Жнец

Он обвёл взглядом трущобы, ржавые крыши, пыль.

– Здесь тебя сожрут. Или ты станешь таким же, как они, – он кивнул на притихших Сайруса и Бена. – Грубым, тупым и злым. Твоя ярость достойна лучшего применения.

Кейси молчал. Дрожь понемногу уходила, оставляя странную пустоту и лёгкость. И стыд. Стыд за то, что его увидели таким – диким, окровавленным.

– Ты голоден? – неожиданно спросил Клейтон.

Вопрос был таким прямым, что Кейси просто кивнул.

– Я так и думал. Голодный и злой – страшное сочетание. Оно или ломает, или закаляет. – Клейтон повернулся и сделал несколько шагов, потом обернулся. – Спортзал «Британия». Знаешь?

Все знали. Старое кирпичное здание в бывшем колониальном квартале. Там занимались белые и немногие «избранные» костали.

– Будь там завтра в пять утра. Если придёшь – поешь. И научишься драться так, чтобы не пачкать руки об мусор. – Он снова посмотрел на его окровавленные костяшки. – Ты сегодня не дрался, мальчик. Ты жал. Как серп жнёт сорную траву. Жаль, что твой урожай – всего лишь пара сопляков.

Он повернулся и зашагал прочь, не оглядываясь, прямой и негнущейся походкой человека, привыкшего к порядку.

Кейси стоял, глядя ему вслед. Потом медленно подобрал свои бидоны. Сайрус и Бен уже ушли, притихшие и испуганные. Вокруг собралось несколько зевак, но, встретив его взгляд, они поспешили разойтись. В его взгляде было уже что-то новое. Не детское.

Он посмотрел на свои руки. Кровь на них начинала подсыхать, превращаясь в бурые корки. Он вспомнил слова незнакомца. «Ты жал».

Он не знал тогда, что это слово – Reap – станет его тенью, его проклятием и его силой. Он только почувствовал, как что-то сдвинулось. Как дверь в другую жизнь, тяжёлую и странную, приоткрылась на один холодный, голубой взгляд.

Дома он молча отмывал руки у бочки с дождевой водой. Мать вернулась поздно, принесла немного риса и вяленой рыбы. Она увидела его руки, его лицо, но ничего не спросила. Она поняла. В её глазах мелькнуло что-то – тревога? гордость? – и погасло.

– Кушай, – только и сказала она, положив ему в миску большую порцию.

Перед сном, лёжа на циновке, Кейси смотрел в темноту и сжимал кулак. Боль в костяшках была приятной, живой. Он вспоминал холодные глаза полковника Клейтона. «Британия». Пять утра.

Он снова сжал кулак. Теперь это был не просто жест. Это был выбор.

А в окно уже стучал первый, редкий дождь, смывая с земли следы сегодняшней крови и готовя почву для будущих битв.

Глава 4. ТЕНИ В УГЛУ РИНГА (1995)

Спортзал «Британия» пахал старым потом, пылью и напутствием. Запах был густой, вязкий, как будто его никто не проветривал с тех самых пор, когда на стене ещё висел портрет молодой королевы Елизаветы. Теперь на его месте красовалась выцветшая фотография Мохаммеда Али, стоящего над поверженным Сонни Листоном – символ победы духа над грубой силой. Ирония в том, что в самой «Британии» всё ещё царил негласный порядок старой империи: белые мальчики из приличных кварталов, несколько метисов из семей костали, и он – Касиус Маланго, единственный «маланго» в зале, чернокожий парень из трущоб, которого все за глаза называли «проектом полковника».

Его уже не называли Кейси. С тех пор как год назад он в первом же любительском бою отправил соперника в нокаут левым хуком, который пришёл словно из ниоткуда, за ним закрепилось прозвище. Вначале шёпотом, потом вслух. «Жнец». The Reaper. Он срубал их, как спелую пшеницу. Для тринадцатилетнего пацана это было одновременно лестно и страшно.

Страна Малакор была независима уже тридцать лет. На улицах висели плакаты с чернокожими политиками, в школах учили историю сопротивления. Но тень прошлого была длинной и цепкой. Она висела в том, как белый менеджер порта разговаривал с чернорабочими. В том, что вода в колонках в трущобах всё так же была ржавой, а в квартале, где жил Клейтон, из кранов текла чистая, холодная. Она была в самом спортзале: лучшие снаряды, новые перчатки – всё это доставалось в первую очередь «своим». Касиусу доставались потрёпанные бинты, дырявые лапы и угол за тяжелым мешком, где всегда стояла тень.

Но у него было преимущество, которого не было у других: голод. Не просто желание поесть, а всепоглощающее, физическое чувство пустоты, которое он научился превращать в сжатую пружину. И правило: сжимай.

Он приходил в «Британию» затемно, в четыре утра, когда город ещё спал пьяным сном. Ключ ему доверили месяц назад – высшее проявление доверия от Клейтона. Первым делом – уборка. Он не мыл пол, он смывал следы вчерашних поражений. Пот, капли крови, пыль с чьих-то кроссовок. Он скоблил щёткой углы, где застревало самое упрямое, протирал пыль с портретов великих. Эта работа, за которую ему платили несколько монет, была его платой за зал. Клейтон не брал с него денег за тренировки. «Твоя валюта – послушание и пот, – сказал он однажды. – И будущие титулы. Инвестирую в тебя, как в акцию. Не подведи».

После уборки – пробежка. По темным, спящим улицам, мимо огней порта, вверх по холму, откуда было видно, как первые лучи солнца цеплялись за шиферные крыши трущоб и белизну яхт в заливе. Он бежал, и его лёгкие горели, а в голове стучал один и тот же вопрос: «Достаточно ли?». Достаточно ли для матери, которая теперь смотрела на него с непонятной смесью страха и надежды? Для сестёр? Для себя?

Возвращался он к началу общей тренировки. Клейтон, в своей неизменной толстовке и трениках, уже стоял посреди зала, похожий на хищную, поседевшую птицу.