Каэль. До последней метки

Где-то впереди была музыка, смех и ночь, которая обещала быть обычной, но я даже не догадывалась чем она закончится.

Бар встретил нас шумом и светом.

Музыка гудела где-то под кожей – не слишком громко, но достаточно, чтобы сердце начинало подстраиваться под ритм. Тёплый воздух был пропитан запахами алкоголя, цитрусовых и чего-то сладкого, почти липкого. Огоньки гирлянд отражались в зеркалах и бокалах, создавая ощущение, будто мы попали внутрь чужого праздника.

– Вот это я понимаю – место для дня рождения, – прокричала Мелани мне на ухо и потянула к барной стойке.

Люди смеялись, касались друг друга, кто-то танцевал, кто-то уже слишком громко делился жизненными трагедиями. Никто никуда не спешил. Здесь время будто текло иначе – мягко, лениво, позволяя забыть, кем ты был днём.

Мы заказали коктейли. Что-то яркое, с лаймом и льдом.

Я держала бокал в руке, чувствуя прохладу стекла, и вдруг поймала себя на странной мысли: мне хорошо. По-настоящему. Без тревоги. Без чувства долга. Просто здесь и сейчас.

– За тебя, Веснушка, – сказала Мелани, поднимая бокал. – За то, что ты вообще согласилась выбраться.

Я улыбнулась и потянулась чокнуться.

В этот момент кто-то задел меня плечом.

Всё произошло слишком быстро: звонкий удар, бокал выскользнул из пальцев, разлетелся о пол, а осколок скользнул по коже.

Я резко вдохнула.

– Чёрт… – вырвалось у меня.

Мелани тут же оказалась рядом.

– Ты в порядке?!

Я посмотрела на руку. На внутренней стороне запястья выступила тонкая царапина. Крови почти не было, но кожу обдало резкой, жгучей болью – слишком острой для такой мелочи.

Я почему-то не могла оторвать взгляд именно от этого места.

Странное ощущение расползалось под кожей – будто не боль, а… эхо. Лёгкое покалывание, словно кто-то коснулся меня изнутри.

– Всё нормально, – сказала я слишком быстро. – Просто стекло.

Мелани нахмурилась, но кивнула и полезла в сумку за салфетками.

– Ты сегодня вообще не рассыпайся, ладно? Мне нужна ты целиком.

Я рассмеялась, но смех вышел немного натянутым.

Пока она промакивала царапину, мне показалось – всего на секунду – что под кожей что-то теплеет. Будто там, где было прикосновение, остался след. Не видимый, но ощутимый.

Я встряхнула рукой, отгоняя странную мысль.

Просто порез. Просто бокал. Просто вечер.

Тогда я ещё не осознавала, что некоторые прикосновения – не случайны.

Музыка стала громче, быстрее, будто бар решил окончательно вырвать нас из реальности. Мелани уже тянула меня за руку в сторону танцпола.

– Даже не думай отсиживаться, – крикнула она, смеясь. – Сегодня твой день.

Свет мигал, люди двигались вплотную друг к другу, и я позволила себе раствориться в этом шуме. Тело само подхватило ритм – неуверенно сначала, потом смелее. Я смеялась, ловила взгляды, чувствовала, как алкоголь приятно разливается по венам, стирая острые углы дня.

И вдруг – знакомое лицо.

– Люк?.. – вырвалось у меня удивлённо.

Он стоял рядом, чуть растрёпанный, с той самой улыбкой, которую я видела каждый обед – только теперь в ней было больше смелости. И алкоголя.

– Потанцуем? – спросил он, перекрывая музыку.

Я не успела даже подумать – просто кивнула.

Он двигался неловко, искренне, слишком близко, но не навязчиво. Его ладонь коснулась моей – тепло, живо, по-человечески. На мгновение мне стало спокойно. Почти легко.

– Я давно хотел тебе сказать… – начал он, наклоняясь ближе. – Ты для меня не просто клиентка. Я каждый день жду, когда ты придёшь. Ты…

И в этот момент я почувствовала взгляд.

Не на коже – глубже. Как будто кто-то стоял за гранью света и тени и смотрел сквозь меня.

По спине пробежал холод.

Я резко отстранилась.

– Прости… мне нужно… – слова путались. – Мне плохо.

Люк растерянно замолчал, но я уже отходила, почти проталкиваясь сквозь людей.

В уборной было тише. Гул музыки глох за стенами, оставляя после себя только пульсацию в висках. Я включила холодную воду и и умыла лицо трясущимися руками.

Холод ударил по щекам, по запястьям, но легче не стало.

Я смотрела на себя в зеркало и не узнавала отражение: румянец был слишком ярким, глаза – слишком тёмными. А внутри – странная пустота, словно что-то медленно вытягивало из меня тепло.

Я закрыла глаза, глубоко вдохнула.

– Соберись, – прошептала я самой себе.

Но тело не слушалось.

Когда я вернулась, Мелани сразу всё поняла.

– Всё, уходим, – сказала она без вопросов, уже хватая сумку. – Ты бледная как стена.

Я благодарно кивнула.

– Прости… я правда не могу, – выдохнула я. – Давай уйдем отсюда.

Она обняла меня за плечи, крепко, по-настоящему.

– Главное – ты. Бар никуда не денется.

Мы вышли в ночь. Холодный воздух обжёг лёгкие, город шумел где-то далеко, а внутри у меня было странное ощущение – будто вечер закончился не просто раньше, чем должен был… будто он оборвался.

Глава 4. Мелани

Я знаю Миру почти всю свою жизнь. Мы выросли рядом, взрослели вместе, ссорились, мирились, делили чужие тайны и свои страхи. И если честно – я до сих пор не понимаю, как она выдержала всё это. Иногда мне кажется, что она просто законсервировала себя, чтобы выжить.

Сегодня она была особенно красивой. И особенно далёкой.

Я видела, как она танцевала – будто по инерции. Как смеялась – чуть позже, чем нужно. Как её глаза то и дело терялись где-то за людьми, за светом, за музыкой.

И когда она внезапно отпрянула от Люка, я поняла – дело не в нём.

Она вернулась из уборной бледная, притихшая, с этим своим выражением лица: «со мной всё нормально». Самое опасное выражение.

– Может, выйдем? – предложила я. – Пройдёмся немного. Подышим.

Она кивнула слишком быстро. Будто ждала этого.

Ночь была тёплой для апреля. Город дышал огнями, а набережная светилась отражениями фонарей в тёмной воде. Мы шли молча, и это молчание было комфортным – таким, какое бывает только между теми, кому не нужно объяснять.

– Ты сегодня какая-то… не здесь, – сказала я наконец.

– Просто устала, – ответила она. И снова та самая улыбка.

Я знала этот ответ. И ненавидела его.

Я сама тоже не святая. Моя лёгкость – не потому, что мне легко.

Год назад меня бросили. Просто взяли и уехали. Сказали, что нужно «найти себя», и почему-то нашли себя без меня. С тех пор свидания – это способ не чувствовать. Я ухожу первой. Всегда.

Наверное, поэтому я так цепляюсь за Миру. Потому что если она сломается – я не уверена, что смогу сделать вид, будто всё в порядке.

Мы дошли до перекрёстка, где обычно ловят такси. Светофор мигал жёлтым, машины проносились мимо, музыка из бара всё ещё глухо пульсировала где-то позади.

– Подожди, – сказала я, глядя в телефон. – Сейчас вызову…

Я не успела.

Я услышала звук – резкий, чужой, неправильный. Визг шин. Слишком близко. Повернулась – и увидела, как всё происходит слишком быстро и слишком медленно одновременно.

Миру отбросило вперёд. Её тело будто потеряло вес, будто мир на секунду перестал его держать.

– МИРА!

Я закричала, но голос утонул в шуме улицы. Машина даже не остановилась.

Я бежала к ней, не чувствуя ног. Колени дрожали, руки тряслись, в голове был только один звук – глухой, пустой.

Она лежала на асфальте. Неподвижно. Слишком тихо.

– Нет, нет, нет… – я опустилась рядом, не зная, куда дотронуться, боясь сделать хуже. – Пожалуйста… слышишь меня?

Кто-то кричал. Кто-то звонил в скорую. Свет фонарей расплывался, как в воде.

Я держала её руку. Она была холодной. И в этот момент мне впервые в жизни стало по-настоящему страшно.

Глава 5. Мира

Больно.

Это первое, что существует. Не мысль – ощущение. Глухое, расползающееся, как трещина под кожей. Я не понимаю, где у меня руки, где ноги, где вообще я. Есть только боль и звук – будто кто-то зовёт меня издалека, через воду.

Скорая. Я знаю это слово, но оно не имеет формы. Есть только свет – резкий, белый, режущий глаза даже сквозь закрытые веки. И голоса. Обрывки фраз, которые не складываются в смысл.

– Дышит… –Давление падает… – Держись, слышишь? Держись…

Держись.

Я пытаюсь. Правда пытаюсь. Но внутри вдруг становится страшно не от боли – от понимания.

Я умираю.

Эта мысль возникает спокойно. Почти буднично. И сразу за ней – другая, острая, как нож под рёбра.

Ками.

Ками останется одна, будет ждать меня и спрашивать, где я. А я обещала. Я обещала быть рядом. Я обещала кино на выходных. Я обещала жить.

Я не готова.

Я не жила. Не по-настоящему. Я всё время выбирала «надо», «потом», «когда станет легче». Я терпела, молчала, соглашалась. Я отодвигала себя, свои мечты, свои желания, будто они были чем-то лишним.

А я хотела.

Я хотела рисовать. Хотела смеяться без оглядки. Хотела любить – не украдкой, не между делом. Хотела семью. Дом. Жизнь, в которой я не просто выживаю.

Я хочу жить.

Мысль вспыхивает ярко, отчаянно, почти болезненнее, чем тело. Я цепляюсь за неё, как за край, как за последний вдох.

Пожалуйста.

Не знаю, кому я это говорю. Богу, судьбе, пустоте – неважно.

Пожалуйста, дайте мне ещё один шанс. Я всё сделаю иначе. Я буду смелее. Я хочу жить. Я хочу жить ради Ками. Мне нужна эта жизнь.

Свет вдруг начинает гаснуть. Звуки уплывают. Боль отступает – и это пугает сильнее всего.

– Нет…– пытаюсь сказать я, но губы не слушаются.

Темнота накрывает мягко, почти заботливо. Последнее, что я чувствую, – это страх и надежда, сплетённые в одно.

А потом – ничего.

Глава 6. Каэль

Она должна была уйти.

Я находился рядом – вне формы, вне тел, вне ощущений – фиксируя момент перехода. Ни быстрее, ни медленнее. Ни раньше, ни позже.

Но переход не случился.

Связь не оборвалась.

Её сознание продолжало удерживаться за грань, где уже не должно было быть ничего. Поток дрожал, искажал пространство, создавая лишний шум.

Аномалия.

Я отметил это без оценки. Люди иногда сопротивляются – это не редкость. Их желания предсказуемы: страх небытия, жадность к продолжению, инстинктивное цепляние за собственное существование.

У неё было иначе.

В её сознании не было образа себя. Ни мыслей о будущем, ни попыток удержать жизнь ради неё самой. Только одно – устойчивое, повторяющееся, не угасающее.

Сестра.

Это не было словом. Это было направлением. Вектором. Якорем, вбитым в самую структуру её желания. Она держалась не за жизнь – она держалась за другого человека.

– Пожалуйста…– импульс прошёл сквозь пространство. – Пусть она не будет одна.

Я зафиксировал несоответствие.

Люди просят иначе.

Они всегда просят иначе.

Её импульс не усиливался и не ослабевал. Он не становился истеричным, не дробился, не менял форму. Он был стабильным. Упрямым. Направленным наружу, а не внутрь.

Это не вписывалось в схему.

Я должен был завершить процесс. Разорвать связь. Позволить потоку сомкнуться и перейти к следующему.

Но задержался.

Не по желанию – у меня его нет.

Не по сочувствию – я не способен его испытывать.

Задержка произошла сама.

Я наблюдал её сознание – угасающее, нестабильное – и фиксировал странный сбой в собственном восприятии. Что-то не переходило в следующую фазу. Что-то требовало продолжения наблюдения.

У меня не было названия для этого.

Я знал слова. Я слышал их тысячи раз, проходя через чужие эмоции: интерес, сомнение, притяжение. Но это всегда были отражения. Не мои.

Сейчас отражать было нечего.

Источник находился внутри меня – и это нарушало порядок.

Она была слишком громкой. Не по силе – по структуре. Её желание не гасло там, где должно было исчезнуть. Оно не ломалось.

Я зафиксировал гипотезу.

Если она не готова уйти…

Если её импульс не подчиняется завершению…

Возможна временная изоляция.

Не жизнь.

Не смерть.

Промежуток.

Мир вне времени – точка, где поток замирает, где можно остановить распад, не возвращая её в живое и не позволяя уйти окончательно. Место для фиксации. Для разговора.

Для сделки.

Я протянулся к её угасающему сознанию и впервые за долгое время нарушил тишину сам.

Я могу оставить тебя здесь.

Не навсегда.

Не как спасение.

Пауза.

– Ты хочешь жить, – импульс был ровным, лишённым оценки. – Это заметно.

Её желание дрогнуло. Стало громче.

– Тогда попробуем иначе.

Не жизнь. Не смерть. Время между.

– Я знаю, чем всё заканчивается, – добавил я. – Всегда.

Мгновение тишины.

– Но если тебе так важно… можем поиграть.

Сделка.

Глава 7. Мира

Первое, что почувствовала – не боль. Пустоту.

Тело было странно лёгким, будто меня собрали заново, но забыли добавить вес. Я лежала на больничной койке – слишком знакомой и реальной, чтобы быть сном. Белые стены. Капельница рядом. Простыня, аккуратно заправленная, как декорация.

Я медленно села.

Ничего не болело. И это пугало сильнее всего.

В палате было тихо. Не просто спокойно – мертво. Ни писка аппаратов, ни шагов медсестёр, ни далёких голосов. Даже привычного больничного гула не существовало. Воздух стоял неподвижно, плотный, будто его можно было сжать в ладонях.

– Тут… тут кто-нибудь есть? – спросила я.

Голос прозвучал глухо и чуждо.Ответа не было.

Страх поднялся резко, без предупреждения, будто кто-то дёрнул за внутренний рубильник. Я встала с кровати. Ноги держали уверенно – слишком уверенно для человека, которого сбила машина. Белая больничная сорочка холодила кожу, босые ступни касались пола беззвучно.

Я подошла к двери и осторожно выглянула в коридор.

Он был пуст.

Длинный, идеально освещённый холодным светом, без теней и движения. Ни одного человека. Ни тележек. Ни запахов. Даже лампы не жужжали – просто светили, застывшие во времени.

Я сделала шаг.

Воздух вокруг словно сопротивлялся, тянулся за мной, вязкий, густой, как вода. Каждый вдох давался чуть медленнее, чем должен был.

Где я?

Рай? Ад?

Я не успела додумать.

Чирк.

Резкий, металлический звук прорезал тишину, как трещина в стекле. Слишком живой. Слишком настоящий.

Зажигалка.

Я замерла. Сердце в груди забилось испуганной птицей.

Звук доносился из конца коридора.

Я пошла к нему, не понимая почему. Не из храбрости – из какого-то странного, почти животного импульса. Сердце колотилось всё быстрее, внутри всё сжималось, как перед шагом в пустоту.

У окна стоял мужчина, спиной ко мне.

Высокий тёмный силуэт на фоне ночного города – моего города. Но сейчас он выглядел плоским, застывшим, будто декорация. Ни машин. Ни движущихся огней. Всё замерло в одном мгновении.

В его руке вспыхнуло пламя зажигалки и тут же погасло.

Мои шаги были почти неслышны, но он всё равно понял.

Я не увидела, как он напрягся – просто в какой-то момент он уже знал, что я здесь.

Он медленно повернулся.

И я застыла.

Чёрный костюм сидел на нём так, будто был частью тела. Ни одной лишней складки, ни одного небрежного движения. Тёмные волосы падали на лоб, одна прядь – слишком свободная для такого холодного образа.

Но я смотрела не на это.

Его глаза.

Серые. Холодные. Глубокие – как зимняя вода, в которую не хочется заходить, потому что знаешь: обратно ты выйдешь другим. В них не было ни удивления, ни сочувствия. Только внимательное, почти ленивое изучение.

Будто я – не человек, а любопытная ошибка.

Воздух между нами стал плотнее, давил на грудь, мешал вдохнуть.

– Ты рано встала, – сказал он.

Голос был спокойный, низкий, ровный. Такой не повышают. Таким подводят итоги.

– Где… где все? – спросила я. Голос дрожал, и я ненавидела это.

Он слегка наклонил голову, будто рассматривая меня под другим углом.

– Там, где и должны быть, – ответил он после паузы. – А ты – нет.

Сердце пропустило удар.

– Кто вы? – выдохнула я.

Уголок его губ едва заметно дрогнул. Не улыбка. Тень на неё. Глаза остались холодными.

– Это неважно, – сказал он. – Пока.

Он сделал шаг ко мне.

Я замерла на месте, задержав дыхание.

– Важно другое, Мира, – добавил он тише, растягивая гласные моего имени, словно пробуя его на вкус. – Ты должна была умереть.

Я чувствовала его слишком близко.

Не кожей – чем-то глубже. Будто рядом со мной стояло не тело, а пустота, у которой есть форма. От него веяло холодом, и этот холод не был физическим – он скользил по позвоночнику, забирался под кожу, заставляя дыхание сбиваться.

Ладони вспотели.Ноги стали странно ватными, будто пол подо мной вот-вот исчезнет.

– Почему я здесь?.. – спросила я, и собственный голос показался мне жалким. – Что это за место? Я… я же должна быть…

Я не договорила. Слово «мертва» застряло где-то в горле.

Он смотрел на меня долго. Слишком долго. Не так, как смотрят люди. Не оценивая. Не сочувствуя. Как смотрят на явление – редкое, сбившееся с траектории.

– Ты была, – ответил он спокойно. – Почти.

От этого «почти» внутри всё оборвалось.

– Это… – я сглотнула, сердце колотилось так, что больно было в груди. – Это что? Рай? Ад? Суд? Ты кто вообще?!

Я не заметила, как голос сорвался на резкость. Страх начал превращаться в злость – нервную, отчаянную, последнюю защиту.

Он едва заметно усмехнулся. Только губами. Глаза остались холодными, пустыми, будто в них никогда не отражался свет.

– Люди всегда ищут названия, – сказал он. – Им так проще не сходить с ума.

Он сделал шаг ко мне.

Я инстинктивно попыталась отступить – и поняла, что не могу. Тело не слушалось. Будто пространство решило за меня.

Холод прошёлся по позвоночнику, по затылку, вниз – к самому сердцу.

– Не подходи, – прошептала я.

– Ты уже не в том положении, чтобы устанавливать границы, – ответил он без злобы. Без удовольствия. Просто факт.

Мне захотелось закричать. Или заплакать. Или ударить его. Всё сразу.

– Ты… – я выдохнула судорожно. – Ты Бог? Смерть? Ты решил, что я… что я должна исчезнуть?!

– Я не решаю, – сказал он. – Я наблюдаю. Перевожу. Завершаю.

Каждое слово звучало как приговор.

– Тогда почему я всё ещё здесь?! – выпалила я. – Почему я тебя вижу?!

Он замолчал.

И в этой паузе мне стало по-настоящему страшно.

– Потому что ты не затихла, – наконец произнёс он. – Ты слишком сильно хотела остаться.

Сердце болезненно сжалось.

– Я хотела жить, – сказала я глухо. – Это преступление?

– Нет, – ответил он. – Это… редкость.

Он посмотрел на меня так, будто видел что-то лишнее. Ошибку. Сбой.

– Я могу вернуть тебя, Мира.

Мир будто накренился.

– Вернуть?.. – ноги едва держали. – Назад? К Ками?

Он кивнул.

Я почувствовала, как внутри всё рванулось к этому слову. Назад. Домой. К сестре. К жизни. Даже если она тяжёлая. Даже если больно.

– Что ты хочешь взамен? – спросила я почти шёпотом.

Он наклонил голову.

– Сделку.

Холод сжался вокруг груди.

– Я не соглашусь ни на что, не зная условий, – сказала я, хотя сама понимала, как это звучит.

– Тогда ты умрешь, – спокойно ответил он. – Исчезнешь. Прямо сейчас.

– Тогда это не сделка, – выдохнула я дрожащим голосом. Все мое нутро сковало страхом. – Это ловушка.

Уголок его губ дрогнул.

– А жизнь – нет?

Я замолчала, пытаясь привести мечущиеся мысли в порядок.

– Как тебя зовут? – вдруг спросила я. – Я не могу… я не буду… Я должна знать хотя бы это.

Он смотрел на меня несколько секунд. Потом сказал:

– Каэль.

Имя прозвучало странно. Не угрожающе. Не величественно. Просто – чуждо.

– Каэль, – повторила я шепотом, и это имя отозвалось холодом где-то под рёбрами. – И как ты предлагаешь… заключить эту сделку?

Он протянул руку.

– На крови.

Я посмотрела на его ладонь.Потом – на свою ладонь.Меня трясло. По-настоящему. Колени дрожали, дыхание рвалось, в ушах шумело.

– Если я соглашусь… – голос дрогнул. – Я вернусь?

– Да.

– И я буду жить?

– Пока – да.

Это «пока» ударило сильнее всего.

– А если я откажусь?

Он пожал плечами.

– Ты исчезнешь. Как и должна была.

Внутри всё закричало.

Я хотела жить.Я хотела увидеть Ками.Я хотела попробовать иначе.

Я сжала зубы и протянула руку.

Его пальцы сомкнулись на моей ладони. Холодные. Неумолимые.

Резкая боль вспыхнула – будто кожу разрезали изнутри. Я вскрикнула, но руку не вырвала. Кровь выступила мгновенно, тёплая, настоящая.

Мир дрогнул.

Воздух стал густым. Свет мигнул. Всё поплыло.

– Поздно передумывать, – сказал Каэль тихо.

Я попыталась что-то сказать.Не успела.

Тьма накрыла меня.

– Посмотрим, – произнёс он почти лениво. – Как долго тебе будет хотеться жить.

Он отвернулся к окну, щёлкнул зажигалкой.

Пламя вспыхнуло – и погасло.

– С такой искрой, – добавил он в пустоту, – обычно ломаются быстрее всего.

Глава 8. Каэль

Когда она исчезла, мир безвременья сомкнулся, будто ничего и не происходило.

Я вернулся туда, откуда всегда возвращался.

Моё обиталище не имеет имени – людям они нужны, мне нет. Камень, чёрный и гладкий, словно вытесанный не руками, а временем. Высокие стены без украшений. Ровный холод, в котором ничто не стареет и ничто не живёт. Здесь нет окон – только разломы в камне, сквозь которые видно небо, лишённое движения. Ни дня, ни ночи. Только вечность, застывшая в форме.

Это место отражает меня.

И всегда отражало.

Я прошёл по залу, и шаги отозвались эхом – привычным, правильным. Так было всегда. С тех пор, как существует время. Столько же существую и я.

Я не знаю, сколько мне лет.

Я не помню своего начала.

Я просто был – и этого было достаточно.

До неё.

Сделка была ошибкой.

Не по правилам. Не по балансу.

Ошибка была во мне, я не должен был останавливаться. Не должен был слушать. Не должен был позволять её желанию задержаться дольше мгновения. Люди умирают каждый миг. Все они хотят жить. Все говорят одно и то же. Их желания одинаковы – шумные, жадные, предсказуемые.

Её – нет.

Это раздражало.

Я остановился у каменной поверхности, в которой не отражалось ничего. Ни лица. Ни формы. Я смотрел – и видел пустоту. Всегда видел.

Почему именно она?

Почему я потратил на неё время?

Почему позволил вырвать её из границы, где всё уже было решено?

Ответа не было.

Я не чувствовал вины. Не чувствовал сомнений. Эти слова не имели смысла. Но внутри структуры, которая никогда не давала сбоев, появилась трещина – не боль, не эмоция, а отклонение. Лишний импульс. Ненужное продолжение.

Она должна была исчезнуть.

Вместо этого – вернулась. Но не туда, куда хотела.

На год назад.

В свою жизнь. В точку до перелома.

С чужой меткой.

Я знал, чем всё закончится. Я всегда знал исходы. Люди ломаются. Их желания выдыхаются. Их обещания рассыпаются при первом настоящем выборе.

Она тоже сломается.

Я медленно выдохнул – жест, не имеющий функции, но почему-то необходимый.

Хорошо.

Пусть будет так.

Я уже сделал ход.

Теперь остаётся только смотреть.

Интересно, сколько ты продержишься, Мира.

Сколько времени твоя искра будет казаться тебе достаточной причиной жить.

Ты хотела жить.

Отчаянно. Громко. До дрожи.

А теперь увидишь, кто за это заплатит.

Глава 9. Мира

Я проснулась резко, словно меня выдернули из глубины, не дав времени понять, где заканчивается сон и начинается реальность.

Рывком села в кровати, хватая ртом воздух, и только через несколько секунд поняла, что дышу слишком быстро. Сердце колотилось