Каэль. До последней метки

Мари Авер

Каэль. До последней метки

Глава 1. Мира

Я открыла глаза и сразу поняла, что опаздываю. Снова.

Сердце уже стучало слишком быстро, а под одеялом лежало тепло, от которого не хотелось уходить.

Лёжа, глядя в потолок нашей маленькой квартиры, несколько секунд пыталась притвориться, что времени больше, чем есть на самом деле.

Комната была тесной, но уютной – из тех, где каждый угол чем-то занят: стопкой книг у стены, рюкзаком Ками у двери, старым креслом, которое скрипело каждый раз, когда я садилась в него вечером. Под кроватью прятались коробки с вещами, к которым очень давно не прикасалась. Там были краски, холсты, кисти и я делала вид, что забыла об этом.

С кухни донёсся звон разбитой чашки и запах подгоревших тостов, выводя меня из оцепенения.

– Ками! Прекрати рушить квартиру, я уже встаю! – крикнула я, спрыгивая с кровати и чуть не сбив кота миссис Прескотт с тумбочки. Эти пушистые засранцы необычной соседки периодически оккупируют нашу маленькую квартиру.

Утренний свет пробивался через жалюзи и полосами ложился на пол, как будто сам намекая: “Давай, двигайся!”. Я натягивала разноцветные носки на ноги, стараясь не споткнуться, и спешила в ванную. Из зеркала на меня смотрели большие зелёные глаза и копна спутанных после сна русых волос. Веснушки на щеках и тёмные круги под глазами создавали причудливую смесь детской непосредственности и взрослой усталости.

На кухне царил хаос. Камилла что-то рассыпала на столе, под ногами хрустели крошки тостов, а запах подгоревшего хлеба слегка щипал нос. Я опустила сумку на стул, стараясь глубоко вдохнуть и вспомнить, что мы с Ками вдвоём уже пять лет. Когда Ками было два года, отец ушел от нас, оставив лишь письмо на прощание, а мама тащила нас совершенно не щадя себя, пока её здоровье не подвело. Сердце просто не выдержало, а врачи не успели помочь и она ушла слишком рано.

Тяжесть тогда легла на меня, и я вынуждена была забыть свои мечты о художественном колледже и преподавании искусства детям. Пришлось окунуться во взрослую жизнь, стать опорой для Ками и переживать потерю. Ненависти к отцу я не чувствовала, просто смирилась с тем, что он исчез. Но память о маме всегда давила на сердце, и порой казалось, что её теплая забота всё ещё где-то рядом.

Я быстро мешала кашу в кастрюле, стараясь не уронить ложку на стол, и параллельно ликвидировала разгром учиненный Ками. Сестра сидела за столом, жевала свое любимое шоколадное печенье и раскладывала тетради на стол, готовясь к школе. Сегодня у нее был день подготовки к школьному матчу по волейболу и она записывала результат тренировок и план на игру. Голубые глаза моей двенадцатилетней сестры смотрели на меня с той же сосредоточенностью, что раньше у мамы – и каждый раз это заставляет мое сердце сжиматься.

– Как дела в школе? – спросила я, раскладывая кашу по тарелкам.

– Все нормально, – ответила Ками,– только вчера снова споткнулась на тренировке. Лиззи опять дразнила меня.

Я чуть поморщилась, думая про эту девочку – немного заносчивая, немного злая, но Ками справляется. Я улыбнулась, пытаясь скрыть, как тяжело видеть, что моя сестра сталкивается с трудностями, а я не могу ее оградить и уберечь от всего.

– Не бери в голову, – сказала я, передавая ей тарелку с кашей. – У всех свои заморочки. Ты лучше завтра выиграй, вот это будет ответ.

– Конечно выиграю, на мне счастливые носки,– кивнула сестра с важным видом и принялась завтракать.

В этот момент зазвонил телефон. Начальник. В животе защемило и я сжала зубы, готовясь к очередной дозе «любви».

– Ты где? – без приветствия начал он холодным голосом. – Рабочий день уже начался. Или мне напомнить, за что тебе платят? Через двадцать минут ты должна быть в офисе. Без опозданий.

Я едва сдержала раздражение. Быстро ответив, что скоро буду, чмокнула сестру в белокурую макушку, параллельно натягивая куртку, и вылетела за дверь, чувствуя, как день начинает давить на меня с самого утра.

Морозный воздух пощёлкал по щекам, а влажный асфальт источал аромат свежести и растаявшего снега. Шум города – гул машин, звон колокольчика на трамвае, голоса прохожих – смешался в хаотичную симфонию утра. Сердце забилось быстрее, а ноги сами несли меня к автобусной остановке.

Я уже почти дошла до нее, когда заметила знакомую фигуру в яркой юбке и нелепой шляпке с перьями.

Миссис Прескотт стояла посреди тротуара, поправляя помаду в маленьком зеркальце.

– О, моя дорогая! – всплеснула она руками, заметив меня. – Я опаздываю на свидание. Джон не любит, когда я заставляю его ждать.

Я замерла, но затем улыбнулась и взяла её под руку.

Она наклонилась ко мне заговорщически:

– Ты не могла бы потом заглянуть ко мне? Коты без меня скучают… И тебя они любят больше. Предатели.

– Конечно, миссис Прескотт. Куда вы так нарядились?

– На танцы, разумеется! – она игриво поправила шляпку с перьями. – Мне восемнадцать, а он такой… такой высокий. Ты бы видела, как он на меня смотрит.

Я почувствовала, как внутри что-то тихо сжалось. Джон умер много лет назад. Но для неё он всё ещё ждал её где-то там – молодой, живой, влюблённый.

– Он счастливчик, – сказала я мягко. – Пойдём, я провожу вас.

Мы медленно пошли обратно, и она тут же оживилась, рассматривая меня с таким видом, будто я была экспонатом на витрине.

– Вот скажи мне, – протянула она, прищурившись, – почему такая молодая, красивая… и всё одна?

Я почувствовала, как щеки начинают гореть.

– Я не… ну… как-то не до этого, – пробормотала я.

– Ой, не ври старушке, – хихикнула она и игриво повела бровями. – Мужчина – вещь полезная. Иногда. Для здоровья, для настроения… для ночных прогулок по простыням.

– Миссис Прескотт! – рассмеялась я, чувствуя, как румянец поднимается всё выше.

– Да что ты, я всё понимаю, – отмахнулась она. – Молодость должна гореть. А не пылиться.

И вдруг она остановилась.

Её рука резко сжала моё запястье – слишком крепко для такой хрупкой женщины. Улыбка исчезла, взгляд стал странно ясным, почти пугающе осознанным.

– Береги себя, – сказала она тихо. – Мир не такой, каким тебе кажется. И не все встречи… случайны.

Я моргнула.

– Что?..

Но она уже снова улыбалась – легко, рассеянно.

– Ну всё, беги, а то опоздаешь. Джон не любит ждать, – подмигнула она и отпустила мою руку.

Миранда, её внучка, уже ждала нас около подъезда. Я поспешила к остановке, чувствуя странный холод под кожей там, где она меня держала.

Автобус уже отъезжал без меня.

Глава 2. Мира

Такси остановилось слишком резко, и меня качнуло вперёд, будто город в последний момент решил проверить, держусь ли я ещё на ногах.

– Приехали, – буркнул водитель.

Выскользнув на тротуар, я на секунду задержалась, глядя на знание напротив.

Офис выглядел именно так, как и должен выглядеть офис компании, которая любит называть себя «динамичной и прогрессивной»: стекло, бетон, острые линии, отражения чужих жизней в фасаде. Всё холодное, вылизанное, без намёка на душу. Большие буквы с названием компании висели над входом, будто напоминая: здесь ты – часть системы, а не человек.

Я работала здесь уже третий год благодаря отцу моей лучшей подруги. Ассистент проекта. Красивое название для человека, который держит на себе чужие дедлайны, чужие нервы и чужие амбиции. Таблицы, созвоны, документы, письма, бесконечные «Мира, срочно», «Мира, ты где», «Мира, это надо было вчера».

Я втянула воздух и шагнула внутрь.

В холле было светло и слишком просторно. Кондиционер гудел, как уставший зверь. Пол блестел так, что в нём отражались мои ноги – быстрые, немного суетливые.

Лифт ехал мучительно медленно. Я нервно постукивала пальцами по ремешку сумки и снова ощущала странный холод под кожей на запястье. Там, где меня держала миссис Прескотт. Я потёрла это место, будто пытаясь стереть ощущение, и мысленно велела себе не выдумывать.

На нашем этаже меня встретил привычный шум: голоса, шаги, звонки, клавиатуры. Всё жило своей деловой жизнью, не замечая меня – до тех пор, пока я не врезалась в неё сама.

– Ой! Прости! – вырвалось у меня раньше, чем я поняла, что произошло.

Папки вылетели из рук мужчины напротив и с глухим шлепком рассыпались по полу. Бумаги разъехались, как белые птицы с переломанными крыльями.

– Всё нормально, – быстро сказал он, присаживаясь. – Я сам виноват.

– Нет-нет, это я, я задумалась, – я тут же опустилась рядом, собирая листы, чувствуя, как внутри всё сжимается от неловкости.

Я знала, что опаздываю. Знала, что начальник уже, скорее всего, ходит по кабинету, как взбешённый хищник. И всё равно не могла просто встать и уйти.

– Это отчёт по клиенту? – спросила я, складывая бумаги ровной стопкой.

– Да… Спасибо. Я – Том, из аналитики.

– Мира. Ассистент проекта, – автоматически ответила я и улыбнулась.

Он тоже улыбнулся – устало, но искренне. Мы поднялись почти одновременно.

– Спасибо, правда, – сказал он.

Я пожала плечами, будто это ничего не значило, хотя внутри было странное тёплое чувство – маленькое, но настоящее.

Через минуту я уже стояла у двери кабинета начальника.

Я постучала и не дожидаясь ответа вошла.

– Ну наконец-то, – его голос был натянут, как струна. – Я уж думал, ты решила сегодня не приходить вовсе.

Он сидел за своим массивным столом, идеально выпрямленный, в дорогом пиджаке, который сидел на нём так же холодно, как и он сам. Его взгляд скользнул по мне, задержался на секунду – неприятно.

– Простите, я задержалась, – сказала я ровно, хотя внутри всё сжалось. – Были обстоятельства.

– У всех есть обстоятельства, Мира, – он резко откинулся на спинку кресла. – Но не у всех есть привычка опаздывать. Ты понимаешь, что подводишь команду?

Я молчала. Потому что любое слово сейчас было бы использовано против меня.

– Ты здесь не для того, чтобы спасать мир, – продолжил он. – Ты здесь, чтобы работать. И если ты не справляешься…

Он не договорил, но этого и не требовалось. Угроза повисла в воздухе, плотная и липкая.

– Больше не повторится, – сказала я тихо.

– Надеюсь, – отрезал он. – Иди. И принеси мне материалы по встрече. Живо.

Я вышла, чувствуя, как внутри поднимается знакомое ощущение – смесь злости, бессилия и желания просто исчезнуть. Моё рабочее место встретило меня мерцанием монитора и аккуратным беспорядком: стикеры с напоминаниями, чашка с давно остывшим кофе, фотографии Ками, прикреплённые к пробковой доске.

Я села, включилась в работу, отвечала на письма, сортировала документы, делала вид, что всё нормально. Что это просто день. Один из многих.

Когда часы на экране показали обед, я только тогда поняла, как сильно устала. Плечи ныли, голова была тяжёлой, а внутри – пусто.

Я откинулась на спинку стула и закрыла глаза всего на секунду.

Почему-то снова вспомнились слова миссис Прескотт. Береги себя. Мир не такой, каким кажется.

Я выдохнула и поднялась. Обед. Всего лишь обед. В этом дне и правда больше ничего странного быть не должно.

Я вышла из офиса почти бегом, как будто здание могло передумать и снова затащить меня внутрь. Воздух на улице пах кофе, горячим металлом и чем-то сладким. Желудок тут же напомнил о себе.

Мне срочно нужен был кофе. И булочка. Моя булочка с фисташковым кремом.

Кофейня пряталась за углом, словно знала, что таким, как я, нужно укрытие. Маленькая, тёплая, с запотевшими окнами и вывеской, которая мигала через раз. Внутри всегда было полумрачно и уютно – деревянные столы, живые растения, старые постеры на стенах и запах, от которого становилось чуть легче дышать.

– Мира! – раздалось ещё до того, как я подошла к стойке.

Люк уже улыбался мне из-за кофемашины. Как всегда – слишком искренне для обычного баристы. Тёмные волосы собраны кое-как, рукава закатаны, на щеке – след от муки или какао. Он выглядел так, будто кофе был не работой, а продолжением его характера.

– Спасай, – вздохнула я, опираясь локтями о стойку. – День пытается меня убить.

– Тогда двойной эспрессо и фисташковая? – спросил он, даже не заглядывая в меню.

– Ты читаешь мои мысли, – я слабо улыбнулась.

– Это мой тайный талант, – он подмигнул. – Хочешь корицу сверху? Сегодня она особенно… терапевтическая.

– Хочу всё, что помогает не уволиться, – честно сказала я.

Он рассмеялся – мягко, негромко, будто для меня одной.

Пока он готовил заказ, я наблюдала за его движениями. Спокойными, уверенными. В этом было что-то… устойчивое. Люк всегда казался человеком, у которого всё на своих местах. Даже если мир вокруг трещит.

– Ты выглядишь уставшей, – сказал он, ставя передо мной чашку. – Ты опять всем помогала, кроме себя?

– У меня талант, – пожала я плечами. – Саморазрушительный.

– Тогда булочка за счёт заведения, – он положил на тарелку вторую. – Для баланса вселенной.

– Люк, ты разоришься.

– Ради тебя – не страшно.

Я этого, конечно, не заметила. Просто подумала, что он очень добрый. Как всегда.

Я взяла заказ и устроилась за маленьким столиком у окна. Первый глоток кофе был как объятие – горький, горячий, настоящий. Фисташковый крем таял во рту, и мир вдруг перестал быть таким острым.

Телефон завибрировал.

Мелани.

Я улыбнулась ещё до того, как приняла вызов. Мел была в моей жизни столько, сколько я себя помнила. Мы росли рядом, взрослели вместе и знали друг о друге больше, чем кто-либо ещё.

– Привет, веснушка! Только не говори, что ты опять на работе и страдаешь, – её голос был звонким, живым, будто она всегда говорила на полтона громче мира.

– Я в кофейне. Это считается счастьем? – спросила я.

– Временно. Но ненадолго, если ты одна, – фыркнула она. – Слушай! У меня было офигенное свидание.

– Уже интересно, – я откусила булочку.

– Я брала интервью у одного футболиста. Высокий, загорелый, пресс – как у греческого бога, – она сделала паузу. – И внезапно умный. Это вообще законно?

– Мелани, ты неисправима.

– Зато счастлива. И, кстати, – её голос стал нарочито серьёзным, – ты в курсе, что завтра у тебя день рождения?

Я вздохнула.

– В курсе. Но у меня Ками, работа, жизнь…

– Стоп, – перебила она. – Тебе двадцать четыре, Мира. Не сорок восемь. Ты не можешь провести этот день, утонув в чувстве долга.

– Я не могу оставить сестру одну.

– Ты не оставляешь её одну. Ты оставляешь её с пиццей и сериалом, – парировала она. – А себя – с бокалом и музыкой.

Я закусила губу.

– Я не уверена…

– Ты всегда не уверена, – мягче сказала Мелани. – Ты всё время сильная. Всё время правильная. Иногда можно просто быть.

Я молчала, глядя, как по стеклу ползёт солнечное пятно.

– Бар. Завтра вечером, – добила она. – Я уже выбрала платье. Тебе просто нужно согласиться.

– Хорошо, – выдохнула я. – Но ненадолго.

– Она сказала «да»! – закричала Мелани. – Всё, целую. Иди работай, герой.

Звонок оборвался, а я ещё пару секунд смотрела на экран.

Я не знала, почему внутри было немного страшно. И немного… волнительно.

Я допила кофе, помахала Люку на прощание – он улыбнулся в ответ чуть дольше, чем обычно – и вернулась в офис. Остаток дня прошёл вязко и тихо. Работа, цифры, письма. Я справилась. Как всегда.

Вечером мы с Ками ели пиццу, смеялись над какой-то глупой комедией, и я рассказала ей про миссис Прескотт и «свидание». Ками хохотала так заразительно, что на секунду всё стало по-настоящему легко.

Я легла спать, думая, что завтра будет просто ещё одним днём.

Днём рождения.

Я ещё не знала, как сильно ошибалась.

Глава 3. Мира

Новый день, день моего двадцать четвёртого дня рождения – и я в офисе.

Ками уже давно была в школе – сегодня матч, к которому она готовилась несколько недель.

На экране телефона было от нее сообщение:

Фото: Ками на фоне трибун с грустной мордашкой.

Подпись: Я заняла место “для воображаемых болельщиков”.

Я обещала прийти, сидеть на трибуне и махать ей издалека, но обещания, как обычно, проиграли счетам, дедлайнам и необходимости просто держаться на плаву. Мне нужно было работать. Чтобы обеспечить нас. Чтобы всё продолжало хоть как‑то существовать.

В офис я пришла вовремя. Даже раньше обычного.

Кофе был ещё слишком горячим, монитор – слишком ярким, а внутри жило странное, тихое предвкушение вечера. Бар. Мелани. Хоть небольшой, но побег.

Я почти поверила, что день пройдёт спокойно.

Ошиблась.

– Мира, – голос босса разрезал воздух, как нож по стеклу.

Я подняла голову. Он стоял у моего стола, облокотившись на перегородку, и улыбался той самой улыбкой – липкой, показной, рассчитанной на зрителей. Коллеги тут же сделали вид, что очень заняты, но я чувствовала на себе их внимание.

– Давайте все на минутку отвлечёмся, – громко сказал он. – Хочу кое-что прояснить.

Я напряглась.

– Этот отчёт, – он поднял распечатку, – в целом… сносный.

Пауза.

– Для твоего уровня.

Несколько человек неловко хмыкнули.

– Я, конечно, всё поправил, – продолжил он, не глядя на меня. – Структура была слабая, формулировки – детские. Но как черновик… пойдёт.

Я сжала пальцы под столом. Это был мой отчёт. Тот самый, который он вчера вечером без комментариев отправил клиенту.

– В следующий раз, – добавил он уже тише, наклоняясь ближе, – старайся не путать старание с профессионализмом. Это разные вещи.

Я почувствовала, как кровь приливает к щекам, но я собралась с силами, чтобы не показывать раздражение. Коллеги перешёптывались, кто-то усмехался. Его взгляд был острый, как скальпель – точно подмечал каждую мою неловкость, каждое движение.

Он выпрямился и бросил через плечо:

– Можете работать дальше.

Он ушёл, оставив после себя тишину и ощущение, будто меня только что аккуратно, при всех, уменьшили до размеров ошибки на полях.

Я медленно выдохнула и уставилась в экран и мысленно считала секунды до обеда, до того момента, когда можно будет вырваться хоть на час, чтобы почувствовать свободу. А вечером будет бар, напомнила я себе. Сегодня можно дожить до вечера.

Перед тем как окунуться в работу, я написала Ками сообщение:

Сегодня пойду с Мел вечером в бар, но обещаю, на выходных сходим вместе в кино, ладно?

Через пару минут пришёл ответ, и моё сердце слегка согрелось:

Ладно, сестрёнка. Оторвись там и только не забудь обо мне!

Эта короткая переписка была как маленький островок тепла среди серых офисных стен. И тут на экране телефона появилось новое уведомление. Мелани.

Жду тебя у себя в 19:00! Готовься, будет весело 😉

Я улыбнулась, почти забыв о сегодняшнем кошмаре в офисе. В голове уже рисовался вечер: смех, музыка, огни города и Мелани, с её искристой улыбкой и рыжими, как-будто смешали корицу и мед, локонами. Даже серые стены офиса казались чуть менее давящими.

К семи вечера я стояла у ворот дома Мелани и ловила себя на мысли, что здесь всегда дышится иначе. Спокойнее. Будто воздух не давит на грудь, а обволакивает. Большой светлый дом утопал в мягком свете – окна горели, как маяки, за которыми всегда ждут. Аккуратный сад, дорожка, запах свежей земли и чего-то цветочного – Лора Ривз обожала свои клумбы и следила за ними с почти материнской строгостью.

Я нажала на звонок, и дверь распахнулась почти сразу.

– Веснушка! – Мелани буквально влетела в меня, обняв так крепко, что я рассмеялась и чуть не уронила сумку.

Она была, как всегда, вся из движения и света. Рыжие слегка вьющиеся волосы спадали на плечи, голубые глаза искрились так, будто в них отражался не просто свет люстры, а весь мир сразу. Она пахла чем-то тёплым и сладким – ванилью и цитрусом.

– С днём рождения, – сказала она уже тише и чмокнула меня в щёку. – Проходи, у нас тут девичник века намечается.

В гостиной было уютно до боли: мягкий диван, приглушённый свет, дизайнерская мебель, в которой чувствовалась не показная роскошь, а уверенность. Из кухни доносился голос Лоры – спокойный, тёплый, как плед. Филипп, её отец, мелькнул где-то на лестнице, улыбнулся и кивнул мне. Он всегда смотрел на меня так, будто немного переживал – и, возможно, чувствовал вину за то, что именно он когда-то помог мне попасть в этот офис.

– Папа опять спрашивал, как у тебя дела на работе, – шепнула Мелани, утаскивая меня в свою комнату. – Я сказала, что ты герой.

Я хмыкнула.

– Герой, который выживает на кофеине и терпении.

Её комната была как она сама: светлая, живая, с разбросанными подушками, стопками журналов, свечами и платьями на спинке стула. На кровати уже лежали варианты нарядов, будто я пришла не в гости, а на секретную операцию.

– Так, – Мелани упёрла руки в бока. – Сегодня ты забываешь, что ты взрослая, ответственная и всё тащишь на себе. Сегодня ты – двадцать четыре, бар и красивые огни.

– Мне завтра рано… – начала я по привычке.

– Стоп, – она подняла палец. – Даже не начинай.

Мы смеялись, примеряли платья, обсуждали, кто что наденет, и она, конечно, не удержалась:

– Я тебе рассказывала, какой у него был пресс?

– У футболиста? – уточнила я, закатывая глаза.

– У произведения искусства, – фыркнула она. – Я вообще-то брала у него интервью. Почти.

Я слушала вполуха, ловя себя на том, как давно не чувствовала себя вот так – лёгкой. Не старшей сестрой. Не сотрудницей. Просто собой.

И тут Мелани вдруг замолчала, полезла в ящик комода и достала небольшой конверт.

– Это тебе.

– Мел… – я сразу напряглась. – Мы же договаривались…

– Молчи, – перебила она и сунула конверт мне в руки.

Внутри были билеты.

Выставка. Современное искусство. Та самая галерея, о которой я когда-то говорила взахлёб.

Что-то внутри болезненно щёлкнуло.

– Я подумала… – мягче сказала она. – Тебе нужно это. Не как «надо», а как «хочу».

Я смотрела на билеты, и на секунду мне показалось, что я снова та девочка с краской на пальцах, с головой, полной идей. И вместе с этим накрыла вина – за то, что когда-то выбрала выживание вместо мечты.

– Спасибо, – выдохнула я, чувствуя, как ком подступает к горлу.

– Эй, – Мел обняла меня. – Сегодня без драмы. Сегодня праздник.

Подруга вытащила из шкафа платье и молча протянула мне.

Я посмотрела – и сразу поняла: спорить бесполезно.

– Нет, – автоматически сказала я.

– Да, – так же спокойно ответила она.

Платье было чёрным, простым на первый взгляд, но с открытой спиной и тонкими бретелями, которые будто нарочно намекали, что сегодня я не обязана быть удобной. Ткань мягко струилась, обещая повторять каждое движение.

– Я в этом не выйду, – пробормотала я, прижимая его к груди.

– Веснушка, – Мел прищурилась. – Сегодня ты не старшая сестра, не сотрудница и не человек, который всё тащит. Сегодня ты красивая. Смирись.

Я всё-таки надела платье.

И замерла.

В зеркале на меня смотрела не та Мира, к которой я привыкла. Спина была открыта, плечи – уязвимо обнажены, талия подчёркнута, а ноги казались длиннее, чем я помнила. Я вдруг осознала, что давно не видела себя вот такой – живой, молодой, притягательной.

– Вот, – удовлетворённо сказала Мелани. – А теперь сядь.

Она взялась за кисти. Макияж был не тяжёлым – чуть больше сияния на скулах, подчёркнутые веснушки, мягкий акцент на глаза.

– Мы их не прячем, – сказала она, улыбаясь. – Это твой фирменный знак.

Когда она закончила, я снова посмотрела в зеркало.

Глаза казались ярче, губы – мягче, а выражение лица… смелее.

Мелани тем временем натянула своё платье – тёплого изумрудного оттенка, обтягивающее, с разрезом на бедре. Рыжие локоны она оставила распущенными, и они падали волнами до самой талии, будто сами знали, как сегодня нужно выглядеть.

– Ну что, – сказала она, подхватывая сумку. – Две опасные женщины готовы?

Я рассмеялась, чувствуя, как внутри поднимается давно забытое ощущение – предвкушение. Не тревожное. А лёгкое. Тёплое. Почти радостное.

Мы вышли из дома, и вечерний воздух коснулся кожи, проникая под куртку и холодя открытую спину. Город встречал нас огнями, шумом, обещанием чего-то большего, чем просто коктейли и музыка.

Я ещё не знала, что этот образ – это не просто наряд.

Это была точка невозврата.

Через пятнадцать минут мы уже ехали в такси. За окном город медленно зажигался – фонари , витрины, неоновые вывески. Я смотрела на отражение своего лица в стекле и думала о Ками, о чувстве вины, которое всегда где-то рядом, и о том, что, может быть, один вечер для себя – это не преступление.