Маленькая жизнь

– Ладно, Ян, ты иди, отдыхай, я тут уж сам разберусь.

– А заявление? Я бы написал.

– Завтра, завтра. Все – завтра. Я их пока в правлении закрою. Не сбегут. Молодец, Ян, а я еще сомневался.

Как только сторож с солдатом скрылись в проулке, Волоха развернулся к председателю:

– Ну что, Иваныч, не узнал?

– Поговори мне еще! Свисток, а ты давай до хаты. Не до тебя сейчас.

Подхватив удочки, Свисток исчез в ночи.

– Узнал, узнал, Вова, – теперь Николай Иваныч говорил совсем другим тоном.

– Ну а хрена ли стоишь? Развязывай, давай. Откуда такого бодрого сторожа взял?

Председатель развязал Волоху, тот распутал Бычу.

– Смотри, Иваныч, – растирал он кисти рук, – вякнешь кому или мусоров подтянешь – мы молчать не будем. Сколько мы тебе кабеля принесли в том году? А железа? А счетовода из ревизии кто отмудохал перед отчетом?

– Да знаю я все. Валите – отмажу. Но и вы не попадайте больше. Сторож этот из вояк. Грамотный. Это вам не дядя Петя!

– Ну, смотри, мы тебя предупредили!

Волоха и Быча зашагали в сторону станции. Председатель постоял, плюнул. Вернулся в дом и в два глотка осушил чекушку прямо из горла.

* * *

– Да ты не спеши. Ешь спокойно! – посмеиваясь, подкладывал Ян Степке бутербродов. Тот глотал их судорожно, как получивший подачку у магазина бродячий пес. Наконец, допив чай и утерев ладонью испарину со сгоревшего на солнце лба, он осоловело откинулся на спинку стула. Глаза его закрывались против воли.

– Э, нет, так дело не пойдет. Теперь марш мыться. Во дворе кран с водой и шланг. Раздевайся полностью, никто тебя сейчас не увидит. Форму завтра постираешь, а пока на вот, – Ян выложил из рюкзака камуфлированную футболку, спортивные штаны и белье. Степка с трудом преодолел притяжение стула и, прихватив мыло с полотенцем, заковылял во двор. Спустя пять секунд зажурчала вода.

Ян прибрал со стола, вышел на крыльцо и закурил, глядя на освещенные низкой луной колючие сопки. Армия опять вторглась в его жизнь, вероломно и неожиданно. Она уже отняла у него жену, ребенка и право на нормальное существование в обществе. Теперь он был изгой, достойный только охранять чужие дачи, и со временем превратится в угрюмого отшельника. Впрочем, сейчас он об этом и не жалел – его душа и разум нуждались в тишине. Правда, сегодняшнее приключение подсказало ему – тишины и спокойствия он тут не найдет. Но, с другой стороны, он ощутил себя действительно нужным.

Степан, освеженный и переодевшийся, с полотенцем на плече вынырнул из тени.

– Ложись на мою койку, отсыпайся хорошенько. Завтра будем думать, что нам делать.

Ян извлек из-за печки сверток, и в его руках он превратился в спальный мешок. Подумав, вынес его на улицу и долго лежал без сна, слушая редкие звуки дачной ночи. Огонек его сигареты, то вспыхивая, то еле тлея, отражался в оконном стекле.

* * *

С утра у Натальи все валилось из рук. Она не любила эту дачу. Сколько помнила себя – с раннего детства родители каждый год выбивались из сил, чтобы превратить участок из пяти соток в нечто пригодное для проживания и выращивания скромного урожая. Ей до тошноты надоели и этот поселок, и духота с давкой в электричке, и пауты с комарами, и никак не желающие завязываться помидоры. Правда, дом отец успел построить – двухэтажный, с мезонином, резными наличниками и верандой. В нем всегда было прохладно и после мытья полов приятно пахло мокрым деревом. Наталья с удовольствием использовала бы свой отпуск для поездки куда-нибудь на море.. Но она не могла оставить одной свою заполошную, болтливую и во многом беспомощную мать. Так они и куковали все лето, выжимая из давно истощенной земли последние соки.

Правда, вчерашнее приключение с краном и неожиданным помощником внесло в дачное обитание привкус ожидания чего-то хорошего. Поневоле она мысленно возвращалась во вчера и вспоминала Яна. Больше всего ее поразило – какие у него безмерно усталые глаза на молодом лице. Но тут с лица мысли соскальзывали на подтянутую стройную фигуру, и затем в голове начинался хаос, от которого ей становилось не по себе. Она уже давно была одна – с тех пор как с помощью матери выставила из их квартиры мужа – романтика, бездельника и пьяницу. Она познакомилась с ним через Интернет и была сперва очарована умением общаться, энциклопедическими познаниями, манерами в обращении. Но потом прошел год и другой, ее поэт-романтик предпочитал сутками шариться во всемирной Сети, выдавая свое ничегонеделание за поиск смысла бытия и обещание вот-вот разродится не то романом, не то сценарием, который принесет моментальную всемирную славу и большие деньги. Правда, дальше философствования за бутылкой дешевого портвейна дело не пошло – и будущему гению отказали от постоя. Детей они не нажили, причина бесплодия была именно в муже. Искать мужика для удовлетворения физиологической потребности Наташа не умела, и потому сейчас, вспоминая Яна, злилась на себя за неконтролируемые эмоции. Но при этом признавалась, что хотела бы его увидеть.

* * *

Председатель правления восседал за столом, пребывая в самом неприятном расположении духа. Вчерашнее происшествие с зареченскими ворами и выпитая чекушка отзывались в организме угрызениями совести и покалыванием в печени. «Черт бы побрал этого вояку, надо было же ему влезть в эту канитель. Чего я, дурак, какого-нибудь пенсионера не взял. Теперь выкручивайся перед ним».

Словно в ответ на невеселые думы председателя, в дверь постучали. На пороге стоял Ян, как всегда свежий, побритый, в начищенных берцах, отглаженной футболке и камуфлированных брюках.

– Здравия желаю, Николай Иванович!

– Здоров, Станиславович!

– Я по поводу вчерашнего. Милиция была?

Председатель замялся.

– Ты, это, садись. Пиво будешь?

– С утра-то? Нет, спасибо. Ну, что по поводу этих вороваек?

– Тут видишь, какая ситуация получается. Ну, посадят их, хотя вряд ли, конечно, чего там, жестянку хотели спереть. Ущерб-то незначительный. Так потом или они, или дружки их придут. Напакостят, сторожку твою сожгут, например. Уже было такое: собак как-то наших потравили, у меня теплицу раскурочили всю. Тут же анархия полная. Вот ты шуганул их – теперь они долго не появятся.

– Так вы их отпустили, что ли?

– Ну а что мне оставалось? Да и не поехали бы среди ночи менты из–за такой ерунды.

– Дело ваше, конечно, только на будущее, я думаю, надо договориться: если я получаю деньги за охрану, я отвечаю за поселок. И действую методами, которые сам посчитаю приемлемыми. Идет?

– Да погоди ты. Успокойся. Так-то оно так. Но ведь ты же тут один, понимаешь? Ну, прошелся вечером попозже по поселку, посмотрел что и как, если кого заметил – спугнул. А хватать и тащить – это уже не наше с тобой дело.

– Извините, Николай Иваныч, но в таком случае, получается, что люди платят за услугу, которой нет фактически?

– Ну, почему – нет? Но и на рожон лезть не надо. Вот сейчас купим ружье – в округе все сразу будут знать, что сторож вооружен, и сами не полезут. А сейчас ты иди, я пойду прилягу, что-то печень пошаливает.

* * *

Уже начало припекать. Утренний туман превратился в облака, и те сейчас растягивались по небу едва видимой пеленой. Из-за заборов пахло цветущей черемухой. Стучал по рельсам грузовой поезд. Ян шел от председателя и обдумывал содержание разговора. Что-то ему не нравилось. Скорее всего – как растерянно и испуганно забегали глазки у Николая Ивановича. Он явно что-то не договаривал. Тут был не просто страх мести, а какой-то свой, тайный, интерес. Уж больно активно уговаривал его председатель не напрягаться при исполнении своих обязанностей.

«Ладно, разберемся», – подумал он и тут же был остановлен раздавшимся сзади голосом:

– Здравствуйте, Ян!

За невысокой темно-зеленой калиткой улыбалась Светлана Михайловна – в сарафане и белой панамке, какие носили пляжницы лет тридцать назад.

– Утро доброе!

– Вы из правления?

– Да. Ходил на доклад.

– Ну заходите. Завтракать будем. Я блинов напекла.

Ян не стал раздумывать. Вчера ему понравилась дочка Светланы Михайловны, больше всего тем, как смущалась, совсем как юная студентка. Да и вообще, заняться пока было нечем, беглый боец отсыпался после скитаний, а для приведения в божеский вид земельного участка он еще не разжился инструментами.

В кухоньке было прохладно, тикали старые настенные часы с гирями на цепочке, пахло свежезаваренным чаем и травами – их засушенные пучки свисали со стен.

– Чай у меня особый, – хвалилась хозяйка, разливая кипяток в прозрачные кружки, с мятой и чабрецом.

Чай и правда пах травами и был приятен на вкус. Затем Яну придвинули тарелку с блинами и пододвинули соусик со сметаной.

– Наташа! Доча! Иди чай пить!

Наталья появилась в кухонном проеме и, увидев Яна, замерла.

– Ой, здрасьте, – только и сумела сказать она и покраснела.

– Садись, давай, чего встала? Забыла, что ли, уже, кто нам вчера помог кран починить?

– Нет. Я просто… – тут она смутилась и стала сосредоточенно намазывать блин сметаной. Некоторое время в кухне была тишина.

– Ян, а Вы надолго сюда приехали, в смысле устроились?

– Пока не знаю.

– А раньше где работали?

– Я военный. Теперь уже в отставке. До генерала не дотянул. Только до капитана.

– Ну, ничего, не всем же быть генералами, – щебетала Светлана Михайловна, – а семья ваша где?

– В другом городе. Мы разошлись. Давно.

– Ой, надо же, – как-то без особого сожаления сказала женщина и продолжила, – а жара-то какая сегодня будет! Тут пляж есть небольшой. Песочек там, течения нету. Сходили бы искупались. Вот и Наталью бы с собой взяли, а то одной страшно.

Наталья в это время пила чай, опустив голову, как стесняющийся маленький ребенок.

– Я не против. Только схожу домой за полотенцем и всем прочим. Наташа, давайте через час?

– Давайте, давайте, – ответила за Наталью мама.

– Ну, тогда я не прощаюсь. Спасибо за блины! Давно таких не ел.

– А вы приходите таки почаще – на обед, на ужин. Все-таки, не всухомятку питаться.

Когда Ян ушел, Наташа резко вскинула голову:

– Мама, ну что ты начинаешь-то?

– А ничего! Помолчи! Мужик-то какой, ты посмотри: и руки золотые, и симпатяга, и видно, что не пьет. Да и ты ему нравишься, уж я-то, старая ворона, все вижу. И скажи мне еще, что он тебе безразличен?

Наталья опять вспыхнула и пошла в огород.

* * *

– Вот падла, весь ливер мне отбил, мазута гребаная, – ругался Волоха, разрезая вдоль огурец и посыпая его солью.

Сейчас они с Бучей сидели в небольшой запущенной избушке у зареченского «авторитета» – сорокасемилетнего Архипа, который лет пятнадцать обитал на забайкальских зонах за кражи и грабежи. Он откинулся полгода назад и, скучковав вокруг себя местную шпану, промышлял тем, что умел. Вот и вчера он отправил своих подмастерьев на «дело», и они скрутили все четыре колеса с микроавтобуса, принадлежащего владельцу продуктового магазина Джамалу. Разгневанный азербайджанец с тепловозным ревом носился по поселку в поисках утраченного, а Архип, прикупив спирта и закуски, угощал приятелей.

– Да, ты, Волоха, без люлей, как без пряников, – беззлобно посмеялся он, разбавляя спирт прямо в стаканах. Этот кадет, поди, из десантуры?

– Сказал – из пехтуры. Мабута, блин… Ладно, сейчас расслабимся, а потом пойдем посмотрим, что там за чудо-богатырь выискался.

– Главное, по нему не скажешь, что боец.

– Ну а чего ты хотел? Вояки и есть вояки. Чему-то же их учат все-таки. Но сам знаешь насчет лома и приема.

Все трое разом проглотили резко пахнущую жидкость и стали жевать огурцы.

– А вообще, братва, не тем вы занимаетесь. Мелочовка все это. Давайте о крупняке рогами шевелить. Мутить надо что-то.

– На том берегу, у парома, палатка стоит. Пряники там, муяники разные, консервы, макароны. Но главное – они водкой торгуют нелегально. И по ходу – самопалом. После выходных налички там не меряно. А сидит баба одна. У нее вечером поздно кассу барыга снимает. Из Читы приезжает. Может, ее выхлопать?

– Стремно, – заерзал Буча, – там народу, как вшей, пасется. Да и наши рожи уже примелькались.

– Буча, а ты с детства такой недоделанный? – Архип прикурил «Беломор». – Зачем самим-то хлебальниками сверкать, вон, шпаны сколько без дела по поселку шлындает. Наколку дадим, разжуем, что и как, и долю отломим.

– О! За это надо накатить! – оживился засмуревший Волоха.

– Наливай тогда, чего сидишь.

* * *

– О, боец, да ты совсем мертвый! – вгляделся Ян в побледневшее осунувшееся лицо Степки. – И температура у тебя. А ну, открой рот. Да, ангина. Вот не было у бабы хлопот, так купила порося.

– Я пойду, наверное, товарищ капитан! У вас своих дел хватает. Спасибо вам за все.

– Ну, ты еще завещание напиши, солдат. Куда собрался-то? Сейчас раствор приготовлю – будешь полоскать горло раза три в день. Держи таблетки – температуру собьем. Да и антибиотики придется попить. Ангина – это серьезно. Потом, сердце посадить можно. Лежи и лечись, а поправишься – будем думать, как дальше жить. Смертельного пока ничего нет. Ты бы матери позвонил, ей, наверное, уже сообщили из части о твоем уходе.

– А можно?

Ян протянул мобильный телефон и вышел из избушки. Когда вернулся, Степка заметно повеселел. Он пил заваренный малиновым листом чай, морщась при каждом глотке.

– Мать сказала – прокурор приезжал военный. Сказал, что разберутся и наказывать строго не будут, просто переведут в другую часть. Только скорее надо…

– Пара дней ничего не решит. Лечись, а мне надо отлучиться тут по делам. Справишься один?

– Конечно! Спасибо вам большое, товарищ капитан!

– Вольно! Расслабься.

* * *

На территорию бывшего пионерлагеря «Солнышко» вполз массивный темно-зеленый джип. Позади шел еще один – поменьше. Из головной машины вышли два толстяка: глава поселковой администрации и сухопарый американец, недавно отдыхавший в бане с толстяками. Из второй машины лихо высыпали четверо спортивных парней – явно охрана.

– Ну, вот, Патрик, вот это и есть та самая территория. Все как по заказу: лес, воздух, вода, тишина. Красота, правда?

– Вы, русские, часто хвалить ваша природа. Но такой же лес есть и в Вермонте, и на Аляска, и в Канада. Тут не хорошо что – много человек вокруг. Что это есть?

– Это есть дачи. Дачный поселок. Загородные резиденции, если угодно.

– Они не походить на загородный вилла.

– Это уж точно. Но нам-то какая разница? Поставим забор, будет охрана – никого постороннего сюда не пустят.

– Вы гарантировать мне полный приват… полную безопасность?

– На сто процентов, Патрик! Мы свое дело сделали. Теперь ваша очередь.

– О`кей! Сейчас я буду звонить, и вам будут переводить первую часть транша. Когда вы приступать к работа?

– Уже завтра.

– Вэлл. Я буду пронаблюдать – и Патрик пошел к джипу.

– Вот пендос засраный, – пробурчал вслед ему один из толстяков. Второй одернул: – Тише, мудак. Услышит!