Наследство с сюрпризом, или Любовь по соседству

– Вот как! – Он цокнул языком. – А ведь я помню вас совсем юной девушкой. Вы выросли и превратились в настоящую красавицу. Сколько же мы не виделись? Лет… пять?

– Три года и шесть месяцев, майор. Так вы поможете мне с дверью?

– Нет ничего и никого, кто бы не покорился мне, – самодовольно проговорил он, толкнул покатым плечом аккурат в выпуклый узор на филенке и взвыл, отстраняясь.

– Дверь открывается наружу, – подсказала я.

– Похоже, Люскомб заперся на ночь, а, насколько я знаю, в этом доме крепчайшие во всей деревне запоры, – сказал майор, потирая ушибленное плечо, и предложил гениальное решение: – Давайте войдем через черный ход.

Я была близка к тому, чтобы сдаться, но тут дверь резко распахнулась сама, едва не угодив мне по лбу – я едва отскочить успела.

– Черт! – не сдержалась я и прислушалась.

Мне будто бы послышались звуки удаляющихся голосов…

– Мисс Осборн, то есть Аманда… Простите, я могу вас так называть по старой дружбе?

– Погодите! – нетерпеливо шикнула я и крикнула в темноту: – Кто здесь?

Ответа я не дождалась.

– Вы одна пожаловали? – поинтересовался майор. – Не пригласите старого друга на чашечку чая?

– В другой раз, майор Пембрук, – отрезала я. – Я ужасно устала с дороги. Доброй ночи.

– До свидания, – упавшим голосом пробормотал майор, и я была рада захлопнуть за ним дверь и засов задвинуть.

Помнится, этот увалень все подбивал клинья к моей покойной тетушке, но та его не особо жаловала и хранила верность погибшему молодым мужу. Пембрук, майор в отставке, запомнился мне навязчивым ухажером, любившим вкусно поесть и выпить за чужой счет. Собеседником он был скучным и обычно дремал после сытного ужина прямо на тетушкином диване, а проснувшись, требовал принести ему пунша.

Нет уж, в «Дубах» он больше спать не будет.

Поднимаясь по ступенькам, краем глаза я заметила… Нет, не может быть! Мне показалось, изображение на одной из картин пошевелилось!

Фабрицио сказал бы: «Завязывай пить, Аманда», – прекрасно зная, что вино без повода я не употребляю. Я просто устала. Восемь часов за рулем – шутка ли! Я собиралась переодеться и наведаться в местный паб, но, пожалуй, не стану. Лучше напьюсь чаю (надеюсь, в доме достаточно запасов чая, сливок и сахара) и как следует высплюсь. Только сперва накормлю Фабрицио.

Кухня, в отличие от остальных комнат, меня разочаровала. Устаревшая, нефункциональная, с минимальным набором необходимого, она наводила на мысль, что обитатели этого дома старательно обходили ее стороной и предпочитали столоваться в местном пабе. Здесь же практически невозможно готовить! Но ведь я помню, какие шедевры творила наша кухарка – как же ее звали?.. – поистине святая женщина, умевшая обходиться без кофеварки, кухонного комбайна, посудомоечной машины и прочих незаменимых на кухне предметов.

Зато Фабрицио чувствовал себя здесь как дома.

– Кр-расота! – пропел он. – Хоть отдохну от твоих вечно шумящих приборов. Будем готовить по старинке.

– По старинке – это у пылающего очага на слепленной вручную глиняной посуде? – проворчала я.

– Кофе можно и в кастрюльке сварить, – наставительно молвил попугай, – а тосты на сковородке поджарить.

– Угу. А машину на лошадь променять.

– Нет! – воспротивился негодный Фабрицио. – Там некуда клетку с птицей поставить!

Кое-как я заварила себе чай, а попугаю насыпала в блюдечко корма, и мы, подшучивая друг над другом, принялись строить грандиозные планы на ближайшее будущее.

Наговорившись вдоволь, поднялись в спальню.

Отсутствие в доме электричества и монотонное шуршание дождя способствовало быстрому погружению в царство Морфея. Мне даже снилось что-то приятное.

Проснулась я, когда в открытое окно заглядывала луна, прокладывая светлую дорожку на полу. В комнате было очень свежо, из сада доносился стрекот насекомых и шорох листвы.

Удостоверившись, что Фабрицио сладко спит в своей клетке, я закрыла дверь на балкон и задернула шторы. В комнате сразу стало темно, но отнюдь не тихо. Скрипнула половица. Что-то зашуршало и протяжно вздохнуло в углу.

«Фабрицио», – подумала я и вернулась в кровать.

Но сон упрямо не шел. В складках полога чудились скользящие тени, а под кроватью раздавались зловещие вздохи. Я считала себя девушкой не робкого десятка, но волосы на затылке зашевелились помимо воли.

Какое-то время я лежала без сна, прислушиваясь к каждому звуку, но те постепенно сошли на нет. Черт знает что. Это просто старый дом, в котором проседают полы и стены. Игру света на пологе можно объяснить тенью от колыхающихся на ветру деревьев, а Фабрицио время от времени шевелится и вздыхает во сне. Ничего необычного. Вот попугай, цитирующий древних философов и имеющий на все собственное мнение – это странно.

Только я собралась с этой мыслью повернуться на другой бок и закрыть глаза, как вдоль стены промелькнуло что-то белое. Вернее, не что-то, а человеческий силуэт. Повеяло могильным холодом, по коже прокатилась волна мурашек.

Мамочки…

Ни пошевелиться, ни закричать я не могла – меня в буквальном смысле парализовало. Все органы чувств отказались работать, кроме зрения. Я усиленно вглядывалась в темноту, ожидая самого страшного, самого невероятного, чего угодно, но видение не повторилось. Что это такое? Обман зрения? Не привидение же посетило мою комнату, в самом деле!

Из оцепенения меня вывел голос моего несносного попугая:

– Аманда, ты слышишь? Нет, ты это слышишь?!

В ту же секунду он клювом открыл задвижку на клетке и со скоростью летящей кометы пересек комнату, очутившись у меня за спиной. Я почувствовала, как он дрожит.

– Тебе что-то приснилось? – как можно спокойнее спросила я, хотя голос у самой ходуном ходил.

– За дверью кто-то разговаривает!

– Кто?

– Пойди посмотри! Ты же здесь хозяйка! Только не оставляй меня надолго одного!

– Какой же ты трус, Фабрицио! А еще мужчина!

– Я попугай!

Возьми себя в руки, Аманда, и сделай то, что должна.

– Ладно, – выдохнула я, – но знай, что я делаю это не ради трусливого попугая, а ради собственной безопасности.

Подкравшись к двери на цыпочках, я осторожно приоткрыла ее. Дверь скрипнула и голоса резко смолкли. Все, что я успела расслышать, это выговаривающий кому-то высокий женский голосок: «Вы не имеете права здесь находиться!»

Вот-вот! Не имеет!

Но кто именно? И кому принадлежит женский голос?

– Кто здесь? – крикнула я в темноту. – Я вызываю полицию!

Естественно, никто не отозвался.

Тогда, вооружившись канделябром с тускло горевшей свечой, я осмотрела коридор на втором этаже и, страшась того, что некто, подкравшись сзади, стукнет меня по голове, все же заглянула в несколько комнат. Похоже, они были пусты.

Тогда я спустилась на первый этаж и решительно постучала в комнату дворецкого.

– Люскомб, откройте! Немедленно! Я хочу знать, кого вы впустили в дом.

– Мисс Аманда? – проговорили за спиной.

Я вздрогнула, чуть не выронив из рук подсвечник, и обернулась.

Тут только я услышала шаркающие старческие шаги, и Люскомб собственной персоной, одетый в старомодный халат поверх полосатой пижамы и ночной колпак с кисточкой, застыл в нескольких шагах от меня. В руке он держал старинный фонарь со свечой внутри.

– Я слышала голоса, – заявила я. – С кем вы разговаривали?

Старик помедлил с ответом.

– Я частенько разговариваю сам с собой. Простите, мисс Аманда, за то, что напугал вас.

– Один из голосов был женским, – настаивала я.

– Вам показалось, мисс. В доме необычная акустика. Идите спать и ничего не бойтесь.

– Если вы что-то скрываете от меня, Люскомб, знайте, я выведу вас на чистую воду. Советую хорошенько подумать, нужна ли вам эта работа. Доброй ночи.

И, гордо подняв подбородок, я поднялась к себе. В спальне было тихо, не считая моего сбившегося дыхания.

– Ты спишь, Фабрицио? – прошептала я.

– Ну что там, Аманда? Грабители? Инквизиторы? – пропищал из-под подушки попугай. – За мной пришли?

– Да кому нужен вредный говорящий попугай! – отмахнулась я. – К тому же инквизицию давно упразднили. Это старый Люскомб разговаривает сам с собой.

– Он что, лунатик? – высунул голову любопытный Фабрицио.

– Похоже на то. Но раз уж мы заговорили об инквизиции, может быть, ты признаешься, наконец, что натворил?

Честно говоря, меня не особо интересовал ответ – я знала, что попугай все равно наплетет с три короба, как обычно делает, просто хотелось отвлечься и не вспоминать о ночных кошмарах.

– Если за мной придут, ты наймешь мне адвоката? – в свою очередь поинтересовался тот.

– Непременно, – пообещала я, – но тебе все равно придется рассказать ему правду.

– Прости, дорогая, – вздохнул попугай, – но эта история не для твоих нежных ушек.

– Ну конечно, – фыркнула я, – в прошлый раз, когда за окном бушевала буря, ты говорил, что плавал с корсарами на «Черной медузе». А осенью, когда я мучилась бессонницей, уверял, будто служил оруженосцем при доблестном рыцаре Рубинариусе Лихом, о котором слагали легенды еще при жизни.

– Ты же понимаешь, что я просто спасал тебя от бессонницы? – проворчал попугай.

– Ты необыкновенный болтун, Фабрицио.

– А ты одинокая стареющая женщина, Аманда.

– Ах ты, чучело! – беззлобно возмутилась я. – И ты туда же! Вы с Барбарой сговорились, что ли?

– Бар-рбара, – мечтательно проговорил попугай.

– Я думала, она тебе не понравилась.

– У нее весьма экзотическая внешность.

– И странная манера общения, – добавила я. – А я не одинокая. Я самодостаточная. И вообще, у меня есть ты. И «Ласточка». И мои картины. А теперь еще и «Три королевских дуба».

– Говорил тебе, нужно было выходить замуж за Рикардо. Выгодный был жених во всех отношениях. Вилла в Гориции, собственная яхта и целая ферма попугаев – чем не мечта?

– Рикардо – ровесник майора Пембрука. У него двое взрослых детей от первого брака, к тому же он ниже меня на целую голову и имеет совершенно невыносимую привычку обсуждать за ужином свои многочисленные болячки.

– Но ведь и тебе не семнадцать!

– Все. Давай спать.

Болтовня с попугаем волшебным образом прогнала все мои страхи. Я затушила свечу и улеглась в постель.

– Ты не против, если я останусь с тобой? – прошелестел Фабрицио, устраиваясь у меня на подушке.

– Не против, потому что ты не мужчина, а попугай, – поддела его я. – Но если станешь бормотать во сне, отправлю обратно в клетку и выставлю в коридор.

– Жестокая женщина! – со вздохом сказал Фабрицио. – Как думаешь, в доме водятся привидения?

– Конечно, нет. Спи.

Немного повозившись, он, наконец, затих. Спустя несколько минут уснула и я.

Глава 3. Помощница с сомнительными манерами

– Фабрицио? – окликнула я, сладко потягиваясь ото сна.

Попугая в комнате не оказалось. Наверное, осматривает окрестности. Он необычайно смышленый и не даст себя в обиду какому-то соседскому коту.

Повинуясь порыву, я вскочила с постели и распахнула балконную дверь. Утренний ветерок принес прохладу и свежесть. Ветер разогнал тучи и безоблачное утреннее небо сияло свежими лазурными красками. В заросшем саду яркими пятнами пестрели флоксы, розы и лилейники. От ночных страхов не осталось и следа, только стыд, досада и сожаление из-за того, что нагрубила Люскомбу.

Я вдохнула полной грудью и вдруг замерла, заметив в соседнем дворе движение. Нет, не в «Райском уголке» – его полностью заслоняли цветущие липы, а в «Магнолии». И нет, с ночными галлюцинациями это не имело ничего общего. На сей раз мое внимание привлек человек из плоти и крови. А точнее, мужчина в самом расцвете сил и красоты. Облаченный в белую майку и темные спортивные брюки, он проделывал физические упражнения с легкостью и изяществом настоящего спортсмена. Он был настолько реален, насколько прекрасно сложен и эстетически привлекателен (уж я-то умею ценить идеальные пропорции, меня этому учили!), что на какое-то время я позабыла, что нужно дышать, и лишь когда стала по-настоящему задыхаться, вспомнила, как это делается. Испугавшись, что красавчик-сосед подумает, будто я страдаю астмой и не захочет иметь со мной дело, я поспешно укрылась за выступающей из стены пилястрой и он меня не заметил. Во всяком случае, не должен был. А когда, поправив прическу и пощипав себя за щеки, чтобы выглядели румянее, я рискнула выглянуть из укрытия, молодого человека уже и след простыл.

Что ж, если это тот самый старший брат Барбары, я вовсе не против прийти на чай в «Магнолии». Обладатель такого шикарного тела просто не может быть занудой, и никто меня в том не переубедит!

Пока я приводила себя в порядок и подбирала наряд для первого визита к соседям, прошло не меньше часа. Так и не определившись с костюмом, я отправилась искать Люскомба с твердым намерением извиниться.

И нашла его на кухне вместе с Фабрицио. Попугай мирно угощался семечками, а старый Люскомб что-то жарил на сковороде. Если за минувшие три года он так и не научился готовить, мне придется стать завсегдатаем местного паба или уподобиться тем несчастным, которые напрашиваются в гости лишь для того, чтобы не умереть с голоду. Ну или самой взяться за ножи и поварешки. Готовить я умела только самое необходимое, но привередливой в плане еды никогда не была. Главное, чтобы пища была правильно приготовленной.

– Добр-рое утро! – проговорил Фабрицио. Он всегда картавил, когда хотел казаться обычным говорящим попугаем.

– Я приготовил завтрак, миледи, – похоронным тоном сообщил дворецкий.

– Извините меня, Люскомб, я была не права, – с чувством сказала я. – Я сильно испугалась и позволила эмоциям одержать верх. Обещаю, этого больше не повторится. Мир?

Он поглядел на меня исподлобья и поставил на стол тарелку с полусырыми яйцами и подгоревшим беконом.

– Спасибо, пахнет очень вкусно, – покривила душой я.

– Пр-риятного аппетита! – крикнул Фабрицио и, вспорхнув на подоконник, принялся чистить перышки.

– Кто живет по соседству, Люскомб? Все те же лица? Или есть новенькие? – как можно беззаботнее спросила я, вооружаясь вилкой. Я решила немного поесть и тем самым искупить свою вину перед стариком.

– «Райский уголок» по-прежнему принадлежит майору Пембруку, а в «Магнолиях» все так же живет миссис Джен Гэррети, – был ответ.

– Я слышала, к миссис Гэррети приехали родственники?

– Постояльцы, мисс. Преподобный викарий Оливер Хармон с сестрой Барбарой.

Я чуть не поперхнулась кусочком яичницы еще на слове «преподобный». Ужасно обидно, если этот спортсмен, эта мечта скульптора окажется потерянным для нормального общества. Потому что в мыслях я уже сидела с ним на уютной террасе и писала его многочисленные портреты с натуры, а тут такое!

От Фабрицио, разумеется, скрыть чувства не удалось. Иногда он бывает непростительно проницательным.

– Не тот ли это зануда? – тут же поддел он.

– Это всего лишь характеристика из уст дурно воспитанной девчонки, – с досадой ответила я.

– И когда вы успели познакомиться? – не отставал попугай.

– Мы не знакомы.

– Но ты уже его защищаешь.

– Ничего подобного. Тебе показалось.

– Хармон!.. Самая неподходящая фамилия для викария, – продолжал Фабрицио. – Если не ошибаюсь, на шерландском это слово означает «одержимый гормонами».

– Вовсе нет! – возразила я. – Хармон – это гармония, единство телесного и духовного, иными словами – идеал.

– Кое-кого давно не приглашали на свидание, – ответил несносный попугай.

– Кое-кому следовало бы подтянуть шерландский и поучиться элементарной вежливости!

Мы говорили то на шерландском, то переходили на родной язык Фабрицио. Люскомб изо всех сил старался демонстрировать невозмутимость, присущую высокопрофессиональным дворецким, но было видно, что моя болтовня с попугаем поразила его до глубины души. Я поспешила прояснить ситуацию:

– Это экспериментальная порода. Словарный запас достаточно велик, вот он и болтает, что в голову взбредет.

– Я нашел вам помощницу по хозяйству, – чуть более миролюбиво сказал Люскомб, – боюсь, не совсем то, что нужно, но это лишь на первое время. В агентстве пообещали рассмотреть нашу просьбу в первоочередном порядке.

– Отлично, – воспрянула духом я, радуясь не столько предстоящему знакомству с новой горничной, сколько расположению дворецкого.

Кое-как я утолила мучивший еще со вчерашнего вечера голод и, наслаждаясь недурно приготовленным кофе, прикидывала примерный план работ на сегодня, когда попугай заявил:

– К нам идет Бар-рбара.

Я выглянула в окно.

Действительно. По садовой дорожке, видимо, перебравшись через разделявшую усадьбы изгородь, направлялась наша вчерашняя знакомая.

Что нужно этой девчонке? Пришла напомнить о приглашении к чаю? Или этюды посмотреть?

Но Люскомб представил ее как мою временную помощницу по хозяйству.

– Почему временную? – возразила та. – Общественно-полезных работ мне назначили по самое не хочу. Так что мне тут до конца каникул куковать, если не больше. Ты же не возражаешь, Аманда?

Боже мой! Так девчонка еще и отбывает административное наказание! Интересно, за что? Я окинула ее прицельным взглядом. Сегодня на ней красовалась черная футболка с надписью: «Рядом со мной даже дьявол читает молитвы». Глаза густо подведены черной тушью. Волосы убраны в две косички, которые я бы назвала милыми, если бы не вплетенные в них черные траурные ленты. Тонкие запястья украшали кожаные браслеты с плетением и заклепками. На ногах черные штаны с прорезями на коленях и тяжелые ботинки. Слава небесам, вычищенные до блеска.

Будто бы прочитав мои мысли, Барбара пояснила:

– Мне приписали кражу в местном магазинчике и назначили пятьсот двадцать часов бесплатных работ. Считать меня виновной или не считать – твое право, я оправдываться не стану.

Фабрицио присвистнул, навострил все свои яркие перья и распушил хвост. Я знала, что таким образом он хочет понравиться. Кому? Этой престранной девице? Мне с моим утонченным вкусом и любовью ко всему прекрасному непростительно иметь такого неразборчивого питомца!

Однако… Проклятая моя доброта!.. Желая сделать приятно несносному попугаю, я произнесла следующее:

– Ну что ж, Барбара, добро пожаловать в «Три королевских дуба». Я ценю твою самоотверженность, а потому, если мне понравится твое усердие, в долгу не останусь. И ланч бесплатно.

Люскомб тихонько крякнул, Фабрицио радостно захлопал крыльями, а Барбара неожиданно расплылась в улыбке.

– Спасибо, – сказала она, – я не подведу. Что мне делать?

– Готовить умеешь?

– Не знаю. Не пробовала. Но я быстро учусь.

Нисколько не сомневалась в таком ответе, а потому и не огорчилась.

– Для начала приберись в малой гостиной. Протри пыль с поверхностей, вымой пол и окна, – и добавила, видя, что Барбара медлит, явно желая о чем-то спросить: – Еще вопросы будут?

– Мне выдадут униформу? – упавшим голосом проговорила она.

– О нет. Конечно, нет. Можешь одеваться так, как тебе удобно. У меня нет особенных требований к внешнему виду.

– Супер, – расцвела девчонка. – Можно начинать?

– Разумеется.

– Я буду помогать! Можно? – заклокотал попугай.

– Если Барбара не против, – сказала я и выгнула бровь.

– Я только за, – ответила та, – летим, дорогуша.

– Можешь называть меня своим принцем, красотка, – на лету топорща перья, пропищал попугай.

– Я покажу, где тряпки и ведра, – прочистив горло, с достоинством произнес Люскомб и вслед за живописной парочкой скрылся в глубинах дома.

Я же сгрузила остатки завтрака в мусорную корзину, сделала себе сэндвич с сыром и кофе покрепче и отправилась в кабинет покойной тети Джоанны разбирать вещи.

Глава 4. Загадки тетушки Джоанны

Письма, чеки, квитанции, альбомы со стихотворениями, книги расходов, тетради с рецептами, вырезки из газет, ежедневники, блокноты и прочее занимали уйму места, благо, тетя отличалась аккуратностью и все сортировала по ящикам и коробкам. Тем не менее, почти целый день, включая короткий перерыв на обед (состоявший из совершенно несъедобных блюд, надо сказать), я провела в кабинете. Кое-что из бумаг сожгла тут же, в камине (не думаю, что Джош станет претендовать на обветшалые от старости списки покупок), кое-что рука не поднялась уничтожить. Например, тетрадь с забавными четверостишиями. Скорее всего, их сочинила сама тетя Джоанна либо ее друзья. Фабрицио наверняка понравятся мои находки, их я отложила в отдельную коробку.

В комнате монотонно тикали массивные напольные часы. Через открытое окно доносилось пение птиц и редкие звуки проезжающих по проселочной дороге автомобилей. А вот веселые голоса Барбары и Фабрицио, перемежающиеся взрывами хохота, практически не замолкали. Похоже, эти двое нашли общий язык.

Примерно в половине четвертого в комнате появился Люскомб и зажег электричество, хотя в этом не было особой надобности – день выдался ясным.

– Вам прислали цветы, мисс Аманда, – молвил он и грохнул вазой с желтыми розами о стол. Весь его вид при этом красноречиво говорил, что он подобного не одобряет.

– Спасибо, Люскомб, – отозвалась я. – Электричество починили?

– Оно и не ломалось, – поджал губы старик.

– Но ведь люстра в холле…

– Всего лишь нужно было заменить лампочки.

– О, замечательно!..

– Я подам вечерний чай в малой гостиной. В этом доме принято пить чай ровно в пять.

– Благодарю. Вам помочь с ужином?

– Хозяйке «Трех королевских дубов» не пристало стоять у плиты, – оскорбился дворецкий.

Я вздохнула и, отпустив Люскомба покорять вершины кулинарного мастерства, поискала в цветах карточку. Самые худшие опасения подтвердились: розы оказались от майора Пембрука.

– Что за странное пристрастие досаждать хозяйкам «Дубов»? – проворчала я, отставила цветы подальше и приступила к последнему ящику.

Здесь хранились папки с рисунками. Многие листы бумаги пожелтели от времени, но рисунки оказались весьма недурны, хотя всем им недоставало техники. Не знала, что у тети имелись способности к живописи. В том, что авторство рисунков оставалось за ней, сомнений не возникало – все они были созданы одной рукой, и на многих из них стояли подпись и дата.

Я уж было хотела спрятать рисунки обратно в папку, не досмотрев до конца, как на следующем же обнаружила портрет маленькой девочки, в которой без труда узнала саму себя. Маленькая я важно восседала на стуле и с удовольствием позировала тете Джоанне. На мне было пышное розовое платьице, которое я очень любила, а непослушные белокурые волосы с трудом сдерживала широкая атласная лента. Удивительно, как тетушке, не получившей профессионального художественного образования, удалось передать на бумаге фактуру тканей и игру теней! Щемящая нежность разлилась в груди, и я с удвоенным вниманием углубилась в изучение тетушкиного творчества.

Это был далеко не единственный мой портрет. Тетушка рисовала по одному во время каждого моего визита в «Три королевских дуба». Я даже не помнила, чтобы позировала ей. Скорее всего, она писала по памяти или по фотокарточкам, которые делала сама. Вот я сижу у елки, разбираю подарки. А вот играю на фортепиано. На следующем (здесь мне лет десять или одиннадцать) читаю книгу, сидя на шезлонге. А здесь застыла в дверях, улыбаясь чему-то. А вот я уже в солнечной Гориции – этот портрет тетя явно скопировала с карточки, присланной в одном из писем.

Меня захлестнуло волной ностальгии и, не справившись с эмоциями, я провела рукой по шероховатой бумаге, словно таким образом желая прикоснуться к тете через ее творчество. Этого хватило, чтобы понять: портреты написаны с применением техники маджикато.

Маджикато – термин, которым в изобразительном искусстве обозначают процесс создания картин с помощью магии. Конечно, картины не возникают из воздуха, здесь тоже не обходится без красок, кистей и мастерства художника, но именно маджикато наделяет полотно особенной мягкостью и плавностью тональных переходов, маскирует мелкие недочеты, придает некий налет таинственности, загадочности. В живописи техника маджикато использовалась издавна, но лишь в эпоху Реформации ее теоретически обосновал известный живописец Гориции Инноченцо Бернарди.

В Высшей школе магической живописи, помимо прочего, меня обучили и технике маджикато. При несомненных достоинствах данная техника обладала и рядом недостатков, например, требовала огромной отдачи энергии, которую нужно восполнять вполне определенным образом. Именно поэтому многие выдающиеся живописцы прошлого и настоящего, работающие в технике маджикато, славились неуемной любовью к противоположному полу и алкоголю. Поскольку я считала себя девушкой приличной, после редких обращений к магической технике позволяла себе один или два бокала игристого.

Но тетушка?! Выходит, она тоже обладала магическими способностями? И тщательно скрывала их, страшась прослыть любительницей спиртного или кем похуже.