Наследство с сюрпризом, или Любовь по соседству

Наследство с сюрпризом, или Любовь по соседству

Пролог

В один чудный летний вечер в квартире Чаклза Элсворта раздался телефонный звонок.

Белесая фигура в кресле-качалке пошевелилась, торопливо складывая шуршащий выпуск «Шерландского эха», и произнесла суховатым голосом:

– Элис, будь добра, включи громкую связь.

– Слушаю, сэр, – бесстрастно ответила рослая девушка, облаченная в коричневое платье и накрахмаленный фартук с рюшами.

Телефонный аппарат щелкнул и из динамиков послышалось настороженное:

– Мистер Элсворт?

– Он самый, – доброжелательно проскрипел тот. – Добрый вечер. С кем имею честь говорить?

– Называйте меня мистером Смитом, – был ответ. – Я нашел ваше объявление в «Фолкстон Телеграф» и… скажем так, я хочу вас нанять.

– Мои услуги стоят недешево, – предупредил мистер Элсворт.

– Так и думал, что никакое вы не привидение! – рассмеялись на другом конце провода.

– Вы ошибаетесь, однако вы, разумеется, вольны думать все, что хотите, – как можно спокойнее отозвался Элсворт. Кто бы знал, сколько раз за свою недолгую карьеру ему приходилось слышать эти слова!

– Привидениям не нужны деньги, – пояснил мистер Смит. – Прощайте.

– Как это – не нужны? Уважающим себя привидениям, знаете ли, нужно оплачивать аренду жилья, электричество и телефон, держать прислугу и путешествовать. Я обожаю путешествовать! И автомобилем, и поездом, и самолетом, особенно самолетом, но летать по воздуху нынче удовольствие не из дешевых. Однако мы отвлеклись. Итак, кого нужно напугать? Коллег по работе? Любимую тещу? Или, может, престарелую тетушку? Учтите, тетушек пугать не люблю, они потом сами привидениями становятся и создают нездоровую конкуренцию.

– Тещи у меня нет, но есть одна заноза… то есть девушка. Некая Аманда Осборн. Вот ее-то и хотелось бы хорошенько пронять.

– Хронические заболевания имеются? – деловито поинтересовался мистер Элсворт. – Эпилепсия, порок сердца, истерия, аллергия, ипохондрия?

– Она здорова как слон.

– Как слон?.. Что ж, тем лучше. Привидений боится?

– К сожалению, не настолько сильно, как хотелось бы.

– Темноты? Крыс? Пауков? Змей?

– Нет, не думаю. Ну, может, самую малость.

– А чего боялась в детстве?

– Открытых финалов в книгах, пожалуй.

– Неужели ее не пугали даже рассказанные на ночь страшные истории? – усомнился мистер Элсворт.

– Говорю же, она совершенно непробиваема. Но я надеюсь на ваш профессионализм.

Последнее было сказано с явным сарказмом, но мистер Элсворт проглотил обиду.

– В таком случае вы можете полностью на меня положиться. В истории Аманды Осборн открытого финала точно не будет. – Мистер Элсворт захотел было потереть руки в предвкушении интересного дела, но перестарался и угодил в угол стола. – Куда нужно ехать?

– Вестморленд, Уэлбери. Поместье называется «Три королевских дуба». Аманда выезжает туда в четверг утром на собственном авто. Хотелось бы, чтобы вы встретили ее уже на месте.

– Тогда мне как нельзя лучше подойдет ночной экспресс. Я должен осмотреться на месте и подготовить реквизит. Но расходы на железную дорогу оплачиваете вы, – поспешил добавить мистер Элсворт. – Нам нужно встретиться, обсудить детали и составить договор. Через час в кафе в Старом парке вас устроит?

– Как я вас узнаю? – Мистер Смит неприлично хихикнул. – Вы предстанете в своем эфемерном виде? Или пришлете агента?

– На мне будет серое пальто, шарф и темные очки, – строго сказал Элсворт, – в правом кармане будет торчать сегодняшний выпуск «Шерландского эха». Спешу вас предупредить, что свое истинное лицо я демонстрирую только за деньги.

– Ну что ж, мне, в общем-то, все равно, настоящее привидение вы или фальшивое, – весело произнес мистер Смит. – Главное, чтобы вы сделали свою работу.

– Я ее сделаю. До встречи, сэр.

С минуту или две в квартире с видом на Старый парк царила тишина. Наконец, суховатый голос произнес:

– Элис! Будь добра, подойди.

Рослая горничная быстро и бесшумно, точно призрак, пересекла широкий коридор и остановилась в дверях. Мистер Элсворт вздрогнул, не ожидая такой прыти от девушки богатырского сложения.

– Слушаю, сэр, – басом проговорила она.

– Когда придут из отдела по борьбе с умертвиями, ты знаешь, что делать, не так ли?

– Да, сэр.

– Хорошо, – кивнул мистер Элсворт, – пожалуйста, упакуй чемодан. Я выезжаю ночным экспрессом.

– Что-то еще, сэр?

– Нет, ничего. Возьми выходной дня на два. Не думаю, что задержусь надолго.

Горничная сделала реверанс и удалилась так же бесшумно, как и пришла.

– Вот еще что, Элис! Буду признателен, если ты приобретешь себе туфли на каблуках. Или хотя бы сделаешь железные набойки, – крикнул ей вслед мистер Элсворт и пробурчал себе под нос: – Если бы я обладал способностью седеть, я бы уже был бел как лунь.

Тут взгляд его упал на скрещенные в замок руки – белые и полупрозрачные, словно фата счастливой невесты, и тяжко вздохнул.

А спустя четыре часа он уже сидел в купе первого класса, мчавшего на юго-запад в Вестморленд.

Глава 1. «Три королевских дуба»

Уэлбери – одна из тех идиллически красивых деревушек в Вестморленде, где время будто бы замерло еще несколько столетий назад. Над однотипными каменными домами с деревянными перекрытиями и соломенными крышами высилась церковная колокольня. У крылечек пестрели ухоженные клумбы, по стенам и аркам ворот плелись побеги бугенвиллеи и душистого горошка. В оконных рамах большинства домов все еще красовались старинные дутые с пузырями стекла.

Если бы не редкие автомобили, проезжающие по извилистой улочке или припаркованные у домов, можно было подумать, будто я на самом деле попала в прошлое!

С раннего утра зарядил дождь, и жители предпочитали сидеть в тепле и уюте. Пустовала даже притягивающая любителей посплетничать площадка у местного паба, где в теплое время года выставляли столики прямо под открытым небом.

Единственную путешественницу я повстречала только на каменном, выгнутом аркой мосту, отделяющему историческую часть деревни от новой, застроенной «всего лишь» сто лет назад. Бедняжка шла, низко опустив голову и не додумавшись накинуть капюшон. Полы плаща-дождевика хлопали за спиной экзотическими желтыми крыльями, длинные волосы слиплись и превратились в сосульки. Тонкие ножки едва волочили тяжелые ботинки на толстой подошве. Мне стало ее жаль, и я максимально замедлила скорость и опустила стекло.

– Эй! Садись, подвезу! – крикнула я, останавливаясь и распахивая пассажирскую дверь. И добавила, видя, что девочка медлит: – Я не краду детей, чем хочешь клянусь!

Трясясь от холода, девчонка окинула оценивающим взглядом мою «Ласточку» и остановилась на моей вполне респектабельной внешности. Хотя, я бы сказала, для исконных жителей исторической части деревни внешность моя не показалась бы такой уж респектабельной благодаря помаде оттенка темной черешни, лихо сдвинутой набок шляпке и туфель на шестидюймовых каблуках. Да и костюм из синего твида, пожалуй, сидел на фигуре теснее, чем предписывалось правилами деревенского этикета. Видимо, оставшись довольной увиденным, девчонка растянула губы в улыбке и, даже не потрудившись отряхнуть плащ, запрыгнула в салон и громко хлопнула дверью, невольно заставив меня поморщиться, а задремавшего в клетке попугая испуганно залопотать:

– Спасайся! Кар-раул! Инквизиция!

– Ух ты! Говорящий попугай? – Девочка обернулась, разглядывая моего питомца, расположившегося на заднем сидении. – Как его зовут?

Я никогда не отвечаю на такие вопросы – Фабрицио справляется сам.

– Фабр-р-рицио! – представился тот.

– Ничего себе! – восхитилась девочка. – Он понимает, что ему говорят?

– Вполне, – отозвалась я, трогаясь с места. – Лучшего собеседника я еще не встречала.

– Да? Здорово. А я Барбара. Скажи: «Бар-ба-ра»!

– Бар-р-рбара! – повторил попугай.

Девочка захлопала в ладоши.

– А еще какие слова знаешь?

Я невольно закатила глаза. Мою фразу о попугае-собеседнике почему-то все принимают за шутку.

Обычно Фабрицио в ответ декламировал какое-нибудь известное стихотворение – он был не совсем обычным попугаем, но сегодня, похоже, был не в настроении и начал цитировать «Хвалебную песнь Пресвятого Себастиана».

С минуту Барбара пребывала в культурном шоке, но затем оттаяла и закричала:

– Мне этого и дома хватает! Прекрати! Пожалуйста! – Она отвернулась от обиженно замолчавшего попугая. – А вообще, круто, конечно! Вот бы наш кот заговорил – цены бы ему не было! Это вы научили попугая читать псалмы?

– Я? О нет! Псалмы – не по моей части. У Фабрицио порода такая специальная. Экспериментальная.

– М-м, понятно.

– Я так понимаю, ты живешь в новой части деревни? – поинтересовалась я.

– Угу, – был ответ.

Девчонка с наслаждением откинулась на подголовник и протянула промокшие ноги. С ее плаща и волос потоками лилась вода, и я, любившая свою «Ласточку» трепетной любовью, пожалела было о том, что подобрала такого неблагодарного пассажира, но в следующую секунду упрекнула себя в черствости и эгоизме.

Между тем мы миновали небольшой, заросший клевером и горечавкой луг и въехали в Уэлбери-новую, как называли эту часть деревни местные. Здесь располагались особняки, выстроенные по индивидуальным проектам и имеющим каждый свое название. Архитекторы будто бы соревновались между собой в эксцентричности и безвкусии. Была здесь прозрачная конструкция со стеклянными стенами, был и похожий на гигантский ананас дом, покрытый лиственничным гонтом. Из новых построек, возведенных за те несколько лет, когда я не показывалась в Уэлбери, появились дом-яблоко, дом-амбар, дом-холм и дом-маяк. Но основная часть зданий, к счастью, имела вид вполне нормальных, пригодных для жилья домов. Один из них отныне принадлежал и мне. Точнее, покойная тетушка Джоанна завещала «Три королевских дуба» мне и моему кузену Джошуа.

– Кошмар, да? – нарушила молчание Барбара, когда мы проезжали мимо особняка с покосившимися башнями и имевшего многообещающее название «Путь в небо». – Вы тоже живете в одном из этих недоразумений архитектуры?

Я улыбнулась. Кажется, девочка разделяла мои взгляды на сей вид современного искусства.

– Я еду в «Три королевских дуба».

– Правда? Так вы наша новая соседка? – оживилась она. – Как вас зовут?

– Аманда Осборн. Будем знакомы. А твоей семье, значит, принадлежит «Райский уголок»? Или «Магнолии»?

– Мои родители, точнее, моя мать и отчим живут в Фолкстоне. А меня отправили на каникулы сюда, к черту на кулички. Мы с братом живем у миссис Гэррети в «Магнолиях».

– Вот как. Значит, старая перечница Гэррети еще жива! – задумчиво отозвалась я, удачно вписываясь в крутой поворот. – Ой, прости, мне не следовало так говорить.

– А вы мне нравитесь, – бесхитростно сказала Барбара. – Можно на «ты»?

– Почему нет? – Я пожала плечом. – Не думаю, что я намного старше тебя.

– Ну, на самом деле намного. Мне скоро восемнадцать, а тебе, судя по всему, давно за двадцать. Ты по возрасту ближе к моему брату, чем ко мне.

– Эй, полегче! Если мне слегка за двадцать, это не значит, что я древняя старушка и место мне в глухой деревне с видом на кладбище. Но вам с братом, наверное, ужасно здесь скучно?

– Я умираю от тоски, а Оливеру нравится. Он ужасный зануда. Диву даюсь, как у одних родителей получаются такие разные дети. Мама все надеется, что Оливеру удастся меня перевоспитать, но это вряд ли.

Я бросила на нее оценивающий взгляд и обратила внимание на выложенный разноцветными стразами череп на футболке. Должно быть, родным с ней непросто.

– Чем ты занимаешься? – поинтересовалась девочка. – Дай-ка я угадаю! Ты – светская львица? Прожигательница жизни? Манекенщица? Писательница? Искательница приключений? Хотя, что тут искать в такой глуши!

Фабрицио тихонько пискнул в своей клетке, изображая смех. Я тоже улыбнулась.

– Ни одного верного ответа. Я художница.

– Да? А по виду и не скажешь.

– По-твоему, я должна была надеть берет, испачканный краской балахон и заткнуть за ухо немытую кисть?

– Разумеется, нет. Но я представляла себе художников как-то иначе. А что ты рисуешь?

– Художники пишут. Не рисуют.

– А какая разница?

– «Писать картину» значит «описывать», – объяснила я. – Художник с помощью красок и кисти описывает свое восприятие мира, стремится погрузить зрителя в созданное трехмерное пространство на холсте, понимаешь?

– Конечно, понимаю, я же не дурочка какая-нибудь, – обижено произнесла девчонка. – Так что ты пишешь? Пейзажи?

– Я передаю на холсте красоту живых цветов.

– Аманда непревзойденная мастерица в этом деле, – поддакнул попугай.

– Спасибо, Фабрицио, – отозвалась я.

– Как этот жанр называется? – задумалась Барбара. – Натюрморт?

– О нет. Натюрморт – это изображение неживой природы, например, цветов в вазах или живописно разложенных на столе фруктов и овощей. Я изображаю цветы непосредственно в их природной среде обитания, можно сказать, работаю в жанре пейзажа.

– Интересно. Покажешь мне свои рисунки?

– Непременно. Заходи в гости.

– Будем рады видеть тебя, Бар-рбара! – каркнул Фабрицио.

– Я тоже буду рада с тобой поболтать, красавчик! – ответила девочка.

– Вот ты и дома, – сказала я, останавливаясь у кованых ворот с табличкой «Добро пожаловать в «Магнолии»!» – Была счастлива познакомиться, Барбара.

– Я тоже. Ты прикольная. Надеюсь, ты тоже как-нибудь зайдешь к нам на чай. – Она неуклюже выпрыгнула из автомобиля. – Пока, Фабрицио!

Попугай крикнул в ответ:

– До встречи, красотка!

– И да, спасибо, что подвезла! – махнула рукой соседка.

– Всегда пожалуйста, – улыбнулась я.

Я проводила девчонку взглядом, удостоверившись, что она попала-таки в дом.

– Фабрицио, впредь будь, пожалуйста, повежливее с людьми, – попросила я, продолжая путь.

– А что я такого сказал? – возмутился тот.

– Не фамильярничай и не выпячивай свою эрудицию. Мы все-таки в деревне, здесь тебя не поймут.

– Ты недооцениваешь деревенских жителей! Но конкретно Барбара живет в столице, так что твои претензии не по адресу. И вообще, с каких пор ты стала образцом благовоспитанности?

– Не тебе указывать мне, какой быть и что делать, – припечатала я и, проехав еще несколько ярдов, остановилась на подъездной аллее у «Трех королевских дубов».

Некогда могучие и стройные красавцы дубы, в честь которых и была названа усадьба, превратились в покосившиеся развалины. Сам дом представлял собой сильно вытянутое в длину двухэтажное здание из темно-красного кирпича с многочисленными ассиметричными надстройками, эркерами и фронтонами. В облике дома угадывалось смешение нескольких архитектурных стилей, однако при этом он не выглядел странным, скорее, уютным и органично вписывающимся в пейзаж. Главный вход находился между двумя массивными колоннами, заросшими плетистыми растениями.

– Ну, вот мы и на месте, – молвила я, держа клетку таким образом, чтобы попугаю открывался наилучший обзор на наши новые владения.

– Уж-жас! – вынес вердикт пернатый, и я была с ним отчасти согласна.

Со времени моего последнего визита сад сильно разросся и буквально молил о хорошем садовнике. Ограда покосилась, а от почтового ящика остался лишь обгоревший остов. Некоторое запустение прослеживалось и в фасаде самого дома. Крыша просела, краска на оконных рамах облупилась, а входную дверь изрядно изрешетил жук-короед. Я помнила это место совсем другим, красивым и ухоженным. А я всего-то не показывалась в «Дубах» три с половиной года! Это время я провела в солнечной Гориции, изучая историю пластических искусств, и лишь ненадолго возвращалась в столицу туманной Шерландии, чтобы поздравить родителей с очередной годовщиной совместной жизни.

Тетушку Джоанну в последний раз я видела еще до отъезда на юг, но мы регулярно присылали друг другу открытки на именины и Рождество. Насколько я знала, в последнее время тетя страдала сердечной болезнью, тем не менее, ее смерть меня шокировала. Своих детей у нее не было, и мы с кузеном Джошуа считались ее ближайшими родственниками и наследниками. Согласно завещанию, мы наследовали дом и все, что в нем скрывалось, пополам, если один из нас не откажется от своей доли в пользу другого. Несколько странная формулировка, но уж какая есть. Джошуа заявил, что не собирается жить у черта на куличках, и торопился избавиться от недвижимости, превратив ее в солидный счет в банке. Как по мне, привести дом и сад в надлежащий вид уже требовало немалых вложений, времени и трудов, но иные варианты не рассматривались. Я не относилась к деревенским жителям от слова «совсем». Моей страстью были путешествия. Два месяца на одном месте – максимум, который выдерживала моя непоседливая натура, затем я паковала чемоданы, заводила любимую «Ласточку» и уезжала покорять новый курорт.

Нас с Фабрицио никто не встречал. Пришлось трижды взяться за медное кольцо на двери и хорошенько постучать, прежде чем в глубине дома послышались шаркающие шаги. Неужели старый Люскомб, верный дворецкий тетушки Джоанны, все еще живет здесь?

И правда. Бедняга Люскомб!.. Годы не пощадили его. Некогда высокий и статный, он сгорбился и стал будто бы меньше ростом. Шевелюра совсем побелела, лицо прорезали глубокие морщины, глаза выцвели.

– Если вы хотите продать мне пылесос или чулки, убирайтесь прочь! – прошамкал старик и собрался было захлопнуть передо мной дверь, но я предусмотрительно подставила ножку в красной туфельке, а Фабрицио возмущенно захлопал крыльями, мол, какой такой пылесос, если в руках у хозяйки самая лучшая в мире птица!

– Неужели вы не помните меня, Люскомб? – как можно дружелюбнее произнесла я. – Я мисс Аманда Осборн, новая хозяйка «Трех королевских дубов», племянница покойной Джоанны Гилмор. И не говорите, что вы не получали от меня телеграммы!

Люскомб нахмурил косматые брови и в его поблекших глазах мелькнуло узнавание.

– Мисс Аманда? Простите, я совсем стал стар и слеп. Входите, прошу вас.

Умолчав об оставшихся в автомобиле шляпных коробках и чемоданах (не нагружать же старика!), я шагнула внутрь и, ожидая худшего, была приятно удивлена.

Холл представлял собой длинное просторное помещение, оклеенное темными обоями. Пол выложен коричневыми и бежевыми плитами, расположенными в шахматном порядке. Над головой угрожающе нависла массивная латунная люстра, но пространство освещалось лишь боковыми светильниками, позволяющими разглядеть уходящую на второй этаж широкую мраморную лестницу. В памяти одна за другой воскресали сценки из далекого детства, связанные с этим домом. Тогда он казался мне нарядным и очень уютным.

Пока я бродила по комнатам с клеткой в вытянутой руке, Фабрицио благоразумно молчал. Пусть интерьеры устарели и обветшали, но выглядели не такими запущенными, как сад и стены снаружи. Вырвать сорняки с корнем, поправить крышу, переклеить не представляющие исторической ценности обои на первом этаже, перетянуть кое-какую мебель, почистить люстры – и можно выставлять на продажу. Мое счастье, что любителей старины и деревенской тишины еще хватает.

Отдельного внимания удостоились развешанные на стенах картины. Рамы потемнели и явно нуждались в реставрации, но сами полотна казались намного моложе рам и были написаны в манере не самых известных художников эпохи застоя шерландской живописи – уж я-то немного разбираюсь в искусстве.

– Позвольте поинтересоваться, мисс Аманда, как вы намерены поступить с наследством? – раздался за спиной старческой голос.

– Для начала приведу все здесь в порядок, – оптимистично заявила я и опустила клетку на столик у дивана, – а там посмотрим.

– Ну что ж… – Дворецкий неодобрительно покосился на пестрого попугая. – Я приготовил вам вашу старую комнату с видом на сад.

– Спасибо, Люскомб. Я намерена пробыть здесь с неделю, не больше. Разумеется, на время ремонтных работ я вернусь в Фолкстон. Я не собираюсь вас выгонять, но… вы решили, где будете жить на пенсии? У вас есть родственники?

– Выходит, вы все-таки решили продать дом, – хмуро проговорил он. – Леди Джоанна так любила его.

– Я знаю. Но ни я, ни Джошуа не собираемся жить здесь. Может быть, какое-то время придется сдавать дом в аренду, пока не найдется покупатель.

Люскомб поджал губы. Весь его вид говорил о том, что он скорее умрет, чем покинет «Дубы».

– В доме есть слуги? – осведомилась я.

– Кроме меня, только приходящая служанка. Она убирается по вторникам и четвергам. Готовлю я сам.

О нет, только не это! В памяти еще свеж «фирменный омлет от Люскомба» с подгоревшей корочкой и сырым беконом.

– Мне нужна помощница по хозяйству, – заявила я. – И садовник. И как можно скорее. Пожалуйста, займитесь этим.

– Как скажете, мисс Аманда.

Тогда я еще не знала, во что выльется эта невинная просьба.

Глава 2. Первая ночь в поместье

Комната, в которой я проводила время в свои редкие визиты к тете Джоанне, находилась на втором этаже и была оформлена в приятных нежно-голубых тонах. На стенах красовались обои в цветочек, пол устилал потертый ковер. Напротив окон располагалась широкая кровать с пологом. На каминной полке, комоде и прикроватной тумбочке громоздились безделушки, которые в детстве я очень любила. Были здесь фарфоровые пастухи и пастушки, миниатюрные вазочки, гипсовые кошечки, изящные балерины и многое другое. Стены украшали весьма посредственные акварели, большинство из которых были созданы моей детской рукой.

Но главным достоинством комнаты были окна в пол и выход на балкон, увитый плетистыми розами. Помнится, я охотно проводила там время с этюдником или книгой о морских приключениях и храбрых пиратах.

– Недурно, – высказался Фабрицио. – Выпусти меня уже отсюда.

– Пожалуйста. – Я открыла клетку. – Расправь свои крылышки. Только не пугай дворецкого и остерегайся соседского кота. Мало ли чего от него ожидать.

– Ты тоже остерегайся соседей. Одна неформалка, второй зануда. Еще и старая перечница миссис Гэррети!

– На самом деле она милая добрая старушка, тебе понравится.

– Очень в этом сомневаюсь.

– Осматривайся пока, а я спущусь за чемоданами.

Я открыла балконную дверь, впуская влажный вечерний воздух. Фабрицио уселся на перила, побоявшись намочить крылья.

Сперва я почистила салон авто. Чемоданы и коробки со шляпками и туфлями внесла в четыре захода, при этом, каждый раз поднимаясь по лестнице с нелегкой ношей в руках, ругала себя за непомерную любовь к нарядам и обуви.

Час был не поздний, но из-за низко висевших дождевых туч темнело очень быстро. В очередной раз спустившись в прохладный холл, я щелкнула рычажком выключателя, намереваясь зажечь латунную люстру, однако электричество не зажглось.

– Еще и электрик нужен! – с досадой пробормотала я и краем глаза углядела какое-то движение в темном углу. – Люскомб, это вы?

Ответа не последовало – старик был туговат на ухо.

– Показалось, – вслух подумала я и смело вышла под потоки дождя. – Это в последний раз за сегодня.

Вооружившись этюдником, который всегда возила с собой, я поднялась на крыльцо, но оставленная открытой дверь вдруг захлопнулась, чуть не выбив поклажу из рук.

Должно быть, сквозняк. Пришлось прислонить этюдник к стене и хорошенько дернуть за массивную ручку. Но дверь не поддалась – ее словно держали изнутри. Не Люскомб же!

– Вам помочь, мисс? – раздалось за спиной, когда я уже собиралась обогнуть дом и попасть внутрь через кухонную дверь.

Я обернулась. За невысокой изгородью, разделявшей два поместья – «Дубы» и «Райский уголок», – стоял мужчина лет пятидесяти с пышными седоватыми бакенбардами, которые были в моде четверть века тому, с носом картошкой и ямкой на квадратном подбородке, которая совершенно ему не шла. Над головой он держал широкий черный зонт, который мог бы вместить под собой целое семейство.

Ну и где ты был еще четверть часа назад, когда я гнулась в три погибели под тяжестью чемоданов?

– Будьте так любезны! – пропыхтела я. – Дверь заклинило.

Пока майор Пембрук – а это был именно он – обходил изгородь, чтобы появиться в «Дубах» как положено, с парадного входа, я предприняла еще несколько попыток отворить строптивую дверь.

– Значит, вы моя новая соседка? – на ходу проговорил он, и я едва разобрала слова – мужчину мучила одышка. – Майор Пембрук к вашим услугам.

– Мы давно с вами знакомы, майор, – отозвалась я. – Я Аманда Осборн, племянница почившей Джоанны Гилмор и наследница «Трех королевских дубов».

Мужчина закрыл зонт и нырнул ко мне под козырек, защищавший крыльцо от дождя. Тяжело дыша, внимательно присмотрелся. Вблизи он выглядел еще хуже, чем издалека, кроме того, от него неприятно пахло.