалл. Он реагировал. Реагировал на изображение на экране. Словно узнавал что-то. Или кого-то.

– Нам нужно передать файлы Ариане Шапиро, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал. – Это наш единственный способ попасть внутрь.

– Как? – спросил Раф. – Послать ей имейл с темой «Ваш босс убил вашего брата»? Его перехватят за наносекунду. Вся их система под тотальным контролем.

– Джулиан нашел способ, – настаивала я. – Янис сказал, он нашел трещину. Мы должны думать, как он. Он был не только исследователем, он был… взломщиком. Не систем, а людей. Он использовал их привычки, их ритуалы.

– Тогда нам нужно узнать о ней все, – подхватила Камилла. – Ее расписание, ее контакты, ее… слабости.

Следующие несколько часов мы провели, погрузившись в глубины интернета и архивов отца. Мы строили психологический портрет доктора Арианы Шапиро. Выпускница MIT, автор десятков патентов, затворница. Не пользуется соцсетями, редко покидает комплекс. Но одна деталь привлекла наше внимание. Раз в месяц, в одно и то же число, она делала заказ в маленьком антикварном книжном магазине в Цюрихе. Всегда одно и то же: научные журналы начала двадцатого века.

– Это оно, – сказал Раф. – Это ее канал связи с внешним миром. Неэлектронный. Аналоговый. Невозможно отследить. Роуэн может контролировать каждый байт информации, входящий в комплекс, но он не будет вскрывать посылку со старыми журналами для своего ведущего ученого. Это слишком мелко. Слишком… человечно.

– Значит, наш путь лежит в Цюрих, – подытожил Том. – Нам нужно перехватить эту посылку. И вложить в нее свой «журнал».

План начал обретать форму. Рискованный, безумный, но единственный, который у нас был.

Я вышла на палубу. Ночь была безлунной, и звезды горели над головой с невероятной яркостью. Соленые брызги оседали на лице. Впереди, за темной линией горизонта, лежала Европа. И ждала наша стеклянная гора.

Я достала компас отца. Стрелка упрямо указывала на север. На этот раз она вела нас не просто к точке на карте. Она вела нас к сердцу тьмы. К месту, где наука превратилась в чудовище, а человеческие амбиции построили себе ледяной трон.

Внезапно на мостике вспыхнул и погас красный огонек. Я увидела силуэт капитана, который говорил по рации. А потом он посмотрел вниз, прямо на меня. Всего секунду, но в его взгляде я уловила что-то странное. Не враждебность. Страх.

Я вернулась в каюту.

– Раф, – тихо позвала я. – Проверь наши трекеры. Все. Телефоны, ноутбук, наше снаряжение.

Он вопросительно поднял бровь, но молча достал свой детектор, тот самый, что нашел нас в пустыне. Он провел им над нашими вещами. Тишина. А потом он поднес его к запечатанному пакету, который дал нам Янис. Пакету с его старым телефоном.

Красная лампочка загорелась ровным, зловещим светом.

– Сукин сын, – прошипел Раф. – Это не маячок слежения. Он слишком слабый. Это передатчик. Он активируется по сигналу.

– Янис нас сдал? – ужаснулась Камилла.

– Нет, – Раф качнул головой, его мозг уже работал на полной скорости. – Не сдал. Предупредил. Он не мог сказать нам прямо, в кафе могли быть уши. Он дал нам это, зная, что мы проверим. Это сигнал. Роуэн знает, что мы на этом судне. Он не гонится за нами. Он ждет нас. В Генуе.

Холод пробежал по моей спине, не имеющий ничего общего с ночным морским бризом. Мы плыли не к спасению. Мы плыли прямо в западню. Стеклянная гора была не просто целью. Она была приманкой. И мы ее заглотили.

Улыбка змеи

В каюте повисла тишина, густая и тяжелая, как морская вода за бортом. Единственным звуком был ровный гул детектора в руке Рафа, похожий на злорадный шепот. Красная лампочка горела, не мигая, словно всевидящий глаз циклопа, и этот свет отражался в четырех парах глаз, полных одного и того же ледяного осознания. Мы не плыли к спасению. Мы плыли в эпицентр идеально спланированного урагана.

– Он ждет нас в Генуе, – произнес Том, нарушив молчание. Его голос был спокоен, как всегда, но в нем слышались стальные нотки. Он не спрашивал, он утверждал. Он уже принял новую реальность и начал просчитывать ее переменные.

– Он расставил фигуры на доске, ожидая нашего хода, – подхватил Раф, его пальцы сжались на детекторе. – Порт будет кишеть его людьми. Не в форме, конечно. Туристы, докеры, уличные торговцы. Каждый второй будет его глазом, каждый третий – рукой. Мы не сойдем с трапа. Нас возьмут еще на подходе к доку.

– Значит, Янис нас предал, – Камилла обхватила себя руками, словно пытаясь согреться. В ее голосе звучала горечь. Она, человек архивов и доверия, тяжелее всех переносила предательство.

– Нет, – я покачала головой, и это было не предположение, а уверенность. – Раф прав. Он предупредил. Это был его единственный способ сказать нам: «Не идите по прямому пути». Мой отец доверял ему. А отец редко ошибался в людях. В картах, в маршрутах, в погоде – да. Но не в людях.

Я смотрела на маленький передатчик. Он был не просто ловушкой. Он был загадкой. А мой отец учил меня, что любая загадка – это замаскированная подсказка. Роуэн ждал, что мы найдем маячок, запаникуем, попытаемся сойти с судна где-то по пути, оставив след. Или, что еще лучше для него, доплывем до Генуи, где он сможет захватить нас тихо и без свидетелей. Он не ожидал, что мы будем использовать его же оружие против него.

– Он ждет, что мы выбросим его за борт, – сказал Раф, словно прочитав мои мысли. – Как только сигнал пропадет посреди моря, он поймет, что мы его раскусили. Он поднимет в воздух все, что у него есть, и начнет прочесывать побережье. Мы не можем дать ему эту фору.

– Мы должны заставить сигнал двигаться дальше, – продолжил Том. – Без нас.

Взгляды всех троих обратились к Рафу. В такие моменты он становился тем, кем был рожден быть – полевым командиром. Его лицо из непроницаемой маски превратилось в карту сражения.

– Камилла, мне нужен альтернативный маршрут, – его голос стал резким и четким, как щелчок затвора. – Ближайший к нам участок побережья, где есть небольшой порт или хотя бы рыбацкая деревня. Что-то, что не отмечено на туристических картах. И оттуда – наземный путь в Швейцарию. Поезда, автобусы. Что угодно, где можно затеряться в толпе.

– Том, нам понадобится снаряжение. Гермомешки для электроники. Все, что у нас есть, должно пережить купание в соленой воде. И нам нужен способ спустить на воду приманку.

– Майя, – он повернулся ко мне. – Ты и я займемся передатчиком. Нам нужно, чтобы он выглядел как паническое бегство.

План родился из хаоса за считанные минуты. Он был дерзким, отчаянным и единственно верным. Мы не будем убегать от ловушки. Мы проскользнем сквозь ее прутья, оставив змею стеречь пустую клетку.

Камилла уже склонилась над ноутбуком, ее пальцы летали над клавиатурой.

– Есть. Чинкве-Терре. Побережье Лигурии. Скалистые берега, маленькие, изолированные городки. Вернацца. Туда не ведут автомобильные дороги. Только море и узкая железнодорожная ветка. Идеально. Траулер будет проходить мимо примерно в трех километрах от берега через… четыре часа. В два часа ночи.

– Отлично, – кивнул Раф. – Том, на палубе должны быть спасательные плоты. Автоматические. Нам нужен один.

Через десять минут мы вчетвером стояли на корме, скрытые тенью от рубки. Море было неспокойным, черные волны с белыми гребнями бились о борт. Ветер пронизывал до костей. Том и Раф уже отцепили один из спасательных плотов – белый пластиковый контейнер размером с чемодан.

– Он раскроется при контакте с водой, – прошептал Том. – Радиомаяк на нем я отключил. Но нам нужно что-то, что будет питать передатчик Яниса еще хотя бы сутки.

Я достала из рюкзака свой внешний аккумулятор, почти полностью заряженный.

– Подойдет?

Раф кивнул, ловко приматывая скотчем передатчик и мой аккумулятор к контейнеру. Получилось грубо, но надежно.

– Роуэн увидит, что сигнал продолжает двигаться в сторону Генуи с той же скоростью, что и судно, – сказал он. – А когда «Надежда» войдет в порт без нас, он решит, что мы спрыгнули в воду где-то на подходе к городу, и начнет поисковую операцию там. Это даст нам… может, двенадцать часов. Может, сутки.

Он посмотрел на меня.

– Готова? Бросай. Посильнее.

Я взяла тяжелый контейнер. Он был холодным и гладким. Я представила себе лицо Александра Роуэна, его спокойную, хищную улыбку. Улыбку змеи, уверенной в своей победе. Я вложила в бросок всю свою злость, весь свой страх. Контейнер пролетел по воздуху и с глухим всплеском исчез в темной воде. Мы замерли, прислушиваясь. Через несколько секунд раздалось громкое шипение – сработала система газонаполнения. На поверхности воды, уже в десятке метров от нас, качался маленький оранжевый плот. Наша приманка. Наш призрак.

Теперь оставалось дождаться своего часа.

*

Четыре часа тянулись, как вечность. Мы сидели в каюте, переодевшись в темную, непромокаемую одежду. Том раздал каждому по небольшому гермомешку. Упаковать пришлось только самое необходимое: ноутбук Камиллы, наши документы, деньги, оружие Рафа и мой рюкзак с дневником отца и кристаллом. Все остальное – сменная одежда, еда, снаряжение для выживания – осталось в каюте. Мы должны были выглядеть как люди, которые просто вышли подышать морским воздухом.

В два часа ночи Том выглянул за дверь.

– Пора. Капитан на мостике, двое матросов в кубрике. На палубе никого.

Мы выскользнули наружу. Ветер стал еще сильнее. Далеко на горизонте мерцала тонкая ниточка огней – итальянское побережье. Три километра холодной, черной воды.

– План простой, – прошептал Том, его голос едва пробивался сквозь рев ветра и волн. – Сходим по одному с левого борта, он в тени. Я иду первым. Жду вас в воде. Раф, ты за мной. Потом Камилла, потом Майя. Никаких всплесков. Соскальзываем в воду как можно тише. Течение понесет нас к берегу, но грести все равно придется. Главное – не паниковать и экономить силы. Вода холодная, но не ледяная. У нас есть минут сорок, прежде чем начнется переохлаждение.

Он посмотрел на Камиллу, потом на меня. В его взгляде не было сомнений, только уверенность. И эта уверенность передавалась нам.

– Готовы?

Мы молча кивнули.

Том перелез через леера с ловкостью, не вязавшейся с его габаритами. Он замер на мгновение, выжидая, когда очередная волна подойдет к борту, и беззвучно соскользнул в темноту. Я видела, как его темная голова появилась на поверхности воды и тут же отплыла от корабля. Затем пошел Раф.

– Камилла, теперь ты, – прошептал я.

Она стиснула зубы, ее лицо было бледным в тусклом свете звезд. Она посмотрела вниз, на бушующую воду, и я увидела в ее глазах отголосок того страха, который она испытывала в карстовых пещерах. Но потом она подняла голову, встретилась со мной взглядом и кивнула. Та Камилла, которая боялась испачкать туфли, осталась в прошлом. Эта – была бойцом. Она перебралась через ограждение и скрылась в волнах.

Моя очередь. Я глубоко вздохнула, чувствуя, как соленые брызги оседают на губах. Я перекинула ногу через леер. Холодный металл обжигал ладони. Корабль под ногами казался единственным островком стабильности в этом хаотичном мире. А я собиралась добровольно его покинуть.

«Даже стекло трескается», – пронеслось в голове.

Я отпустила руки.

Ледяная вода обожгла, выбив воздух из легких. На секунду меня накрыло волной, и мир превратился в ревущую, темную бездну. Инстинкт заставил запаниковать, рвануться наверх, к воздуху. Но голос Тома, его спокойные инструкции, прозвучал в моей голове. «Не паниковать. Экономить силы». Я заставила себя расслабиться, и мое тело само вытолкнуло меня на поверхность.

Я отчаянно закашлялась, жадно глотая воздух. Рядом вынырнула голова Тома.

– Все в порядке? – крикнул он, перекрывая шум волн.

Я кивнула, отплевываясь.

– Где остальные?

– Здесь! – донеслось справа. Раф и Камилла держались на воде в нескольких метрах от нас.

– Отлично! – скомандовал Том. – Держимся вместе! Плывем к тем огням! Не торопитесь, работайте ногами, руками только поддерживайте равновесие!

И мы поплыли. Это был самый длинный и самый тяжелый заплыв в моей жизни. Вода была тяжелой, как ртуть, она тянула вниз, высасывала тепло из тела. Мокрая одежда стала свинцовой. Мышцы горели от напряжения. Единственным ориентиром были далекие огни Вернаццы, то появлявшиеся, то исчезавшие за гребнями волн.

Том плыл рядом со мной и Камиллой, постоянно подбадривая нас. Раф замыкал нашу небольшую группу. Мы были крошечными щепками в огромном, безразличном океане. И в то же время мы были командой. Четырьмя точками, связанными невидимой нитью общей цели.

Когда я уже была готова сдаться, когда руки и ноги отказались слушаться, а холод начал пробираться к самому сердцу, мои ступни коснулись чего-то твердого. Камни.

Нас вынесло на крошечный галечный пляж, скрытый между двумя огромными скалами. Мы выползли на берег, как выжившие после кораблекрушения, и рухнули на камни, не в силах пошевелиться. Несколько минут мы просто лежали, дрожа от холода и усталости, слушая, как наши сердца отбивают бешеный ритм. Мы сделали это. Мы были в Италии.

*

Первые лучи солнца застали нас в вагоне регионального поезда, идущего на север. Мы сидели, закутавшись в сухую, хоть и нелепую одежду, купленную за наличные в единственном сувенирном магазине, который был открыт в шесть утра в Вернацце. Раф где-то раздобыл деньги – одна из его многочисленных «заначек», разбросанных по всей Европе. Он никогда не объяснял, как, и мы никогда не спрашивали.

Я смотрела в окно на проплывающие мимо виноградники и оливковые рощи. Италия была прекрасна. И эта красота казалась неуместной, фальшивой на фоне того, что мы знали. Где-то там, за этими идиллическими пейзажами, Александр Роуэн понимал, что его добыча ускользнула. Змея обнаружила, что клетка пуста. Его улыбка наверняка сменилась холодным, расчетливым гневом. Он начнет искать. И он будет искать быстро.

Мы были призраками, скользящими по венам Европы. Пересадка в Милане, потом еще один поезд до швейцарской границы. На каждой станции, при виде каждого человека в форме, я чувствовала, как внутри все сжимается. Но Раф был прав. В толпе мы были невидимы. Четыре уставших туриста, ничем не отличающиеся от сотен других.

К вечеру мы прибыли в Цюрих. Город встретил нас чистотой, порядком и холодным, влажным воздухом. Он был полной противоположностью хаосу Тобрука. Здесь все работало по часам, все подчинялось правилам. И это делало его еще более опасным. В таком упорядоченном мире любая аномалия, любое отклонение от нормы, было заметно сразу.

Книжный магазин назывался «Bibliotheca Temporis». Он находился на тихой улочке в старом городе. Витрина была заставлена старинными фолиантами в кожаных переплетах. Над дверью висел кованый знак в виде песочных часов. Место выглядело так, словно застыло во времени.

Мы не стали заходить. Вместо этого мы заняли столик в кафе напротив, заказав кофе, к которому никто из нас не притронулся. Мы наблюдали. Ждали.

– Заказ отправляют завтра утром, – сказала Камилла, сверяясь с информацией, которую она нашла в сети. – Курьерской службой. Каждый месяц, двадцать второго числа.

– Значит, у нас есть одна ночь, чтобы подготовить наш «журнал», – сказал Раф. Он смотрел на магазин не как на цель, а как на крепость, которую нужно взять. – Нам нужен не просто файл на флешке. Это слишком очевидно. Нужно что-то, что Ариана Шапиро гарантированно увидит, даже если посылку вскроют и проверят.

Он смотрел на меня.

– Твой отец был мастером прятать вещи на виду. Как бы он это сделал?

Я думала о его дневниках, о его методах. Он не использовал сложные шифры. Он использовал символы, образы, то, что имело значение только для посвященного. Он вплетал информацию в саму ткань вещей.

– Фотография, – сказала я. – Ее брат был журналистом. Фотожурналистом. Она должна ценить фотографии. Нам нужно не просто передать ей файлы. Нам нужно рассказать историю. Ее историю.

Идея пришла сама собой, ясная и острая.

– Камилла, ты сможешь встроить зашифрованный архив в цифровой код фотографии? Так, чтобы его можно было извлечь только с помощью специального ключа?

– Стеганография. Да, конечно. Это несложно.

– Отлично. А ключ к расшифровке мы напечатаем прямо на обороте. В виде стихотворения. Или цитаты. Что-то, что будет понятно только ей. Что-то, связанное с ее братом.

– А что будет на самой фотографии? – спросил Том.

Я посмотрела на витрину магазина, на отражающиеся в ней огни нашего кафе. Я видела наши силуэты – четыре тени, призраки из прошлого, преследующие будущее.

– На фотографии будет маяк, – тихо сказала я. – Маяк на скалистом берегу. Даниэль Шапиро сделал знаменитую серию фотографий маяков перед своей гибелью. Он говорил, что они – символ надежды во тьме. Для Арианы это будет знаком. Сигналом от ее брата.

– И как мы подсунем эту фотографию в запечатанную посылку? – скептически спросил Раф.

– Мы не будем ее вскрывать, – ответил Том, который все это время молча изучал улочку. – Смотрите.

Он указал на фургончик, припаркованный рядом с магазином. «Цветочная лавка Гюнтера. Доставка радости». Из него вышел мужчина в рабочем комбинезоне с букетом лилий и скрылся в дверях книжного.

– Каждое утро, в восемь ноль-ноль, сюда привозят свежие цветы для украшения витрины, – сказал Том. – А в восемь тридцать приезжает курьер. У нас есть окно. Тридцать минут.

План был безумным. Он состоял из десятка переменных, любая из которых могла пойти не так. Но он был красивым в своей дерзости. Таким, какой бы придумал мой отец.

Вечером, в номере дешевого отеля на окраине города, мы работали. Камилла нашла в сети ту самую фотографию маяка, сделанную Даниэлем Шапиро. Она вплела в ее цифровой код весь архив Яниса – отчеты, счета, фотографии, доказывающие вину Роуэна. Раф нашел небольшую фотолабораторию, работающую круглосуточно, и распечатал снимок на плотной, качественной бумаге. На обороте я каллиграфическим почерком вывела цитату из любимой книги Даниэля, которую мы нашли в его онлайн-блоге: «Даже самая темная ночь заканчивается, и солнце снова взойдет». Внутри фразы, в буквах, которые слегка отличались по начертанию, был зашифрован пароль к архиву.

Я держала в руках готовую фотографию. Маленький кусочек картона, который мог обрушить империю. Наш троянский конь. Наше послание в бутылке, брошенное в холодные воды океана под названием «Lyra Dynamics».

Я посмотрела на своих друзей. На уставшее, но решительное лицо Тома. На сосредоточенный взгляд Камиллы, склонившейся над картами комплекса «Прометей». На Рафа, который чистил свой пистолет с методичностью хирурга. Мы прошли через пустыню и море. Мы вырвались из ловушки. Мы были здесь, в самом сердце Европы, в шаге от логова нашего врага.

И в этот момент я поняла, что такое «улыбка змеи». Это не была улыбка Роуэна. Это была наша. Тихая, полная предвкушения улыбка тех, кто проскользнул мимо стражи и готов нанести удар в самое сердце. Змея еще не знала, что яд уже в пути.

Шепот в белом шуме

Цюрих просыпался медленно, неохотно. Утренний туман, густой, как молоко, цеплялся за шпили готических церквей и стирал контуры зданий, превращая город в акварельный набросок. Воздух был чистым и холодным, пах мокрым камнем и свежей выпечкой. Этот мирный, упорядоченный фасад был идеальной маскировкой для нашего хаоса.

Мы сидели в арендованной машине в двух кварталах от «Bibliotheca Temporis». Кофе, который купил Том, давно остыл, его аромат смешался с запахом напряженного ожидания. Никто не говорил. Все слова были сказаны прошлой ночью. Теперь оставалось только действовать.

Раф сидел на переднем сиденье, его глаза были прикованы к экрану планшета, на котором в реальном времени отображались картинки с двух миниатюрных камер, которые он установил на рассвете. Одна давала обзор всей улицы, другая была направлена прямо на вход в книжный. Он был нашим дирижером, наши глаза и уши.

– Цветочный фургон на подходе. Точно по расписанию, – его голос был ровным, лишенным эмоций. – Семь пятьдесят девять. Швейцарская точность. Раздражает.

Я сжала в кармане куртки фотографию маяка. Плотный картон казался одновременно и спасательным кругом, и камнем, который утянет нас на дно. Рядом со мной на заднем сиденье сидела Камилла. Она не смотрела на экран. Она смотрела на свои руки, лежащие на коленях. Она доверяла Рафу в тактике, но ее собственное поле боя было в мире информации. Сейчас она была просто пассажиром, и эта беспомощность давила на нее.

– Том, Майя, готовность – пять минут, – скомандовал Раф. – Выдвигаемся по одному. Том, ты идешь первым. Займешь позицию у газетного киоска. Майя, твоя точка – вход в арку напротив. Ждете моего сигнала. Сигнал – двойной щелчок в наушнике. После этого у вас будет не больше девяноста секунд. Запомните: мы не взламываем. Мы – курьеры, которые перепутали посылки. Быстро, уверенно, без суеты. Если что-то пойдет не так, кодовое слово «Архив сгорел». Растворяемся и встречаемся в точке «Гамма». Всем ясно?

Мы одновременно кивнули.

Том вышел из машины. Он натянул на голову серую вязаную шапку, поднял воротник куртки. Огромный, сильный мужчина, он обладал уникальной способностью становиться незаметным, сливаться с толпой, превращаясь в часть городского пейзажа. Через минуту я последовала за ним.

Холодный воздух ударил в лицо. Я поплотнее закуталась в шарф, пряча под ним миниатюрный наушник. Я встала под сводами старой арки, делая вид, что разглядываю витрину сувенирной лавки. В полированном стекле я видела отражение улицы. Вот белый фургончик с надписью «Цветочная лавка Гюнтера». Вот водитель – мужчина средних лет в зеленом комбинезоне – выгружает ящики с лилиями. Вот он скрывается в дверях книжного.

Сердце стучало где-то в горле, отбивая бешеный ритм. Девяносто секунд. Время, за которое можно выпить чашку эспрессо. Или изменить ход войны.

– Камеры в магазине ничего не видят, – раздался в наушнике спокойный голос Рафа. – Угол обзора ограничен прилавком. На улице – только моя камера и городская на перекрестке. Она смотрит в другую сторону. Посылки для курьера лежат на стойке у входа. Наша – третья сверху. Коричневая бумага, синяя лента.

Я видела, как Том лениво просматривает заголовки газет. Он выглядел как турист, убивающий время. Никто бы не заподозрил, что каждая его мышца напряжена, как пружина.